Дети войны. Рассказ

1
Конец февраля 1985 года выдался холодным и ветреным. В воздухе совсем не пахло весной. Слесарь-испытатель высокого разряда стремительно шагал домой после ночной смены. Собственно, он шагал домой не к себе, а к своей тридцатидевятилетней подруге, Дашеньке Осипович. Дашенька жила в двухкомнатной хрущёвочке вместе со своей тётей. Прежде с ними жила ещё Дашенькина мама, но мамы уже пять лет как не было на свете. Дашенька вскоре после её смерти встретилась на танцах с Антоном Рокоссовским. Оба они были сиротами со времён войны, одинокими. Это сблизило их настолько, что они стали необходимыми друг другу.
Но вот Антон подошёл к дому, где в данный момент находилась его Даша. Дверь в квартиру была плохо затворена. Антон без усилий открыл её, вошёл и на мгновение замер. Затем он быстро оглядел обе комнаты. Даша спала в маленькой комнате на своей кровати. А в большой комнате, между двумя окнами, стоял гроб, а в гробу лежала тётя, накрытая белым тюлем и обложенная искусственными цветочками и веточками. Ящик комода и дверцы шифоньера были открыты, и две полупьяные соседки копошились среди наваленного на полу тряпья, выбирая то, что им бы подошло в их дальнейшей жизни.
– Вы что здесь делаете? – закричал Антон.
– А нам разрешили взять кое-что на память, – залепетали перепуганные экспроприаторши.
– Кто разрешил? – загремел Антон. – Хозяйки? А ну, вон отсюда!
Женщины, хныча и ворча, потихоньку убрались из квартиры. Антон запер за ними дверь и подсел на диван, к Даше. Она крепко спала. Антон посидел рядом с нею, прислушиваясь к её дыханию, потом встал и плотно закрыл дверь в большую комнату. А потом вышел из квартиры, предварительно закрыв входную дверь на два оборота.
2
Он пошагал в свою квартиру в своём доме, который, по счастью, был недалеко от Дашиного – всего-то минут десять до него, если идти скорым шагом. Антон махом преодолел это расстояние и открыл дверь своей квартиры. Ванечка и Раечка спали на кровати, тесно прижавшись друг к другу. Ванечка, при появлении отца, только глубоко вздохнул, но не проснулся. А Раечка встрепенулась, встала с кровати и подошла к отцу.  Антон обнял дочь и поцеловал её в тёплую головку.
– Рая, доченька, помоги нам. Завтра будут хоронить бабушку. Я буду очень занят. Тётя Даша заболела. Она всё время спит. Наелась каких-то таблеток, которые врач прописал бабушке, и спит. Теперь всё на мне. Тебе надо завтра утром отвести Ванечку в детский садик, а вечером привести его обратно. Покормить его. Я дам тебе денег на молоко и печенье, и ещё на что-нибудь, что захочешь.
Антон вытащил из карманов брюк кошелёк, открыл его и дал дочери двадцатирублёвую купюру.
– Денег не жалей. Я тебе ещё дам вечером. А мне идти надо обратно. Боюсь я, вдруг тётя Даша проснется, а меня нет. Так что, всё на тебе, доченька. Побереги Ванечку.
Антон ещё раз поцеловал свою двенадцатилетнюю доченьку и поспешил обратно, к спящей Дашеньке.
У Даши всё было спокойно. Она тихо спала, повернувшись спиной к белому свету. Антон снял с себя зимнюю куртку, тёплые ботинки и растянулся на диване рядом с Дашей. От беготни на холодном воздухе ему сделалось хорошо и весело. Даша здесь, жива и здорова. Больше ему ничего не было нужно. Он вскоре уснул.

3
За несколько дней до описанных мною в начале рассказы событий Даша вышла из квартиры, где она проживала со своей тетей. Во дворе её остановила соседка, Жанна.
– Привет, подруга! – сказала она, остановив Дашу. – Постой, я скажу тебе что-то. Тебе надо чаще бывать у тёти. А лучше поживи с нею некоторое время.
– А что? – испуганно вопросила Даша.
– Да так… Повадились к ней тут всякие особы из администрации. Они хотят тётю твою отправить в дом для престарелых, тебя выселить из квартиры, а квартиру отдать кому-то.
Даша застыла на месте от ужаса и изумления.
– Да, да, – говорила между тем Жанна. – Начальство метит на твою квартиру. Говорят: хитрая какая, живёт у мужа и у тётушки. Не слишком ли это жирно для неё?
– Спасибо, Жанна, что предупредила.
Даша поспешила на квартиру к Антону. Его не было дома. Даша собрала в пакет игрушки своего сыночка, его кое-какие вещички, сложила его кроватку, постель, вытащила всё это, положила на скамейку во дворе и побежала на остановку автобуса ловить такси. С помощью шофёра она перевезла вещи Ванечки к дому, где жила со своей тётей. Соседки, завидев её, оживились.
– Молодец! – говорили они, – так и надо действовать, а то взяли моду. Подумать только! Девку с ребёнком выселить из квартиры!
Тётя приняла вторжение Даши в квартиру молча. Она только смотрела на неё неотрывно и пристально. Раздался звонок во входную дверь. Пришли дамы из исполкома. Одна из них, самая расторопная и амбициозная, сразу же приступила к делу.
– Итак, – заявила она Даше, – вам надо освободить комнату. Бабушку мы забираем в дом для престарелых, а вы уходите жить постоянно к мужу.
– У меня нет мужа, – ответила побледневшая Даша.
– Ну, к сожителю. Это все равно и нас не касается.
– Касается, – ответила Даша, и щёки её вспыхнули. – Касается!
– Ну ладно, – усмехнувшись, проговорила исполнительная дама. – Мы сейчас уйдём, а вы собирайте свои вещи.
И вся команда вышла из квартиры. Они ушли. Даша смотрела на свою тётю, а та отводила глаза куда-то в сторону.
– Тётя, Аграфена Николаевна, – наконец заговорила Даша. – Вы хотите уйти в дом для престарелых? Это ваше право, но подумайте вот о чём. Вдруг вам там не понравится. Если я буду жить в этой квартире, то вы вернётесь обратно в свою комнату, а если здесь будут жить чужие люди, они вас дальше порога не пустят. Вы потеряете право на свою комнату.
Тётя вся как будто съёжилась от этих слов и опять же промолчала. Ей было плохо, и это было заметно. Она весь вечер провела в бессмысленном хождении по квартире, а Даша со страхом и сочувствием наблюдала за нею. Она позвонила соседу Антона, у которого был телефон, и попросила его передать Антону, что она домой не приедет, что тётя не на шутку занемогла, и передала Антону взять все заботы о Ванечке на себя.
Вскоре позвонил Антон. Он сказал Даше, что всё понял, что всё возьмёт на себя, что он позовёт на помощь свою дочь от первого брака, Раю, а уж она-то поможет ему как никто другой.
Настала ночь. Даша не могла уснуть. Страх, беспокойство, уныние, тоска по Ванечке, по Антону овладели ею. Она припомнила, как когда-то в юности она мечтала о собственной комнате – маленькой, чистенькой. В этой комнате обязательно должен был стоять стол, накрытый белой скатертью, а на этом столе обязательно должен был стоять гранёный стакан с букетом незабудок в нем.
Даша начала уж было задрёмывать, как вдруг её внимание привлекло чирканье спичек в соседней комнате. Она побежала туда и увидела, что её тётя чиркает спичками о коробок и разбрасывает зажжённые спички вокруг себя. Даша молча забрала спички из рук тёти, села рядом с нею и попыталась о чём-то заговорить. Но о чём? Слёзы подступили к глазам. Она посидела-посидела рядом с тётей и ушла в свою комнату. Вскоре она увидела, что в комнате тёти горит свет от свечи. Даша вошла в её комнату. Так и есть. На столе стояла зажжённая свеча. Даша забрала и свечу, включила свет, говоря, что лучше электричества ничего на свете нет. Больше она не уходила в свою комнату. Она уговорила тётю лечь на диван и поспать, а сама просидела до утра за столом, оперши голову о сложенные крестом руки.
Утром она позвонила в скорую помощь, говоря, что ей нужен психиатр.
– А зачем? – строго спросили её.
– Тётя заболела.
– А что она делает?
– Кидает вокруг себя зажжённые спички.
– Сейчас будем, – тотчас ответили ей.
Вскоре прибыли двое: старичок-психиатр и молодой медбрат. Доктор быстро оценил обстановку и состояние больной тёти. Но его больше интересовали Дашины дела. Он посоветовал ей, не теряя зря времени, заняться переоформлением жилплощади на себя. Даша ответила ему, что она вписана в ордер с правом на жилплощадь. Доктор успокоился, а медбрат, посмотрев на тётю, вдруг выбежал из комнаты. Ему вдруг стало плохо. Пришла участковый врач-невролог. Она о чём-то поговорила с медиками, выписала Даше больничный лист по уходу за больной, рецепты на лекарства и заодно сообщила Даше о том, что её тётя уже давно состоит у них на учёте, но что-то они в последнее время как-то упустили её из виду.
Вот так раз! Тётя давно уж на учёте в психиатрической больнице, а Даша только теперь узнала об этом.
Наконец, они ушли, наказав Даше аккуратно давать тёте лекарства.
– Это загрузит её, – сообщили они ей.
Пришёл Антон. Он сказал, что у них всё в порядке, что его дочь Рая живёт теперь у него и занимается домашними делами, что она отводит Ванечку в детский садик и оттуда приводит его обратно домой. Антон сбегал в аптеку, купил лекарства и кое-что из продуктов. От молока тётя отказалась. Лекарства выпила и тотчас же упала на диван. Даша, глядя на неё, тоже выпила по одной таблетке из того, что прописали врачи тёте. Антон сказал, чтобы она больше не делала этого, на что Даша возразила, что у неё больше нет сил смотреть на всё это.
– Антон, – спросила Даша, – как у тебя с деньгами? У меня на сберкнижке всего только рубль. Я купила осеннее пальто и шапочку. Денег у меня нет.
– Не бойся, – ответил Антон. – Деньги у меня найдутся. Только не пей больше этих таблеток.
– Не буду, – ответила Даша.
Днём неожиданно пришла одна из исполкомовских дам. Она была в сильном смущении.
– Вы понимаете, – сказала она Даше. – Ваша тётя отказалась ехать в дом для престарелых. Мы уже всё устроили, а она отказалась. Даша хотела ей сказать: для тёти вы местечко в доме для престарелых нашли, а для меня с ребенком где-нибудь на помойке нет? Но промолчала. Днем она еще раз дала тете ее лекарства, а от еды она отказалась и уснула. Даше тоже хотелось спать, но тревога за сына, за Антона, за тётю не давали ей возможности закрыть глаза. Она дважды вызывала скорую помощь. Приезжала неотложка. На тётю только молча смотрели, сидели рядом с нею на диване и уезжали, не говоря ни слова. Наконец, дело было уже совсем к ночи. Даша еще раз вызвала скорую помощь. Приехал молодой человек. Он бегло осмотрел комнату, присел рядом с тётей на диван и замолк.
– Что происходит? – спросила Даша. – Я вызываю скорую. Врачи приезжают, сидят вот как вы, на диване, ничего не делают и уезжают, ничего не говоря.
Молодой человек грустно посмотрел на Дашу.
– Я тоже ничего не сделаю. Единственное, что туту можно сделать, это поставить грелку к ногам. И все. Пусть она спит.
Сказав это, врач удалился. Даша согрела грелку, приложила её к ногам тёти, укрыла её, пожелала ей спокойной ночи и ушла в свою комнату. Даша проснулась рано. Было шесть часов утра. В квартире было необычайно тихо. Прежде из комнаты тёти доносилось её тяжёлое, свистящее дыхание, а теперь – ничего. Даша подошла к тете, взяла её за руку. Рука была холодной, пульса не было. Она умерла, подумала Даша.
Подождав некоторое время, дождавшись того часа, когда загавкала соседская собака, Даша постучала в дверь соседки по подъезду. Соседка была медсестрой и кое-что смыслила в медицине. Соседка с готовностью пошла за Дашей к тёте. Она осмотрела ее, приложила зеркало к губам и, обернувшись к Даше, сказала:
– Да, ты права, она умерла. Даша, собирай вокруг себя своих людей. Тебе придется услышать немало гадостей. Все мы смертные, но после нас остаются всякие шмотки. Так что будь готова ко всему и не слушай дураков.
Соседка ушла. «Собирай друзей…» Самый близкий человек – это Антон. А он – незаконный муж, незаконный отец своему сыну, человек с подмоченной репутацией, плохой муж для бывшей жены, и всё. Больше никого не было. То есть были, но назвать их «своими» Даша не могла. Она позвонила соседу Антона, попросила его передать Антону весть о смерти тети и попросить его приехать к ней.

4
Антон вскоре приехал. Было еще рано. Семь часов утра. Рано было что-либо предпринимать по поводу кончины тёти. Они сидели на кухне и тихонько говорили друг другу доверительные слова.
– Антон, почему ты не любишь свою родину, Украину? – спросила Даша.
– А за что ее любить? У нас была семья, шесть человек: отец, мать, братья. Из всей семьи я остался один. Как погибли те пятеро – родители и братья – я не знаю. Слышал я, что мать нашли мёртвой в какой-то канаве. И всё.  Меня подобрала на дороге какая-то бабушка, забрала к себе. На что мне такая родина? В памяти моей остались только страхи, взрывы, повешенные люди. Хохлы плохие, за что любить их? Потом уж, при советской власти начали открываться школы. Я пошел учиться. Закончил пять классов и пошел работать на стройку. Строили клуб. Потом повестка. Призвали в армию. В армии было хорошо: одели, обули, кормили – будь здоров. Начальство меня уважало, предлагали учиться. Я и учился в училище на механизатора. Два года проучился, а потом попал по распределению к вам, в Сибирь. Здесь хорошо, здесь никогда не стреляли. Ни фашистов тебе, ни бандеровцев не было. Люди хорошо ко мне относились. С женой не повезло. Она такая дура! То евреем меня называла, то бандеровцем. Дочь родилась, так она и ребенка не пожалела. Пришлось развестись. Мне так в милиции и сказали: разводись. Не сможем мы тебя больше прикрывать, посадим. Ну вот, я и развёлся. Шесть лет прожил один, а теперь вот ты появилась. Тоже ведь несчастная. Отца-то у тебя нет с младенчества. Мать умерла. Никого нет. Здоровья тоже нет. Я хоть здоровый, а ты вся больная. Всё лечишься да лечишься – конца-края этому нет. Жалко мне тебя.
Мне как-то все время везло. На Украине во время войны жив остался. Учился даже в школе – было дело. Шесть классов кончил. Все было очень хорошо. А с теткой что не так было? Отчего она вдруг заболела? С тобой она ладила. Что случилось?
– Похоже, она испугалась. Её эти исполкомовские дамы напугали. Понимаешь, она сообщила им, что я живу с тобой вне брака.
– Да им-то какое дело?
– Ну не скажи. Им как раз до этого дело. Сколько дел они провернуть надеялись! Подвинуть очередь на получение квартиры, угодить тете, поселив ее в дом для престарелых, навести порядок в моей личной жизни, легализовать мое положение и Ванечки. Видишь, сколько дел они бы наворотили махом! А тетя Груша испугалась. Видимо, она решила, что, сдав меня, она донесла на самое себя. Когда я ей сказала, что она может потерять право на квартиру, она испугалась. Здесь она жила годы, а там, в другом месте, с другими людьми – то ли еще будет!
– А почему она испугалась, я не пойму. Что во всей этой истории страшного?
– Ну как же. У нее отец был эсером. Его расстреляли тогда, когда всех расстреливали. Её мать посадили в тюрьму, через год, правда, выпустили.
– Ничего не пойму, – Антон передернул плечами. – Кто такие эсеры?
– Эсеры – это такая партия была. Сперва они были близки к партии большевиков, а потом – нет, разошлись по взглядам. Эсеров преследовали. Тетя Груша была тогда молодой. Продолжать учебу она не могла. Закончила только курсы бухгалтеров. Муж ее, мой дядя, был весь в делах общественных, он знать ничего не хотел о проблемах тети Груши. Детей он не хотел, в результате тетя стала бездетной.
– Ну и дела! – воскликнул Антон. – Слушай, она, твоя тетя, что-то говорила мне о тебе, у тебя тоже были проблемы с этими делами.
– Мои дела ни в какое сравнение не идут с теми, что пережила тетя Груша. Отец мой был арестован. Но как? Их, коммунистов, вызвали на какое-то собрание, и всех скопом арестовали и предъявили 58-ю статью. Полагался расстрел. Кое-кого расстреляли, но мой отец избежал расстрела. Антон, я ничего не знаю. Кто виноват, что они делали, ничего! Дядя мне (не тетин муж, а другой дядя) говорил, что он будто бы выкупил моего отца из тюрьмы. Когда я задала ему уточняющие вопросы, он сказал, что он никого не выкупал, что это я все придумала: как хочешь, так это и понимай. Я поняла тогда, что люди стали очень напуганы. У них буквально крыши сносило от страха. Вот тетя Груша испугалась своего поступка, да так, что и померла от страха.
– Ну, а ты? – спросил Антон, глядя в тревоге на Дашу.
Даша улыбнулась:
– А я – другое дело. Сейчас все-такие другое время. Я ничего не знала о своем отце. У нас в семье это была закрытая тема. Я после школы поступила работать на военный завод, и никто ничего не говорил мне о том, чего я стою и чего могу. Я поступила в институт, выдержала конкурс и все благодаря своему политическому невежеству. Понимание пришло тогда, когда я уже стала почти взрослой, когда начала думать о том, что зря наши отцы и деды устроили революцию, Гражданскую войну. Прежде, при старом режиме, жилось гораздо лучше. Осуждать кого-либо я не могу. Избави Бог!  Кто знает, может, мне бы пришлось осудить своих родителей, может быть, и самого Господа Бога! Нет, я не буду осуждать. Я только поняла, что нам всем надо быть добрыми, мудрыми, терпеливыми.
Антон внимательно смотрел на Дашу и думал о том, что, пожалуй, он и выбрал ее своей подругой, несмотря на ее очки, болезни, неумение шить и вязать. А ведь она тоже пострадала в годы войны. Они ж так голодали! Она и другие ребятишки лизали какую-то промышленную соль, жевали семенные, не созревшие корочки какого-то растения, как впервые попробовала сахар в семь лет отроду. Как из супа вылавливала кусочки хлеба, думая, что это мясо. Как однажды, когда она уже училась в институте, они с девчонками залезли в сад, окружавший их военный завод, забрались, чтобы нарвать там спелых яблочек, как на них налетел охранник с криком, что он перестреляет их всех. «Дяденька, – заныли девицы, – не сердитесь, мы наберем яблочек и уйдем. Охранник, представитель какого-то южного народа, разжалобился: «Рвите, рвите, девчонки, сколько сможете. Даровые это яблоки.
А это что! Горе одно! Но терпеливая Даша ни на что не жаловалась.

5
Настал день. Даша сходила в поликлинику, взяла справку о тётиной смерти. Там уже знали об этом событии и выдали справку без всяких проволочек. Затем днем в работу включились соседки по дому. Тетю Грушу обрядили, украсили цветами, положили в гроб. Исполкомовские дамы все же нагрянули на этот момент и в этот день. Но Даша ушла из дома по делам, а соседки выставили чиновных дам за порог: не видите, что ли, Аграфена Николаевна умерла, племянница ее хоронит, чего вам еще надо?
Даша, узнав об этом событии, приняла хорошую дозу тетиных таблеток и уснула мертвым сном.
Вот с этого момента и начался наш рассказ «Дети войны».
Шел 1985-й год. А что было потом? Потом были проклятые 90-е годы, чеченские войны, теракты, трагедия Курска, трагедия Беслана, а сейчас еще и война на Украине. Как пережили мои герои все эти события? Антон не справился, когда началась война на Украине, а еще раньше – распад СССР, он начал болеть. И до того душа его изболелась, что сердце не выдержало, и он умер.
А Даша всё ещё живёт, её Ванечка работает и растит деток.