Еще один солнечный день

История, основанная на реальных событиях. Основой для рассказа послужила статья в фейсбуке.

Майкл смеялся. Друзья закапывали его по плечи в тёплый флоридский песок, солнце жарило макушку, волны накатывали шумной пеной, кто-то крикнул:
— Эй, Майк, давай глубже! Сейчас только голову оставим!

Он хохотал, будто это был самый беззаботный момент жизни.
Июнь. Пляж. Церковная молодёжная группа. Фотография на память — Майкл в песке, друзья вокруг, счастье на лице.

И никто, ни один человек на этой фотографии не мог представить, что через две недели этот же парень будет смотреть на свои ноги, видя, как под кожей что-то движется. Красные извилистые линии — будто кто-то рисует по телу изнутри.

Первые дни дома были обычными. Немного усталости — ну так поездка была насыщенной.
Пара красных точек на ноге — комары. Флорида же.

Келли, его мать, сама стоматолог, женщина, привыкшая к боли, к крови, к тяжёлой работе, посмотрела мельком и сказала:

— Комары, Майк. Не трогай. Пройдёт.

Но прошло не это.

Через три дня красные точки превратились в тонкие линии. Они извивались, будто кто-то рисовал маркером на коже, но рука дрожала.

— Мам, оно чешется… очень сильно.

— Не три. Смажем кремом. Это аллергия.

Но крем не помог.

На шестой день линии расползались уже по всему телу — с икр на бёдра, с ног на ягодицы. Зуд стал таким, что Майкл не спал ночами. Он расчёсывал до крови. Обувь надеть было невозможно — ступни распухли, кожа стала горячей на ощупь.
Келли потеряла привычное врачебное спокойствие.

— Мы идём к врачу. Сейчас.

Первый врач сказал: аллергия.
Выписал антигистаминные.

Не помогло.

Второй врач, пожилой мужчина с усталым взглядом, осматривал ноги долго, молча, слишком молча.

— Где вы были последние две недели? — наконец спросил он.

— Во Флориде. Помпано-Бич.
— На пляже?
— Ну да… меня там друзья закопали. Для прикола.

Врач закрыл карту и глубоко вздохнул.

— У вашего сына под кожей паразиты. Анкилостомы.

Келли моргнула, словно не расслышала.

— Паразиты? Это же Флорида, не джунгли!

— Поверьте, я знаю, что говорю. Это редкость, но бывает. Вы не первые.

Майкл побледнел.

— Они… двигаются? Во мне?

Врач не хотел пугать, но врать — ещё хуже.

— Да. Они блуждают под кожей. Это называется cutaneous larva migrans — кожная мигрирующая личинка. Но это лечится.

Майкл отвёл глаза. Он не хотел, чтобы мать видела страх.

Пока Майкл боролся с болью, Келли узнавала правду.

Личинки анкилостом — микроскопические — живут в тёплом влажном песке, куда попали яйца из фекалий бездомных собак и кошек.

Они ждут контакта с кожей.
Достаточно минуты. Иногда — секунд.

— Но почему так сильно? Почему линии? — спрашивала Келли у врача.

— Потому что человек — не их цель, — объяснил он. — Для собак и кошек они поднимаются по кровотоку, достигают кишечника. В человеке они застревают. И начинают блуждать. Ищут путь, которого нет. Каждая линия на его теле — маршрут личинки.

Келли почувствовала, как в груди поднимается волна ужаса.
Как будто кто-то медленно вычерчивал карту страданий её сына.

Лечение было тяжёлым.

Таблетки против паразитов.
Препараты от воспаления.
Антибиотики на случай бактериальной инфекции.

Каждый день — горсть лекарств.
Каждый вечер — обработка ран.

Келли аккуратно мазала воспалённые участки, а Майкл, сжав зубы, сидел неподвижно, чтобы не закричать.

Криотерапия оказалась пыткой: жидкий азот оставлял белые волдыри, но зуд всё равно возвращался.

— Мам… когда это закончится?
— Скоро, Майк. Обещаю.
Но она знала: это может длиться недели. А может — месяцы.

Келли не собиралась молчать.

Она загрузила фото. Жуткие, болезненные, настоящие.
Написала пост: что произошло, где, почему.

Через сутки о Майкле говорила вся страна.

Журналисты звонили.
Родители писали.
Люди делились своими историями.

Но за всем этим был один вопрос, который не давал ей покоя: почему никто не предупредил?

Она позвонила в департамент здравоохранения округа Броуард.

— На пляже паразиты. Понимаете? Там подростки! Там туристы! Нужно хотя бы повесить предупреждение. Хоть маленькую табличку!

И услышала в трубке спокойный, равнодушный голос:

— Ну а что вы хотели? Все знают, что на пляже нужно носить обувь.

Келли вскрикнула от возмущения:

— Нет! Не все знают! Мой сын не знал! Я — врач — тоже не знала! Почему никто об этом не говорит?!

— Это распространённая информация.
— Где?! — сорвалась она. — Где эта информация? На заборах? На билбордах? На пляже?

Тишина.

Майкл сидел на кровати, рассматривая свои ноги.
Красные линии переплетались странными узорами — география боли.

— Мам, это… правда пройдёт? — спросил он. — Все эти следы?

Келли опустилась рядом.

— Часть исчезнет. Часть… останется.

— А как я летом… в бассейн…?
— Ты не обязан никому показывать ноги, Майк. И это не делает тебя… хуже.

Но она знала: шрамы останутся. И не только на коже.

Он выздоровел.
Телесно — да. По крайней мере настолько, насколько это возможно.

Следы остались — тёмные пятна, неровности, белые отметины от криотерапии.
Но гораздо глубже остались другие — те, что открываются внезапно, когда он видит песок.

Майкл больше не ходит на пляжи.
Не снимает обувь на побережье.
Не лежит на песке.
Не смотрит на него.

Его тело помнит.

Его память — в линиях, которые когда-то чертили под кожей чужие существа.

Но он жив. Он улыбается. Он идёт дальше.
А Келли всё ещё рассказывает эту историю.

— Чтобы хотя бы один человек узнал это до заражения, а не после, — говорит она.

Потому что иногда знание — единственная защита, которая у нас есть.

Творческий союз Веры и Сусанны Мартиросян