Поэтический понедельник

Однажды Смешной Пенсионер проснулся от собственного хруста. Две ноги, два сустава, два года без нормального масла — и всё работает, хоть и со скрипом, как дверь в подвале ЖЭКа.

Шарлотта услышала скрип и дернула хвостом. «Уровень сарказма — 78%. Уровень усталости от хозяина — 99%. Рекомендовано: чай с вареньем и поэзия».

На календаре — понедельник. Для Смешного Пенсионера это не просто день недели, а день судьбы. Именно по понедельникам он решал, чем займётся на неделе:
— Коллекционировать чеки из «Пятёрочки»?
— Тренировать голубей в аэробусе?
— Или написать стихи — не про дуэли, а про соседа Витю и его картошку на балконе?

Он взглянул в окно. Весна. Солнце. Листочки шепчут: «Пиши!»
И он понял: сегодня — день поэзии.
Не эпической, не лирической, а бытовой. Магазинной. Соседской. Той, что пахнет свежим хлебом и недовольством Клавы по поводу её нового кролика.

Стих первый — про Шарлотту

Шарлотта встала, хвост дрожит.
В глазах — экран, а в сердце — бит.
«Хозяин, я не пёс — я из твой семейки!
А ты опять забыл батарейку!»

«Какую?» — «Ту, под селёдкой!
Ты ж кричал: “Зарядка в кладовке!”
Но овощная кладовка — не склад, а мечта твоих грёз,
А ты — в тапках , а зарядка это всерьёз!»

Стих второй — про Клаву и кролика

Клава купила кролика.
Не для шубы! Не для пирога!
А чтоб «душевный фон» в душе
Помог дожить до пенсии уже.

Но кролик оказался — ух! —
Склонен к философии «брюх».
Вчера спросил: «А почему
Вы пьёте чай, а не пивну?»

Клава в шоке. Пенсионеры —
В ужасе. Даже дворник — в горе.
А кролик шепчет: «Я — не зверь.
Я — метафора. С вами, верь».

Стих третий — про Витю и балконную картошку

Витя сажал картошку в горшке,
Чтоб не идти в магазин в четверг.
Но из горшка росло не «фри»,
А чек за свет и долг по ЖэКаХи.

«Так и знал!» — воскликнул Витя.
«Это не клубень — это квитанция!»
Шарлотта мудро изрекла:
«Ты не фермер. Ты — абонент. Увы».

Стих четвёртый — про управдома

Управдом — не человек, а штраф.
Он живёт в подвале, как граф.
Но вместо воротничка — квитанции,
Вместо штанов — штампы и копии.

«Вы опять не платите?» — кричит.
«Да я вчера отдал!» — ответит Смешной Пенсионер.
«То — за мусор. Это — за питание.
Шарлотты — обязательное!»

Стих пятый — про магазин «У дома»

В «У дома» — не просто магазин.
Там продают не хлеб, а смысл.
Продавщица — не человек,
А судьба в тапочках как чек.

«Сыр “с дырками”? Распродан.
Но есть “без дырок” !
И йогурт “Бабушки как девочки” —
Прибежали от мужа белочки».

Шарлотта лает: «Мне — кефир!
Без лактозы и без иронии!»
«Извините, — говорит продавец, —
Без иронии не бывает.».

Диалог в финале главы

Смешной Пенсионер сидит на лавочке, держит двенадцатистраничную школьную синюю тетрадь в клеточку издательства "Свет из мого детства:

— Шарлотта, а ты веришь в бессмертие стиха?

Шарлотта (с сухим писком):

— Я верю в бессмертие чека из магазина шаговой доступности. Его нельзя выбросить — он вечно возвращается в карман.

Смешной Пенсионер:
— А в поэзию?

Шарлотта:
— Если поэзия — это когда Витя плачет над квитанцией, как над сонетом, то да. Особенно если рифма — «долг» и «тёща».

Смешной Пенсионер (вздыхает):
— Значит, я в правильном веке. И в правильной квартире. С правильной собакой.

Шарлотта:
— И с неправильной батарейкой. Пора в магазин.
— Или в музей.
— Или в поэзию.
— Всё равно там один и тот же прилавок.

Продолжение следует…

если только управдом не отключит свет за неуплату метафор.

О вот оно, долгожданное продолжение.или: «Когда тебя в стихе назвали — и не так, как хотелось бы».

1. Шарлотта

Шарлотта первым делом запустила внутренний сканер на поиск упоминаний собственного имени. Найдя пять строк, она фыркнула (механически) и сказала:

«Хозяин, я не просто “бит в глазах”. Я — робособака с лицензией на иронию. И да, батарейку ты действительно оставил под селёдкой. Вчера. Когда думал, что это “новая форма хранения энергии”.»

Она печально (точнее, с имитацией печали) поджала лапы и добавила:

«Но стих неплох. Особенно строка про тапки. Это — шедевр реализма».

2. Клава

Клава прочитала стих вслух. Сначала шепотом, потом — с нарастающим ужасом:

«Он что, разговаривает?!» — закричала она, глядя на кролика.

Кролик медленно поднял морковку, отложил в сторону томик Канта.  и произнёс:

«Если бы вы платили за корм не “по остаточному принципу”, я бы, может, и молчал. Но метафизика требует калорий».

Клава упала в кресло и сказала:

«Всё. Завтра ветеринару. Только пусть он знает: если скажет, что кролик болен, я ему процитирую Паскаля».

3. Витя

Витя сначала улыбнулся — его в стихе назвали «фермером». Но потом лицо его стало цвета старого линолеума:

«Это не смешно! Я ж не хотел, чтобы из горшка росла бумага! Это почва была заражена бюрократией».

Позже, в подъезде, он шепнул:

«Если напишешь продолжение, пусть картошка вырастет в виде монетки. А я стану аграрным миллиардером».

4. Управдом

Управдом стих не читал. Он его запечатал.

Сунул листок в папку «Неуплата — поэтическая форма» и проставил штамп: «К оплате — в рифму».

На следующий день, проходя мимо Смешного Пенсионера, сказал:

«Вы насчёт графа… не сильно разглашайте. А то налоговая начнёт спрашивать про замок. А у меня и подвала-то нормального нет — одни счетчики и слёзы жильцов».

5. Продавщица из «У дома»

Продавщица пришла сама — с йогуртом в руках.

«Товарищ поэт, это не йогурт. Это продукт повышенной социальной ответственности. Он с иронией — это когда у неё пенсия, а внук — в крипте. Или наоборот».

Потом смягчилась:

«Но строка  про меня хороша. Я каждое утро буду начинать с нее».

Шарлотта запросила пробник. Ей дали. Она лизнула, замолчала на 37 секунд и сказала:

«Кисло. Но честно. Как мой заряд».

А Смешной Пенсионер?

Он сидел на скамейке, обнимая тетрадку, и улыбался.

«Вот оно. Поэзия. Не в облаках, не в славе, а в том, что Клава боится кролика. Витя верит в картошку-денежку. А управдом боится графского титула.

А я просто пишу. И мир от этого становится чуть глупее. А значит — чуть добрее».

Шарлотта тихо включила запись голоса Бродского и сказала:

«Хозяин, если это поэзия, давай завтра напишем про мусоропровод. Там столько невысказанных драм…»

«Согласен. Только сначала купим тебе батарейку. И морковку для кролика. Пусть не думает, что мы — враги метафизики».