Евнухи власти
• беспрекословно слушаться свою мать-королеву;
• участвовать во всех дворцовых тусовках, интригах, скандалах;
• не любить свою жену, изменяя ей с Камиллой;
• присутствовать на официальных встречах с помятым лицом бабуина после, разумеется, бурных попоек и оргий;
• формально участвовать во всех военных компаниях на Ближнем Востоке, Африке и юго-восточной Европы, напялив на себя военный мундир для проформы, а также получить за это всё наградные планки, чтобы они красовались у него на груди;
• также как и королева-мать заниматься благотворительностью.
— Джахангир Абдуллаев.
Евнух власти — это не тот, у кого отняли силу. Это тот, у кого её никогда не было, но кому дали право носить её знаки. Власть в его руках — как нож в футляре: блестит, но не режет. Он ходит рядом с троном, но не сидит на нём; говорит от имени государства, но не от себя; принимает почести за решения, которые принимали другие.
Он обучен главному искусству — выживать при любой конфигурации силы. Он чуток к интонациям, внимателен к жестам, умеет угадывать настроение хозяина раньше, чем тот сам его осознает. Его мужество — в лояльности, его добродетель — в послушании, его стратегия — в отсутствии стратегии.
Евнух власти всегда страшится одного: собственного поступка. Любой подлинный выбор грозит изгнанием, а иногда — пустотой, потому что за фасадом роли часто нет личности. Поэтому он предпочитает ритуалы: формы, заседания, мундиры, ордена, благотворительные фонды, военные планки, речи о долге. Всё это — замена деяния жестом.
Его частная жизнь почти всегда разложена. Не потому, что он порочен, а потому что безответственность — следствие отсутствия личной воли. Кто не отвечает за решения, тот не отвечает и за любовь. Кто не рискует публично, тот деградирует интимно. В этом смысле евнух власти — трагическая фигура: он всё время рядом с историей, но никогда внутри неё.
Самое опасное — не в нём самом. Самое опасное — в том, что общество начинает считать евнухов власти нормой. Когда мужество подменяется адаптацией, достоинство — лояльностью, а добродетель — протоколом, тогда элиты перестают быть элитами, а становятся обслуживающим персоналом трона, капитала или идеологии.
Евнухи власти любят говорить о стабильности. Это правда. Они её обожают, потому что стабильность — это мир, в котором никто не спрашивает: “кто ты?”, а достаточно вопроса: “на чьей ты стороне?”. В таком мире не нужны герои, мыслители и государственные мужи. В таком мире нужны только надёжные фигуры без внутреннего центра.
История, впрочем, всегда безжалостна. Она терпит евнухов долго, но в решающий момент ищет не самых верных, а самых цельных. И тогда те, кто всю жизнь носил власть как костюм, обнаруживают, что она не приросла к телу. Костюм снимают. Человека под ним не находят.
И в этом — последний парадокс евнухов власти:
они всю жизнь охраняют трон,
но никогда не понимают,
почему он падает.
***
1. Подтекст
«Беспрекословно слушаться свою мать-королеву»
Подтекст: власть часто передаётся не напрямую, а через фигуры;кукловодов, которые формально не управляют всем, но реально контролируют. Это критика патриархально;монархической системы, где мужчина;принц — марионетка, а «королева;мать» — настоящая сила.
«Участвовать во всех дворцовых тусовках, интригах, скандалах»
Подтекст: общественная жизнь правителя — это спектакль. Принц не имеет личной свободы, он вынужден играть по правилам двора, иначе теряет статус. Это сарказм на этикет и ритуалы дворянства, которые часто важнее сути.
«Не любить жену, изменяя ей с Камиллой»
Подтекст: брак — формальность, альтернатива личной морали. Любовь подчинена публичному образу и дворцовым нормам. Есть скрытая критика лицемерия королевских браков.
«Присутствовать на официальных встречах с помятым лицом бабуина после оргий»
Подтекст: внешний фасад важнее внутреннего состояния. Люди видят только «образ принца», а внутренние слабости и развраты остаются скрытыми. История дворцов и европейских монархий полна таких примеров.
«Формально участвовать во всех военных компаниях»
Подтекст: символическая власть. Настоящего участия нет, есть только показная служба, награды как декорации для аудитории. Сатира на имперские войны и традиции военной доблести, где титул и награды ценились больше, чем реальная смелость.
«Заниматься благотворительностью как королева;мать»
Подтекст: социальная маска добродетели. Благотворительность — не этическое решение, а формальная обязанность, средство поддержания «морального лица» и общественного имиджа.
2. Исторический контекст
Европейские монархии 18–20 вв.
В этом периоде «принцы» часто становились фигурами исключительно для церемоний. Реальная власть — у королев или премьер;министров, а молодые наследники должны были демонстрировать «идеальные качества»: воинственность, дипломатичность, публичную щедрость.
Скандалы и интриги двора
История знала множество примеров: Лондонский, французский, российский двор. Измена, азартные игры, интриги — не просто личная слабость, а часть политической игры и поддержания статуса.
Формальная военная служба
Принцы почти всех европейских стран принимали участие в войнах в основном «для вида», чтобы показать приверженность стране, но командовали редко и редко рисковали жизнью. Например, военные кампании Наполеоновской Европы, колониальные войны 19 века, где наследники носили мундиры и получали медали.
Образ «благотворителя»
Традиция дворцов требовала участвовать в благотворительных мероприятиях, открывать фонды, делать публичные пожертвования. Это была часть формирования идеального публичного образа — добродетель как театральная маска.
***
Кто такие «евнухи власти» в российском контексте?
Евнух власти — это не должность и не человек, а роль. В российском государственном механизме она хорошо различима по совокупности признаков.
1. Администраторы без авторства
Это высокопоставленные чиновники, которые:
— не формируют стратегию;
— не несут персональной ответственности за решения;
— публично выступают только в формате «доложено — выполнено».
Они не принимают решений — они обслуживают уже принятые. Их политическая ценность ровно равна их лояльности и исполнительности.
2. Символические фигуры
Люди с титулами, регалиями, постами, которые:
— регулярно присутствуют на совещаниях;
— делают заявления общего характера;
— подписывают документы, не являясь их авторами.
Это власть как декорация: внешний вес есть, внутренней силы — нет.
3. Публичные «ястребы» без собственной воли
Часть политиков говорит жёстко, громко и агрессивно, но:
— их риторика полностью производна;
— они не задают направление, а лишь усиливают тон;
— при смене линии мгновенно меняют убеждения.
Это риторические евнухи: голос есть, субъектности нет.
4. Технократы без политики
Управленцы, выросшие из бухгалтеров, аудиторов, менеджеров процессов:
— прекрасно считают, оптимизируют, докладывают;
— не имеют мировоззрения;
— боятся любого шага за инструкцию.
Их сильная сторона — порядок. Их слабость — отсутствие мужества для решения, выходящего за рамки регламента.
5. «Дворцовые люди»
Те, кто:
— живёт в политическом закулисье;
— специализируется на согласованиях, балансах, кулуарных интригах;
— никогда не выходит на прямую публичную ответственность.
Исторически это и есть классические евнухи, независимо от культуры и эпохи.
Что принципиально важно
«Евнухи власти» в России не являются отклонением. Напротив —
они естественный продукт системы сверхцентрализации, где:
— инициатива опасна;
— личная воля — риск;
— идеальный чиновник — предсказуем, заменяем и бесконфликтен.
В такой системе субъектность — угроза, а евнух — гарант стабильности.
Итог (ключевая мысль)
В российском правительстве евнухами власти являются не «плохие люди»,
а все, чья сила ограничена формой, а не содержанием.
***
Совещание евнухов
Совещание началось вовремя. Это было единственное, что здесь начиналось вовремя.
Люди входили тихо, садились аккуратно, раскладывали папки строго по линейке — как будто порядок на столе мог заменить порядок в голове. Лица у всех были сосредоточенные, почти мужественные, но взгляд — настороженный, скользящий, привыкший угадывать, а не решать.
— Коллеги, — произнёс председатель, — повестка у вас есть.
Он сказал это с интонацией человека, который знает: повестка спущена сверху, но делает вид, что её придумали здесь.
Все закивали. Кивки были разные: глубокие, осторожные, почти незаметные. Кивки говорили больше слов — каждый из них выражал лояльность, а не согласие.
Первый выступающий говорил долго и правильно. Его речь была наполнена словами «реализация», «синхронизация», «устойчивость», «вызовы». Он не сказал ни одной мысли, но все предложения были безупречны. На него смотрели с одобрением: так говорят те, кто никогда не ошибается, потому что ничего не утверждает.
— Поддерживаем, — сказал второй. — Важно сохранить баланс.
Баланс чего — не уточнялось. Баланс был универсальным словом, заменяющим мужество.
Третий осторожно поднял руку. В комнате возникло напряжение.
— Я бы хотел уточнить… — начал он и тут же замялся, глядя не в зал, а куда-то выше, будто ожидал разрешения быть смелым. — В рамках уже обозначенного направления…
Направление, разумеется, уже было обозначено не им.
В дальнем углу сидел человек с самыми чистыми манжетами. Он молчал. Такие всегда молчали дольше всех. Он умел ждать. Его карьеру сделал не голос, а пауза.
— Коллеги, — снова сказал председатель, — предлагаю двигаться в согласованной логике.
Все вздохнули с облегчением. Согласованная логика означала: думать не нужно.
Решение было принято единогласно, хотя его никто не сформулировал. Под протокол. Под камеру. Под историю — но не для неё.
Когда совещание закончилось, никто не чувствовал ни победы, ни поражения. Только привычную усталость — как после смены караула у пустого трона.
И лишь один молодой помощник, собирая забытые папки, подумал вдруг:
а если бы завтра нужно было решить что-то по-настоящему?
Мысль была опасной. Он быстро от неё отказался.
Так система жила дальше:
не боясь врагов,
не мечтая о будущем,
и особенно —
не вынося тех,
кто мог бы принимать решения.
Свидетельство о публикации №225112800001