Андрей Вознесенский. Часть первая

Андрей Вознесенский - один из известнейших поэтов-шестидесятников. По образованию – архитектор, по гражданской позиции – шестидесятник, читавший свои дерзкие нонконформистские стихи огромной аудитории Политехнического музея и на Триумфальной площади возле памятника Маяковскому. Его творчество олицетворяет эпоху «оттепели», является воплощением свободной художественной мысли, талантливого смелого новаторства.
 
Родился 12 мая 1933 года в Москве.

Отец - Андрей Николаевич Вознесенский (1903-1974), участник строительства крупнейших гидроэлектростанций - Братской, Ингурской. Фамилия ясно указывает на происхождение из духовного сословия. Прапрадед Андрея Андреевича, Андрей Полисадов был архимандритом, настоятелем Благовещенского муромского собора на Посаде.
 
Первые годы мальчик жил с родителями и сестрой в московской коммуналке и у бабушки по материнской линии Марии Андреевны в Киржаче Владимирской области.
В этом маленьком городке родилась мама поэта Антонина Сергеевна. Хотя и была из простой семьи, но базовое образование получила. Она почти всю жизнь не работала, посвятив себя мужу и детям.

Охрани, Провидение, своим махом шагреневым,
пощади ее хижину —
мою мать — Вознесенскую Антонину Сергеевну,
урожденную Пастушихину.

Воробьишко серебряно пусть в окно постучится:
«Добрый день, Антонина Сергеевна,
урожденная Пастушихина!»

Дал отец ей фамилию, чтоб укутать от Времени.
Ее беды помиловали, да не все, к сожалению.

За житейские стыни, две войны и пустые деревни
родила она сына и дочку, Наталью Андреевну.

И, зайдя за калитку, в небесах над речушкою
подарила им нитку — уток нитку жемчужную.

Ее серые взоры, круглый лоб без морщинки,
коммунальные ссоры утешали своей
беззащитностью.

Любит Блока и Сирина, режет рюмкой пельмени.
Есть другие России. Но мне эта милее.

Что наивно просила, насмотревшись по телику:
«Чтоб тебя не убили, сын, не езди в Америку...»

Назовите по имени веру женскую,
независимую пустынницу —
Антонину Сергеевну Вознесенскую,
урожденную Пастушихину.
         
Много лет впоследствии — до войны и до эвакуации в Зауралье - Андрея и его сестру родители отправляли в Киржач на каникулы.
 
«Родня моей матери жила во Владимирской области. К ним я приезжал на каникулы. Бабушка держала корову. Когда доила, приговаривала ласковые слова. Ее сморщенные, как сушеный инжир, щеки лучились лаской. Родители её были еще крепостными Милославских. Из хлева, соединенного с домом, было слышно, как корова вздыхала, перетирала сено, дышала. Так же дышали, казались живыми, бревенчатые стены и остывающая печь, в которой томились кринки с коричневой корочкой топленого молока. Золу заметали гусиным крылом. Сумерки дышали памятью крестьянского уклада, смешанного со щемящим запахом цивилизации. Мне, продукту многоэтажного города, это было уже чужим, но непонятно тянуло... О ставни по-кошачьи терлась сирень...», - писал Андрей Вознесенский в книге «Прорабы духа».

Киржачский дед запомнился Вознесенскому своими ульями и уроками плетения корзин из лозы на местной речке. Вспоминал поэт киржачскую гармонику в семье материной родни и одну из своих теток, о которой потом напишет стихотворение.

«Тетку в шубке знал весь городок.
Она с детства нас пугала ссыльными.
Тетя крест носила и свисток,
чтобы вдруг ее не изнасиловали.
Годы шли. Ее не изнасиловали.
Не узнала, как свистит свисток!
И ее и шубы срок истек.
Продали каракуль черносливный,
где, как костка, продран локоток».

Школьные годы Андрея Вознесенского пришлись на непростое военное и послевоенное время.
Начало обучения и эвакуация (1941–1942). В первые годы войны Андрей Вознесенский вместе с матерью был эвакуирован из Москвы в город Курган. Там он учился в школе №;30 (1941–1942). Позже поэт вспоминал об этом времени с тёплой иронией: «В какую дыру забросила нас эвакуация, но какая добрая это была дыра!»

Возвращение в Москву и средняя школа (1943–1951). В 1943 году семья вернулась в Москву. Андрей продолжил обучение в мужской средней школе №;554 (ныне школа №;627 имени генерала Д. Д. Лелюшенко). В этой школе он: учился с 1943 по 1951 год; окончил её с серебряной медалью, показывая отличные результаты по всем предметам;
подружился с одноклассником — будущим знаменитым кинорежиссёром Андреем Тарковским (их приятельские отношения сохранились на всю жизнь).

Особое влияние на юного Вознесенского оказала учительница английского языка М. Г. Маркарянц. Она: научила его свободно владеть английским языком; привила любовь к английской поэзии; помогла запомнить наизусть произведения Эдгара По, Джона Китса, Перси Шелли — эти стихи Вознесенский помнил спустя многие годы. Школьная влюблённость в учительницу английского языка, оказавшаяся взаимной и от этого – особенно трагической,ей он посвятил стихотворение.

Борька — Любку, Чубук — двух Мил,
а он учителку полюбил!

Елена Сергеевна, ах, она...
(Ленка по уши влюблена!)

Елена Сергеевна входит в класс.
(«Милый!» — Ленка кричит из глаз.)

Елена Сергеевна ведет урок.
(Ленка, вспыхнув, крошит мелок.)

Понимая, не понимая,
точно в церкви или в кино,
мы взирали, как над пеналами
шло таинственное
о н о...

И стоит она возле окон —
чернокосая, синеокая,
закусивши свой красный рот,
белый табель его берет!

Что им делать, таким двоим?
Мы не ведаем, что творим.
Педсоветы сидят:
«Учтите,
вы советский никак учитель!

На Смоленской вас вместе видели...»
Как возмездье, грядут родители.
Ленка-хищница, Ленка-мразь,
ты ребенка втоптала в грязь!

«О спасибо моя учительница
за твою высоту лучистую
как сквозь первый ночной снежок
я затверживал твой урок

и сейчас как звон выручалочки
из жемчужных уплывших стран
окликает меня англичаночка —
«проспишь алгебру, мальчуган...»

Ленка, милая, Ленка — где?
Ленка где-то в Алма-Ате.
Ленку сшибли, как птицу влет...

Елена Сергеевна водку пьет. 1958

Самой яркой и оригинальной личностью, выделявшейся на довольно сером фоне учителей 554-й школы, была «англичанка» – Марина Георгиевна Маркарянц, молодая женщина лет тридцати с небольшим. «Яркий светоч», – сказал мне о ней Слава Петров (одноклассник). Маленькая, худенькая, с горячим темпераментом, недаром армянка, она была остра на язык, иронична, требовательна и строга. (…)Могла ли учительница советской школы в 50-х годах решиться на роман с учеником?


Тяга к поэзии проявилась у Вознесенского еще в юности. Свои детские стихи поэт никогда не упоминал, хотя, очевидно, что они уже обнаруживали талант. Недаром Борис Пастернак, получив их по почте от четырнадцатилетнего мальчика, пригласил его к себе в гости. Началась дружба, которая продлилась много лет, несмотря на огромную разницу в возрасте. До конца жизни Вознесенский боготворил своего учителя. И умер – спустя пятьдесят лет и один день после Пастернака.
Вот как Вознесенский описывает эту встречу в книге «Прорабы духа».

«Тебя Пастернак к телефону!»
Оцепеневшие родители уставились на меня. Шестиклассником, никому не сказавшись, я послал ему стихи и письмо. Это был первый решительный поступок, определивший мою жизнь. И вот он отозвался и приглашает к себе на два часа, в воскресенье.
Стоял декабрь. Я пришел к серому дому в Лаврушинском, понятно, за час. Подождав, поднялся лифтом на темную площадку восьмого этажа. До двух оставалась еще минута. За дверью, видимо, услыхали хлопнувший лифт. Дверь отворилась.
Он стоял в дверях.
Поразила аскеза, нищий простор его нетопленого кабинета. Квадратное фото Маяковского и кинжал на стене. Англо-русский словарь Мюллера — он тогда был прикован к переводам. На столе жалась моя ученическая тетрадка, вероятно приготовленная к разговору. Волна ужаса и обожания прошла по мне. Но бежать поздно.
Через два часа я шел от него, неся в охапке его рукописи — для прочтения, и самое драгоценное — изумрудную тетрадь его новых стихов, сброшюрованную багровым шелковым шнурком.

По памяти детства
Полоски снега дорожками
Сложила поземка в пургу.
Над забеленными елками,
Я первую вижу звезду!
Краткая радость открытия,
«Пап, вот и другая горит!»
Господи, что за события,
Память детства — всё сохранит!
Пруд с леденистой осокою,
Если, с горки с санок слетишь!
И небо висит высокое,
На ракете не долетишь...
Бабушка часто в раздумье,
Учит! Чтоб Всевышнего знал:
«Люди, что жили, не умерли,
На небе Он рай им воздал!»
«А в небесах уж не лампы ли?
Как у нас, что под вечер зажгли.
А есть там дворцы с палатами?
А много ль на звёздах земли?
Есть ли там снежные россыпи?
Живёт ли там наш Дед Мороз?»
И за такими вопросами
Ещё возникает вопрос...
«Светят дворцы над окошками?
Облака дымят над трубой?»
И по тропе, скользя ножками,
Шагаю с отцом я домой...

http://proza.ru/2025/12/03/545