Илирия. Связанные тенью. Глава 7 Деревня проклятых

ГЛАВА 7 ДЕРЕВНЯ ПРОКЛЯТЫХ

Тропа, что ведёт к истине,
не всегда знает дорогу обратно.

Октябрьское утро было тусклым и прохладным, небо низким, будто кто-то разлил серую краску прямо поверх горизонта. Ветра почти не было, но воздух стоял сырой, липкий, от него становилось зябко даже в плотной куртке. За окнами арендованного "бусика" деревья мелькали чёрными силуэтами, теряясь в лёгком утреннем тумане. Костя, сжав руль обеими руками, выглядел сосредоточенным, но в его взгляде сквозила напряжённость: права у него появились совсем недавно, дорога была незнакомой, а в салоне сидели четверо таких же взвинченных, как он сам. Никто не шутил, не включал музыку. В этом утре было что-то такое, что не позволяло расслабиться.
Они выехали ещё до рассвета, когда город только начинал зевать и просыпаться. Элис сидела рядом с Костей и тёрла ладонями колени, пытаясь согреться. Сзади, в полутемном салоне, Марк угрюмо смотрел в окно, бросая короткие взгляды на леса, которые тянулись вдоль дороги. Катерина устроилась у самого выхода, сжав в руках потёртую папку с распечатками того, что ей удалось найти. Кирилл молча сидел на последнем ряду, плечом к стенке, глаза его были закрыты, но он не спал. Он слушал. Слышал хруст шин по влажному асфальту, слышал дыхание друзей, слышал, как сердце стучит в груди – от ожидания, от страха и от того, что они возвращаются туда, где всё оборвалось и началось одновременно.
До Никитского оставалось около часа. Маршрут был проложен по глухим дорогам, асфальт местами исчезал под грязью, а указатели встречались всё реже. Водянистый свет утра только начинал пробиваться сквозь тучи, окрашивая мир в цвета старого серебра. Всё казалось неподвижным, как перед бурей. Все пятеро осознавали, что едут они не просто в лес, не просто в деревню. Они едут вглубь себя. Вглубь памяти. Той самой, что много лет спала под слоем забвения и шёпота.
Ребята остановились возле ближайшей заправки. Она казалась вынырнувшей из сна декорацией: облупленная вывеска, мигающая буква «К» на слове «Кафе», запах дешёвого кофе и подогретой еды, разлитый по воздуху. Внутри было тепло, даже слишком – печка явно работала на совесть, стараясь разбудить измученных дальнобойщиков и случайных проезжих. Марк стоял у кассы, прикладывая банковскую карточку к терминалу, оплачивая чашку американо и сосиску в тесте. Девушка за прилавком зевнула, не глядя, пробила чек, и отмахнулась. Марк забрал заказ и пошёл к столу, где остальные уже устроились с горячими напитками.
Элис сидела, подогнув ноги на сиденье и держа в руках бумажный стакан с раффом, её лицо было наполовину закрыто капюшоном, а взгляд упёрт куда-то в пол. Катя тихо перелистывала страницы старой, пожелтевшей газеты, выуженной, и, зевая, подносила к губам латте с корицей. Костя сидел прямо, с капучино в руке, но смотрел не на ребят, а в телевизор, подвешенный на стене, там крутили местные новости. Кирилл, опершись локтем о стол, держал кружку с чёрным чаем – бергамот еле заметно пах, но на его лице не отражалось ничего, кроме полного отрешения. Он просто смотрел в одну точку сквозь всех.
Марк ухмыльнулся, подходя, и, не церемонясь, плюхнулся рядом с Костей, поставив стакан на стол.
— Вот он, — сказал он с усмешкой, — наш местный психоделик. Снова бороздит просторы вселенной. Как всегда, ничего в этой жизни не меняется.
Кирилл не шелохнулся. Только моргнул.
— Зачем ты его вообще трогаешь? — устало буркнула Катя, не отрываясь от газеты. — Утро, кофе, мы едем в самое чёрт знает куда… хотя бы сейчас не нарушай тишину.
— Тишина-то у нас всегда с ним. — Марк махнул рукой на Кирилла, запивая реплику глотком горячего американо. — Вот чего не отнять – так это космического спокойствия.
Костя усмехнулся, всё ещё не отрываясь от телевизора.
— Да он просто боится с нами говорить. Вдруг скажет что-то, и мы поймём, что он заговор устраивает против нас.
Кирилл, наконец, пошевелился. Он поставил чай на стол, посмотрел на Марка с неожиданной для него прямотой.
— Я не молчу, — сказал он тихо. — Я слушаю.
— О, проснулся! — Марк поднял руки с иронией, как от неожиданности. — Ребята, фиксируйте момент. Кирилл говорит. Элис, доставай свой айфон.
— Марк… — Элис посмотрела на него исподлобья, потом перевела взгляд на Кирилла. — Он же не просто так молчит, а думает наверно. Он побольше нашего помнит.
— Да ну вас. — Марк откинулся на спинку стула. — Вы вообще понимаете, куда мы едем?
— Понимаем, — тихо ответила Катя, закрывая газету. — Туда, где начался наш путь. Мы должны с этим разобраться, поставить точку раз и навсегда.
— Романтика, — проворчал Марк. — Скажи ещё, что мы герои какого-то древнего пророчества. Прямо как в голливудском фильме. А вообще, Катюха, поменьше бы ты с ЭТИМ общалась.
— А если да? — спросил Костя, неожиданно глядя уже не в телевизор, а на всех. — Если то, что с нами произошло – не просто так! Если всё это было частью чего-то большего?
— Слишком много «если». — Марк потёр висок. — Знаешь, сколько в этом мире людей, у которых нет прошлого? У которых всё оборвано? И ты думаешь, что все они владеют какой-то силой… как там ее… магией!?
— Нет, — произнёс Кирилл, вновь поднимая взгляд. — Только у нас пятерых. Только у нас был купол.
Наступила пауза. Даже Марк ничего не сказал. Только смотрел без смеха и издёвок.
— Я тоже кажется начинаю это припоминать, — выдохнула Элис. — Только теперь, когда ты сказал. Как будто внутри что-то открылось.
— Наверно, потому что мы снова вместе, — сказал Костя. — Мы рядом, а это триггер.
Марк шумно выдохнул, допивая остатки кофе:
— Я поехал с вами, потому что мне надоело сидеть в городе. Но если я увижу хоть одно дерево, которое что-то там шепчет, я сдамся психиатрам сам.
— Ты боишься? — спокойно спросил Кирилл.
— Чувак, ты меня частенько пугаешь…
Костя решил прервать ноту мистицизма и неуверенности.
— Так, ребят, давайте спокойно допьем кофе и поедем. Ладно? Кто знает, что нас там ждет…? Хочется пока как-то сконцентрировать свое внимание на дороге, я все-таки водитель, если вы забыли.
— Тени, — сказала Катя, снова подняв газету. — И, возможно, ответы.
— Или тишина, — прошептал Кирилл. — Та, что внутри каждого из нас. Та, что шепчет по ночам.
Марк закатил глаза:
— Ну всё, хватит. Это уже уровень «Стивен Кинг отдыхает». Сели, поели, поехали.
Он встал и потянулся. Остальные неохотно последовали его примеру, собирая свои стаканы и верхнюю одежду.
На выходе Катя задержалась на секунду, уставившись на одну из фотографий на стене – старая группа туристов в лесу. Подпись: «Никитское. 2010». Там была маленькая девочка с рыжими волосами и мальчик в куртке с капюшоном. Очень знакомые лица. Слишком.
— Катя? — окликнула Элис, уже открыв дверь. — Ты идёшь?
Катя резко обернулась, кивнула.
— Да… просто показалось. Всё в порядке.
Дорога за пределами кафе быстро потеряла свою чёткую форму: асфальт становился всё более рыхлым, с редкими участками гравия, обочины были заросшие высокой пожелтевшей травой. Машина катилась неспешно, фары были включены, хотя солнце уже поднималось над горизонтом. Воздух за окнами сгустился – утренний туман медленно стягивался обратно в лес, скрывая очертания деревьев и вытягивая из них тонкие нити влаги, как дыхание. Ни одного встречного автомобиля. Ни одного дорожного знака. Только редкие вороньи карканья и мелькание силуэтов в чащобе.
В салоне никто не разговаривал. Каждый замкнулся в себе. У каждого внутри была дрожь. Элис держала телефон в руках, но экран давно погас. Костя сосредоточенно вёл, слегка поджав губы. Катя смотрела в окно на лес так, как будто читала что-то по силуэтам деревьев, как по старинному письму. Марк казался расслабленным, но всё чаще бросал взгляды на Кирилла, сидящего сзади, – тот не двигался, не говорил, и только глаза его были открыты, устремлённые вперёд, в пространство, которого никто другой, казалось, не видел.
Оставалось около десяти километров до Никитского, когда автомобиль внезапно дёрнулся – что-то резко ударило по днищу. Мотор закашлялся, обороты упали. Костя выругался и тут же нажал на тормоз. Машина вдруг сама по себе выкатилась к обочине и замерла. Вокруг была полная тишина. Даже птицы замолкли.
— Да что за… — Костя выругался негромко и попытался завести двигатель снова. — Ноль. Ни щелчка, ничего.
Он вышел из машины, захлопнув дверь с чуть большим усилием, чем было нужно. Гравий заскрипел под ногами. Открыл капот, заглянул внутрь, но поднимающийся пар тут же ударил в лицо. Что-то определённо пошло не так, но сходу он ничего не понял.
Элис, подтянув рукава кофты, обернулась к остальным с выражением легкой тревоги. В её пальцах вертелся телефон, но на экране, как и ожидалось, полоска сигнала была пуста.
— Идеально, — пробормотала она. — Без связи. Без машины. В десятке километров от местных ведьм и чертей.
— Элис… — Катя строго посмотрела на неё, хоть и не без тени согласия в голосе. — Не паникуй, пожалуйста.
Марк, сидевший в самом конце, тяжело выдохнул и поднялся, отбрасывая дверцу вбок. Он вылез наружу, прикрыв глаза от света, который теперь вдруг стал слишком белым, болезненно отражающимся от влажной травы.
— Ну всё, началось, — протянул он, зевая. — Проклятье деревенских дорог, часть первая. Кто бы сомневался.
— Можешь не ныть? — отозвался Костя. — Я и так пытаюсь понять, что с этим чудом техники.
— Это не техника. Это знамение, — Марк расправил плечи, делая шаг в сторону. — Что ж, мистер Бог автосервиса, каков план?
— План? — отозвался Костя, выпрямляясь. — Сюда даже эвакуатор не вызвать. Я не знаю. Возможно, сдох аккумулятор, возможно – коротнуло. Хрен его знает.
— Сдохло всё сразу, — тихо добавил Кирилл, выходя последним. Он обошёл машину, провёл рукой по борту, словно проверяя что-то наощупь. — Оно не сломалось. Оно… выдохлось.
Все обернулись.
— Это ещё что за поэзия? — хмыкнул Марк.
— Кирилл, ты чувствуешь что-то? — Элис подошла ближе, немного сбавив тон.
Он не ответил. Смотрел в лес, в ту сторону, где узкая тропинка убегала от дороги вглубь, петляя среди тонких, как иглы, стволов.
Катя подняла воротник куртки и шагнула к придорожному знаку. Он стоял в нескольких метрах, чуть перекошенный, с облупившейся краской. Она наклонилась, прочитала вслух.
— «Чернёво». Или… Буквы стёрты. Ну, название мне уже не нравится.
— Чернёво… — повторила Элис. — Это деревня, о которой в интернете писали. Типа заброшенная, но ещё кто-то живёт. До Никитского оттуда, кажется, меньше десятки.
— Отлично, — Марк развёл руками. — Значит, идём туда. Что, бросим бусик?
— А ты предложи другой вариант? — Костя закрыл капот, отряхнул руки. — Я не мастер-диагност, особенно без инструментов. У нас нет другого выбора: или стоим здесь до скончания веков, или ищем помощь.
— Или нас едят кабаны, — добавил Марк.
— Тебя, Марк, первого съедят! — Катя бросила на него строгий взгляд.
Кирилл первым двинулся вперёд, не говоря ни слова. Остальные переглянулись, затем один за другим направились за ним. Лес встречал их глухим шорохом. Деревья стояли близко, вплотную – кроны надвигались сверху, как свод, идущий по ним следом. Тропинка была неровной, местами вязкой. Под ногами хлюпала грязь, и только изредка попадались брошенные фантики, стекло, следы былого обитания.
— Молча идём, да? — тихо пробормотал Марк, когда они отошли уже далеко от машины. — Классно. Атмосфера как в дешёвом ужастике.
— Лучше молчать, — отозвался Костя. — Я, честно говоря, уже не очень хочу знать, что там, в Никитском.
Катя шла чуть позади, прижимая к груди рюкзак. Внутри лежали фотографии, распечатки, газета. Всё, что они собрали. Однако в голове стала крутиться навязчивая мысль: «Что, если мы не должны были возвращаться?».
Тропинка, петляя, вывела их на край деревни. Дома здесь были старые, крыши просевшие, дворы заросшие. Возле одного из домов на скамейке сидела старуха. Она сидела прямо, как столб, на старой, почти трухлявой скамейке, у обветшалого забора, скрестив руки на коленях. Платок был наброшен глубоко на лоб, глаза были серыми, тяжёлыми и смотрели прямо на них, не моргая. Она будто ждала и что-то знала. Никакой растерянности, ни удивления – только глухое, вязкое молчание, в котором, казалось, слышалось эхо чего-то далёкого и нездешнего.
Они остановились. Никто не решался подойти первым. Воздух здесь был гуще и плотнее. Вдали каркнула ворона. Старуха прищурилась, перевела взгляд с одного на другого, останавливаясь на Кирилле чуть дольше, чем на остальных. Он не отвёл глаз.
— В Никитское стало быть? — её голос был хриплый, низкий. — По собственной воле туда?
— Машина сломалась, — отозвался Костя, делая шаг ближе. — Мы просто хотим дойти, может, найти связь. Вы не знаете, есть ли тут где-то магазин, люди?
Старуха рассмеялась беззубым ртом, в её смехе было что-то очень пугающее.
— Люди… — повторила она, качая головой. — Тут остались только кости от людей. А те, кто живёт – не зовутся по имени. Не теперь.
Элис напряглась. Марк отступил на шаг, качая головой.
— Бабушка, вы что-то путаете. Мы просто проезжие, никто вам зла не желает.
— Зла мне бояться нечего, — отрезала она. — Вы не мне его несёте.
Катя осторожно подошла ближе. На её лице читалась вежливая тревога, но голос остался ровным:
— Мы ищем место. Там… давно что-то произошло.
Старуха чуть привстала, опершись на сучковатую палку, стоявшую у лавки. На её ногах были стоптанные валенки, покрытые серой пылью, как будто она шла по золе. Глаза – тусклые, но живые, с тем внутренним светом, от которого хочется отступить на шаг назад. Она посмотрела в сторону дороги, по которой они пришли, потом снова на ребят.
— Куры туда не несутся, — сказала она глухо. — Сколько лет и ни одна туда яйцо не снесла. А зверь тот край стороной обходит. Птиц вовсе не слыхать. Только тень летает, да и та без крика.
— Вы о Никитском? — осторожно спросила Катя. — Разве оно не жилое?
— Люди есть, — кивнула старуха. — Да не живут. Телом – тут, а душой... под корнями. Там ведь земля не принимает. Всё, что на ней, гниёт быстро. И дома, и мысли, и даже время.
Марк с досадой выдохнул, но не стал перебивать. Костя лишь сжал зубы, а Элис, вдруг странно замерев, чуть склонила голову, прислушиваясь к тому, что старуха не договаривала.
— Лес тот шепчет страшные вещи, — продолжила она. — Не каждый его слышит, но кто с ним заговорит – потом сам себя не узнаёт. Вроде как ты, вроде всё так… да только не ты это уже.
— Много лет назад... был день, — сказала она тише, почти для себя. — Ночь выла, как раненая. Тогда кто-то ножом по чреву неба провёл. В лесу огонь был – не красный, не жёлтый, а белый, как кость. Потом всё стихло.
Она замолчала. Веки её дрогнули. Марк сжал кулак.
— Что именно произошло?
Старуха вдруг замолчала, склонила голову набок и задумалась. На мгновение показалось, что она и вовсе забыла про них, её веки дрожали, дыхание стало поверхностным. Лишь спустя несколько мгновений, медленно подняв взгляд, она уставилась на Катю.
— Пятеро вас, — произнесла она тихо, но так, что ни одно слово не затерялось. — Пять дорог. И в каждом – пульс не людской.
Катя отступила на полшага, её рука сама собой вжалась в грудь.
— С огнём в крови вы, с замком в спине, — продолжала старуха, переводя взгляд на Кирилла. — Как соберётесь, так и откроете. А то, что дремлет – проснётся.
Повисла гробовая тишина. Даже лес, казалось, замер.
— Что откроем? — хрипло спросил Костя, но ответа не последовало.
Старуха словно не слышала. Она снова отвернулась, смотрела в землю перед собой, как будто всё сказанное уже давно не имело к ним отношения.
— Мы… не понимаем, — Элис попыталась заговорить, но голос её дрожал. — Что вы имеете в виду?
— Замки бывают не только на дверях, — глухо произнесла бабка, не глядя. — И ключ – не всегда железо. Бывает слово, бывает кровь. А бывает… вы сами. Как ключ, вложенный в ладонь тьмы. Не знающий, что он ключ.
Кирилл смотрел на неё неподвижно. В его зрачках отразилось дрожащее серое небо.
— И что будет, если… откроем?
Старуха усмехнулась, но в этой усмешке не было радости – только знание и очень древнее.
— То, что ждёт, когда вас станет пятеро. Не трое. Не четверо. Пятеро. Всё сложится. Всё щёлкнет. Ночь пойдёт по корням до самого сердца.
Она замолчала.
Марк шумно выдохнул.
— Вот и сказочке конец, — буркнул он. — И поехали мы обратно в город, чтобы срочно записаться к психотерапевту. Все вместе.
— Марк, — резко сказала Катя. — Замолчи.
Элис перевела взгляд на Кирилла, затем на Костю. Тот сжал губы, нервно глядя в ту сторону, где они оставили машину.
— Я не понимаю, — прошептала Элис.
— Понимать будете, когда поздно станет, — сказала старуха. — Когда оно из темноты в вас заговорит. А это будет. Уже началось.
Повисла небольшая пауза. Ребята переглянулись меж собой. На лице всех читалось смятение.
— Вам не туда, дети, — заключила старуха. — Не за тем вы едете. И не теми вы вернётесь, если вообще вернетесь.
С этими словами она встала. Спокойно, без резкости. Повернулась и медленно пошла к дому, растворяясь в утреннем тумане. Никто не двинулся с места, пока её силуэт окончательно не исчез за покосившейся дверью. И тут... вдалеке, на дороге, раздался короткий глухой щелчок. Потом второй. Мотор машины, оставленной неподалеку, внезапно зажужжал, и фары мигнули.
Костя медленно обернулся.
— Я ничего не трогал...
— Уезжаем, — сказала Катя.
Они молча стояли у калитки, глядя туда, где только что исчезла старуха. В воздухе повисло что-то липкое, как пыль после взрыва – не дым, не запах, а ощущение, что само пространство сдвинулось на полшага в сторону. Никто не пошевелился. Даже Марк, обычно язвительный, казался выбитым из колеи. Слова, брошенные безумной старухой, запали глубже, чем хотелось бы признать.
Когда они вернулись к машине, та стояла в том же положении, как они ее и оставили. Только дисплей на панели вновь светился мягким жёлтым светом, а мотор гудел, как будто ничего и не случилось. Костя долго не садился за руль, просто смотрел вперёд, на дорогу, ведущую к Никитскому.
Машина двинулась с места, набирая ход. За окнами поля и редкий лес снова потянулись навстречу. Теперь же всё казалось чуть иным: цвета тусклее, звуки глуше, воздух – гуще. Каждый из них это почувствовал. Что-то изменилось. Что-то пробудилось. И когда впереди, в тумане, наконец показался облупившийся знак с надписью «Никитское», внутри каждого кольнуло что-то знакомое и давно забытое… не они теперь ехали к месту, а оно само тянуло их к себе.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ЧТЕНИЯ. С 8 ГЛАВЫ КНИГУ МОЖНО ЧИТАТЬ ТОЛЬКО НА ЛИТРЕС. ССЫЛКА В ПРОФИЛЕ. ГЛАВЫ НА ЛИТРЕС ВЫХОДЯТ КАЖДЫЕ ВЫХОДНЫЕ (В СБ И ВС). 11 ЯНВАРЯ 2026 Г. КНИГА УЖЕ ВЫЙДЕТ ПОЛНОСТЬЮ.