Спасибо, бабуля!

– Да пусти ты меня, пусти уже!
Катя отчаянно прорывалась в подъезд старой пятиэтажки, перекрытый на входе участковым, который пытался её удержать.
– Подожди ты, дурья голова, сейчас скорая закончит, её вынесут на улицу, – пытался он вразумить девушку, – мне жаль, но ты уже ничем не поможешь.
Они были знакомы с детства, учились в параллельных классах. И бабушку Кати он хорошо знал. Поэтому сейчас и пытался как-то успокоить и поддержать её в тяжёлую минуту.
Из подъезда показалась процессия: два человека в медицинских комбинезонах несли носилки, укрытые простын;й.
Участковый посторонился, а Катя бросилась к медикам. Процессия остановилась, на носилках раскрыли складные колёса и поставили на асфальт.
– Вы родственница? – спросил медик у Кати.
– Внучка, – машинально ответила Катя.
– Нам жаль, но мы сделали, всё, что могли. Сердце остановилось. Вам расскажут, что делать дальше.
Катя подняла край простыни и смотрела в застывшее лицо бабушки, такое родное и близкое, такое знакомое, но теперь будто ставшее чужим. Смотрела и не верила, что это её бабушка. Нет! Её бабушка ждёт дома, а это какая-то другая женщина только что умерла на холодных ступенях подъезда.
– Вам надо подписать вот тут. Подпись и расшифровка: полностью фамилия, имя, отчество.
Будто издалека услышала она, уши как ватой заложило. Машинально взяла ручку, написала то, что от неё хотели. Носилки покатили в машину скорой, а к ней подошёл официально одетый – в тёмный костюм и галстук – мужчина, протянул визитку и вкрадчиво, как бы ненавязчиво, промолвил:
– Завтра позвоните по этому номеру. Мы расскажем вам, как и что нужно делать.
На чёрной визитке красовалась золотая надпись: «Ритуальные услуги. Мы рядом, когда вам тяжело в минуту потери».
Катя вдруг поняла, что она уже никуда не рвётся и не спешит на помощь, она просто застыла в ступоре рядом с подъездом, как столб, и не может сдвинуться с места. Сердце бабушки остановилось, и её уже готово сделать то же самое. Подходили соседи, что-то говорили, но она не слышала. Внутри поселилась боль. Тяжёлый сгусток, тугой моток боли, чёрный и холодный.
Подошёл участковый, взял её под локоть и повёл в подъезд.
– Катя, очнись. Есть кому позвонить, чтобы не оставаться одной? Хочешь, я с тобой пока побуду?
– Не надо, я сама. Это просто так неожиданно. Утром с ней всё было хорошо. Мы завтракали вместе, она меня сырниками кормила, ещё пошутила: ешь, а то вдруг больше не придётся моих сырников поесть. Это что, она что ли знала? Чувствовала?
Они дошли до квартиры. Катя начала доставать ключи, но руки предательски дрожали, ключи упали на пол. Участковый их поднял, открыл дверь, пропуская Катю вперёд, зашёл сам.
– Скажи, кому позвонить? Может, Артёму твоему. Вы же вроде жениться собираетесь, пусть приедет сейчас. Тебе одной нельзя оставаться.
– Откуда ты всё знаешь?
– Работа такая. Так как, звоню?
– Не надо пока. Я позже сама наберу. Сейчас мне одной лучше. Надо переварить, осознать...
– Ну как знаешь. Я тогда пошёл? Или остаться?
– Иди. Я в порядке. Мне ж не впервой.
– Это да, – сочувственно произнёс молодой человек, – всех хоронила. Ладно, пошёл.
Катя повернула замок на двери и села на пуфик тут же в прихожей. Чёрный ком боли в душе шевельнулся. Всплыли воспоминания.
Дедушку она не помнила. Когда он умер, она была мелкой совсем.
Когда погиб отец, ей было тринадцать. Тогда она несколько дней просто рыдала, как истеричка. И орала какие-то глупые слова. Всем и так тяжело, а тут ещё она со своей тупой истерикой.
Мама ушла два года назад, она умирала в больнице, рак. Её уход был как избавление от постоянно гнетущего чувства вины за её боль, её страдания. Тогда Катя тоже плакала, но уже тихо и осознанно, что ли.
А вот сейчас ушёл последний близкий, родной человек, любимая бабушка. А Катя сидит, точно истукан в прихожей, и даже ни слезинки не проронила. Как? Что теперь будет?
На улице стемнело. В прихожей горел свет. Она всё сидела и смотрела в одну точку на стене. Телефон зазвонил пронзительный и резко. Катя вздрогнула. Её жених Артём улыбался с фото на экране. Она махнула пальцем в сторону ответа.
– Привет, котёнок. Ты не забыла, что мы завтра идём в кафе, заказ подтверждать?
– Артём, бабушка, её больше нет. Сегодня не лестнице, сердце, – сбивчиво, сухим с хрипотцой голосом отрапортовала она в трубку.
– Как? Почему? Ты дома? Я сейчас же приеду.
– Нет, не надо сегодня. Я хочу одна, пожалуйста...
– Ну... Плохая идея. Ладно, буду утром. Звони, если что. Обещаешь?
– Обещаю. Я в порядке, просто не хочу ничего.
Катя поднялась, чёрная визитка с глухим звуком упала на пол. Девушка наклонилась, подняла кусок картона, бегло осмотрела и положила на полочку под зеркалом. «Завтра, всё завтра», – сказала сама себе. И снова повисла тишина.
Обычно в квартире громко работал телевизор, бабушка не очень хорошо слышала. Пахло едой. Бабушка регулярно готовила что-то горячее на обед и ужин. Всегда горел свет. Бабушка не любила сумерки, плохо видела. Последние два года они постоянно были друг с другом. И вот в одну минуту всё кончилось: уют, звуки, запахи и свет. Бабушки не стало. Ещё утром была, а теперь уже нет.
Катя подняла глаза и увидела на вешалке, там, где обычно висела бабушкина куртка, старомодную кожаную сумку на двух длинных ручках с большим накладным карманом на кнопке. Странно, вроде раньше её тут не было. Или... Видимо, она скрывалась под курткой.
Девушка сняла сумку, она оказалась довольно тяжёлой. Подумалось: «Там явно что-то есть». Прижав сумку, как драгоценный груз, к груди, Катя прошла в комнату, включила свет, села в любимое кресло бабушки и придвинула журнальный столик. Потянула молнию. Собачка легко дошла до середины и застряла. Заглянуть внутрь не получилось. Там было темно и ничего не видно. Тогда девушка просто запустила руку и ощупала содержимое. Она вытащила заклеенный, но не подписанный, конверт. Потом в руку попалась небольшая коробочка. И ещё там была книжка, которую не удавалось вытащить в небольшое отверстие. Ладно, книга подождёт. Сначала письмо.
Катя вскрыла конверт. Знакомый размашистый крупный почерк. Бабушка всегда писала ровно и красиво. Но последнее время у неё слегка дрожали руки, и поэтому буквы в письме будто «подплясывали».
«Дорогая моя девочка, раз ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет. Не переживай, каждому свой срок. Ты уже самостоятельная, да и Артём твой мне нравится. Оставляю тебя ему на поруки. Свадьбу не вздумай отменять, а то я тебя знаю: устроишь трагедию на пустом месте. Недаром говорят: мертвых в землю, живых за стол. Вот и вы всё делайте, как планировали. Мне уже без разницы, а вам жить. Долго и счастливо. Уважайте друг друга, тогда и остальное будет. Но это ты и сама знаешь.
На карточке есть деньги, на отдельном счёте. Сними сразу, пока карту не заблокировали, а то полгода до них не доберёшься. Пароль от мобильного банка знаешь. За квартиру плати вовремя, долги не копи. Теперь ты тут главная.
Оставляю тебе нашу фамильную драгоценность. Ты с ней уже знакома. Не вздумай до свадьбы и на саму свадьбу надеть! Нельзя невесте жемчуг носить. К одиночеству это».
– Эх, бабуля, всегда ты со своими суевериями.
В бабушке удивительно сочетались два противоположных качества: высокая образованность (преподаватель высшей математики в университете) и дремучее суеверие. На все случаи жизни у неё были свои приметы. И чёрная кошка, и пустые вёдра, и огненный закат, и рассыпанные соль, сахар, горох, яблоки. И даже пятак под пятку она всегда Кате на экзамены подкладывала.
Катя взяла в руки коробочку, открыла. Там лежала старинная брошь. Серебряное основание изрядно почернело, давно не чистили. Но натуральный жемчуг, выложенный в виде бутона розы, был по-прежнему ясен, как будто только что отполированный. На первый взгляд белый, под другим углом он переливался перламутром. Это было удивительно.
Впервые эту брошь Катя нашла лет в пять или шесть. Прицепила её на платье и пошла к маме хвастаться. Мама тогда её ни с того ни с сего грубо отчитала и брошь отобрала. Катя так и не поняла, за что ей попало? А вот бабушка объяснила: «Не время тебе брать эту вещь, вот станешь взрослой и однажды приколешь её на платье, если захочешь». И всё равно Катя до сих пор помнила ту детскую обиду. А сейчас ей подумалось: «Лучше б бабушка ещё пожила, а брошь эту ещё сто лет в руках не держать».
«А самое главное, помни, девочка, мы все тебя любили, любим и будем любить даже отсюда. Пока ты о нас думаешь, мы всегда рядом», – дочитала последние строки Катя. И тут же почувствовала, как по щеке медленно катится вниз солёная капля. Катя расплакалась, наконец расплакалась. Это были слёзы облегчения. Тугой узел боли внутри расправлялся, вытекая наружу, сдуваясь, как садовый шланг, когда перекрываешь воду.
Постепенно слёзы иссякли. Катя даже поднялась, прошла на кухню и включила кнопку на чайнике. На плите стоял свежесваренный борщ. Катя заглянула в холодильник и не нашла сметану. Вот за ней, видимо, и пошла бабуля. А получилось – в последний путь. Катя убрала борщ в холодильник. Есть совершенно не хотелось, а проквасить последнее приготовленное бабушкой блюдо не хотелось. Налив чаю с мелиссой и мятой (бабушка всегда держала разные сборы на всякие случаи), Катя вернулась к сумке. Нужно было достать из неё последний предмет – книгу.
Девушка повозилась с молнией, но та упорно не хотела поддаваться. Тогда Катя решила её разрезать. Сумка эта точно уже не пригодится. А важно только то, что там есть внутри.
Внутри оказалась не книга, а фотоальбом. Новый, с самоклеющимися листами и защитной пленкой. Катя открыла первую страницу. Вдруг задрожали руки и снова захотелось плакать. Первая фотография была общей: бабуля с сыном, Катиным отцом, мама с маленькой Катей на руках, и мамины родители, которых Катя только по фотографиям и помнит. Они жили в другом городе, и их давно уже не было в живых. Под фото была подпись с именами и датой.
Дальше были разные фотографии: взрослые в разных вариантах, маленькая Катя, семейные праздники. Взрослая Катя и её Артём. Все тщательно подписанные и датированные. Бабушка-математик любила систему и порядок во всём. Пролистав альбом раз, Катя снова вернулась в начало. На каких-то фотографиях она задерживалась, какие-то пропускала, потом снова к ним возвращалась. И вот уже поймала себя на мысли, что она улыбается. Улыбается своим близким, а они улыбаются ей. «Спасибо, бабуля! Как же я тебя люблю! И всех люблю, родные мои».
Ночью Катя даже поспала немного. Утром открыла мобильный банк и перевела бабушкины накопления на свою карту. Деньги сейчас понадобятся. Приехал Артём, и они вместе позвонили по телефону с чёрной визитки. Свою регистрацию решили не отменять, но отменили свадебное торжество.