Два эссе про Медею Еврипида

Две эпохи – одна бездна: тотальная страсть у Еврипида и Бронте

Для меня поэма Еврипида «Медея» – двойник «Грозового перевала» Эмили Бронте. Оба произведения – это не просто истории о мести, но иллюстрации того, как непрощенная обида, подобно сильной кислоте, разъедает сначала сосуд, в котором хранится. Обе книги показывают, что случается, если дать ход чувству мести, это две книги про разрушительную силу непрощения. Причем разрушение касается не только обидчиков, но и обиженного. «Медея» и «Грозовой перевал» – словно два разных инструмента, играющих одну и ту же мелодию об ужасной силе страсти, но один из них – это древний авлос, другой – северный орган с трубами, в которых воет йоркширский ветер.

Медея любит Ясона так же тотально, как Кэти любит Хитклиффа. Это не любовь-привязанность, а любовь-поглощение. В обоих произведениях герой становится системой координат для героини: Кэти говорит: «Я – Хитклифф», а Медея могла бы сказать: «Я – Ясон». Когда Ясон выбирает другую, у Медеи рушится не романтическая мечта – рушится ее «я» вместе со всем миром. И в это разрушение она хочет затянуть вообще все. В одном фильме есть фраза, в которой влюбленный говорит своей девушке: «Ты - мой истинный север». Звучит красиво, но это ошибочная и опасная позиция! Когда дело касается любви и брака (и всего остального в жизни), только Бог является истинным севером для нашего внутреннего компаса.

Перескажу в нескольких словах сюжет трагедии Еврипида. Ясон решил оставить свою жену Медею, чтобы жениться на дочери коринфского царя Креонта. Желая отомстить сопернице, Медея послала ей через своих с Ясоном детей отравленные пеплос и диадему. Детей же своих убила, чтобы еще сильнее уязвить Ясона. В конце поэмы все главные герои или убиты, или несчастны. У Бронте Хитклифф разрушает жизнь поколения, которое не виновато в грехах родителей. У Еврипида Медея убивает собственных детей, чтобы поразить Ясона: «Легка мне боль, коль ею смех твой прерван». Когда страсть не знает берегов, она превращается в зверя, который готов первым пожрать самое дорогое.

На что я обратил внимание при чтении: в поэме Еврипида (и в других древнегреческих поэмах и мифах) боги ведут себя, как люди. Дед Медеи бог Гелиос спускает колесницу, запряженную драконами, чтобы Медея на ней умчалась от Ясона с телами его и ее детей. Ясон хочет оплакать и похоронить их, но дед помогает Медее, и у Ясона ничего не получается. Гелиос – бог света, но в трагедии Еврипида он становится свидетелем и участником тьмы. Хор обращается к Медее: «Ты из камня иль железа, Что свое, жена, рожденье, Плод любимый убиваешь…»

Из истории аргонавтов известно, что вообще страсть Медеи, дочери царя колхидского Ээта, к Ясону началась с того, что две богини, Гера и Афина, которые думали, как помочь Ясону захватить золотое руно, обратились к богу любви, тот согласился им помочь и вселил в сердце Медеи, дочери хозяина золотого руна, страсть к Ясону. И она помогла ему захватить это руно.

Выходит, Олимп – это проекция человеческих слабостей, возведенная на божественный холм. Боги древних греков действуют не как носители моральных стандартов: ими движут страсти, интрижки, ревность, мимолетные симпатии – как героями современных третьесортных мыльных опер. Гелиос помогает Медее не потому, что она права, а потому, что она – его внучка. Бог любви запускает стрелу в сердце Медеи по просьбе двух богинь. Судьбы родов, домов и царств движутся в сторону пропасти только потому, что кому-то на Олимпе стало скучно.

Греческие мифология и эпос написаны с установкой, что на жизнь людей влияют боги, но важная деталь – эти боги подвержены страстям и интригам, как и люди. Причем там страсти кипят с коэффициентом х10 с поправкой на отсутствие ограничений в ресурсах, а земные события – часто проекции и последствия этих божеских страстей. В этом отличие от библейской идеи, где люди сотворены по подобию Бога. Да, из-за грехопадения это подобие во многом утрачено, но Бог идет навстречу и помогает подобие восстановить, возвратив душе способность ориентироваться на «истинный север».


От Гелиоса к Голгофе: «Медея» Еврипида в свете книги пророка Осии

В Библии тоже есть истории непрощения: Каин и Авель, Ахитофел и Давид, притча Иисуса о немилосердном должнике, старший брат в другой притче Иисуса и блудный сын… Но в этих историях Бог не оставляет человека один на один с огнем его гнева, Он зовет к прощению, предлагает выход, посылает пророков, дает время, смягчает сердце, удерживает руку, показывает иной путь. Бог не поддерживает месть, но предлагает милость и восстановление. Я не берусь предлагать Медее подробную программу действий в ответ на измену Ясона, но глядя на Библию, вспоминаю, например, Самого Бога, Который в каком-то смысле оказался в подобной позиции – Его народ, который Он назвал своей женой, изменил Ему, но Он продолжил борьбу за этот народ, а не жестоко наказал его сразу же, об этом, например, книга Осии.

Книга пророка Осии и «Медея» Еврипида – это два сценария ответа на глубоко ранящую и подлую измену. Реакция Медеи: уничтожить то, что стало «не своим», это месть, направленная на полное разрушение объекта обиды и, как следствие, саморазрушение. Реакция Осии: выкупить и восстановить то, что было безвозвратно утрачено, это действие, направленное не на уничтожение, а на искупление, даже ценой собственной боли и унижения. Библейский Бог – это не Гелиос, помогающий своей внучке-мстительнице. Это Супруг, Который, будучи оскорбленным и униженным, продолжает любить и бороться за Свою «невесту».

В Ос.11:8-9 записаны слова Бога: «Как поступлю с тобою, Ефрем? как предам тебя, Израиль? Поступлю ли с тобою, как с Адамою, сделаю ли тебе, что Севоиму? Повернулось во Мне сердце Мое, возгорелась вся жалость Моя! Не сделаю по ярости гнева Моего, не истреблю Ефрема, ибо Я – Бог, а не человек». В этом и заключается коренное отличие: «ибо Я Бог, а не человек». Боги Еврипида – это люди, увеличенные до космических масштабов, со всеми их страстями и предрассудками. Бог Библии – это принципиально Иная Личность, чья любовь и справедливость – не проекция человеческих страстей, и Его реакция на зло – это не месть, но искупление. Окончательное воплощение эта теологическая идея нашла на голгофском кресте. 

Медея – архетип мстительницы, которая уничтожает себя вместе с врагом. Непрощение подобно раскаленному углю, который мы держим в руке, намереваясь бросить в обидчика, но обжигаемся прежде всего сами. Медея теряет все: родину, семью, детей, человеческий облик. Она становится чудовищем, воплощением разрушительной ярости. Я не зря употребил такое сильное слово, Ясон рыдает: «Несчастлив я и разорен… Ты львица, А не жена, и если сердце есть У Скиллы, так она тебя добрее». Скилла – морское чудище из древнегреческой мифологии, в глазах Ясона Медея чудовищнее этого чудовища.

Вот еще одна идея, о которой я думал над страницами поэмы о Медее. Эта история ярко показывает, что украденная ценность (а Медея и Ясон похитили золотое руно) не приносит счастье, но в отдаленной перспективе даже влечет за собой разрушения. А ведь сначала Ясон и Медея были так счастливы, и их брак был заключен как раз на этом золотом руне, которое для них расстелили аргонавты. Все дело в том, что изначально это был союз не двух честных сердец, а двух попутчиков в авантюре. Библия говорит: «Наследство, поспешно захваченное вначале, не благословится впоследствии» (Пр.20:21).

История знает немало примеров, когда нечестно добытое богатство приводило к гибели. Ахав, царь Израильский, отнял виноградник у Навуфея, убив его по наущению жены Иезавели. После этого пророк Илия Фесвитянин предрек ему страшную судьбу: «На том месте, где псы лизали кровь Навуфея, псы будут лизать и твою кровь» (3Цар.21:19). Пророчество исполнилось. Так и золотое руно стало проклятием для Медеи и Ясона.

28.11.2025