Знание - дитя переломов

    В те чёрные дни, когда ночь не приходила вовсе, и отделить их друг от друга мог только фосфор циферблата, Сенюта спускался по винтовой лестнице, отправлялся в самые отдалённые глубины подвала, и там, воспользовавшись служебным положением, выхватывал из строя самого крупного подчинённого, и впивался в его спину долгим поцелуем плотоядной жажды - кровь текла по его усам.
    - Не можешь утащить, сожри на месте, - вспоминал он слова батеньки, шрам от укуса которого придавал его лику истинную мужественность Отца народа.
    В такие прогулки он никогда не надевал форменные сапоги, предпочитал облегчённое, хотя всякий раз заботливая Кургильда и говаривала провожая: "В шлёпанцах далеко не убежишь". Сегодня Вождь направился к южным рубежам, не обращая внимание на замирающих при его приближении мелкочиновных пасюков и прочей мышиной дряни. В четвёртом закоулке Сенюта натолкнулся на собрание сельских уполномоченных, но решил не выдавать своё присутствие: скрывшись за ржавой бочкой, внимательно прислушивался к голосу народа. Когда на ящик взобрался молодой поэт в бакенбардах и завёл патетическое, слеза выступила на правом оке Вождя и он явился миру. Мир захлопал, вверх полетели чепчики, дежурный грянул положенное.
    - Как зовут? - спросил, утираясь платочком.
    - Олександро Сергийович, - отвечали бакенбарды.
    - Вечером жду до хаты, - тихо проговорил Отец.
Но вечер так и не наступил. Случилось восстание, потом война, а затем всех отравили новые веяния