Однажды в... СССР Книга 2 Глава 15

— Вот так-то Мишаня! Ещё пару недель и дембель! — Стёпа Давыдов мечтательно закатил глаза, лёжа на койке прямо в сапогах. Мишка сидел напротив и честно завидовал Стёпе:                «У дедов и так не жизнь, а малина: ни тебе в караулы на восемь часов — максимум на четыре; ни на построения; ни на политзанятия — а тут ещё и через полмесяца домой…» — думал он.                А Степан продолжал:                — Эх! Свобода! Дембелю на гражданке аж целых два два месяца положено отгулять, вот я и отгуляю. По полной натешусь! У нас знаешь, какие девахи? — Он посмотрел на Мишку, но тот лишь пожал плечами — откуда ему знать…                — У нас, Мишаня, самые лучшие девчата по всей Волге-матушке! На любой вкус! Сечёшь? А знаешь что? Ты как дембельнёшься, давай к нам! И блондинчика своего Яна с собой прихвати. Я вас с такими кралями познакомлю!..                Но Мишка мысленно уже улетел в Кремень. Он представил, как в парадном мундире с блестящими значками заходит к себе домой. Как к нему на шею бросается сестрёнка, а за ней мама. И это будет самая лучшая встреча! Он обязательно удивит их подарками — как же без них. Сестрёнке — джинсы. А маме… что же купить маме?                Из этих мечтаний его вырвал голос Степана:                — Слышь, я сегодня в последний раз в караул пойду. И мы с тобой снова на соседних постах будем, я устроил.                Мишка удивлённо посмотрел на него:                — В смысле? Зачем устроил?                — Так я с Танюхой своей прощаться буду, долго... — на лице Давыдова расплылась довольная улыбка. — А ты там подмогнёшь чуток, за постом моим  приглянешь?  Сегодня ж офицеры в караулке, нагрянуть могут. А мне перед гражданкой на губу никак неохота. Да, кстати, а твоя-то не придёт?                — Нет, она в городе эту неделю. В больнице. Отравилась чем-то… — расстроенно ответил Мишка.                — Ну ничего. Поправится. Какие ваши годы, — успокоил Степан— Так что, договорнулись?                И разве мог на это Мишка сказать «нет»?  Не тех он был кровей, чтоб корешу отказать.                А лучше б отказал…               
Так Степан Давыдов и Мишка вновь оказались ночью на соседних постах в карауле, охраняя склады с тяжёлым вооружением и артиллерийскими снарядами. Это был самый ответственный караул, но Стёпе, уже видевшему себя на гражданке, было наплевать.                Мишка, не спеша, шагал по тропе наряда, осматривая контрольно-следовую полосу, освещённую светоточками, и тёмный лес за колючей проволокой. Неторопливо обходя территорию своего поста, он задумался:                «Как там Оксанка? И что такого съесть могла, чтоб отравиться. Там же в деревне у них все продукты свои, свежак. Может по приезду в часть в самоволку слетать, навестить её в больнице? Вот обрадуется…» — Думал Мишка и вдруг вспомнил, что обещал Степану приглядеть и за его постом, хотя прошло уже часа полтора. Мишка заторопился, проклиная свою забывчивость.                Чтобы достичь Степана пост, он должен был завернуть за угол двухэтажного здания склада.                Но как бы он уже не спешил, а опоздал...                Как видно, не в меру болтливая Танька похвасталась кому-то о своём свидании. А этот кто-то — ещё кому-то...                И кто из этой цепочки имел свою идею, как поступить, когда солдата на посту не будет, один Бог знает…                Лишь только Мишка завернул за угол, он остолбенел: оранжевое пламя вгрызалось в дверь склада, за которой неисчислимые ряды снарядов. Тут думать было некогда.                Оставив автомат, Мишка рванулся к двери. Стащив с себя гимнастерку и повозив её по мокрой траве, он кинулся сбивать огонь, крича во всю глотку и надеясь, что Степан услышит.                А когда гимнастерка высохла и сгорела, Мишка скинул штаны, упал сам в мокрую траву, их намочил побольше и снова с остервенением, присущим самураю, он бросился тушить пожар. Он будто улетел из своего сознания, не замечая, как дым неспешно проникает в лёгкие, как вспыхивают волосы на обожжённых руках.                — Лишь только бы не перекинулся огонь на склад… лишь только не взорвались бы снаряды!... — Долбило в голове литаврами по барабану, а сердце рвалось из груди. — Ну, гасни! Гасни! Гасни! — с каждым яростным ударом мокрых брюк по огненной двери заклинал Мишка.                Выскочивший из сушилки Давыдов застал его уже лежавшего у той двери, с обгоревшими руками и надышавшегося дымом — без сознания. Он быстро загасил остатки пожара и вызвал наряд из караулки.                Когда в больнице Мишку привели в сознание, то первое, что он увидел — это обалдевшее лицо пожилого доктора и услышал первые его слова:                — Ну ты и счастливчик, боец! Мы уже и не надеялись… Поразительная живучесть! Поздравляю со вторым рождением на свет!                Поджог артиллерийского склада — событие нерядовое. Событие общевойскового масштаба, и скрыть его командованию Мишкиного полка, конечно же, не получилось.                Во-первых, потому как снаряды те числились за артполком, которому заботы охранявших склад подразделений были по барабану. Ведь если бы снаряды те взорвались, то от посёлка, расположенного рядом, осталось бы мокрое, вернее — горелое место, погибли б тысячи людей.                А тут ещё комиссия аж из самой столицы. Командира полка свалили с должности и шуронули аж на Дальний Восток.                Степана Давыдова, проворонившего на своём посту террориста-диверсанта, арестовали и увезли в дивизию к военному следователю. В лучшем случае — пару лет дисбата. А в худшем…                А Михаил Григорьевич Сайтоев не просто поощрение словил.                Представлен был герой наш к самой настоящей государственной награде — медали «За отличие в воинской службе». И когда через три недели Мишка вышел из больницы, ему на грудь парадного мундира в присутствии всего полка медаль пришпилил не кто-нибудь,  а сам генерал — командир дивизии.                И тут, конечно, невозможно не сказать о том, что друг его — Ян Резник — был во сто крат более горд и рад, чем сам герой.                — Подумаешь, нюхнул дымку… — смеялся Мишка, «обмывая» красивую блестящую медальку, — так смотришь, я до дембеля и орден схлопочу!               
               
                Продолжение в Главе 16