Надо Фокса идти вынимать с кичи

      Но Хёкстеру еще нужны были средства на ежедневную дозу морфина, которую он вводил себе в уборной кафе. Врачи были уверены, что горб у него вырос именно из-за этого. Майнеке Кафе на вулкане Культурная жизнь Берлина между двумя войнами
     - Мотри, Прохор Петров, - угрожающим полушепотом советовал Громову отец Паисий, тыча кулаком задымленное ладаном пространство, - нос у тебя сразу и провалится, потому больна Анфиса. Или Раиса.
     Прохор, не желая слушать явную ложь поддатого священника, затыкал свои уши ладонями, пока наконец, не вспомнив из гимназического курса схожую историю, не бросался к аналою и, скомкав кусочек воска, не засовывал его в уши.
     - Об чем пели сирены ? - орал Прохор, скача по церквушке села Разбой, притулившегося у левого берега буйного Енисея. - И каким именем назывался Ахиллес, пребывая девушкой ?
     От такого нескрываемого кощунства на священника нападали корчи. Он падал на пол и катался по нему от аналоя и до распахнутых дверей, в которые пер уже буром, как командировочный, страшный обликом знаменитый золотопромышленник Иван Пятаков по прозвищу " Куплю и выкуплю". Больно пиная отца Паисия сапогом, он катил его к ногам Прохора, вытаскивающего пробки из ушей.
     - Даров, Иван, - стукал ладонью о ладонь бродяги купец. - В кабак зовешь патишествовать ?
     Пятаков, будучи на самом деле замаскированным Рыковым, вел Прохора не в кабак, конечно, но на маевку, обычно случавшуюся на ноябрьские.
     - Странная байда, - говорил Громов, поспешая за быстрым на ногу Иваном, - маевка и в ноябре.
     - А штоп провокаторы не догадались, - хрипел в ответ Пятаков, уводя Прохора все дальше и дальше по узкой таежной тропе в зеленое море тайги.
     За колхозным амбаром таился провокатор. Нервно мацая никелированное туловище карманного фонарика, размышлял о методах и средствах еще больше навредить советской власти, напрочь забыв об отсутствии оной в селе Красное.
     - На второй год революции переименовали, - словоохотливо делился краеведением с купцом Иван, заботливо отводя недрожащей рукой от лица Громова ветви раскидистой клюквы, сквозь которую они и пробивались, ориентируясь на смутный гул многих голосов в отдалении, - решили ячейкой, что Разбой после призывов Ильича грабить награбленное неактуален, вот и назвали Красным.
    - В цвет сучий, - поддакивал ему Прохор, осторожно снимая штуцер с плеча. - Ложись.
    Он тыкал дулом в спину Пятакова, тот послушно ложился посреди тропы, а из - за искривленного тела дуба, что не есть падуб, выходил единственный из оставшихся в живых таежных насельников. Худойбердев.
    - Ты Шляфман ! - орал Пятаков. - Как я Рыков.
    - Ну, а я тогда, - мудро отвечал Громов, - армию обратно в Афганистан введу.
    Он убегал вводить армию обратно, пока не очухивался в луже собственного пота в наркологическом отделении уездной больницы, где склонившийся над ним мужчина в белом халате объяснял, что белая горячка так просто не лечится.