Марафон без финиша

«Скоро, скоро, скоро!» — кричат мишурой и гирляндами хозмаги.
«Будет, будет, будет!» — подхватывают фальшивой икрой и шампанским продовольственные отделы.
«Новый, новый, новый!» — продолжают ёлочные базары.
«Год!» — ставят жирную точку цены.
«Улёт!» — восклицают сограждане и скупают всё разом.

Жизнь — движение, результат — смерть. Праздник вторичен. Подготовка к нему — вот самое главное. В замес идут яйца, куры, языки, индейки, гуси, утки, яблоки, мандарины и прочая кричащая, мычащая, прыгающая и растущая снедь. Холодильники беременно раздуваются под натиском аппетитов, а цены прирастают буйным радушием. Звон бокалов и бой курантов поют гимн похудевшим кошелькам и опустевшим местам всеобщего разорения. Бессонная ночь съедает запасы, силы и остатки предвкушаемой радости.

Затишье перед новой бурей. «Готовь сани летом, а телегу — зимой», — опять посмеиваются над народной мудростью витрины, переливаясь огнями вне всякого сезона. Но в мире праздников эта поговорка вывернута наизнанку: здесь сани начинают готовить… в январе, а к марту уже сбивают в праздничный обоз.

Ещё вчера всё уснуло в обыденной жизни, а сегодня — будто сменило декорации. Первым на сцену выходит 23 февраля. И в бой вступают женщины.

«Скоро, скоро, скоро!» — шепчут витрины цветочных лавок, наливаясь алыми, бордовыми, кремовыми волнами.
«Пора, пора, пора!» — вторят полки с носками, бритвами и парфюмерией, выстроившиеся в парадные шеренги.
«Двадцать третье!» — чеканят ценники, распухая в полтора, два, а то и три раза.
«Двадцать третье…» — вздыхают женщины, перебирая в уме: галстук — слишком банально, часы — дорого, набор инструментов — неоригинально.

А мужчины в это время лишь хмуро наблюдают. Они хорошо знают, что скоро сами окажутся в этом лабиринте выбора.

И вот наступает череда 8 марта — и роли меняются. Цветочные лавки, усиливаясь, расцветают, словно тропические джунгли. Мужчины, стиснув зубы, смотрят на букеты, где каждый бутон тянет на мини-зарплату, а коробка конфет приравнена к ужину в ресторане. Стиснув зубы, изучают букеты, будто вражеские редуты: «Роза — 500 рублей? Тюльпан — 200? А если взять 15 штук?..»

В корзинах растут горы коробок: духи с едва уловимым шлейфом, бижутерия, переливающаяся, как рыбья чешуя, конфеты в фольге, похожей на праздничные гирлянды. Жизнь — торг. Результат — усталость.

Но где;то вдали, ещё в сентябре, уже зреет другая буря — выпускные. Родители, словно полководцы перед сражением, составляют сметы и графики: «Готовь выпускной осенью, чтобы в мае не метаться». Сначала — робкие сообщения в родительских чатах: «Давайте обсудим…» Потом — таблицы с колонками, где цифры растут, как грибы после дождя. «Аренда зала — 150000», «Фотограф — 30000», «Альбом — 5000 с ребёнка», «Сувениры для педагогов — ещё 10000».

Родители погружаются в лабиринт расчётов, где каждый поворот ведёт к новому «необходимо». Магазины одежды распахивают двери, предлагая платья, от которых дети морщатся: «Оно колючее!» — и костюмы, в которых мальчишки выглядят как мини;версии банковских служащих. Парикмахерские созревают прайсами за «праздничную укладку», а организаторы банкетов вдохновляют «волшебной атмосферой» — за отдельную плату.

Дети пока не понимают, почему мама ночами считает в Excel, а папа хмуро листает сайты с оптовыми закупками шаров. Для них выпускной — это просто «последний день в садике» или «прощание со школой». Но взрослые знают: это — ритуал. Обязательный. Как новогодняя ёлка, как букет на 8 марта, как носки в подарочной коробке 23 февраля.

И когда наконец наступает тот самый день, когда звучат речи, вручаются грамоты, а утомлённые дети мечтают  сбросить неудобные наряды, остаётся лишь один тихий вопрос: «А ради чего всё это?» Но вопрос повисает в воздухе — ведь уже на горизонте маячит следующий праздник, а значит, пора начинать новый забег по замкнутому кругу.