Shalfey северный роман Глава 2

    Глава 2

  Не много повидал Март в своей жизни городов, но достаточно, чтобы выразить свое отношение к некоторым из них. В основном, это были города центральной части нашей страны. Каждый со своим лицом, историей, преобладающей народностью. Но с самого детства и до зрелых, исполненных жизненным опытом лет, все они сливались в его сознании в один тоскливый серо-бетонный монолит нашего индустриального советского прошлого. И в какой бы город среднерусской возвышенности ни заносила его судьба, где бы ни коротал Март свои дни, всюду лицо его выражало досаду, омрачаясь судорогой сбывшегося ожидания от созерцания привычной картины неизбывной нашей российской действительности, вновь окружившей его безликими бастионами стен внешнего кольца городских спальных районов. Всюду он видел одно: серые кирпичные бараки, высотою в пять стандартных этажей; железобетонные жилые конструкторы панельных многоэтажек с темными ходами обшарпанных коридоров, тусклыми просветами окон да тупиковыми отстойниками для любителей несвежего воздуха, пропитанных дымом сигарет и жаренного картофеля; изъеденные вечными ямами дворы, устроенные по принципу остаточного благоустройства, до которых обычно никому нет дела; вытоптанные газоны, чудом проклюнувшиеся из постстроительного суглинка, в месиве которого и спустя десятки лет продолжают увязать офисные мокасины новых поколений квартиросъемщиков, торчащие из земли трубы, арматура, остатки железобетона — и вся эта, уродующая наши автомобили, безжалостная дворовая геометрия с выщербленными полвека назад бордюрами или же новыми, но уже разбитыми на пятидесятилетие в будущее поребриками; заваленные мусором полуразвалившиеся контейнеры, изъеденные ржавчиной да крысами, эти отхожие места городских цивилизаций, смирившихся с непредсказуемыми упаковочными вихрями да сочащимися по асфальту соками пищевых отходов; и пустыри чахлой дворовой растительности, соответствующие своей размежеванной квадратурой принятым градостроительным нормам, но с издевательски узкими придомовыми разъездами и одиночными парковочными карманами там, где должен быть их добрый десятичный ряд… Всюду — одно и то же.

  Немного повидал Март в своей жизни городов — и бывал он в разных. Но надо нам выбрать три из них, что волею случая знал он немногим лучше, нежели все остальные, которые оставили в его памяти наиболее заметный след, потому что в этих городах — Март любил. В одном из них — он любил свое детство, во всех трех — Март любил не своих женщин.

  Итак. В конце июня две тысячи восемнадцатого Март вернулся из Москвы в Смоленск. Так уж вышло, что пришлось ему жить и работать в столице более двух бесконечно тоскливых лет. Никогда не думал он, что сможет выжить в этом душном и шумном мегаполисе, да еще так долго… Но, известное дело: предполагает человек, а располагает Господь. За полгода до возвращения домой Март влюбился, если будет позволено нам употребить это слово, поскольку влюбился Март — заочно. Звали ее Аиша.

  Впервые он услышал ее в ноябре семнадцатого. Случилось это, когда он познакомился с другой девушкой, о которой, возможно, будет рассказано нами ниже, но благодаря именно той встрече Март увидел и ту короткую видеозапись с концерта, завершавшего собой ежемесячную вегетарианскую ярмарку, завсегдатаем которой он вместе с сыном бывал. В тот вечер они решили уйти с ярмарки пораньше, концерта не дождались, вернее, даже не знали о нем, предполагая в завершение второго торгового дня обычную заунывную блажь по народно-экологическим мотивам с парой десятков наиболее выносливых зрителей в придачу, что обоих прельщало не сильно.

  Но тем вечером после ярмарки выступала Аиша, исполняя одну из своих лучших песен, новая знакомая Марта выступление записала, он увидел запись у нее на страничке в соцсети, и — Март влюбился в Аишины песни! Они ласкали его слух! Он чувствовал, что через них — через эти волшебные слова и музыку — с ним разговаривают на уровне души и сердца! И не было у Марта в этом сомнений! Как не было сомнений и в том — что с человеком, который способен писать такие песни можно говорить свободно и открыто, без этикетных шаблонов, без лишних фраз, пустословных речей и задних мыслей — не было сомнений, что с таким человеком можно «просто говорить»! В Марта проникало каждое ее слово, каждый звук голоса, звучавший именно на той, особенной частоте, что легко и свободно, не встречая преград, преодолевает все пороги твоего внутреннего восприятия, умиротворяя твой ум, исцеляя сердце, наполняя душу покоем, а все твое истосковавшееся по теплу существо — чувственной нежностью прекрасной женской души, выразившей себя в таких же прекрасных словах и музыке!

  Аиша стала для Марта откровением! Говорят, женщины любят ушами… Но и Март, слушая ее песни и ее голос — не мог наслушаться, испытывая даже странное чувство вины перед той, другой девушкой, которая словно «свела их» — и казалось Марту, что, слушая Аишины песни, он как бы невольно «изменяет» их новой, еще только зарождавшейся дружбе, ничего большего в себе не подразумевавшей, но… Но таково уж было теперь его сердце, которое больше не желало терпеть двойственности, даже в дружбе. В голосе Аиши перед ним раскрывался целый мир — новый, волшебный, прекрасный! Мир — который он больше уже не мог позабыть. Март чувствовал глубину ее души, видя в Аише проявление Вечной Женственности, мудрость которой присутствовала в Аише изначально, для обретения которой ей не пришлось идти тернистыми дорогами мира сего. Девушка эта выросла в чистоте, в любви и в свете, став их воплощением. Аиша осветила собою мир, а с миром — осветила и всю его жизнь.

  Однажды ночью, в осень 2017-го, как это часто бывает с натурами романтическими в неурочные часы, не удержавшись, Март после долгих раздумий все же написал ей. Удивительно, но Аиша ответила! Удивительно, потому что страничка Марта, созданная в социальной сети специально для нее, была юна, девственно чиста и не имела никаких явных признаков социальной жизни, характеризовавших Марта, за исключением, разве, нескольких песен Аиши, недавно добавленных в плейлист и составлявших весь его репертуар.

  Послание Марта являло собой воплощение тактичности, вежливости и сообразности моменту — в его понимании этих этических недоразумений. По многолетней сетевой привычке Март обратился к Аише на «ты», не в силах заставить себя писать молодой девчонке формально-уважительное «Вы», к тому же девчонке — с такой широченной душой! В представлении Марта это было бы совсем неуместно: излишняя торжественность. «Будь проще, и…»

  И в ту ночь Марту очень захотелось пойти на очередной концерт Аиши, которые та регулярно устраивала в одном известном в узких кругах заведении общепита, расположенном где-то на центральных бульварах, в районе Садового, но сперва надо было выяснить некоторые определяющие мероприятие немаловажные детали, в частности, обязательно ли делать в кухню ресторана «заказ» — или же, приобретя билет по весьма символической даже по тем временам цене в пятьсот рублей, можно просто прийти — и послушать, скажем так, не «причащаясь»?

  — Привет! — улыбнулся Март соответствующей случаю лучезарной улыбкой и, предваряя две еще более лучезарные, приписал к первой скобке «Моепочтение», обозначив остроумной слитностью легкий шутливый тон творческого интересанта, умеющего походя поигрывать словами первого знакомства — и тем производить благоприятное впечатление на объект своего внимания.

  Как натура тоже несомненно творческая, Аиша определенно должна оценить подобную креативность по достоинству и правильно отреагировать, был уверен он.

  — Подскажи, пожалуйста, — продолжил Март в режиме максимально возможной для него в данных обстоятельствах вежливости, — если идти на твой концерт — там кушать все будут или же можно просто прийти посидеть-послушать? Уместно ли будет не-едение? — уточнил он на всякий случайный случай, поскольку подобные мероприятия на своей памяти еще не посещал — и не хотелось ему сидеть одиноким сычом в забитом людьми ресторане, когда все вокруг жуют, гремят посудой, приборами да полупустой тарой, заливая в себя соответствующие и не-соответствующие случаю прохладительные и не очень напитки. «В такой обстановке мое присутствие было бы неуместно», — знал Март наверняка.

  — Приветствую! — ответила Аиша, кокетливо ему улыбнувшись такими же лучезарными, и утвердила: — Конечно же это личный выбор каждого! Заведение предлагает меню, но многие предпочитают «просто чаек» или даже ничего! — (снова улыбка). — Так что здесь надо поступать исключительно по своему желанию! — И еще две милые скобочки.

  — Отлично! — обрадовался Март и тут же определился: — Значит, надо идти! В качестве комплимента хочу сказать, что у тебя очень красивая душа! Вот прямо очень-очень красивая! И это очень-очень чувствуется… — совсем уж рассыпался он.

  Аиша вновь ему просияла. Март же в свою очередь подивился, как это она, имея «целых четыре с половиной тысячи друзей(!)», может так оперативно отвечать еще и «не-друзьям»?! И заключил — что для него это «совершеннейшая загадка». Прибавив — что мысль эта была «риторическая» и отвечать на нее, в общем, не нужно, допустив тем некоторую необходимую слабину первого общения, чтобы новую свою пассию сильно не напрягать. Но, как бы между прочим, все-таки поинтересовавшись, можно ли пригласить ее после концерта на прогулку — и закругляющий прогулку «дружеский ужин» в компании самого благодарного слушателя, то бишь, себя?

  Вот так, сходу, одним махом, чуть более брутально и чуть менее многословно. «А чего тянуть?», «Аиша почувствует — и все поймет!». Ночь…

  Аиша тоже была вегетарианкой, что, несомненно, было основополагающим фактором и показателем уровня ее осознанности, определяющим комфортное нахождение в совместном ограниченном пространстве и уровень общения в целом, а потому — Март собирался отвести девушку в лучшее, пожалуй, для подобных встреч место — кафе «Авокадо», что на Чистых Прудах, под зимними ясенями.

  — Понимаю, что у тебя уже планы, скорее всего, — допустил Март еще несколько более слабины, чтоб не вспугнуть напором, — но я должен был это озвучить, — объяснился он, поставил необходимую скобочку, но, тут же спохватившись, что со слабиной, кажется, переусердствовал, настроив собеседницу на неминуемый отказ, сам же озвучил и возможные Аишины сомнения: — Ах, да! Я же непонятно кто… Но у меня нет информативных аккаунтов в соцсетях, так уж сложилось, — еще более лапидарно объяснился он, снова Аише улыбнулся и посчитал необходимым напомнить, что именно для подобных случаев имеется у нее женская интуиция! — И поставил после всего еще две, еще более «искрометные». Шутить Март умел.

  Как обычно, он опять слишком поспешил. Думал, Аиша сердцем почувствует «родную душу», прозреет истинные его намерения и тогда — лишние разговоры будут им просто не нужны! Думал, они как бы «увидят друг друга» — и тогда все остальное перестанет для них существовать, став мизерным, неважным, незначительным. И тут уж ничего не поделаешь: если ты романтик и неисправимый мечтатель в душе — твоя реальность будет отличаться от той, что существует вокруг тебя и существует от тебя — независимо.

  — Добрый вечер! — читал он позже — много позже, по прошествии целого, мать его, дня. — Но согласитесь, — предлагали ему согласиться, — это же странно… И выглядит все довольно сомнительно.

  Несмотря на «добрый вечер» в начале приветствия и дружелюбную скобочку в конце, Март понял, что ничего-то Аиша не почувствовала и что для нее — он лишь очередной почитатель среди вероятного множества других таких же, безликих и непонятных, на которых желательно тратить как можно меньше времени. Пришлось согласиться. А также тактично подметить, что «адекватная девушка» — вряд ли даст положительное сальдо в подобной сделке, прибавив — что и сам точно не знает, чего ему на самом деле хотелось больше: отказа — или же ее согласия.

  — Поэтому для меня любой ответ будет хорош, — резюмировал Март, желая снять возникшее напряжение момента. — Потому что отказ как наиболее вероятный вариант — будет значить, что я просто пойду дальше своей дорогой, согласие же может означать, что дорога эта — может стать намного светлее, а свет — это жизнь, и это всегда хорошо, — вывел он оригинальную формулу, прибавив, что именно поэтому не мог не попробовать — потому что, так или иначе, «все мы тянемся к свету» — «И я в этом деле не исключение».

  В общем, не заладилось у Марта как-то с самого начала, а завершил он совсем уж непрезентабельно, если смотреть на дело с творческих позиций. Непонятно, на что рассчитывал, но, видимо, точно не на согласие, да и сказать откровенно, даже побаивался его. Хотя и хотелось. В общем, герой наш в очередной раз опять слегка увлекся, вообразив себе женщину, ради которой «стоило жить», тогда как для нее — он был лишь очередным контактом в одной из ее социальных сетей, выделяясь, разве лишь тем, что даже не пытался изобразить видимость социальной жизни в своем персональном аккаунте, ограничившись вымышленным именем да несколькими комплиментарными сообщениями в ее адрес, на которые Аиша могла автоматически-доброжелательно отвечать в череде вероятного множества прочих других.

  На сообщения Аиша в этот вечер больше не отвечала, Март тоже занялся своими делами. Следующий день прошел в сомнениях, но к вечеру, все же решившись, он сбегал в ближайший магазин, создал на терминале специально для этой операции одноразовый кошелек, вернулся в квартиру, перекинул на кошелек немного крипты, выбрал самый дальний от сцены столик, купил в интернет-кассе билет, а вечером, около восьми, спустившись в довольно уютный полуподвальный ресторанчик недалеко от центра и осмотревшись, занял другой — тоже свободный, стоящий у стены, но более выгодно расположенный территориально обозревательный пункт, и с интересом принялся рассматривать публику.

  Небольшой зал вместил в себя всех желающих, оставив добрую половину мест невостребованными, что Марта в немалой степени удивило. Сперва он не понял, почему так. Однако немногим позже выяснилось, что почти все присутствующие в зале — друзья и знакомые Аиши, — то есть, по факту, подобные процедуры устраивались в основном «для своих».

  Но полупустой зал все равно заставлял задуматься, что не так — и чего не хватает для полного его заполнения? Почему другие исполнители способны собирать огромные залы и даже целые стадионы, тогда как сюда пришло так немного, несмотря на исключительные вокальные данные и бесспорный поэтический талант певицы? Позже Март сделал несколько предположений на этот счет.

  Тем временем с улицы в подвал влетела сама Аиша — запыхавшаяся, краснощекая. Стремглав проскочив зал, не замечая никого (даже Марта), она убежала в сторону гримерки. Минут через десять деловито, можно даже сказать «наступательно» она вышагала на небольшую, обильно подсвеченную софитами сцену, в высоченных черных ботфортах и ярко-красном дамском костюме (именно дамском), но с юбкой чуть повыше колен. В руках Аиша несла близняшку-гитару.

  Март не узнавал ее! Имея комплекцию классической русской барышни, без явных избытков, но и не отличавшейся особенной худосочностью, вместо красивых, длинных, вьющихся в своем естестве волос, теперь Аиша носила короткое каре, румянец покинул ее лицо, исчезнув под явным избытком в спешке накинутых на щеки белил, губы Аиша покрасила в цвет костюма ярчайшей алой помадой, а талию наряда сделала завышенную, перечеркнув себя широченным, под самую грудь черным ремнем, что вместе с высокой линией каре, голенищами сапог чуть не до подмышек и короткой дамской юбчонкой «в сборку» создавало ощущение диспропорции и неправильности форм, делая фигуру Аиши неуравновешенной и несимпатичной, поднимая центр тяжести девушки на ту безвкусную высоту, что сильно контрастировала с полюбившемся Марту сетевым образом, где Аиша имела длинный вьющийся волос, платья «в пол», минимум косметики и природную грацию неспешной русской красавицы, которая знает себе цену, никуда не торопится — и не разменивается по мелочам, в том числе, на мимолетные модные тренды. Казалось, в этот раз — Аише изменил вкус.

  Сказать, что Март расстроился… Ничего не сказать, то было бы слишком просто. Март был почти в ступоре, только что не падал со стула (хорошо, у стены). На сцене он не увидел ни полюбившейся ему зрелой женственности, ни самодостаточной уверенности, ни приветливого достоинства, ни румяной русской красоты, но лишь напряженную, напускно-самоуверенную девчушку, опоздавшую на очередное свое мероприятие да неудачно поигравшую с образом. И на это он потратил рабочее время (которое стоило ему на порядок дороже) и драгоценную крипту!

  Может быть, с помощью внешней метаморфозы Аиша попыталась что-то изменить во внешних своих обстоятельствах? Этого Март не знал. Но изменения эти не пришлись девушке к лицу, ему же они не пришлись по душе. Однако репертуар свой Аиша исполняла в этот вечер по-прежнему превосходно!

  В продолжение концерта певица расслабилась, успокоилась, снова стала собой — уверенной и доброжелательной, голос не изменял ей, гости — тоже, подпевая Аише любимые песни, в перерывах она читала свои стихи — красивые, простые, глубокие. Один из стихов удивил Марта своей концовкой — неожиданной и не вполне гармоничной. Март решил сообщить ей об этом позже, чтобы дать знать, что на концерте он все-таки побывал, и чтобы она могла сделать свой стих лучше.

  Завершив выступление, Аиша опять убежала в гримерку, а спустя несколько бесконечных минут вернулась в зал, уже без гитары, и стала общаться с друзьями, завершая тем творческий вечер, следуя, по всей вероятности, давно сложившейся традиции. Март наблюдал за шумной компанией, радостно гомонящей на все женские лады, пока окончательно не понял, что расставаться девушки сегодня не спешат, собираются, кажется, куда-то отправиться вместе, а это значит, что Аиша не останется сегодня одна — и всякая инициатива с его стороны будет сегодня бессмысленна.

  Одевшись, Март вышел на улицу. Однако, несмотря на холод и неизбежную промозглость поздней осени, настырно забиравшейся под капюшон, за воротник, в карманы и синтепоновые рукава коротенькой куртки, домой возвращаться ему не хотелось. Остаток вечера он гулял по бульварам и любимым московским улочкам, забредая по временам в теплые вегетарианские кафешки.

  Нагулявшись вдоволь, вернувшись на предпоследнем поезде метро домой, на восточную окраину Москвы, пробираясь спальными районами в маленькую однокомнатную квартирку с желтыми стенами, тяжелыми серыми шторами и затхлой темно-коричневой мебелью еще советских времен, которую снял по необходимости, отказавшись от нескольких, еще более зачуханных вариантов (но привыкнув, да так и оставшись в ней жить по инерции), по привычке обходя полицейские патрули, по роду сомнительного призвания тормозившие в подворотнях почти всех молодых людей в поисках запрещенного контрафакта, замотанного в изоленту да запрятанного в капюшоны, карманы, рукава, носки, ботинки — и даже в трусы (которые, бывало, настоятельно требовали «приспустить», предъявив полицейским все содержимое), все еще находясь под впечатлением прекрасного музыкального вечера, Март вспоминал Аишу, ее вдохновенное исполнение — и ее несокрушимую веру в мечту, образ которой она воплощала в своих словах и музыке, и думалось Марту — что «так или иначе, все мы во что-то верим, всю свою жизнь — и мы лишь выбираем, во что именно мы верим, и тоже всю свою жизнь».

  Март записал эти слова, возвратясь домой, и не раз вспоминал их впоследствии, общаясь с Аишей. Почему? Потому что Аиша верила! Она верила в судьбу, предначертанную ей, в мечту, которую трепетно лелеяла в своем сердце, верила в светлое будущее, в счастливую свою звезду, миллионами сценических солнц освещавшую ее путь, но еще, Аиша верила в нечто большее — и верила она несомненно! Что значит это «большее» — Март понимал смутно, но и того ему было достаточно, ведь главное — что Аиша «верила», а потому — могла быть и его Путеводной Звездой, освещая и его Путь своим светом, пусть и не зная об этом, ведь звездам, сияющим нам во тьме, святое незнание — свойственно.

  Аиша общалась с людьми разными, в том числе с представителями различных неформальных течений. В друзьях у нее были этнические музыканты и классики, последователи индийской ведической культуры и ведические славянофилы, вегетарианцы, йоги, духовные практики иных традиций, просто «домашние эзотерики» и целое множество других интересных персонажей, общим знаменателем которых было то, что все они что-то «искали» — и искали они не только в мире проявленном. Что находили, вопрос, но большинство «ищущих» держалось на приличном расстоянии от официальных религий, а потому считалось официально «неверующими». Эти люди ломали стереотипы, шаблоны, привычные модели поведения и восприятия мира, устремлялись в будущее, не цепляясь за прошлое, сомневались, избегали догм, расширяя границы познания и со-знания, границы физические, свободно воспринимая все новое — и стремясь к нему, изучая духовные практики и традиции, компилируя их, молясь, медитируя, читая мантры, стихи, повторяя сакральные аффирмации и формулы, отправляясь в путешествия астральные, в сновидения осознанные, практикуя нестандартное питание, голодание, воздержание — и многое другое, о чем Март не знал или вовсе уже успел позабыть — если, конечно, все это вообще можно назвать «новым». Без мудрых советов, без отеческих наставлений, без запретов и богословских умствований, да и всей прочей схоластической, отживавшей свой век древности, они стремились к истине и к свету, жили этим стремлением, жили душой, жили «по сердцу» — и сердце направляло их дорогой жизни, путем любви и добра. И, был Март в этом абсолютно уверен, — приди сейчас Иисус снова на землю, представители именно этого, незаметного в массе своей народа, стали бы Его первыми и самыми верными Его апологетами и новыми апостолами, потому что несли истину в своей душе изначально. Они узнали бы Его и пошли бы за Ним! Освободившись от заблуждений, наивных фантазий, дремучих предрассудков, они пошли бы за Ним — потому что свято верили в то Высшее, что созидает, пронизая собой все сущее, верили в добро, стремились к нему, стремились к свету — и стремились осознанно, по внутреннему велению души и зову сердца и совести — высшему божественному механизму устройства человеческой личности, свободной от страхов, ханжеских запретов и догматических предрассудков прошлого. Без обрядов, мистических ритуалов, без человеческих останков в алтарях, дорогих облачений, золотых чаш, денежных подносов и денежных ящиков — они пошли бы за Ним, как пошли за Истиной изначально, которую узнали бы в Нем, приняли, взрастили в своей душе — и сохранили ее в своем сердце.

  Аиша тоже была из таких — из «неверующих». Однако это не мешало ей быть чище, искреннее, добрее многих, воцерковленных, которых Марту доводилось встречать в своей жизни. Ночью он снова слушал Аишины песни, читал стихи. И, не удержавшись, снова написал ей.

  — Голос волшебный, не могу наслушаться! — восхищался он. — Вот прямо туда куда надо попадает, бывает же… И слова в песнях все хороши! Но в стихах некоторые хочется поправить, — не удержавшись, заметил он. — Однако — это не показатель, иной раз и Пушкина поправить хочется, возможно, просто нужно слушать в авторской интонации, — улыбнувшись, попытался он немного смягчить, понимая, что читать подобные замечания от незнакомца вряд ли кому захочется. Но была у Марта такая… не привычка, но склонность — как бы проверять людей — тестировать, скажем, на подвижность восприятия, на терпимость к критике, как человек может переносить свое собственное несовершенство? «Ибо совершенных в мире не существует». Иной раз, это приводило к неожиданным последствиям.

  В детали Март вдаваться не стал, не обозначил ничего конкретного, полагая, что если Аише будет интересно, она сама спросит, в чем там, собственно, дело — и где оно, это дело, в каких именно текстах? Быть может, захочет обсудить, желая сделать свои стихи лучше, и тогда им будет о чем поговорить, а дальше — уже дело техники. Если нет — то и незачем, не любил навязываться. «Лично я — захотел бы», — привычно примерял он к себе, рассуждая — и тем рассуждением утверждаясь в лучших своих намерениях.

  — И откуда только эти славянские и русские темы появляются в наши дни! — удивлялся он, продолжая безответно трепать московскую ночную тишину, (не спалось). — Видимо, в крови все это сохраняется и проявляется в нужный час… Очень душевно и красиво! Видел, один читатель даже поругался на «русские рассветы» — и фашизм припомнил… Очень странно это. Вот, ты была у байкеров, там действительно все позитивно и по-настоящему? Главный у них, Хирург, и косноязычен, и резок, и популизмом занимается… Ты с ним общалась? Тет-а-тет он такой же или другой? Хотя, какая разница… Каждый встраивается в систему как может, — спохватившись, поставил Март необходимую скобочку, вовсе не оправдывая «хирургов человеческих душ», но как бы давая понять собеседнице, что угадывает движущие их мотивы.

  «Лучше мне по ночам писаниной вообще не заниматься, — подумал он. — Как прорвет да потащит куда-нибудь в сторону, да совсем не в ту! Вот и сейчас, опять». Но сообщения свои удалять не стал.

  — Доброго дня! — ответила Аиша по прошествии ночи, и утра, и почти всего следующего дня. — При всем уважении не вижу корректным вести с вами беседы, так как совершенно не ясно с кем имею честь говорить. Но так же, было бы не плохо, вам исправить свои грамматические ошибки в письмах прежде, чем говорить о коррективах в моем творчестве. Поймите правильно, — приписала она.

  «"Также" и "неплохо" написала раздельно, "было бы неплохо" — зачем-то взяла в запятые, а "вам" снова написала с маленькой», — автоматически отметил про себя Март. «Известно, чужие ошибки всегда лучше видны». Еще отметил, что Аиша, пожалуй, на него даже слегка обиделась, а потому заподозрил, что критику девушка воспринимает не очень хорошо, по крайней мере — критику от людей незнакомых. «Что, впрочем, по нашим дням и неудивительно», — попытался он оправдать. Но сказать, что Март был опять удивлен — опять-таки не сказать ничего. Подобный ответ его поразил! И некоторое время Март снова пребывал в ступоре. Это не укладывалось ни в его душе, ни в сердце, ни в его голове, напрочь разрушая сложившееся представление об Аише, поскольку подобный ответ совершенно не соответствовал ни духу ее стихов, ни песен, которые она сочиняла и выкладывала в сеть на всеобщее обозрение, очевидно, именно для таких слушателей, как он! Впечатление, что отвечала Марту не она, муза всей его жизни, с детства хватившая налету все главные жизненные смыслы, но отвечал ему совсем другой человек — дотошный, мелочный и придирчивый, к тому же обидчивый — и даже не попытавшийся выяснить критически важные первопричины движущих смыслов своего собеседника.

  Из любопытства Март все же проверил все свои сообщения на предмет наличия-отсутствия в них грубых грамматических ошибок, однако не приметил ничего вопиющего: «вряд ли» написал слитно — и только, поскольку не имел в своем лексиконе слова «вряд». Но то была его хроническая ошибка — и, кажется, единственная, просто, раздельное написание частично терло ему глаз, да и грамотностью Март обладал интуитивной, а потому — не всегда верной.

  Для большей надежности Март прогнал все свои сообщения через текстовый редактор, но и тот тоже ничего особенного в его переписке не выявил, кроме, разве, отсутствия заглавных в начале всех предложений, потому как писал Март с компьютера, где заглавные не проставлялись автоматически, как это обычно бывает в телефонах, а сам он заглавные не употреблял в переписке принципиально, дабы избегать грамматического формализма — так было проще, так было быстрее, так просто было — и было совершенно очевидно для всех, кроме, очевидно, придирчивой Аиши.

  Сообщив, что и текстовый редактор тоже не выявил в его сообщениях никаких особенных проблем, Март поинтересовался, неужели Аиша в самом деле имела в виду отсутствие в его предложениях заглавных?! Не хотелось ему в это верить, но Март допускал уже любые, даже самые невероятные вероятности.

  Аиша ему помалкивала.

  — Согласен, беседа некорректная для Вас и бессмысленная, — продолжил Март, ввиду очевидной необходимости перейдя на уважительно-формальный тон воспитанного в строгости джентльмена, обращаясь в этот раз к Аише на «вы». — Однако насчет грамматических ошибок мне не совсем ясно… — предложил он вопрос разъяснить. — Да, две-три запятые не поставил, — объективно признал он, — остальные проблемы — строчные и заглавные и многоточия… Но это же сделано умышленно! — объяснился он. А затем принялся рассуждать: — Странно… Понимаю, что любое указание на несовершенство авторского текста автором воспринимается болезненно, тем более, если критик «непонятно кто». Слова в текстах выношены, выстраданы и — часто — рождены в муках. И это нельзя не уважать. Как минимум. Но я не говорил про несовершенство! Я говорил про специфическую ритмику, которая присуща певцу, но может отсутствовать у обычного поэта! А я — не являюсь даже обычным, — поскромничал Март, надеясь, что это заявление имеет потенцию стать еще одной «интересной темой». — Прошу прощения за критику, — скрепя сердце, извинился он, улыбнувшись. — Не думал, что это будет болезненно! Еще раз прошу простить! Думал, это вызовет интерес. Виноват.

  Отвечать ему снова не посчитали нужным. Март же отправил еще несколько пространных сообщений в никуда, в которых рассуждал о том, что критик может становиться для автора врагом на уровне подсознания, таким образом как бы попытавшись объяснить происходящее хотя бы самому себе.

  — Но я не враг! — искренне заверил он в завершение. — Это совершенно точно!

  Затем прибавил, что ему очень жаль, что он заставил Аишу отвлекаться на «бессмысленное» общение с ним, и в самом конце приписал постскриптум:
  — И еще в защиту стихов: именно на них я и среагировал, решившись написать Вам. Стихи замечательные!

  За сим, ниспослав Аише удачи да творческих взлетов, пожелал ей найти наконец то, чего она ищет и ждет, то есть, уже не себя, и вежливо с ней распрощался.

  Ему опять не ответили. И он перестал. Предположив, к тому же, совсем уж неприятное: что, Аишин концерт посетив, свой потенциал в ее глазах он этим как бы исчерпал совершенно. Известно, мнительность присуща многим поклонникам. Однако недели через полторы все-таки пошел на очередное ее выступление, которые певица давала в те дни почти кряду, а вернувшись ночью домой, опять наслушавшись ее песен, под впечатлением, не удержавшись, снова написал ей, в числе прочего сообщив, что…

  Но лучше бы нам опять процитировать:
  — Добрый вечер, — начал Март самой своей вежливой улыбкой. — Вчера присутствовал (неподходящее слово, ну да ладно) на Вашем концерте. Было очень… душевно. И слова звучали добрые, хорошие и глубокие. Не могу не задать последний вопрос. И связан он с тем, что в свое время я неправильно понимал песню БГ «Я родился на севере», — слегка приоткрыл Март завесу собственной личности, намекнув на ее происхождение. — К своему стыду, не смотря на то, что песня всегда была одной из самых любимых, я не очень вслушивался в текст и всегда думал, что песня адресована женщине. Но через многие годы вдруг осознал, что песня эта — про другое! И слушая Вашу песню, — Март указал название, — я понимаю, что по тексту она вроде как адресована человеку, но по смыслу, в самой своей сути, она может быть адресована и Ему, — обозначил Март Создателя с большой буквы. — Итак, вопрос, — продолжил Март свою викторину. — Песня эта лирическая или религиозная? Или два в одном? Вопрос, возможно, наивный — и вызовет раздражение, — критически рассудил он, опираясь на опыт прошлого общения, — но за ответ буду благодарен, ибо две Ваших песни, эта и… — он указал название другой песни, — сейчас мои самые любимые. На мой взгляд, это шедевры! Можно было только ради них прожить жизнь! Прошу простить за ошибки если они снова есть, — заблаговременно извинился он, предвидя новые грамматические неприятности. — Но я старался соблюдать все условности! — поставил Март еще одну «самую вежливую и дружелюбную» — и сразу же, чтоб потом не было мучительно стыдно, как в начальной школе, начал работу над своими ошибками: — После «и» не поставил запятую в середине текста, пардон, — извинился он, сразу приметив маленький, но несомненно критический для Аишиного восприятия недочет.

  Но Март действительно очень старался! Ставил везде, где было необходимо заглавные, поставил, правда, пару лишних запятых и «несмотря» все-ж-таки написал раздельно, хотя долго сомневался, ставя — и удаляя вновь сомнительный пробел, не в силах сообразить на ночную голову, как это слово нужно писать правильно в данных обстоятельствах, однако — так и не сообразил. «Видимо, именно это меня подвело!» — уверял он себя впоследствии — и даже почти верил в это, поскольку ночные его излияния никто не оценил и снова ему не ответил, хотя сообщения, кажется, были прочитаны.

  Поразмыслив трезво, следующим днем Март решил, что Аиша опять могла на него разобидеться, в этот раз посчитав, что, выделяя из ее репертуара всего лишь две «лучшие песни», тем он как бы принижает значение всего остального ее творчества. Не знал Март этого наверняка, однако точно знал, что мнительность присуща и многим авторам. А упорное молчание певицы было тому подтверждением.

  Вздохнув наконец спокойно, Март окончательно решил «отпустить» и Аишу своим вниманием больше не беспокоить. Слушать ее песни — больше ему не хотелось.

  Прошло несколько месяцев. Март по-прежнему продолжал слушать любимые песни в исполнении молчаливой Аиши, хотя и делал это гораздо реже. Со временем воспоминания о неудачном знакомстве притупились в нем, постепенно стали тускнеть, потеряли остроту, заместившись в его сердце тем «главным», глубинным, что слышал он в ее песнях и волшебном ее голосе. Март привык к странной мысли, что Аиша «не его человек», а когда в вегетарианском кафе увидел анонс очередного ее выступления, решил сходить не столько «из любви к искусству», сколько для того, чтобы поддержать исполнительницу своим присутствием да приобретенным билетом на ее концерт, поскольку по опыту знал, что зрительный зал скорее всего снова не будет полон — а выступать надо хотя бы не в минус. Заранее бронировать билет не стал, решив пополнить кассу заведения по факту своего прибытия, и занял место в самом конце зрительного зала, вернее, в самом его начале, рядом со входом, в незаметной тени, слегка раздраженный тем, что опоздал и не застал момент появления на сцене певицы, в силу совершенно неожиданного обстоятельства, из-за которого казалось, вечность простоял на кассе в длиннющей очереди из трех, чтоб его, человек, включая себя, ожидая, когда же нерешительная и скрупулезно-дотошная супружеская пара, казалось бы, решительно дееспособных и даже еще репродуктивно-активных усредненных лет, то есть, где-то «около сорока», определится наконец в культурных своих предпочтениях. Март сильно пожалел, что поленился заблаговременно сбегать из дома в соседний магазин, чтобы создать на терминале одноразовый кошелек, вернувшись домой перекинуть на него немного крипты, да и купить билет в интернет-кассе, как сделал это в прошлый раз, то было бы намного быстрее.

  Однако в этот вечер зрительный зал был заполнен на добрых три четверти, при том — что вместимостью он превосходил предыдущий, располагавшийся ниже, примерно втрое. И то была приятная неожиданность.

  За Аишу Март чистосердечно порадовался и попытался представить каково это, имея такой талант, репертуар и такой удивительный голос — наблюдать такие пустые места в довольно скромных зрительных залах? Настроению подобные мысли не способствовали, и, отогнав грустное, Март решил сосредоточиться на сцене.

  Сегодня Аиша выглядела как надо! Длинное платье черного шелка с огромными алыми цветами «в пол» безукоризненно облегало фигуру девушки, обрамляя ее женственность, она отпустила волосы, минимум косметики подчеркивал именно то, что подчеркнуть следовало, делая лицо певицы еще более выразительным, но в меру, и выглядела Аиша сегодня — превосходно!

  Публика с восхищением внимала ее песням, дружно сливаясь с Аишей в единый хор, когда сама волшебница этого хотела! Залом она владела, наполняя пространство сцены любовью, смыслами и добротой. Зал кричал, топал в восторге ногами, бросал на сцену охапки цветов, буйствовал, — в воображении Марта. Он тоже соединил несколько раз благодарные ладони. После завершения концерта Аиша вновь растворилась в компании своих почитательниц.

  Понаблюдав за ними, выждав необходимое время, чтобы зал покинул основной благочестивый люд, Март оставил ресторан, прошелся без очереди через гардероб, накинул на плечи куртку, вышел в полумрак апреля и, вдохнув полной грудью весну, заметил в туманной дымке перед собой элегантный мужской силуэт в легком полупальто светлого полуоттенка.