Легенда Старого Парка

Сначала нас было четверо.
Четверо – самый оптимальный состав для рок-команды, хотя рок-группой мы себя не считали, да и не могли считать. Вокально-инструментальный ансамбль, с натяжкой, потому что вокалиста среди нас не было. ВИА, каких появилось в городе в середине семидесятых несметное количество. Школьные, институтские, ПТУшные, техникумовские, и даже ЖЭКовские.
Создать ВИА в те годы  считалось делом престижным, интересным и проще пареной репы. Если музыканты знали два-три аккорда, и выучили ещё два-три на гитарах, а кто-нибудь из них мог что-нибудь ритмично «выстучать» на барабанах, то это был уже почти готовый вокально-инструментальный ансамбль. Гораздо труднее обстояло дело с клавишниками.  Их было маловато среди ребят, из кого обычно состояли «самопальные» ВИА. Если какой-нибудь недоучившийся в детской музыкальной школе пианист мог по слуху «сбацать» что-нибудь «попсовое», то это было хорошо, но мало. Надо было ещё либо водить дружбу с ребятами «покруче», либо, чтобы его кто-нибудь «привёл». Но лучше было быть на «короткой ноге» со шпаной, которая «держала» какой-нибудь район, или учебное заведение, и считалась, что под их контролем и существует та или иная «команда». В смысле, вокально-инструментальный ансамбль.
Ещё труднее было с вокалистами. Нет, конечно, спеть мог каждый второй участник любой группы. Но вот с тем, как спеть, и что спеть было гораздо труднее. Если находился голосистый «грамотный» в музыкальном плане чувак, то часто под него и подбирался репертуар группы. Конечно, были и такие, кто мог исполнить, и даже очень неплохо очень многие популярные и исполняемые многими коллективами вещи. Но они, как правило уже были «разобраны» в полупрофессиональные команды, то есть те, кто уже играл на танцах в Доме офицеров, или в Доме культуры. Или, что было уж совсем круто, в «клетке». То есть на летней танцплощадке в городском парке.
В начале нашего творческого пути, на этапе  формирования, мы могли лишь мечтать о таких высотах. У нас были большие планы, много желания, но гораздо меньше умений и стараний. Тем не менее, однажды, судьба свела нас вместе.
Познакомимся. Серёга Добрик – лидер-гитара («соляра»), Андрюха Ёрш – ритм-гитара, Юра Яцык – бас-гитара («басова») и я, тот самый, недоучившийся в детской музыкальной школе пианист. Всё произошло совершенно случайно. Мы с Ершом жили в одном доме, а Ёрш учился в одном классе с Добриком. Добрик, собственно и стал главным организатором нашего музыкального проекта. Он жил в центре города и был популярен в среде малолетних хулиганов Центра. Однажды он решил, что будет ещё популярнее, если организует музыкальный коллектив. Ёрш нашел меня, я как раз перешёл в девятый класс и бросил музыкальную школу по классу фортепиано.   Ёрш знал, что я был «слухачом», и мог наиграть любую популярную мелодию, или тему, которую хотя бы раз слышал. Дома у меня было пианино, и когда я понял, что могу обходиться без нот, то бывало часами бренчал всё что мог припомнить по слуху. Когда Ёрш сказал, что создается команда, и я могу участвовать, я конечно же, без раздумий согласился.
В один из дней, к нам приехали «на стрелку» Добрик с Яцыком. Они вместе с Ершом пришли ко мне домой  (родителей как раз не было дома), и я в течение получаса «показывал» им то что умею.
– Годится, – коротко сказал Добрик, было понятно, что как клавишник, я его устраиваю,  – пошли на улицу, покурим.
Мы уселись на лавку за домом, и Добрик угостил всех сигаретами «Столичные».
– Значит так, пацаны. – Он многозначительно посмотрел на меня и Ерша. – У меня и Яцыка есть гитары. Электрогитары, конечно, «соляра» и «басова».  К ним, правда нужны «усилки» и акустика. А тебе, Сэм (он сразу после знакомства так меня окрестил, и по другому уже не называл) нужен инструмент. Я в центральном универмаге видел одну электронную штучку. Не «ионика», конечно, но что-то похожее. «Фаэми» называется, нам на первое время подойдет. Так что, коли своих стариков. Ну а ты, Ерш, где хочешь, доставай себе гитару для «ритма».
– Шеф, а может быть, на первое время можно акустическую со звукоснимателем? – предложил Ёрш.
– Только на первое время, – строго сказал Добрик, – потом выгоню.
На том и разошлись.
Для меня всё было предельно понятно, и перспектива участия в настоящем ансамбле под управлением Добрика, меня захватила.  Дня два я ходил за папой и скулил, что у меня появилась, наконец-то цель (о чем он мне всё время толковал), а без инструмента, цели никак не достичь. Папа сначала  говорил, что он имел в виду настоящую, большую цель, к которой надо стремиться, совершенствовать себя, в широком смысле этого слова. И что он вовсе не имел в виду «дворовую шараш-банду», где я буду пить, курить и «кайфовать» среди хулиганья. Однажды он устал от моего нытья, усадил меня в кухне напротив себя и критически выслушал мои доводы  в пользу покупки «Фаэми», в общем об участии в вокально-инструментальном ансамбле, и также оценил наши музыкальные возможности. Он, высказал мнение, что всё это «дурь», которая со временем пройдет. Но сказал об этом как-то легко, со смешком. Дело было в том, что папа и сам в свое время довольно неплохо играл на аккордеоне. Очень любил джаз и «песни советских композиторов». Я конечно же знал, что он с самого начала решил купить мне «Фаэми», и лишь ждал, когда будет получка. Мама к идее моего участия в музыкальном  коллективе отнеслась без энтузиазма. Она сказала, что уже настало время готовиться к поступлению в вуз, а не «болтаться по подворотням».
Однако, в конце недели, мы с отцом съездили в центральный универмаг и купили «переносной клавишный электромузыкальный инструмент», стоимостью девяноста восемь рублей двадцать две копейки. «Игрушка» очень понравилась папе. Кроме собственно звучания, напоминающего пианино, у  «Фаэми» было десять регистров различного звучания, от электрооргана до некоторых духовых инструментов. Но самое главное, был выход, «разъем» для подключения к усилительной аппаратуре.
Между тем, мои новые друзья тоже времени зря не теряли. Добрик блеснул своими организаторскими способностями, использовал  возможности своей мамы, и умудрился где-то достать старенький, но рабочий «усилок» с двумя акустическими колонками под свою гитару. И ещё один усилитель, куда можно было подключить гитары Яцыка и Ерша. «Акустики» для этого усилителя пока не было, но он знал, где «можно достать».
В понедельник, четвертого июля, мы снова сидели за нашим домом и обсуждали текущие дела. Дела предполагали решение трёх основных вопросов, а именно: как будет называться наша музыкальная команда (самый важный вопрос для дальнейших свершений), где будем репетировать и что будем играть. «Так сказать, каково  будет музыкальное направление, которого будет придерживаться наш новый коллектив» – сказал Добрик, и мы оценили глубину его музыкального мышления.
Третий вопрос был самым легким, и уже почти решенным. Добрик просто достал из кармана тетрадный листок и зачитал список песен, которые мы должны сначала разучить, а потом «обточить», а потом «отполировать», и в конце концов, записать на магнитофон. Все эти вещи были нам хорошо знакомы - популярные мелодии тех лет, которые были у всех на слуху, звучали почти на каждом домашнем магнитофоне или проигрывателе. Из того, что предложил Добрик, я отметил для себя «Дом восходящего солнца», группы «Энималз», одну «забойную» вещицу из «Осмондз», кое-что из Битлов, кое-что из «Самоцветов», кое-что из «Весёлых ребят».
– Какие будут мнения, относительно названия «банды»? – как председатель на комсомольском собрании, веско спросил Добрик. Но нам было понятно, что и этот вопрос он уже обдумал и решил. А задает его лишь для вида.
Мы молчали. Мне казалось, что название должно как-то обозначиться само собой, когда начнем что-нибудь играть, услышим собственное звучание. Яцык и Ёрш тоже ничего не предлагали.
– Как вам такое, – Добрик протянул нам пачку сигарет, и мы взяли по одной, – «Легенда старого парка».
– А почему «Легенда»? – спросил Ёрш.
– Ну… – неопределенно протянул Добрик, – «Легенда», это потому что мы ведь будем играть баллады. А баллады и легенды это почти одно и то же. Зато звучит красиво.
– Тогда уже лучше «Баллады старого парка», – возразил Ёрш, – так ближе по смыслу.
– По какому смыслу, придурок?! Ты послушай, как звучит слово «баллада». Это же почти «балда». Нас и будут называть «балдой», если вдруг наша музыка кому-нибудь не понравится, или, например, если ты… если мы будем пороть лажу со сцены! Ща как дам в ухо!
Добрик вскочил, засверкал глазами, он, что называется «взорвался». И мы решили с ним не спорить, вдруг действительно, даст в ухо!
– Ладно, – согласился Ёрш, – с «Легендой» понятно. Но почему «старого парка»? Яцык, а ты-то чё молчишь?
Яцык был во всём согласен с руководителем. Он – бас-гитара, его дело маленькое.
– Потому что это красиво, – уже спокойно продолжил Добрик. – Парк, это место отдыха людей, а мы и будем играть, чтобы люди отдыхали под нашу музыку. Правильно ведь? А во-вторых, мы с Яцыком живём около парка, так что не спорь, Ёрш. Сэм вон, вопросов не задает. Кстати, Сэм, покажи инструмент.
Я принес «Фаэми». Она работала и от батареек, и я наиграл несколько мелодий, из тех что были в списке Добрика.
- Ух ты! То что надо! – Добрик хлопнул меня по плечу, – и звучок зашибись! Мы её в мой «усилок» подключим. А «ритм» Ерша и «бас» Яцыка в «железяку» (так он назвал старый усилитель, без звуковых колонок).
Оставался последний вопрос:  где репетировать, на первых порах? Мы учились в разных школах, и в каждой уже были свои ВИА, так что вариант проведения репетиций в чьей-нибудь школе отпал сразу.
Добрик закурил ещё одну сигарету, потом важно прокашлялся и сообщил.
– Есть у меня на примете один проектный институт, он в центре города. Надо бы там поговорить, у них же есть какой-нибудь общественник, который занимается всякими такими делами.
– Какими делами? – Ёрш смотрел на Добрика и хлопал глазами. Нам же с Яцыком было понятно о чём речь.
– Какими, какими… Общественными, придурок! Они же празднуют там всякие юбилеи, вечера отдыха проводят. Наверное. Мне об этом мама сказала. Она была на вечере, посвященном Восьмому марта, когда проводила там проверку. Сказала, что все было очень хорошо, только хорошей музыки не хватало. Старый магнитофон, и всё.
– Во, клёво! – обрадовался Ёрш.
– Ну да, – веско сказал Добрик. – Я думаю, что у них и комната для репетиций найдется. Но чтобы туда попасть, надо уже что-то уметь играть. Мы ж ведь не придём туда и не скажем: «здрасьте, мы будем у вас играть на вечерах». Они же там скажут, покажите что-нибудь, что вы умеете. А мы умеем пороть лажу, да и этого пока ещё не умеем. Понял, придурок?
Тут Ёрш не выдержал:
– Да что ты всё на меня катишь?! Я вот дам сейчас в пятак, не посмотрю на то что ты – руководитель… козёл.
– Придурок! – шутливо передразнил Добрик. – Ты гитару себе достал? Ладно, давай без обид, это я так, для связки слов.
– Сделал, – уже спокойней сказал Ёрш. Стычка перешла в шутку. – Осталось только звукосниматели поставить. Я гриф от старой акустической поставил и натянул ферромагнитные струны. Там колышки нормальные, все целые. А саму деку осталось только лаком покрыть.
– Вот и вышла балалайка, – пошутил Добрик, и все засмеялись. – Ладно, Андрюха, не боись, со временем купим тебе нормальную гитару. Но пацаны! У нас нет главного.
Мы, окрыленные надеждой совсем скоро начать репетиции, озадаченно посмотрели на руководителя.
Добрик сделал скорбное лицо и потёр виски.
– У нас нет «ударника». А без барабанщика мы и не группа вовсе, а так, шарага.
Мы призадумались. Добрик был прав. Как же мы будем играть без барабанов?  Ну, допустим, несколько мелодий может прокатить и без ударных инструментов. Но лишь очень немного. А поскольку, у нас нет ещё и вокалиста, то и вовсе две-три, максимум, четыре. Нас никто всерьез и не воспримет, если у нас не будет барабанов.
– Есть у меня один знакомый чувак, – вдруг сказал Ёрш. – Он мой сосед, живет этажом выше, и мне всё  время слышно как он стучит. Сначала я думал, что он там ремонт делает, а потом прислушался, вроде как на барабаны похоже. С тарелками. Во-так-во: бум-цик, бум-цик, цык-цык-бум… Сам он уже на заводе работает. Я зашел к нему вчера, в первый раз, кстати, и обалдел. У него своя комната, отдельная. Там по стенам плакаты «фирмовые» развешаны. «Пинк Флойд» видел, «Дип Пёрпл» видел…  А на стене крест, а под ним плакат «Иисус Христос суперзвезда»… Ё-моё!
– Ты короче давай, – перебил его Добрик, – чё он там «бум-цик» – «бум-цик»?
– Короче, я зашел, а у него там три пионерских барабана и один большой, оркестровый, с тарелкой. И… ещё «чарлик» стоит. И ещё две тарелки… Короче, он врубает «маг», и барабанит под него, тренируется. Он мне «показал» одну вещь «роллингов» в своём сопровождении. Очень, кстати, нормально…
– А херли ты молчал, а Ёрш? - скривил губы Добрик, - или что, я один должен обо всём думать? А он что, один живет?
– Не, не один, с родителями и сеструхой. Но у него своя комната, он туда никого не пускает, даже своих стариков. У него на двери табличка «Желтая подводная лодка. Вход строго по пропускам». Юрка Рыжий его зовут.
– Пошли к нему, – коротко, без объяснений распорядился Добрик.
– Да его сейчас нет, он на работе. А чё ты хотел?
– Придурок, – по-доброму усмехнулся руководитель, – ведь это же, готовый «ударник». Ну и что, что старше нас? Ну и что, что пионерские барабаны? Я говорю: он хочет где-нибудь играть, раз стучит в свободное время, под магнитофон, тем более, под «роллингов»… кстати, кстати…
Добрик замолчал, что-то обдумывая. Затем ткнул пальцем в грудь Ершу.
– Ты вот что, Ёрш. Подойди к нему сегодня. Скажи, мол, есть состав, нет барабанщика. Ну, в общем, не хотел бы он попробовать с нами порепетировать. А заодно и спроси у него, может быть, мы у него будем репетировать, раз своя комната. Ладно, спроси хоть насчет одной репетиции, а потом будет видно.
Ёрш почесал затылок.
– Да вряд ли он согласится. Нет, играть в «банде», я думаю, он согласится, но вот, чтобы в его комнате… не знаю я.
– Да ладно, согласится, – сказал я, – знаю я этого Юрку Рыжего. Он – нормальный чувак. Я у него даже как-то «Хипов» переписывал. Ты поговори с ним, Андрюха, раз он твой сосед.
На том и разошлись.

Рыжий согласился. И это стало большой удачей для начала нашей музыкальной карьеры. Барабанщик и место для репетиций, это было как раз то что нужно. Более того, у Рыжего, был свой собственный усилитель с колонками. И теперь, каждый инструмент можно было подключить к звукоусиливающей аппаратуре без проблем.
Первая наша репетиция была похожа… ни на что она не была похожа. Ребята долго настраивали гитары (под ноту «ми» на моей «Фаэми»). Когда, наконец, «настроились», бренчали то одно, то другое, никак не могли подстроиться друг под друга. Рыжий выстукивал что-то своё, Добрик постоянно ругался, кипятился и кричал на всех. Зато, нам удалось уломать Рыжего на вторую и на третью репетицию.
Впрочем, и вторая и третья репетиции были похожи на первую. И только, когда мы собрались в четвертый раз, нам удалось изобразить что-то похожее на тему песни «Дом восходящего солнца». Правда, было много фальши, гитары звучали вразнобой, пионерские барабаны «не строили». Они в принципе не очень подходили для того, чтобы их использовать для музыки. Даже для такой музыки, которую мы пытались играть. Ёрш то и дело путал аккорды, а «басова» Яцыка заглушала всех остальных. Но на пятой репетиции, нам хватило терпения кое-как «выправить» эту вещь, и пару раз сыграть её сносно, на наш взгляд. Со вступлением и концовкой, «уходящей вдаль». Добрик вполне сносно «вёл» главную тему «Дома», один из куплетов солировал я на «Фаэми», и в итоге, у нас получилось «что-то похожее на правду». Мы записали «чистовой» вариант на магнитофон Рыжего и несколько раз прослушали.
– Для начала неплохо, – подвёл итог Добрик, – но надо разучивать и другие…
Закончить свою мысль он так и не успел. Откуда-то сверху, справа, должно быть из квартиры этажом выше стали доноситься, какие-то, как нам поначалу показалось, не вполне музыкальные звуки. Мы притихли и прислушались. Звуки оказались всё же музыкальными. И они звучали всё громче и громче. Уже можно было вполне отчетливо различить звучание аккордеона, трубы, бубна  и большого барабана. Потом, в унисон зазвучали два низких хриплых мужских голоса.
– Это чё такое? – Добрик обвел нас взглядом, но вопрос был задан Рыжему.
– А, не знаю. Мужики какие-то. Чё-то народное «лабают». Во-во, слышите: «ой, при лужку, при лужке...»
– Нихера себе! – изумился Добрик, – они что теперь всё время будут нам мешать репетировать? Надо пойти разобраться…
– Куда? К ним? Я их не знаю, – сказал Рыжий, – между прочим, они уже вчера наяривали. Я их концерт весь вечер слушал.
У нас вчера репетиции не было. Мы собирались у Рыжего по вторникам и четвергам, в эти дни родителей дома не было.
Вчера была среда.
– Они и в понедельник тоже лабали. Вот это  «По диким степям Забайкалья», «Солдатушки, бравы ребятушки». Кстати, у них неплохо выходит.
– Не, это фигня! – отрезал Добрик, – мы же теперь сами ничего не сможем разучивать. А я уже, между прочим, был в проектном. Нас, можно сказать, уже там почти что ждут.
В это время, музыканты сверху, что называется, «дали гари». Они «во всю мазуту» шпарили «Калинку», и скорее всего, было слышно не только в нашей «студии», но и во всех прилегающих квартирах. Голоса вокалистов были хриплыми, и, казалось, не вполне трезвыми. Зато фальши в исполнении почти не было. Особенно хорош был трубач, он очень чисто выводил соло в одном из куплетов. Барабанщик (их барабанщик) своего инструмента не жалел, а аккордеонист, похоже и вовсе был профессионалом. Мы невольно заслушались.
– Так! Всё, Сэм и Ёрш, пошли со мной. Хотя… нет. Ты же тоже из этого подъезда. Яцык пойдешь с нами, разбираться будем. Это не дело, две «шараги» в одном подъезде. Нам же в проектный надо готовиться!
И мы пошли на разборы.
На третьем этаже было тихо, видимо конкуренты сделали перерыв. Добрик буквально вдавил кнопку звонка   квартиры, где по нашим предположениям репетировал ансамбль народных инструментов. Он был решителен, зол и целеустремлен, и мы с Яцыком с уважением поглядывали на нашего руководителя. Дверь долго не открывали, и Добрик (что было уж совсем круто) два раза стукнул в дверь кулаком. Потом грубым голосом прикрикнул:
– Открывайте! Народная дружина!
Дверь приоткрылась, и в проёме мы увидели пожилую, немного встревоженную женщину. Её глаза излучали ярость сквозь очки.
– Давно пора! – сходу, злобно сквозь зубы проговорила она, – с утра до ночи покоя нет! Этот (она кивнула на соседнюю дверь) на старости лет совсем умом тронулся. И у Юрки, со второго этажа хулиганье тоже стало ошиваться. Житья от них нет!
Потом как-то подозрительно на нас посмотрела:
– А вы кто такие?
Мы поняли, что ошиблись дверью, и эта женщина соседка музыкального коллектива, который мешает нам готовиться в проектный институт.
Добрик растерялся, но лишь на секунду.
– Мы, это м-м-м… Комсомольский патруль! К нам поступило заявление, что в вашем подъезде собираются алкоголики и громко включают музыку. Пьянствуют, дебоширят и… м-м-м пристают к прохожим. Это не Вы заявление подавали?
– Нет, не я. Я буду обращаться не в какой-то там патруль, а сразу в милицию, если эти безобразия не прекратятся. Но это (она снова ткнула пальцем в соседнюю дверь), никакая не молодежь. Староваты они для комсомола. Сенька Стриж со своими дружками молодость вспоминает, так им уж всем …
– Понятно, разберёмся, – авторитетно и строго сказал Добрик.
– А ту шпану, что у Юрки собирается, я и не знаю, – не обращая внимания на Добрика, продолжила соседка, – но по-моему, вам надо туда. Тоже гремят через день.
Женщина с грохотом захлопнула дверь.
Мы потоптались в нерешительности, и в этот момент, за соседней дверью грянуло… Репетиция возобновилась, играли что-то до боли знакомое. Мы, прислушиваясь, прислонились к двери, потом удивленно переглянулись. Народные музыканты во всю дурь тарабанили битловскую «Обла-ди, обла-да». Особенно старался трубач.
– Ни фига себе! Новые местные «Битлы», - изумился Яцык, – во дают!
– Всё, пора! – объявил Добрик, и забарабанил в дверь кулаком. Потом развернулся, и добавил два раза каблуком.
Музыка стихла, за дверью послышались тяжелые шаги. Щелкнул замок, и перед нами предстал плюгавый небритый мужичок в майке, и спортивных хлопчатобумажных штанах, неопределенного цвета. В руках он держал бубен. Одновременно приоткрылась и соседняя дверь, соседка решила понаблюдать за разбирательствами.
– Вам чего? – выдохнул винным перегаром мужик. По лицу было видно, что ему неловко за своё нелепый внешний вид.
Добрик выдержал паузу, разглядывая музыканта. Потом вдруг обернулся к соседской двери, и жестко распорядился:
– Немедленно закройте свою дверь, гражданка! Разберемся.
Соседская дверь сразу же захлопнулась, пауза затянулась. Бегающий взгляд хозяина музыкальной квартиры (если это был хозяин), говорил, что на понт с комсомольским патрулём его не взять. Возможно, в свое время он повидал немало комсомольских активистов. Поэтому, Добрик не знал с чего начать.
– Понимаете… эм-м-м… товарищ, – начал Добрик.
– Вы очень громко играете! – вдруг громко, тоненьким голоском выпалил Яцык.
– Заткнись! – зло бросил ему Добрик.
Тут, из глубин квартиры послышался хриплый тенор, наверное, голос их солиста: «Кто там ещё, Сеня? Заводи-но его сюда!»   
Сеня презрительно сплюнул на лестницу, звякнул бубном и сказал:
– Как хотим, так и играем. По правилам социалистического общежития до двадцати одного ноль ноль, имеем полное право. И даже, если захотим, до двадцати трёх. А поскольку я не обязан отчитываться перед каждым соплячьем, то пошли вон отсудова, пока по соплям не получили!
Из-за спины Сеньки Стрижа выглянула такая же небритая физиономия, только гораздо больших размеров.
– Тихо, дядя, – всё же успел сказать Добрик, но увидев здоровяка, невольно осёкся.
Здоровый мгновенно оценил обстановку, вышел на площадку и встал рядом с хозяином. В руках он сжимал колотушку от большого оркестрового барабана. Он тоже был в спортивных штанах, только шерстяных и красного цвета, и в клетчатой байковой ковбойке. Со стороны, наверное, музыканты представляли из себя довольно смешное зрелище: двое небритых, поддатых мужика, один с бубном, второй с колотушкой вышли разбираться. Но нам было не до смеха.
– Пацаны, – сказал барабанщик, – двигайте подобру-поздорову, а то сдадим в детскую комнату милиции.
Тут Добрика проняло.
– Нет-нет, товарищи, – мягко, немного заискивающе, промурлыкал он, – вы нас не так поняли. Мы, можно сказать, тоже музыканты. Мы тоже репетируем.
Мужики переглянулись, изобразили подобие улыбок.
– А, значит, коллеги? – товарищ Стриж улыбнулся ещё шире, – тогда заходите,  а то мы уже третий день репетируем, никак закончить не можем…
Теперь уже мы переглянулись между собой.
– А вы что, разве не слышали, как мы играем? – спросил Добрик, – мы же тут, этажом ниже.
Здоровый ткнул в бок Сеньку:
– Это они, значит, я же говорил! Когда у нас… это, перекур был! Я говорю, там кто-то лабает, а вам всё по фигу! Да вы заходите, пацаны, обсудим дела наши музыкальные.
Между тем, в коридоре, за спинами наших собеседников появились ещё два участника ансамбля. Оба они выглядели какими-то старыми, помятыми и и тоже не вполне трезвыми.
Заходить в квартиру мы побоялись, мало ли что. Их четверо, и они мужики, причем, поддатые мужики, несмотря на то что музыканты. Однако, дело надо было как-то решать. Первое напряжение улетучилось, Добрик осмелел, и как можно, солиднее сказал:
– Понимаете, товарищи, нам очень нравится, как вы играете, правильно, Яцык? Очень. Мы даже специально сами переставали репетировать и прислушивались. У нас через потолок хорошо слышно. Но вы войдите и в наше положение. Мы готовимся к конкурсу комсомольско-молодежной песни, и всё время сбиваемся, когда вы начинаете играть… конкурс через неделю.
– А ты как хотел? – усмехнулся Сеня Стриж, – не все так просто на музыкальной дорожке. Мы вон тоже начинали с конкурсов. И неплохо получалось, правда, мужики? Короче, комсомольцы, идите с миром, раз вам некогда зайти. У вас, значит, своя свадьба, у нас – своя. Кстати, вы на свадьбах ещё не играли?
– Да какая свадьба?! – сказал один из помятых, – они ещё не знают как инструмент толком держать. Молоко на губах не пообсохло!
– Обожди, Крас. Они ж сейчас все грамотные. Я говорю о музыкальной грамоте. Глядишь, и возьмут приз на своем комсомольском конкурсе… там где ребята толковые… «Мой адрес – Советский Союз»… Правильно я говорю? Ладно, вы идите (он обернулся к своим), я сейчас.
Он подтолкнул барабанщика в прихожую, сунул ему в руку бубен, и прикрыл дверь.
– Ну, так чего вы хотите? Чтобы мы перестали играть?
Мы молча смотрели на Сеньку Стрижа. И он продолжил.
– А если бы к вам кто-то пришёл и сказал, чтобы вы перестали репетировать, а? Небось обидно было бы, а?
– Ну-у, – протянул Добрик, – в общем-то, конечно.
Мужик смотрел на нас как-то устало. Потом вынул из заднего кармана  пачку «Примы» и закурил.
– Но я вас понимаю, ребята, – он выдохнул дым. Дверь за ним приоткрылась, выглянул один из помятых.
– Сеня, там уже киснет. Да брось ты их, пошли, – сказал он.
– Ща, закрой дверь, Славик, мне пару слов сказать надо. Вы пока без меня.
Помятый хмыкнул и скрылся за дверью.   
– Славка-соловей, – кивнул Стриж, – наша золотая труба. Он как начнет свое соло, вся свадьба, бывало, в пляс! Прирожденный трубач, всё по слуху, ни одной ноты не знает. Вообще-то, из нас никто нот не знает. Когда-то как и вы начинали. В конкурсах разных участвовали, правда никаких мест не заняли. Но уж на свадьбах, на проводах в армию поиграть удалось… Сейчас уже не то. Почти не приглашают. Очень редко, куда-нибудь в село.
Мужик бросил окурок на лестницу.
Я подтолкнул в бок Добрика.
– Пошли, Серёга. Вы нас уж извините…
– Вот, иногда собираемся у меня, – не обращая внимания на мои слова, как-то грустно продолжил Сеня Стриж, – чуть поиграем, молодость вспомним, вроде как легче на душе становится. Вы нас тоже поймите, пацаны. Ладно, когда-нибудь поймете. Ну, что ещё?
Мы, каждый по очереди пожали руку музыканту, и пошли курить во двор.
– Слыхали? – Добрик протянул нам сигареты, - тоже с конкурса начинали. А теперь, молодость вспоминают.
Мы молча курили, никто ничего не говорил.

В квартире у Юрки Рыжего мы репетировали ещё две недели. Успели разучить ещё несколько вещей, потом пришлось прекратить. Жильцы подъезда всё же написали жалобу в отделение милиции. Пришёл участковый, поговорил с родителями Рыжего, и нас не очень вежливо попросили. Но мы не расстроились. К этому времени, Добрик всё же сумел договориться (не без помощи мамы) с проектным институтом, и нас там ждал на «прослушивание» какой-то организатор.
За эти две недели мы ни  разу не слышали музыкантов с третьего этажа. После нашей встречи, они перестали играть. Может быть на время, а может и насовсем. Да и у Юрки Рыжего мы больше никогда не бывали. Вскоре его призвали в армию, а его место в составе занял другой парень, которому родители купили к Дню рождения настоящую ударную установку.