Осада. Роман-12

12
У ворот внутреннего двора знакомые стражники без лишних слов впустили Жонпулата.
В центре двора, задумавшись, в одиночестве сидела Мохим. Завидев юношу, она резко вскочила:
– Куда вы сбежали?! – В её голосе слышалась и обида, и упрёк, и досада.
– Простите! – склонил голову Жонпулат. – Так получилось…
– Я уж подумала, вы убежали навсегда, – сказала она. – Куда пропадали?
– По делу… Ваш брат послал меня…
– Больше так не делайте! – пригрозила она наигранно. – Хоть предупредите! Мы должны знать!
Жонпулат застыл посреди двора, потупив взор. Вот она, та самая… Та, по ком скучал, чьего лица жаждал так долго – стоит прямо перед ним. А он не может даже поднять глаза, насытиться её взглядом. И всё же – чувствовать её присутствие, слышать её дыхание, видеть, как покачивается край её башмака, – и это уже счастье. Одного этого достаточно, чтобы сердце радостно забилось.
– Вы теперь совсем вернулись? Или опять уйдёте?
– Не знаю… Не всё зависит от меня…
– Ладно. Я буду в комнате, – она ушла.
Её не устроил его последний ответ. Как-никак, она – дочь хана. Привыкла к решительным, смелым, прямолинейным мужчинам. А такие, как Жонпулат – с опущенной головой, мямлящие – всегда были для неё лишь слугами. Таких она никогда не ставила себе вровень.
Мохим не хочет видеть в нём слугу… Она хочет видеть мужчину – твёрдого, решительного, уверенного в себе. В последние три-четыре дня она всё больше склонялась к этой мысли. То ли его простота, то ли доброта, то ли мягкая улыбка… что-то в нём запало в душу. Казалось, будто он всегда был рядом, будто они знакомы целую вечность. Главное, рядом с ним она не чувствовала себя чужой; с ним не было ни холода, ни безразличия.
А что не нравилось, это вот такая покорность, это слабость. Столько дней ждала, тосковала, мечтала кинуться ему на шею, а он пришёл и снова… тот же – слабый. И всё, что копилось в её душе, разбилось в дребезги.
Гнев её вскипел.
Жонпулат подошёл к Буроку. Конь за последние дни был запущен – шерсть взъерошилась, потускнела. Узнав хозяина, заржал и затопал копытами. Юноша подошёл, провёл рукой по его лоснящейся чёрно-рыжей гриве, почесал загривок. Бурок заурчал, подставляя шею.
– Что, ты тоже на меня обиделся, дружище? – приласкал он его. – Сейчас, сейчас выведу, пройдемся… ноги размнем...
Он снял с коня верёвку, надел узду и повёл его к воротам.
– Вы уходите? – послышался голос Мохим из окна.
Жонпулат обернулся, покраснел, натужно улыбнулся:
– Коня проветрю. Заскучал он без меня. Сейчас вернусь.
– Это не конь заскучал, – бросила Мохим и скрылась.
Жонпулат решил, что это была шутка… и всё равно обрадовался. Мир сразу стал ярче, словно солнце вышло из-за туч. Ведь в мыслях он и не смел представить, что дочь самого хана может пошутить с ним, подать хоть какой-то знак. Даже от самой этой мысли ему становилось не по себе.
– Эй, куда собрался? – сощурился на него стражник за воротами, с усмешкой.
– Разомнём ноги. Конь соскучился, – с улыбкой ответил Жонпулат.
Он был доволен жизнью.
Выйдя на пыльную улицу, юноша одним лёгким движением вскочил на спину коня и, не оглядываясь, помчался прочь.