Константин Симонов

Русские люди.  Жизни. Судьбы.
Русские люди. Жизни. Судьбы.

28 ноября 1915 года в семье генерала русской императорской армии Михаила и княжны Александры, в девичестве Оболенской, родился будущий шестикратный лауреат Сталинской премии.

По совместительству — русский Киплинг и Хемингуэй. Именно так впоследствии будут воспринимать поэта Константина Симонова.

Младенца назвали Кириллом. Позже мать Александра Леонидовна сокрушалась: «*Испохабил своё имя. Выдумал какого-то Константина..*.» В его оправдание можно сказать, что причина для смены имени была веская: Симонов не выговаривал ровно половину букв своего первоначального имени. «Р» и «л» ему не давались, сливаясь в какую-то кашу.

В европейской мифологии есть традиционный штамп описания героев древности: «*Три недостатка было у него — он был слишком молод, слишком смел и слишком прекрасен»*. Если к этим «недостаткам» прибавить дефект речи, то получится достоверный портрет Константина Симонова.

Почти всякий, кто встречался с ним, прежде всего обращал внимание на его внешность. «*Симонова я никогда прежде не видела. Он статен и красив. Читает прекрасно, полнозвучным музыкальным голосом» —* это писатель и мемуарист Ирина Одоевцева.

«*Худощавый, стремительный, красивый, по-европейски элегантный» —* это сотрудница журнала «Новый мир» Наталия Бианки.

Оба воспоминания датированы 1946 г. — Одоевцева встречалась с Симоновым в Париже, Бианки — в Москве. Поэту 31 год, он в расцвете сил, женщины от него без ума, что вполне естественно.

Но то же самое можно сказать и о мужчинах. Вот каким увидел уже изрядно постаревшего Симонова актёр Олег Табаков в 1973 г.: «*Он был красив той несуетливой, спокойной мужской красотой, которой, каждый год прибавляя седины в волосы, прибавлял всё больше терпкости и обаяния. Пожалуй, очень немногие люди вызывали столь сильное желание подражать. И в быту, и в мужском человеческом поведении»*.

Насчёт последнего с Табаковым согласен и Евгений Евтушенко: «*Мужества ему было не занимать».*

Как правило, мужество понимают несколько однобоко, имея в виду работу Симонова как журналиста в годы войны. Да, пулям он не кланялся.

Под Могилёвом вырывался из окружения сквозь огонь немецких танков на изрешеченной осколками полуторке. Высаживался с десантом на Керченский полуостров. На Карельском фронте ходил в разведку по тылам финских частей. Летал бомбить Берлин. Но всегда повторял, что так в те суровые годы поступали многие его коллеги, и особого повода для гордости в этом не находил.

Новый лидер страны, Никита Хрущёв, взявший курс на разоблачение культа личности Сталина, любил и умел показать свой нрав. И решил надавить на Симонова, который к Сталину относился с подчёркнутым уважением.

На встрече партийного руководства с писателями он грубо перебил выступавшего Константина Михайловича: «*После XX съезда голос писателя Симонова звучит как-то невнятно!*»

На что тот ответил: «*Никита Сергеевич! Даже шофёр не сразу может дать задний ход. Одни писатели изымают из собрания своих сочинений произведения о Сталине, другие спешно заменяют Сталина Лениным, а я этого делать не буду*».

Результат — смещение с поста секретаря правления Союза писателей, освобождение от должности главного редактора «Нового мира» и «творческая командировка», а по сути — ссылка в Ташкент.

Почему-то этот шаг считается доказательством то ли слепоты, то ли неразборчивости писателя. В сознании многих не укладывается, как мог уважать Сталина человек, написавший такие строки:

«*Жди меня, и я вернусь*

*Всем смертям назло.*

*Кто не ждал меня, тот пусть*

*Скажет: -Повезло.*

*Не понять не ждавшим им,*

*Как среди огня*

*Ожиданием своим*

*Ты спасла меня».*

А объясняется всё очень просто. Симонов так вспоминал детство: «*Дисциплина в семье была строгая, чисто военная. Данное кому бы то ни было слово требовалось держать; всякая, даже самая маленькая ложь презиралась»*.

Честь. Долг. Верность. Неумение, как говорили в древности, «играть двумя щитами». А всё вместе — подлинный аристократизм духа.

Про стихотворение «Жди меня» тот же Евтушенко говорил: «*Это произведение никогда не умрёт».*

Видимо, подразумевая, что насчёт остальных стихов уверенным быть нельзя. Но вот интересный момент.

В одной современной антиутопии описано будущее, где Россия оккупирована Западом. Там действуют отряды сопротивления. На своих тайных сходках партизаны будущего поют под гитару. И не что-нибудь, а поэму Симонова «Ледовое побоище», где немцы приходят к нам очень пафосно, а заканчивается всё, как и положено:

*Одни лежали, захлебнувшись*

*В кровавой ледяной воде,*

*Другие мчались прочь, пригнувшись,*

*Трусливо шпоря лошадей.*

На сайтах с песнями и стихами в исполнении авторов Симонов присутствует и сейчас.

«Жди меня» там, разумеется, лидирует.

А в спину ему дышит стихотворение «Однополчане» со строчками:

*Под Кёнигсбергом на рассвете*

*Мы будем ранены вдвоём,*

*Отбудем месяц в лазарете,*

*И выживем, и в бой пойдём.*

А ведь написаны «Однополчане» были в 1938 г. До взятия Кёнигсберга оставалось ещё 7 лет.

Наверное, таким должен быть национальный поэт. Тонкая лирика. Сильные, до дрожи, образы. Пророческий дар. И — жизненное кредо, которое выразил сам Симонов в романе «Живые и мёртвые»: «*Нет ничего трудней, чем гибнуть, не платя смертью за смерть»*.