Телефон...

Антон Иванович Нежданов, человек средних лет, но уже обремененный одышкой и ипотекой, ввалился в свою скромную квартиру на городской окраине. Неделя выдалась трудной: начальство требовало невозможного, клиенты хамили, а перспективы казались туманнее, чем октябрьское утро в Питере. Единственной его связью с миром, его якорем спасения и источником постоянного беспокойства был телефон.

Он хлопнул дверью и полез в портфель. Рука шарила по отделениям, натыкаясь на чьи-то визитки, бахилы, прошлогодний диск для КТ... Телефона не было.
— Неужто украли?! — голос его прозвучал сипло и немощно, как хрип утопающего, желавшего, но не сумевшего крикнуть. С утра он успел потолкаться в метро, но до работы так и не доехал, почуяв неладное.

Лицо Антона Ивановича вытянулось, приобретая землистый оттенок. Он судорожно вытряхнул содержимое портфеля на пол коридора. Бумаги разлетелись веером, ключи сиротливо звякнули. Телефона нет.

Он заметался по комнатам, как муха, ударившаяся в закрытое окно. Заглянул под диван, затем под кровать, где лежали только пыль и старые тапочки. На кухне проверил в холодильнике, под раковиной и в ящике с крупами. Дыхание его стало прерывистым, сердце заколотилось, словно пытаясь вырваться из грудной клетки.

В голове пронеслись картины: ловкий вор, который с наглой ухмылкой уже читает его переписку, сливает деньги с банковского приложения, разрушает его и без того шаткую жизнь.
— Это всё, — прошептал он, хватаясь за косяк. — Всё пропало...

Силы внезапно оставили его. Ноги подкосились, и Антон Иванович неслышно осел на старый, продавленный диван. Сердце сделало последний судорожный толчок и встало. Взгляд замер в направлении потолка, зрачки расширились, а дыхание оборвалось.

В тишине квартиры, нарушаемой лишь тиканьем настенных часов, раздалась задорная настойчивая трель.

В туалете на полочке над унитазом, среди рулонов туалетной бумаги, моющих средств и освежителя воздуха, вибрировал, подпрыгивая, маленький серый аппарат. Экран его мигал ярким, беззаботным светом, требуя внимания, которого теперь ему некому было уделить.