Dreamfall

За всю дорогу, что они шли в кафе, Эйприл так и не решилась рассказать Эмме о том, что ее скульптура на несколько секунд обрела жизнь. Эмма хоть и не стала бы считать, что у Эйприл мозги перевернулись сверх наголову, а все равно бы не поверила. Впрочем, Эйприл, проведя почти весь день в душной студии и теперь глотнув свежего воздуха, сама едва верила в то, что видела. На подходе к “Артишоку” она немного оклемалась. Дышать теперь было легче, и окружение снова обрело свойства ощутимости. Все вокруг вновь стало исходить той атмосферой, к которой Эйприл привыкла. Квалифицированный психолог мигом сказал бы ей, что она находилась под действием психического шока и сейчас понемногу начинает отходить от него.
В мыслях тоже начало частично восстанавливаться равновесие. Путаница улеглась и Эйприл попыталась трезво мыслить. Значит, это от Фионы Эмма получила набросок этого существа. Если бы оно не было похоже на Матерь из ее сна, Эйприл бы не стала задумываться над тем, откуда Фиона его взяла. Ведь не придумала же она это существо сама. В глубине сознания Эйприл стали просыпаться смутные догадки. Сегодня утром Фиона говорила, что у Микки тоже были ночные кошмары. Она не сказала, какие именно, но что если Микки снилось что-нибудь аналогичное и снилось уж несколько раз? Если бы не то, что произошло в студии, Эйприл не стала бы об этом так сильно задумываться. Но то, что она видела, не поддавалось простой логике. Окажись рядом с ней какой-нибудь ученый муж, он бы тут же прочитал ей лекцию на тему “симптомы и прочие дефекты мозговых полушарий в качестве последствий пубертатного периода”. Однако рядом с ней шла “всего лишь” Эмма, которая посоветует ей забить на все это и не обращать внимания.
Днем “Артишок” был чуть ли не забегаловкой и в нем могло толпиться множество людей разных возрастов, хоть подростки, хоть студенты, хоть люди еще более старшего возраста. Но для тех, кто работал в вечернюю смену, “Артишок” превращался в настоящее элитное кафе-ресторан. Именно в это время тут собирались те люди, которые по социальному статусу иначе, чем VIP-клиентами не считались. Трудно сказать, персоналу какой смены везло в этот момент больше - тому, кто носился по кафе днем, а потом имел возможность ночью хорошо отоспаться в кровати, или же тому, кто приходил домой только в три-четыре утра, но при этом имел шанс получить неплохие чаевые.
Кафе располагалось в одной из стен прямоугольного двора, поперек которого шел узенький канал. На противоположной от кафе стороне канала и прямо напротив входа во двор стояла небольшая шарообразная скульптура, изображавшая собой карикатуру на подводную мину из каких-то лохматых времен. В шутку все называли ее “Звезда смерти”, в честь старинного кинофильма “Звездные войны”.
Рядом со входом стояло несколько столиков для тех, кто любил закусывать на свежем воздухе (разумеется, это можно считать гиперболой; в данное время года воздух в Новой Венеции был уж очень свеж). Проходя мимо них, Эмма указала легким движением руки на парочку, которая сидела за одним из столиков и самозабвенно целовалась.
- Смотри, - шепнула она Эйприл. – Смотри. Ай-ай, как не стыдно!
- Да? Почему? – томно спросила Эйприл, потому что замечание Эммы выдернуло ее из раздумий.
Эмма уставилась на нее в недоумении:
- Слушай, ты вообще где? Здесь или где-то там? – она махнула в сторону. – По-моему, вчера ты не могла спокойно смотреть на целующиеся парочки. Ты ведь говорила, что они тебе отвратительны, потому что у тебя самой нет парня.
- А, ну да, верно, - причесывание мыслей в голове Эйприл еще не закончилось. Да и мало ли что она говорила вчера. Конечно, отсутствие второй любимой половины расстраивало, но с другой стороны - есть возможность сводить концы с концами, и на том спасибо. А парень в какой-то степени был ударом по бюджету. Эйприл не могла и не хотела, как Эмма, крутить роман с каким-нибудь парнем за его же счет. С тех пор, как она сбежала из дома, роль нахлебницы в ее “мире” была предана несмываемому позору.
Сегодня в “Артишоке” из-за жары были настежь открыты все окна и входная дверь. Из стерео-динамиков во всю гремела музыка, но Эйприл знала, что пройдет еще где-то пол-часа, в магнитофоне сменят диск и по кафе будет разливаться тихая мелодия, которая в большинстве случаев больше всего подходит для романтических свиданий.
Внутри, прямо напротив входа в углу, располагался бар, а дальше слева простиралось небольшое пространство неправильной формы, которое было заставлено столиками и диванами для VIP-клиентов. За барной стойкой стояли два парня: один - темнокожий с длинными уложенными назад волосами, второй – “бледнолицый” с крашенной в черный цвет короткой стрижкой.
Первого звали Чарли. В жизни Эйприл он занимал такое же значимое положение, как Эмма, Фиона и “Приграничный Дом”. Эйприл все еще помнила тот памятный день, когда ее нога впервые ступила на Ньюпортские улицы. Тогда Эйприл была, что называется, в полнейшем ауте
(дурочка из деревни приперлась в большой город!).
Наверное, в девушке с гигантским чемоданом и сумкой на плече было что-то чарующее, если Чарли подошел к ней и поинтересовался, какого черта она, провинциалка, все еще топчется на месте, а не идет куда-нибудь вперед, потому что в центре Ньюпорта стать жертвой ограбления в дневное время так же просто, как залпом выпить стакан воды. В ответ Эйприл достойно ответила ему, что если он знает, где находится это “вперед”, то пусть покажет ей дорогу, а заодно порекомендует куда лучше всего обратиться, чтобы снять хорошую комнату. Уже тогда между ними установилось довольно прочное взаимопонимание. Сначала Чарли привел ее в “АртиШок”, где она смогла отдохнуть, а заодно сразу же получить место официантки, а после отвел в “Приграничный Дом”, где представил Фионе. Эйприл до сих пор не могла сказать, на каком месте в ее дружбе стоит Чарли, а на каком - Эмма; похоже они делили одно место пополам. И это не смотря на то, что Чарли в некотором смысле был полной противоположностью Эмме. Он не несся вперед, как от заряда мощной батарейки, был куда более спокоен в общений и, конечно же, не был таким вспыльчивым. Все считали его романтиком, что называется, от мозга костей. А Фиона вообще в шутку говорила, что Чарли – один из тех лирических героев, которых сейчас не делают.
Коротко стриженого парня, что стоял рядом с Чарли, звали Маркус. Он тоже был студентом ВАИИ и тоже работал в “Артишоке” – он, как и Чарли был барменом. В компании Эйприл-Эмма-Чарли он был не то, чтобы лишним, но и не то, чтобы своим. По большей степени он был другом Эммы. Чарли общался с ним в основном только на рабочей почве, а Эйприл пока еще не слишком хорошо его знала, к тому же они почти всегда работали в разные смены и редко виделись. Сегодня Маркус работал в утреннюю смену, которая как раз подошла к концу, и он отдавал свои рабочие обязанности Чарли. Последний уже надел белый фартук.
- О, какие люди! – произнес Чарли певческим тоном, когда девушки подошли к стойке.
- Привет, - одним этим словом Эмма не ограничилась и обменялась с каждым из них поцелуями.
- Здорово Чарли, Маркус, - Эйприл предпочитала раскованности сдержанность и корректность, и поэтому просто широко улыбнулась.
- А я к тебе сегодня утром заходил, но ты уже куда-то усвистала, - Чарли ответил ей той же улыбкой.
- Я сегодня очень рано встала, - пояснила Эйприл.
- Кто рано встает, тому бог подает, - заметил Маркус.
- Не совсем, - скривилась она. – Кто рано встает, тот заканчивает свою чертову картину вовремя!
Все рассмеялись. После чего Эмма увела Маркуса вглубь кафе, чтобы он рассказал ей о концерте какой-то группы, на который ходил накануне.
- Как день провел? – поинтересовалась Эйприл у Чарли.
- Если не считать трубы в подвале, то все было нормально. – Чарли потянулся. – Да и чего еще может быть? Сейчас жара, все, наверное, по домам сидят.
- Или вообще уехали куда-нибудь из города, - предположила Эйприл.
- Точно. А ты чего не сбежала? У тебя уж порядком дома попрохладнее.
Эйприл слегка поморщилась – Чарли уколол ее в больное место.
- Знаешь, мне лучше помирать от жары тут, чем дома.
- Ну ясень пень, - по его лицу она поняла, что он понял свою ошибку, - тут же мы с Эммой, да?
- Конечно! – внутренне Эйприл облегченно вздохнула.
- А ты же вроде не собирался сегодня работать, - решила она быстро сменить тему.
- Да, у меня должны быть репетиции, но деньги сейчас нужнее.
- Понимаю.
В ВАИИ Чарли изучал искусство танца. И если Эйприл поступила в ВАИИ отчасти из-за безвыходности своего положения, то Чарли стремился научиться танцу более чем целеустремленно. Танцы были его мечтой, которую он недавно поведал Эйприл.
- Представь, - говорил он. – Темная сцена, зал полон людей и такой маленький круг света на сцене…. И тут… появляюсь я!
- Ты редкий оптимист, - вздохнула тогда Эйприл. – Веришь, что все у тебя в жизни будет успешным.
- Знаю, - усмехнулся он. – Но это все благодаря тебе. Без тебя бы я не был таким оптимистичным.
Эйприл лишь испустила невидимый вздох небольшой зависти. Ее собственный оптимизм был подобен куску льда: то “таял”, то снова “замораживался”.
- А так, я вообще-то собирался пред занятиями смотаться домой на недельку, - продолжал Чарли. – Я там так долго не был.
Эйприл знала сколько – четыре года. Как и у нее, у Чарли было гигантское трение в отношениях с отцом. Тот хотел, чтобы Чарли после школы отправился работать на фабрику, где работал он сам и где когда-то работал и его отец. Но Чарли мечтал совершенно о другом.
- Знаешь, - объяснял он Эйприл, - почему я отправился именно в Новую Венецию? Потому что все о чем-то мечтают и в крайнем случаи тебя всегда поддержат, какой бы идиотской твоя мечта не была.
- И вовсе твоя мечта не идиотская! – сказала тогда Эйприл. – Ты же действительно хорошо танцуешь.
- Нет, - отмахнулся Чарли, – мне еще пахать и пахать.
Эйприл знала, что Чарли, как и все, только из-за денег устроился барменом в “Артишок”. Вечно торчать за стойкой бара он не собирался. Не собиралась вечно бегать с подносом и сама Эйприл. Не работай рядом с ней ее друзья она давно бы ушла в какое-нибудь другое место, где платят столько, сколько мечтаешь получить. Позиция Чарли – не возвращаться домой в течение четырех лет – предавала ей некую уверенность, когда у нее вновь начиналась тоска по дому. Но если ее близкий друг сумел продержаться столько времени, то и она подавно сможет.
- Чарли, ты не знаешь, Кортез тут не пробегал? – поинтересовалась она, не надеясь даже, что сможет получить хоть какую-нибудь наводку.
- Ты знаешь, меня тут днем не было, но Маркус мне говорил, что он сюда забегал. А что?
- Мне Эмма сообщила, что он хочет со мной встретиться. Но прикинь, он не сообщил, где хочет встретиться! Вместо этого он загадал загадку – “Там, где дети изображают свои сны”. У тебя есть предположения, где?
- Разве что, только у психоаналитика, - пожал плечами Чарли. – Но знаешь, давай спросим у Маркуса. Он же разговаривал с Кортезом.
Маркус нашелся в центре зала на одном из диванов. Он и Эмма о чем-то яростно спорили и даже переругивались, правда, шепотом. Сразу становилось ясно, что друзьями они останутся до гроба. А если у них возникнет роман, то тоже - до самой смерти.
Подходя к ним, Эйприл уже открыла рот, чтобы позвать Маркуса, но тут Эмма резко повернулась в ее сторону, быстро сфокусировала на ней свой взгляд и выпалила:
- Эйприл, ну-ка скажи мне: в каком году Ройн Дейл выпустил “Сайдтрекера”?
От неожиданности Эйприл машинально ответила:
- В 2204-м. Сразу после “Утренней Звезды”. Там еще популярный хит был, “Эти сукины дети”…
- … “с кровью на башмаках”, - закончила Эмма и повернулась к другу. – Точно! Говорила ж тебе, Маркус!
- Ты сказала в 2203-м! – не сдавался Маркус.
- А ты сказал, в 2207-м! Фанат называется!
- Я не фанат! - надулся Маркус. – Я зритель и слушатель.
- Так, ну хватит вам! – вмешался Чарли. – Хотите спорить, лучше идите на улицу. А здесь вы выбрали неподходящее место, знаете ли.
Он взглядом указал в сторону. Невдалеке от них у стены сидел толстяк в красной рубашке и в бежевом фартуке. “Наш босс, Стэн”, как иногда в шутку подчеркивала Эйприл. Внимание Стэна было приковано к ноутбуку, что лежал перед ним, поэтому он не слышал их перебранки.
Воспользовавшись этой замешкой Эйприл начала действовать.
- Маркус, - сказала она, - я знаю, что сегодня сюда приходил Кортез, он ведь спрашивал обо мне?
- Да, - ответил он. – Он спрашивал, где ты. Ну я и отправил его к Эмме. Вы же чаще видитесь вместе.
Последние слова он произнес с небольшим чувством ревности, но все же дружески хлопнул Эмму по плечу. Та в ответ только страшно сверкнула глазами и затем уставилась на стену, где был плакат с Томом Фолье.
- А он вообще не говорил, куда собирается идти? – спросила Эйприл.
- Нет, но… - Маркус задумался, - перед тем, как уйти, он долго глазел на тот плакат. Вон, у музыкального автомата.
Рядом с барной стойкой стоял музыкальный автомат, которому, по словам Стена, было не меньше двухсот лет (наверное, он врал – автомат выглядел не таким уж старым). Справа от автомата на стене висел большой разноцветный плакат. Эйприл направилась к нему, остальные последовали за ней.
Плакат представлял собой графический коллаж. Фон был сделан, как целая мешанина из раскрашенных кусочков. В центре был изображен угловатый человечек, который куда-то бежал. Руки его были вытянуты вверх и над ними, словно агитационный плакат демонстранта, была нарисовано какое-то мешанина красное пятно с подтеками, словно художник одним движением пролил туда красную краску. Из-за этого пятно заставило Эйприл подумать о настоящей крови.
Поверх “крови” шла надпись, выполненная в стиле Forte: “РАСТУЩАЯ БОЛЬ”. Вокруг угловатого человечка были намешаны другие человечки, нарисованные в разных и всевозможных стилях: от простого с одним движением руки до самого живописного с четкой прорисовкой. Одни, так и вовсе на людей были не похожи, а у некоторых, как показалось Эйприл, головы и конечности не соединялись с туловищем. Причем, не соединялись потому, что были отделены варварским (или садистским…) способом.
От мысли, что могут демонстрировать в такой галерее, у которой плакат по стилю ушел дальше кровавого кибер-панка, Эйприл впала в ступор и только спокойный голос Чарли, который неожиданно раздался у нее над головой, вернул ее в равновесие:
- Ха, если это там дети изображают свои сны, то им точно нужна помощь. И физическая и моральная.
- Я что-то слышал про эту выставку, - подал голос Маркус. – Вроде, там выставляются работы детей из трущоб. Если это так, то в названии нет ничего удивительного.
- Смотри, - Эмма указала Эйприл на пачку листов, что были прикреплены внизу плаката. – Здесь есть бесплатные билеты.
Эйприл оторвала верхний. На пористом прямоугольном листке бежевого цвета было следующее:


“РИМСКАЯ ГАЛЕРЕЯ”
представляет

“РАСТУЩАЯ БОЛЬ”

выставка для детей
и подростков

В самом низу:

Студентам вход бесплатный



“Да чтобы я от халявного билета когда-нибудь отказывалась”, - усмехнулась про себя Эйприл. – “Ни за что”.
Так или иначе, но это была единственная наводка на то, где искать Кортеза. Тем более что сам глагол “изображают” подходил сюда как нельзя лучше. Изображать обычно могут только на картинах. А где можно найти картины? Чаще всего в художественных галереях. Но вот только, спрашивается, стоит ли ей туда идти? Ведь Кортез – просто адекватный псих. Стоит ли ей вслушиваться в то, что он ей скажет? Ответ на это был только один – останься она сегодня утром в кровати, а не иди в студию и не сталкивайся там не пойми с чем, она бы сейчас этим вопросом не задавалась. Но раз так, то Кортеза ее придется поискать. Каким-то даже не шестым, а скорее всего седьмым, или восьмым, чувством Эйприл ощущал, что он имеет к этому прямое отношение.
Она повертела билет в руках, чтобы найти адрес этой галереи. Он обнаружился на отрывном купоне:

“Римская галерея”
Западная Венеция, Мост Уотертаун
Строение 14-2
Тел. 306 4905026 09

Западная Венеция, она знала этот район. Он был ничего, примерно то же самое, что и Новая Венеция. Но это не озночало, что она туда понесется, роняя тапки. Но…, черт его знает! Сегодня похоже все вертелось вокруг снов. Сначала ее собственный, потом сон Микки. Затем Кортез что-то утром трендел на счет ее снов. После чего, обнаружилось, что Эмма явно сделала свою диковинную скульптуру на основе сновидения. И в довершении ко всему, Кортез хочет с ней встретиться, причем не где-нибудь, а там-где-дети-изображают-свои-сны. Стопроцентно, сегодняшний день – пятница, 28-е июля, - был связан со снами и только с ними.
- Отлично, - пробормотала она.
- Слушай, подруга, - Эмма забеспокоилась. – Ну на фига он тебе сдался! Этак, ты с ним скоро будешь проводить времени больше, чем с нами.
- Но я хочу знать, зачем я ему понадобилась, - Эйприл задумчиво уставилась в сторону дверей.
Близился вечер. В это время многие возвращаются домой, чтобы поужинать, а затем заснуть в постели. И только она одна будет трястись в вагоне метро, чтобы затем попасть не домой, а к черту на рога.
- Ребята, а что вы вообще думаете о Кортезе? – вопрос вырвался у нее непроизвольно.
- Ты хочешь спросить, что мы думаем о главном чудике Новой Венеции? – пожала плечами Эммма. – Ну что, он довольно забавный, я скажу. Но иногда ведет себя действительно очень странно. И поэтому все здесь считают его маразматиком.
Маркус заложил руки за спину и потянулся:
- А на счет того, что с ним нельзя заговаривать, это я не считаю таким уж верным. Да, иногда он несет полную чушь, но иногда говорит очень даже толковые вещи.
- Да, - согласился Чарли, – его о чем угодно можно спросить там: об искусстве, о книгах, даже о кино – он все знает.
- Ага, сразу видно, что этот чел много чего в жизни повидал, - добавила Эмма. – Ну прямо ходячая энциклопедия.
- Нет, все то, что вы перечислили, - покачала головой Эйприл, - характеризует его только с положительной стороны. Давайте лучше подумаем о том, чего в нем отрицательного.
- Ну, - задумался Чарли, - то, что он несет странные вещи, это мы уже говорили. А так, мне кажется странным только то, что он постоянно торчит перед нашим пансионом и никуда не ходит.
- У меня такое чувство, - заметила Эмма, что он чего-то ждет. Или кого-то.
- Сальватора Дали, - сыронизировала Эйприл. По ее мнению, Кортез запросто мог бы прижиться в том мире, который рисовал создатель “Гражданской войны”.
В ответ Эмма отмахнулась и заявила, что не думает, что Кортез наркоман, потому что у торчков совсем другая речь и у них язык заплетается, а у него нет.
- Да и вообще, - как-то странно произнесла Эмма, - знаете, он… ничего.
- Наркоман или нет, - Эйприл пожевала губы, - только…. Подожди, как ты сказала? Он чего?
- Ничего, - Эмма опустила глаза вниз.
- ЭММА!!! – в три голоса.
- Эмма! – всплеснула Эйприл руками. – Да ему же седьмой десяток небось стукнул!
- Ну и что? – насупилась Эмма. – А вы видели, какие у него глаза? У него же глаза молодые! Да и вообще, мне пофиг, сколько ему лет! Он выглядит гораздо лучше всяких придурков, с которыми я общаюсь. - Не вас! – почти выкрикнула она.
-Да, Эмма, видать, ты на солнышке перегрелась, - Эйприл дунула себе на лоб, чтобы охладить выступившую испарину. – Шестидесятилетний с хвостиком и “экзотическим” акцентом – это, по твоему, “ничего”?
- Посмотрим, - ответила Эмма улыбкой с еле заметным вызовом.
- Ладно, - Эйприл скрестила пальцы, - оставим эту тему. Значит так, как хотите, а я еду в Западную Венецию.
Чарли пожал плечами:
- Мне лично все равно. Но кто-то мне вчера жаловался, что на его кредитке денег кот наплакал. Так что, пойди, потряси Стэна.
Эйприл сделала глубокий вдох и направилась к столику, за которым сидел ее работодатель. Подойдя, она открыла рот, чтобы с ним поздороваться, но тут Стэн поднял на нее глаза. Это был тяжелый взгляд увековеченного мученика.
- ТЫ ЧЕГО ТУТ ЗАБЫЛА!? – гаркнул он, сорвав ее приветствие.
- Я…, - начала Эйприл.
- Женщина, ты сегодня не работаешь! Марш домой отсыпаться!
- Но я…
- МНЕ ЧТО, КОЛЫБЕЛЬНУЮ ТЕБЕ СПЕТЬ?! – пухлое лицо Стэна уже разливалось всевозможными красками: оно было и пунцовым, и багровым.
- И тебе здравствуй Стэнли – вздохнула Эйприл. К такому обращению она уже успела привыкнуть. Слабым утешением было то, что этот “Дамоклов Меч” падал на все головы, что находились “под властью” Стэна. – Да, я сегодня не работаю, но я хотела …
Стэн резко побледнел.
- Не произноси этого при мне, женщина! – тяжело прошептал он, словно задыхался. – У меня от этих слов зубы сводит.
- Ты про “здравствуй”?
- НЕТ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! – к Стэну довольно быстро вернулись силы. – Я про “не работаю”! Я слышать этого не могу!
- Слушай, твоя воля, мы бы вообще круглые сутки без перерыва на тебя пахали!
На красном лице Стена быстро появилось какое-то слегка мечтательное выражение.
- Да, сладенькая моя! Да! И уж поверь, это пошло бы вам только на пользу, – тут его лицо поморщилось. – Но закон почему-то запрещает рабочим такие смены. А жаль.
(ну что за урод!)
- Эх, моя бы воля, вы бы тут по три смены вкалывали!
Эйприл стиснула губы, пора было переходить к “решающим действиям”. Этими “действиями” она старалась пользоваться как можно реже, только тогда, когда они того действительно требовали.
- Знаешь, Стэн, - начала она издалека, - по-моему, ты на себя слишком много наговариваешь.
- Да неужели!
- Да. А на самом деле ты, - Эйприл навесила на лицо небольшую улыбку, - добрый, только тщательно это скрываешь.
На секунду Стэн тоже стиснул свои пухлые губы, а затем снова загремела “буря”:
- ДА, ДА, Я ЧЕРТ ЗНАЕТ КАКОЙ ДОБРЫЙ! Давай, женщина, пользуйся моей добротой! И заодно головной болью!
- Хорошо, - Эйприл в который раз испустила невидимый вздох облегчения, кажется она “выйграла”, - я на счет зарплаты.
Глаза Стэна сверкнули:
- Черт побери! У меня от тебя уже голова раскалывается! “Зарплата” …! Вот еще одно депрессивное слово, от которого меня хандрит!
Взгляд Стэна стал теперь уже умоляющим.
- Слушай, оставь старичка Стэна в покое, а? – заныл он. - Без тебя все было так хорошо….
Стэн оперся локтями на столик и спрятал лицо в ладонях:
– Ну давай птичка, иди, иди…, - прошептал он.
Он просидел так какое-то время, надеясь, что “птичка” вняла его просьбе и “улетела”. Когда он отнял ладони от лица, она уже рядом с ним не стояла. Но радовался Стэн зря. Оказалось, что “птичка” за это время спокойно “перепорхнула” на противоположный конец стола, уселась там на стул и в данный момент закрывала ноутбук, чтобы его монитор не лишал их возможности полноценно созерцать друг друга.
Стэн уставился на Эйприл убитым взглядом. В нем читались все его несчастья и неудачи, начиная самой первой минуты его жизни. На секунду Эйприл показалось, что она перегнула палку в настоящий морской узел, но затем все же решила идти до конца.
- Я хочу получить деньги, Стэн, - сказала она спокойно.
- Японский Бог, женщина, - простонал он. – Ты мне уже весь день испортила!
Он глубоко вздохнул, и кожа на его лице стала приобретать нормальный оттенок.
- Ладно, - сказал он голосом свергнутого короля, который смирился с потерей престола. – Давай сюда свой чертов график.
Эйприл вынула из кармана сложенный вчетверо листок, развернула его и протянула Стэну. Тот выхватил его, словно это была тысячедолларовая банкнота. Его взгляд цепко стал шарить по строчкам.
- ЧТООО-ОО-О??!! – взвизгнул он, вытаращив глаза. – Это еще что за…?!
Потом забормотал:
– Неужели это я подписал!? Господи, о чем я вообще думал?!
- В чем проблема? – поинтересовалась Эйприл.
Стэн стал вертеть листок в разные стороны.
- Хотя…, вроде он и неподдельный, - услышала Эйприл.
- Ну? И где мои деньги? – спросила она, потому как Стэн мог проводить свою “экспертизу” до скончания вечности.
Внезапно Стэн встрепенулся и его глаз как-то лихорадочно забегали в разные стороны.
- У меня сейчас нет денег, - зачастил он. – Я дам тебе на следующей неделе, честное слово. Не волнуйся, я все запишу себе в блокнот.
- Мне нужны деньги, Стэн!
- Деньги нужны всем, сладенькая моя, но раньше следующей недели даже не заикайся.
- Так, - громко сказала Эйприл; ее наерное слышали все посетители, - все, я ухожу.
Стэн снова вытаращил глаза.
- Как это уходишь? А кто будет работать? Эй, ты чего это задумала?
- Я увольняюсь, хватит с меня! – Эйприл встала.
- Черт возьми, женщина! – снова завелся Стэн. – Да ты хоть знаешь, как мне тяжело найти людей!?
(неудивительно лысый боров ты же платишь гроши!)
- А ты знаешь, как тяжело найти деньги?! – с вызовом ответила она ему. Ей это уже начинало надоедать.
- Господи Иисусе! Ладно, черт с тобой! Сколько тебе там назначено, пятьдесят баксов?
- Триста-семьдесят-пять-долларов, Стэн, - Эйприл сладко улыбнулась.
(как ты меня так и я тебя сладенький мой!)
- Сколько? – затравлено прохрипел Стэн. – Слушай, я явно плачу вам слишком много.
(ну еще бы, за эти два месяца отсюда уже пятеро слиняло! И все потому, что ты им переплачивал.)
- Ладно, - голос Стэна стал опустошенным. – Давай сюда карту.
Эйприл протянула ему пластиковый прямоугольник красно-зеленого цвета – кредитка, которая была анонимна и действовала в любой стране мира. Она получила ее по достижении совершеннолетия.
Стэн нажал в ноутбуке несколько кнопок, и с боку открылось узкое отверстие. Он вставил туда карту, после чего по сети перешел на сайт ньюпортского банка и начал процедуру перевода денег. Эйприл терпеливо ждала. Наконец, карта выскочила из ноутбук и Стэн вернул ее Эйприл так, словно это была атомная бомба.
Она встала, собираясь уходить, когда на ее руку легла рука Стэна.
- Стой-ка, ты сегодня свободна?
Эйприл даже не успела ответить, как Стэн зачастил:
- Сандра заболела, нужно ее подменить. Не хочешь поработать?
Эйприл смерила его взглядом, точно таким же, каким он смотрел на нее несколько минут назад
(похоже теперь мы квиты).
К вечерней смене прилагалось что-то вроде “добавки” - то есть, дополнительное обслуживание. Его призывали тогда, когда заранее было известно, что вечером будет очень много клиентов. Чаще всего это были какие-нибудь вечерние праздники или вечеринки. В дополнительное обслуживание входили те же люди, что работали и в другие смены, но Стэну удавалось их задержать при помощи дополнительной платы. У Эйприл в этот день был выходной, и ей совсем не улыбалось до поздней ночи носится от столика к столику. Но с другой стороны эта пухленькая Сандра, которую она просто “обожала” (потому что, если та не могла работать, то на ее место всегда ставили Эйприл, а не работала Сандра жуть как часто), похоже, опять наглоталась колес, поэтому, зачем ее чеку зря пропадать, Эйприл он в любом случаи явно не помешает.
- Да.
- Ну и отлично, - расцвел Стэн. – А теперь марш отсюда.

Эйприл с довольным видом вернулась к друзьям.
- Ловко ты его растрясла, - заметила Эмма.
- Просто, у меня есть дар убеждения, - улыбнулась Эйприл.
- Слушай, так ты все-таки хочешь встретиться с нашим местным лунатиком?
- Да-хочу. А-что?
- Ничего, - вздохнул Чарли. – Но может ты тогда хотя бы поешь. Ты же вроде не обедала.
У Эйприл в животе вдруг ясно стала чувствоваться пустота. Она не только не обедала, она даже не завтракала. Еще час назад ей казалось, что она загнется от голода. Но сейчас, загоревшись идеей найти Кортеза, она почти напрочь забыла о своих внутренних ощущениях.
- Да мне как-то и не хочется, - неуверенно произнесла она.
- Давай, - попросила ее Эмма. – Ты же скоро за швабру сможешь спрятаться. Такая худая.
- Смешная шутка, - хмыкнула Эйприл.
- Так что, совсем есть не будешь?
- Не знаю, - взгляд Эйприл остановился на одном из столиков для VIP-клиентов. На нем стояла плетеная вазочка, доверху наполненная бесплатными булочками. Их выпекали они сами – в “Артишоке” была своя пекарня, - и бесплатными они были только для клиентов.
- Эйприл! - пригрозил соседнего столика Стэн, когда она взяла одну булочку. – Вычту из зарплаты!
- Да ладно, - отмахнулась Эйприл и, жуя на ходу душистый кусок запеченного теста, направилась к кулеру с минеральной водой, который, к счастью, не требовал денег за утоление жажды. Наполнив пластиковый стакан водой, она запивала каждый проглоченный кусок булочки.
- И тебе этого достаточно? Ты уже не хочешь есть? – она не заметила, как Маркус подошел к ней.
- И да и нет, - ответила Эйприл разом на оба вопроса.
- Кстати, ты сегодня Зака не видела? – Эмма тоже незаметно материализовалась рядом.
- А что? – Эйприл на всякий случай проглотила все, что было во рту.
- Ну…, - Маркус скосил глаза в сторону.
Оказалось, что в кафе днем приходил Зак. Он был злой как черт и выпытывал у Маркуса, не видел ли он эту чертову сучку по имени Эйприл Райан. При этом все время говорил, что оторвет ей башку.
- Что?! – вспыхнула Эйприл. – Да пошел он в задницу! Если он про то, что было утром, то я себя нормально вела.
- А что было утром? – спросила Эмма. – А то Маркус говорит, он так бесился, будто ты ему… в чем-то отказала.
- Именно! Я отказалась пойти с ним на свидание!
- У, тогда понятно. Ты была первой девушкой, которая ему отказала.
Так это или нет, но Зак в запале заявил, что даже если Эйприл приползет к нему на коленках, он на нее все равно смотреть не будет.
- Ну и отлично! – Эйприл налила новый стакан, чтобы охладить пыл. – Пусть подавится!
Она проглотила последний кусок булочки и выпила остатки воды.
- А еще он злился, что ты назвала его скотиной.
- Вот черт! – выругалась она. – Ну не могла же я молчать. И как он только услышал?
- Да ладно тебе, - Эмма потрепала ее по плечу. – Это же Зак Ли. Подумаешь, какая потеря.
- Верно.
Едва первое чувство голода было утолено, как пришло небольшое осмысление.
- Слушайте, - обратилась она к друзьям, - если вы за меня волнуетесь, то давайте съездим в эту галерею вместе. Как вам?
Эмма и Маркус переглянулись.
- Ну, понимаешь, - пробормотала Эмма, - я ведь сегодня не работаю и поэтому у меня сегодня назначено свидание. Правда, оно в девять, но перед этим я еще должна встретиться с Изабелл.
- Извини Эйприл, у меня сегодня тоже дела, - развел Маркус руками.
- Что ж, - протянула Эйприл, - в таком случаи, пожелайте мне удачи и надейтесь, что когда мы встретимся в следующий раз, я не буду “излагать вам теорию философского строения ваших психологических карм”.
Шутку все поддержали.
Попрощавшись со всеми, Эйприл вышла из кафе и направилась к метро. В голове была масса мыслей и предположений относительно Кортеза и относительно того, зачем он хочет с ней встретиться. И, как Эйприл догадывалась, конечно же, реальная причина крылась в другом. В чем-то, чего она точно не предугадывала. С законом жанра и подлости Эйприл была знакома очень хорошо.
В метро спустившись вниз, она подошла к генетическому сканеру – устройству, которое заносило генетические данные человека в банк пропусков в метрополитен. Это была металлическая панель с электромагнитным глазком, тремя кнопками - “месяц”, “неделя”, “день”, - и плоским отверстием внизу. Эйприл ткнула указательным пальцем кнопку “неделя”, глазок выдвинулся вперед, и в его центре раскрылось маленькое окошечко. Девушка поводила перед ним кредиткой. Раздалось характерное пиликанье.
- Пожалуйста, встаньте спокойно и выровняйте дыхание, - раздался электронный голос. – Сейчас начнется сканирование ваших генетических клеток.
Эйприл спокойно замерла на месте. Из плоского отверстия высунулась пластинка на шарнирах, из которой вырвался плоский лазерный луч красного цвета. Он прошел сверху вниз вдоль всего ее тела. Затем луч исчез и пластинка убралась обратно.
- С вашей карточки было снято… пятнадцать долларов, - сообщил все тот же голос. – Вы можете пользоваться линиями ньюпортского метрополитена в течение… недели. Напоминаем вам, что подделка генов преследуется по закону. Приятной вам поездки.
- Спасибо, - шутя ответила Эйприл и пошла дальше.
При входе на платформу, она прошла через охранные ворота, основанные на конструкции охранных рамок, что много лет назад можно было встретить в аэропортах и закрытых учреждениях. Только тогда в худшем случаи на воротах загорались красные лампочки, а здесь человек, который не просканировал себя, мог превратиться в самое настоящее жаркое.
Не смотря на то, что наступал уже конец рабочего дня, народу на платформе было мало. Настоящий час-пик должен был начаться через час. Подошел поезд, тоже совсем пустой. Садясь в вагон, Эйприл старалась как можно меньше думать о том, куда и зачем едет. Где-то в далеких отголосках своего подсознания она даже надеялась, что задумается, полностью уйдет в свои мысли и проедет нужную ей станции. Что не говори, но сеньор Кортез хоть и казался ей теперь умным, но все равно его общество ей не слишком нравилось. Но в то же время внутри жила слабая надежда, что Кортез объяснит ей все ее странные видения. В крайнем же случаи окажется, что она всего лишь сошла сума. Всего-лишь, и только.
Западная Венеция, как и Новая, тоже имела каналы прямо посреди улиц. В каналах плескалась вода и множество ее бликов играло на стенах зданий, что стояли по бокам улиц. Только гондол не хватало для большей романтики.
“Римская Галлерея” расположилась в углу того же здания, в котором был и спуск в метро. Рядом со входом устроилась парочка в составе парня и девушки. Рядом с ними на асфальте стоял маленький магнитофон, у которого музыка из динамиков заполонила всю улицу. У парня был там-там, по которому он бил руками, стараясь попасть в такт музыке. Девушка плавно водила руками по воздух, на лице – полнейшее безразличие и отсутствие личности. Судя по всему, они сидели на аматине; у парня начисто сдавал ритм.
Пройдя через застекленную дверь, которая была в узком переулке, Эйприл оказалась в просторном помещении с выбеленными стенами. Постаменты для произведений были стилизованны под трубы из такого же выбеленного кирпича и обитые по бокам железным рейками. Под стать им были скамейки для посетителей, похожие на прямоугольные тумбы. Часть одной стены занимало гигантское окно, выходящее на улицу. Рядом со входом за столом сидел служащий, выполняющий роль пропускного контролера, который откровенно спал, растянувшись на стуле. Перед ним на столе лежала стопка билетов, которые сдавали посетители. Эйприл решила его не будить и просто положила свой билет сверху.
В работах, что сегодня тут были выставлены, ничто не говорило, что они сделаны руками детей. Будь это изображения какой-нибудь повседневности, Эйприл еще могла бы найти в них детскую простоту, но то, что было здесь нарисовано, могло быть взято только из самого личного воображения. Одни рисовали людей, подобных тем, что были на плакате. Причем рисовали с какой-то пугающей точностью, словно крепко держали его изображения перед глазами, как экран телевизора. Другие просто изображали непонятные предметы на пустом фоне. Предметы тоже были тщательно прорисованы, хотя, как Эйприл догадывалась, не один из этих художников понятия не имел о том, что именно рисует
Представленные композиции и скульптуры тоже блистали изощренностью. Одна, например, называлась “Остроугольный лебедь” – существо, и в самом деле похожее на лебедя, было сложено из треугольных блоков с острыми верхушками. Довольно просто и профессионально. Но были и работы без названий, похоже, дети не смогли придумать ничего звучного. Одна из этих работ приглянулась Эйприл. Это было маленькое голое существо, без ушей, с круглой и тоже голой головой и с хоботом, за который оно держалось своими маленькими лапками, точно трубила в него. Похоже на персонажа из какой-нибудь детской сказки.
В общем, работы, хоть и были детскими, но умиления не вызывали, только восхищение их творческим способностям. Эйрил же нисколько не жалела, что сюда приехала. Это была выставка, на которую она должна была сходить уже хотя бы из-за своей будущей профессии. Полученные от некоторых работ впечатления даже заставили ее на миг забыть ее о том, зачем она сюда явилась. Но тут она увидела его.
Кортез стоял боком к ней в дальнем углу галереи. Издали он казался Эйприл целиком коричневым, потому что, что сегодня, что вчера, что, может быть, завтра, Кортез всегда носил одежду под цвет лица. Она не заметила, как ноги понесли ее к нему. Здесь при свете специальных ламп она увидела, что Эмма была права на счет его глаз: они у него действительно были молодые и, как будто, даже, сияющие. Теперь Эйприл видела на его лице не старческий взгляд, а просто какую-то умиротворенность.

- А вы вовремя, - он повернулся к ней, едва она к нему подощла.
- Вовремя?... – Эйприл разом вынырнула из своих мыслей. Какое, к черту, “Вовремя”?! Он же не назначал никакого времени.
- Мира, вот эта картина, - Кортзе отошел в сторону, - вот. Смотрите.
Прошло несколько секунд, которые могли показаться вечностью.
Наконец, Эйприл закашляла.
- Картина?.. – выдавила она из себя. – Погодите. То есть, вы притащили меня сюда, только чтобы показать картину? Э-э…, конечно, спасибо. Это мило, что вы пригласили меня на выставку, но… почему вы сразу не сказали, куда я должна прийти. И потом…, это все же выставка детских рисунков.
Кортез широко улыбнулся, обнажив такие же сияющие, как глаза, зубы.
- А вы посмотрите, посмотрите, - он провел рукой в сторону картины, рядом с которой стоял.
Она была похожа на эскиз к витражу – все контурные линии были очень толстыми, из-за чего картина даже походила на мозаику. На картине были изображены двое. Вернее, сначала Эйприл думала, что видит одно человека с разделенным лицом – одна сторона с короткими волосами, другая с такими длинными, что они закрывали всю половину лица. Потом она поняла, что это два человека, которые обнимаются. Парень обнимает девушку. “Часть лица с длинными волосами” – это затылок девушки, а “вторая часть лица” – лицо парня, которое было видно наполовину. Автором, судя по всему, был мальчик, не девочка. Лицо девушки он не нарисовал, наверное, потому что на ее месте представлял сразу нескольких людей. Эйприл мало что знала о детской психологии, она смогла лишь предположить, что эта девушка является для автора каким-то важным человеком, который ему очень дорог, потому что на лице у парня была написана такая безмолвная скорбь, что никаких других предположений просто не было.
- Ну-у, красивая картина, - сказала она, наконец. – А что?
- Очень красивая, - согласился Кортез. – Но есть в ней кое-что еще. Вы приглядитесь.
- Картина, как картина, - пожала плечами Эйприл. – А на что смотреть-то?
По ее мнению она могла только одним выделяться на фоне остальных работ – детям, как она считала, было не свойственно изображать людей, которые обнимаются. Они бы скорее нарисовали их в фас держащимися за руки, после чего можно было смело давать картине название “Мои папа и мама” или кто-нибудь там еще.
- А что вы видите? – Кортез был настойчив
- Я вижу картину, она, вроде, написана маслом, и на ней двое обнимаются.
- И это все? – Кортез не особо был разочарован. – Но там же изображено намного больше. Смотрите дальше.
Похоже, он был уверен, что Эйприл все равно найдет на этой картине то, что нужно.
- Ничего особенного. Говорю же, парень обнимает девушку.
Эйприл не могла понять, чего от нее требует этот сеньор, картина не вызывала у нее никаких особых чувств. Разве что небольшое впечатление от того, что ее автором был мальчишка.
- И? – Кортез поднял свои почти белесые брови.
- Ну, они, наверное, были вместе, и она решила его бросить. Видите, какое у него на лице горе написано. Ну, или же наоборот. Из-за каких-то обстоятельств им пришлось расстаться.
- Да, да, но не надо про сюжет. Дальше.
Эйприл украдкой одарила его взглядом, каким смотрит на таракана человек, который перед этим целый час травил его собратьев.
- Так, - она выставила вперед ногу, одну руку положила на бедро, вторую возвела вверх. – Перед нами “Аллегорическое изображение утраты”! Я права?
Она решила сразить Кортеза его же “оружием”. Для чего решила поизображать одного из своих бывших учителей, который вел у нее в школе курс истории искусств. Описывая картину, Эйприл сыпала различными терминами из психологии и художественной философии, из которых знала меньше половины. Но на Кортеза ее ответ особого впечатления не произвел. Он оставался все таким же спокойным и вежливым.
- Нет, это все ерунда, - сказал он. - Смотрите еще.
- О, Господи! Не знаю…. Может, искусство? – Эйприл чувствовала, что у нее скоро закончится весь словарный запас для убеждений.
Кортез кивнул:
- Да, искусство. Но не только. Что стоит за ним.
Эйприл с несчастным видом уставилась на картину, мысленно надеясь, что там сейчас проступит нужное слово, которое положит конец этому “допросу”.
- Иллюзия? – робко спросила она; как ей казалось, парень на картине явно тешил себя надеждой на следующую встречу с девушкой.
- Талант и воображение позволяют художнику создать иллюзию, но она поверхностна. А что стоит еще дальше, за иллюзией.
- Правда? – это была последняя надежда, больше подходящих слов не осталось.
- О, да, - улыбнулся Кортез, - правда. В глубине всегда есть правда. Эта картина, это произведение искусства, оно несет в себе правду. И у него есть душа.
Эйприл ощутила на лбу холодную испарину – признак облегчения.
- Не думаю, - возразила она. – Знаете, не у каждой картины может быть душа.
- Художник вложил в картину свою душу, свою иллюзию и свое сердце. Вы будьте помнить эту картину всегда, она останется в вашем сердце и оставит свой след в вашем подсознании. Кри ми! Я заметил, что она произвела на вас огромное впечатление, просто вы этого еще не поняли.
- Ошибаетесь. Впечатление я уже получила. И не говорите, что вам не кажется странным тот факт, что этот ребенок нарисовал картину с такой темой. А в остальном…. Вглядитесь. Видно же что он не Пикассо и даже не Моне.
- Ах, сеньорита, вы опять о технике! Не всякую картину Ван Гога или Микеланджело можно назвать искусством, хотя техника и мастерство в них на высоте. А рисунки пятилетнего ребенка и вовсе могут не иметь техники, однако в них может быть душа и они могут быть настоящим искусством.
- Вас послушать, - проговорила Эйприл, - так настоящее искусство может создать кто угодно. Получается, что для того, чтобы считаться художником, вовсе не обязательно учиться или совершенствовать свою технику, так?
- Нет, талант, мастерство и техника должны быть, потому что без этого нельзя. Но для искусства этого мало, сеньорита. Чтобы создать что-то настоящее и правдивое, художник должен перенести, или, точнее, переместить, часть себя в свою работу. Только тогда он сможет выйти за пределы иллюзий и достигнет правды в искусстве.
- А что это, “правда в искусстве”?
- Не знаю. Я уже много лет задаю себе этот вопрос.
Эйприл стиснула пальцы.
- Тогда какого черта вы прочитали мне тут целую лекцию?! – прошипела она. – И зачем спрашивали про “правду” и “иллюзии”?
Она плюхнулась на одну из скамеек напротив того места, где они стояли:
- По вашему, я похожа на человека, которому нечем заняться? Сначала я разгадываю ваши загадки, хотя можно было просто сказать, где мы должны встретиться. Потом лечу через полгорода и зачем? Чтобы выслушивать тут ваши бредни?!
Она снова вспотела. Несмотря на кондиционеры, в галерее было душновато. Мысленно она уже считала, что скоро из-за Кортеза схватит настоящий инфаркт, хотя на самом же деле она заработала бы только переутомление.
Кортез внезапно оживился.
- Вы что-то сегодня видели, да? – он направился к скамейке, на которой она сидела. – Ваш сон ожил? И вы не можете этого объяснить. Поэтому вы и приехали, да?
- А вам-то кто сказал про мои сны?! – с вызовом спросила она.
Внезапно в ней что-то надломилось, она почувствовала, что больше почему-то не может сердиться на Кортеза. Скорее всего это была очень сильная усталость.
- Ну…, - сдавленно прошептала она, - в общем, да. Я сегодня кое-что видела. Но этого в моем сне не было. Я не знаю, что это была за штука, но…, сомневаюсь, что такие существуют.
Кортез сел рядом с ней.
- Хорошо, - сказал он. – Сейчас я попробую вам все объяснить.
- Да уж постарайтесь, - глаза Эйприл блеснули.
Кортез начал:
- Про искусство и правду я думаю так, Эйприл. Какие-то вещи кажутся настоящими, хотя на самом деле это не так. Другие же кажутся нам совершенно не значительными, в то время как на самом деле они бесценны. Как вот эта картина, например. Или как ваши сны. Во снах и картинах есть и правда, и иллюзия. Главное, это уметь отделять одно от другого.
- То есть, это значит, что мои сны, типа,… реальные? То есть, то, что я видела, существует где-то в реальности?
- Нет, я только говорю, что все пришло в движение, и что вам нужна помощь, чтобы отличить правду от иллюзий. Моя помощь.
Ответ Кортеза был не просто многозначемым. Он был колоссально многозначемым.
- Ну конечно! – с издевкой произнесла она. – Теперь мне все ясно. Все пришло в движение! Пришло в движение! Именно. Как будто до этого в мире все стояло на месте!
Она сосредоточила все те чувства, что устроили внутри нее бурю, в своих глазах и с вызовом взглянула ему в лицо. Как же ей хотелось, чтобы этот спокойный взгляд наконец дрогнул и хоть как-то переменился. Но Кортез продолжал смотреть на нее лицом милосердного Господа, что только больше подзарядило Эйприл.
- Конечно, - продолжала она, – все двигается и движется. И это все потому, что я, вообще-то ни фига не поняла! Вы говорите тут об искусстве, о правде, о снах и иллюзиях, но я никак не пойму – я-то тут причем? Да, произошло что-то странное, и я пришла, потому что…
Эйприл сбилась. Она внезапно поняла, что сама не знает, зачем сюда приперлась. Она все время шла, как железка к магниту. К очень мощному магниту. Как будто в ней зародилось чувство, что если она не придет сюда, то не узнает чего-то важного...
- В общем, - пробормотала она, - я подумала, что…. Только такой ненормальный, как вы, сможете меня выслушать и помочь…. Помочь найти хоть какое-нибудь объяснение этой чертовщине. Но нет же. Вы говорите, что мои сны реальны, и что “все пришло в движение”!.. Офигеть можно!
Она продолжала смотреть Кортезу в глаза, надеясь увидеть в них что-то новое, и ей это удалось. В его глазах заплескалась небольшая еле заметная доля сочувствия.
- Эста бьен, - тихо сказал он. – Я вижу вы не хотите мне верить. Но сейчас и здесь я не смогу вас убедить. Так что лучше найдите меня завтра.
Эйприл замерла, а потом вскочила:
- Что?! – от ее крика спящий служащий подскочил на своем стуле, несколько посетителей обернулись. – Вы это серьезно?
- Найдите меня завтра, - спокойно повторил Кортез, - и я вам все расскажу.
- Ну уж нет, с меня хватит, не буду я вас искать!
- Будите. Потому что вас заставит ваше любопытство.
- Да неужели?!
- Потому что вас притягивают тайны. И еще, не смотря на все ваше недоверие, вы знаете, что только я отвечу на все ваши вопросы.
- Нет! – Эйприл казалось, что она сейчас задохнется. – Мне плевать на ваши тайны! Я хочу жить нормальной обычной жизнью! Без всяких кошмаров и незнакомцев, которые говорят, что “ВСЕ ПРИШЛО В ДВИЖЕНИЕ”! Ясно?
Кортез встал. Какое-то время он стоял на месте и смотрел на нее. А она на него. Он молчал, а Эйприл тяжело дышала, словно только что бежала кросс. Наконец, наступил момент, когда Кортез отвел глаза в сторону.
- О, уже так поздно! Мне нужно бежать, сеньорита Райан. Увидимся завтра. До свидания.
И прежде чем Эйприл успела что-либо сказать, он прошел мимо нее к входной двери. Эйприл еще несколько секунд постояла в ступоре, а затем сорвалась с места.
- Нет! Погодите!..
Она выскочила на улицу спустя буквально две секунды после того, как туда вышел Кортез, и застыла на месте. Его нигде не было. За такой короткий отрезок времени Кортез должен был находиться еще совсем рядом с галереей. Но рядом была только все та же парочка, сидящая на аматине. Чертовщина какая-то!

* * *

и еще
Скрытый текст:
Обратный путь был очень долгим. Час пик вступил в полную силу. Дожидаясь, пока толпа хоть немного поредеет, Эйприл около часа просидела на платформе и ни о чем не думала. К тому моменту, как она смогла втиснуться в вагон, прошло уже столько времени, что ей прямо из метро пришлось бежать в “Артишок”. По дороге она немного успокоилась. Не так уж и зря прошла поездка – ведь она все же побывала на художественной выставке.
Стэн встретил ее в каком-то весьма радушном настроении, чего она давно за ним не замечала. Причину его радости она узнала довольно скоро, когда увидела Эмму, переодетую в униформу.
- Эмма? – удивилась она. – Что ты тут делаешь? Ты же собиралась идти на свидание…
Эйприл только сейчас сообразила, что с момента, как она покинула академию, прошло уже около трех часов.
- Да, собиралась! – Эмма выглядела нервной.
- И… почему не пошла. Ты же должна была встретиться с тем вчерашним типом…
- Да, должна была!
Она сделала глубокий вдох и добавила:
- Он – козел!
- Почему?
- Потому что козел!
На это Эйприл смогла только издать неразборчивый звук, означающий, что она все поняла. В душе даже поднялась небольшая радость, этот тип, с которым встречалась Эмма, ей с Фионой очень не нравился. Да к тому же, не только ей, Эйприл, выпал сегодня тяжелый день.
Переодевшись в униформу, Эйприл почувствовала, что ей ой как не хочется сегодня работать. Она и без того уже набегалась, а теперь придется еще и сновать от одного столика к другому, записывать заказы и, главное, не уронить поднос. От желания смыться ее удерживало только одно – зарплата. И еще одно – после всей этой встречи с Кортезом ей просто необходимо было влиться в привычную обстановку. В данном случаи же в этой суете, которая будет царить в кафе, у нее больше шансов окончательно забыть про то, что “все пришло в движение”. Сегодня она, как никогда, была счастлива, что имеет работу. А потом, когда это закончится, она придет к себе в комнату, ляжет в кровать и встанет с нее не раньше двенадцати часов следующего дня. А еще лучше часа или двух.
Эйприл не догадывалась, что, как не крути, а до того момента, как она наконец ляжет в постели еще весьма долго и за это время может произойти все, что угодно...
Вечер потек по накатанной колее. Клиенты – заказы - чаевые, клиенты – заказы - чаевые, опять клиенты – опять заказы - опять чаевые, и так далее. Из музыкального автомата лилась тихая спокойная мелодия, одна из тех, какими обычно потчуют психотерапевты своих пациентов, но в целом очень даже мелодичная. Солнце уже давно зашло, и кафе освещалось яркими, но тусклыми светильниками, которые в целом способствовали весьма романтическому настрою. Теперь Эйприл если и чувствовала какой-то дискомфорт, то только от того, что вымоталась. Публика собиралась в основном богатая, поэтому чаевые текли рекой.
В самый разгар музыка из музыкального автомата вдруг стала прерываться помехами, как в радиосигнале. Заметив горящие глаза Стэна Чарли выбежал из-за стойки, подбежал к автомату и треснул по нему ладонью. Помехи пропали. Чарли отправился назад, но тут помехи снова возобновились. А затем автомат внезапно ярко засветился ярким голубоватым светом. И в туже секунду из автомата что-то выскочило. Свечение пропало, и теперь все видели... это.
Эйприл замерла на месте: перед автоматом кружилось маленькое существо, ростом чуть выше колен. Он стояло, как человек, на двух конечностях и имело еще две конечности в верхней части туловища. В верхних конечностях оно держало что-то длинное и узкое. Точно разглядеть его Эйприл не могла, потому что существо постоянно кружилась и даже, как ей казалось, немного пританцовывало. В наступившей тишине по кафе разносились какая-то мелодия с высокими нотами, какую обычно издают флейты.
Но вот существо перестало кружиться, и “флейта” с каким-то фальшивым настроем смолкла. Эйприл закрыла глаза и снова их открыла. Существо, что стояло пред автоматом, имело тело, покрытое бурым пушком, мордочка у него была заостренной, морщинистые лапки сжимали, что, похожее на горн, только не изогнуты к верху, а вытянутый с извивающимся стволом. В целом существо очень было похоже на крота. Антропоморфного. На его заостренной мордочке сидели большие немного выразительные глаза, которые испуганно бегали в разные стороны. Похоже, это существо только сейчас заметило, где находится. Оно несколько раз обернулось в разные стороны, а затем…
Затем промелькнула яркая вспышка и существо исчезло. Как будто его и не было. В следующую секунду вновь заиграл автомат. Только теперь эта музыка психологов, казалась просто оглушительной. Все стояли, или сидели, словно истуканы, никто не шевелился.
Существо танцевало всего от силы десять секунд, но всем почему-то казалось, что это были десять минут. Эприл, которая незадолго до этого готовилась принять очередной заказ, сама не поняла, что делает, но в следующий момент раздался ее голос:
- Сэр, так что вы будите заказывать? У нас для VIP-клиентов сегодня специальные скидки…

* * *
Наконец, Стэн отпустил их. Сегодня “Артишок” закрылся раньше обычного. Не смотря на то, что служащий персонал во всю пытался создать привычную рутину и всячески выдавал это существо, как простую голографическую шутку, встроенную в музыкальный автомат, им, тем не менее, не все верили. Через десять минут в кафе посетителей осталось ровно на половину меньше, чем было до этого. Впрочем, их можно было понять. Эйприл сама чувствовала, что после такого, она едва ли сможет что-то съесть.
Перед закрытием Стэн выглядел более чем подавленным. На лице читалось что-то такое, что Эйприл и все остальные благоразумно молчали. Они уже ясно понимали, что если бы Стэн знал, где водятся такие существа, он бы непременно туда отправился бы и потребовал бы от них возмещение убытков.
Сдав все полученные деньги в общую кассу, Эйприл с друзьями отправилась домой. Только оказавшись на улице они тут же со смаком стали обсуждать это происшествие. Точнее, обсуждали Эмма и Чарли, Эйприл же лишь вяло им поддакивала, потому что все ее мысли были заняты совсем другим. Другим человеком. Кортезом. Теперь она уже не секунды не сомневалась, что чтобы не произошло в кафе на ее глазах, без этого испанца (если он был именно таким по происхождению) тут явно не обошлось.
Существо никак не хотело лезть у нее из головы. Не лезла и мелодия, которую оно играло. Только сейчас девушка вспомнила, что эта мелодия по звучанию очень была похожа на мелодию, которую играл автомат. Только она была более ритмичная и какая-то даже веселая. И вроде бы Эйприл могла поклясться, что ее уши четко уловили бой настоящих барабанов, следовавший в такт мелодии.
Ее мысли были прерваны возгласом Эммы, что теперь в “Артишок” целую неделю будут съезжаться журналисты и телевидение, потому что обязательно произойдет какая-нибудь “утечка информации”. На что Эйприл ответила, что одну их этих “утечек” она прекрасно знает, и что она идет сейчас рядом с ней.
Когда они дошли до “Приграничного Дома”, Эмма и Чарли выглядели основательно уставшими и на данный момент уже не обсуждали ни происшествие, ни само существо. А вот Эйприл почему-то чувствовала себя какой-то подзарядившейся и не особо уставшей. У нее все еще было чувство усталости, но оно было таким еле-ощутим, что Эйприл казалось, что она еще два часа сможет спокойно бодрствовать. Проходя мимо гостиной, они увидели там Фиону и Микки, сидящих на диване перед телевизором.
- Что-то вы сегодня рано, - заметила Фиона.
- Эээ…, -Эмма сделала разносторонний жест руками. – Просто раньше закончили.
- Ребята, а мы кино собираемся смотреть, - объявила Микки. – Если хотите, можете посидеть с нами.
- Я пас, - вяло пробормотала Эмма.
- Я тоже, - невзрачно ответил Чарли.
- Ну а я нет, - почему-то сказала Эйприл.
Не смотря на то, что день у нее и в правду был сумасшедший, после увиденного в кафе спать ей как-то уже больше не хотелось.
Чарли и Эмма пожелали спокойной ночи, а Эйприл отправилась на кухню, потому что ей хотелось пить. Туда же отправилась Фиона, чтобы приготовить кукурузных хлопьев к предстоящему просмотру. Эйприл решила завести с ней какой-нибудь разговор, потому что чувствовала, что после всего этого ей необходимо общение.
- Слушай, так ты что сегодня тут весь день просидела?
- Угу, я как сонная муха сегодня, - протянула Фиона
- И ни разу не вышла?
- Ну, я один раз сунулась было на улицу, но тут же назад забилась. Там, как в духовке, даже асфальт плавится. А ты чем занималась, кроме того, чтобы могла выпросить у меня остывший завтрак?
- Я? Ну, у меня был очень странный день, - Эйприл не могла решить, стоит ли рассказывать Фионе обо всем.
- Почему?
- Не знаю. – Эйприл решила рискнуть. - Слушай, а у тебя когда-нибудь было так, что ты просыпаешься и не можешь понять, проснулась ты или еще спишь?
- Это ты про то, что утром мне рассказывала, да? Ты увидела в каком-нибудь парке говорящее дерево? Или заметила в небе дракона? – Фиона говорила немного устало и даже как-то безразлично.
- Да нет, - Эйприл не сдержалась и нервно хихикнула. – Их я, к счастью, не видела
(к счастью!..).
Но вообще тебя спрашиваю, у тебя бывало когда-нибудь такое чувство?
- Конечно, бывало, - Фиона вяло улыбнулась. – У меня каждый день так. Пока кружку кофе не выпью, хожу, как зомби.
- А вот я сегодня весь день, как зомби, - грустно вздохнула Эйприл. - До сих пор не в своей тарелке.
- А что случилось?
- Завтра расскажу. Сейчас все равно не поверишь.
Эйприл выпила два стакана минералки и пошла обратно в гостиную.
- Что за фильм будем смотреть, - спросила она у Микки.
- “Отель Виктория”.
- Никогда не слышала про такой. Интересный?
- Да, вроде. Я сама его никогда не видела.
- Ну а как с горячей водой?
- С водой полный порядок, – отрапортовала Микки. - Теперь можешь принять горячий душ.
- В такую жару, скорее уж холодный, - хмыкнула Эйприл и села рядом с ней на диван.
Какое-то время они сидели молча и пялились в экран, Фиона все еще хлопотала на кухне. По телевизору шел выпуск новостей – ужасное происшествие - один из ховеркрафтов упал на проезжую часть.
“уже пятый за эти две недели” - подумала Эйприл.
Тут ей вновь захотелось поговорить, потому что она чувствовала, что вот-вот может сойти с ума, если просто не пообщается. И поэтому она решила поинтересоваться у Микки, почему вдруг случились проблемы с трубой, если до этого все было нормально. Микки ответила, что весь водопровод их пансионата в сто раз ее старше и что во всей Новой Венеции такой. И что каждые два раза в год, словно по расписанию, лопается где-нибудь какая-нибудь труба и ей, Микки, приходится морозить свою задницу в канале. Она вынуждена долбаться там, каждый день, в то время, как ее подружка валяется себе на диванчике и смотрит телик.
После этого они еще какое-то время сидели молча.
- Слушай, а тебе правда сейчас кошмары снятся? – задала Эйприл Микки вопрос в лоб.
- Это она сказала? – Микки резко кивнула головой в сторону Фионы, которая как раз возвращалась с кухни. – Ей лишь бы языком трепать. Да и ты туда же.
- Ой, да ты своим криком тут всех перебудила! – Фиона бухнула на столик миску с хлопьями, которые подпрыгнули.
- Меня, например, нет, - выпалила Эйприл, чувствуя, что назревает сора.
– Ну и что с того, что тебе снятся кошмары, а? – продолжала Фиона. - Ты такой же человек, как и все, нравится тебе это, или нет!
- Простите, простите, - Эйприл была готова кинутся к каждой из них на шею. – Я не хотела, чтобы ссорились. Просто мне тоже приснился к кошмар.
- Ха! – воскликнула Фиона. – Да из нее клещами слова не вытянешь. Вечно молчит, как партизан! А, да и хрен бы с ней!
- Фиона, ты можешь хоть раз заткнуться, а? Мои кошмары – это мое дело! Так что не лезь!
- Кажется, фильм начинается, - громко объявила Эйприл; на экране пошли вступительные титры.
- Гасим свет! - крикнула Фиона.
Она погасила свет и села на диван между Эйприл и Микки.
- Просто я не люблю свои сны, ясно? – услышала Эйприл шепот Микки.
Эйприл мысленно понадеялась, что пословица “Милые бранятся, только тешатся”, или как там она еще звучит, в данном случае сработает. Она откинулась на диване и начала вникать в просмотр.
Прошло десять минут. За это время тишину в гостиной нарушали только звуки, лившиеся из телевизора, и звук от жевания хлопьев. Затем прошло еще какое-то время и Эйприл поняла, что совершенно не понимает, о чем фильм. Вот на экране появился лес, вроде как лиственный, но она никак не могла понять, какое отношение он имеет к сюжетному действию.
“ну что за идиотский фильм!” – в сердцах подумала Эйприл. – “вообще не понимаю, о чем он!”
Она сунула себе в рот еще немного кукурузных хлопьев, а тем временем из стерео-динамиков полилось песнопение. Кто-то воспевал какой-то ритуал. На экране все так же продолжали показывать лиственный лес. Затем к пению прибавился хор и забили барабаны…
Эйприл тряхнула головой. Барабаны? Или ей это только кажется? Но, вроде бы, точно такой же звук был, когда таинственное существо танцевало в кафе. Она отбросила эти мысли. Слишком уж маловероятное совпадение, ей просто так кажется.
Она потянулась к миске с хлопьями, но дотронуться до нее не успела. На экране возникла яркая вспышка, которая вдруг стала быстро разрастаться. Заполнив всю панель, она внезапно исчезла, а вслед за ней…
Эйприл вскочила с дивана. Исчезло все. В прямом смысле. Стены, пол, потолок. Вместо этого был лес. Тот самый лес, что несколько секунд назад был на экране. Они очутились на лесной поляне. Со стороны это выглядело так: на траве ковер, а на ковре диван, столик и плазменная панель.
Эйприл нервно оглядывалась по сторонам. Фиона и Микки выглядели не менее подавленными, чем она. Вокруг них были длинные гладкие стволы деревьев с очень густыми кронами. Кое-где ютились кусты с мелкими листьями и на некоторых росли яркие цветы. То, что несколько мгновений назад было гостиной, теперь стало лесной поляной. Настоящей лесной поляной, с зеленой травой, окруженной странными деревьями и наполненной всевозможными лесными звуками. И если бы не последние, то Эйприл со стопроцентной гарантией могла считать себя шизофреничкой. Но так, она ясно слышала шелест веток и листьев, где-то вдали пели птицы, даже слышалось небольшое жужжание насекомых.
Высоко в верху в корнах деревьев раздался шорох, крик и затем там пролетела птица. Снизу Эйприл, конечно, не могла ее точно разглядеть, но что-то ей подсказывало, что эта “птица” введет в заблуждение даже самый квалифицированный институт орнитологии.
В следующую секунду, как по велению волшебной палочки, из травы внезапно выросли стены, вместо самой травы появился пол, а затем, не понятно как, из ниоткуда - потолок. Все это заняло не больше секунды.
И все. Как будто ничего и не было. Не было поляны, не было деревьев. Панель продолжала показывать “Отель Виктория”, но только теперь там уже не было никакого леса.
Эйприл продолжала стоять там же где и стояла. То, что она чувствовала теперь, вообще не поддавалось никакому описанию. Весь ее мир на ее глазах рухнул в один момент и через мгновение восстановился. Она почувствовала, что у нее сейчас начнется озноб.
- Фиона… Микки…, - Эйприл слышала свой голос издалека. – Знаете, что мне спать тут захотелось…. В общем, я, пожалуй, пойду…. Спокойный ночи.
Она обернулась, те двое, на диване, смотрели на нее так, словно она, как и эта поляна с лесом, тоже была, по их мнению, не от мира сего.
- Спокойной ночи, - повторила Эйприл и сорвалась с места. Как будто ее тут и не было.
Ворвавшись к себе в комнату, Эйприл захлопнула дверь и привалилась к ней. В таком положении она простояла до тех пор, пока окончательно не сползла на пол.
Теперь у не уже не было никаких сомнений, что это глюки. Потому что ЭТО видели все.
Полностью уйдя в себя, она просидела на полу какое-то время. Затем ее взгляд сфокусировался на шкафе. На четвереньках, ходить она уже не могла, Эйприл добралась до него, открыла дверцы и вытащила со дна коробку цвета морской волны. Порывшись в рисунках, она извлекла один, на котором было изображено следующее:
Зеленое существо с длинным широким хвостом и крыльями-плавниками за спиной. Поперек листа шла синяя линяя, изображавшая водную поверхность, из которой это существо выныривало.
У Эйприл затряслась нижняя челюсть – это было то самое существо, что она видела в студии.
Дружащими руками она вытащила еще один рисунок. Там была нарисована поляна (не та, что она только что видела!) а на ней – маленькие коричневые человечки. Один из них приставил к своей неровной голове что-то похожее, на трубочку.
Эйприл сглотнула ком в горле. Она только сейчас вспомнила, что на выставке в “Римской Галерее” видела скульптуру “маленькое голое существо, без ушей, с круглой и тоже голой головой и с хоботом, за который оно держалось своими маленькими лапками, точно трубило в него”. Теперь она поняла, что это был никакой не хобот, а дудочка-горн.
У девушки замерло дыхание. Да что же это такое!? Все то, что она видела, запечатлено на ее детских рисунках! Фантастика!
Совпадение или что-то другое? И внутренний голос ей ответил: “что-то другое”.
…Или что-то другое…
Чувствуя, что ни на что другое у не сегодня сил больше не осталось, Эйприл поднялась, доковыляла до окна, приподняла его, затем разделась, нырнула под одеяло и едва ее голова коснулась подушки, как она тут же заснула.