Однажды в... СССР Книга 2 Глава 28

«Родная» хата во главе с «Седым» встретила возвращение Мишки одним немым вопросом:                — Ну?                — Семёра! — Крикнул Мишка так, как будто бы его там оправдали подчистую. И крикнул он с таким энтузиазмом, что почти все зэки, кроме «петухов» загикали и закричали, деля с ним радость.                — Смотри, если обжаловать не будешь, то через десять дней законка. — Продолжал Седой.                — Что?                — Ну, приговор твой станет законным, и потом —  прямо на зону. Понял?                — Понял. И что мне делать?                — Думаю, у Босяка и Валета тоже скоро законка, у них по пятёре усиленого. Так что может вместе и отвалите отсюда. Скорее всего на «семёрку». И дай бы Бог! Там зона «чёрная», не «красная» — менты там не лютуют. Пока тебя тут не было, я уже прогнал, чтобы вас правильно встречали. Ну и, надеюсь, вы меня не подведёте, жить «пацанами» будете, путёвыми, не «мужиками» серыми. И вместе с «пацанами» понятия все наши соблюдать. С ментами воевать, чтоб беспределу не было. По УДО не откидываться. Работой не гробиться. Там в зоне паханом — Кеша Сибирский. Авторитетный вор. Хоть и по первой ходке, но на весь «червонец». А, если повезёт, и он приблизит вас, считайте, что в рубашке родились. Тогда у вас всё будет: и курево, и грев, и всё, что надо правильному пацану. Но вы и сами там не расслабляйтесь — крутиться надо, пополнять общак. На этом весь наш воровской порядок держится. Понятно?                — Понятно! — Кивнул Мишка, хотя и половины не понял из этой пространной речи Седого. Неприятно резануло слух, что по УДО уйти он не имеет права. Какой же смысл сидеть лишние годы? Но и спросить сейчас он не решился. Мишка уже давно осознал, что учиться придётся прямо с колёс и ещё много чего придётся узнать.                Закрытый мир —  был для него всё ещё новым, и хоть уже и не таким пугающим, но непонятным. А непонятное и заставляет держаться настороже: как бы не совершить ошибку.                Ведь чем потом платить придётся — один Бог только об этом знает.                .                «А иногда и — жизнью, как заплатил Кацо…» — подумал Мишка. 
                ___________________________-
Уже через три недели его вызвали из камеры с вещами. На этап.                — Давай, Спецназ! Чтоб было всё путём! — напутствовал его Седой. — ты там покеда ни к кому в семью не падай. На пересылке или в «Столыпине», если что, ну, если беспредел там будет, прикройся моим именем, не кипишуй. А то здоровье заберут легавые на раз. Там лишь они банкуют, суки. До зоны потерпи. Да, и смотри: какие люди рядом попадут, ты с ними корешиться не спеши. Узнай сначала, кто они по жизни: бродяги, мужики, козлы, путёвые. Не дай бог — петухи. Так что поосторожней там. Давай, братан!               
К этому времени Мишка уже знал, что вагоны, которыми перевозили зэков с СИЗО на зону, были наречены ими «Столыпинскими» — по имени Министра МВД Петра Столыпина, задумавшего в начале 20-го века переселение  крестьян в Сибирь в товарных вагонах. И хоть в реальности эти вагоны товарными, конечно, не являлись, отличались они от них только наличием деревянных полок, куда как сельдей в бочку, набивали пожелтевших от отсутствия солнечных лучей сидельцев.                Но Мишке повезло. Под оглушительный лай рвущихся с цепей собак охраны, его впихнули в узкое купе на двоих: нижняя полка, верхняя полка. А из-за того, что в ночь перед отъездом спать не удалось — чифирили всю ночь в углу Седого — лишь прикоснувшись к нижней полке, Мишка, как в пропасть, провалился в глубокий сон.                Но ненадолго. Толчок в плечо заставил его вскочить и приподняться с полки. Над ним возвышался здоровенный битюг с приплюснутым носом и маленькими поросячьими глазками, лет на десять старше.                — Я — Хряк. А ты? — Мишка молчал.                — Наверх, ну! Брысь! —Мишку обдало выхлопом отвратительного кислого запаха изо рта вошедшего. — Глухой?                — C каких дел? — Автоматом спросил ещё не вполне проснувшийся Мишка.                — С таких, что я тебе сказал! Или тебя поднять?!                «На пересылке или в «Столыпине», если что, ну, если беспредел там будет, прикройся моим именем, не кипишуй. А то здоровье заберут легавые на раз...» - прилетели мгновенно слова Седого.                Но прикрываться его именем потомку самурая не хотелось.                Он лишь вонзил в свинячьи глазки битюга тот насквозь пробивавший взгляд, парализующий людей, животных, все живые существа — которому учил его покойный дед, и вмиг вся наглость и кураж вошедшего куда-то испарились. Руки и ноги стали ватными, а единственным желанием — исчезнуть, отвалить от этого узкоглазого монстра. Но валить было некуда — дверь была запертой.                Поэтому, когда Мишка снова завалился на нижнее место и вскоре засопел, битюг с большим трудом залез наверх и растянулся на полке. Но вскоре сел, свесив ноги, и стянул с себя одежду, в том числе и насквозь промокшую майку с рубахой — так его пробило потом.                «О, зверь нерусский! — Не только со злостью, но и с непонятным уважением подумал Хряк. — Гипнотизёр, наверное. Достал аж до кишок…»                И когда через пару часов, проголодавшись, он спустился вниз, то снова толкнул Мишку:                — Хавать будешь?                — Да, можно… — ответил, поднимаясь, уже посвежевший Мишка и засунув руку в твой мешок вытащил полпалки колбасы, хлеб с чесноком и пару яблок.                — Не хило, брат, не хило… — одобрил Хряк, достав порезанный уже шмат сала и луковицу.                — Да и у тебя все витаминчики в наличии… — заметил Мишка, снимая оболочку с колбасы. — А ты не знаешь, сколько нам трястись до пересылки?                — За ночь доедем, — прошамкал Хряк с набитым ртом. — Ты это… ты меня держись… На пересылке разный люд бывает. А мы… ну всё же земляки. Лады?                Мишка кивнул. «Вдвоём оно надёжней,» — подумал он, — вдвоём и отмахаться легче. Чего на пересылке ждать — один Бог знает. Или чёрт. А Хряка бог здоровьем не обидел. Если спина к спине, так и не страшно будет».                — Меня Спецназом звали на тюрьме, — заметил он, с аппетитом вгрызаясь в колбасу. — Седой такое погоняло дал.                — Седой?! — Хряк перестал жевать. — Авторитетный вор! А ты с ним как?..                — Нормально. Вместе хавали. Сказал, что и на зону передал, чтоб встретили нормально. А что?                — Ну, ты считай в рубашечке родился. Так я тогда… не возражаешь… я к тебе прибьюсь. Похавать вместе можем. Вот, сальце есть домашнее. Попробуй!                — Нет, Хряк, ты хавай сам по себе, а я сам по себе. Ведь я ж тебя совсем не знаю. Ты кто вообще? И кем жить в зоне думаешь? — Вспомнил Мишка наставления Седого.                — Ты что, Спецназ?! Меня полтюрьмы знало! Я ж из ШИЗО не вылезал. Конечно, пацаном жить думаю, а кем же?!                — Ну ладно, Хряк, ты, я уверен, знаешь — если соврал — порвут тебя, как Тузик грелку!                — Я отвечаю за базар! — как-будто бы обижено промолвил Хряк, но взгляд отвёл при этом. — Иначе хавать бы тебе не предложил.                — Годится, — сказал Мишка. — А сидишь за что? Не за изнасилование малолетки?                — Ну ты залепил! За это я давно бы кукарекал. Нет.  За гоп-стоп! — Ответил Хряк. — Цеховика с валютой грабанули. Аж на всю тыщу долларов!                — С валютой?! Доллары?! — поразился Мишка. — А я их и не видел никогда…                — Бумажки как бумажки. Зелёные и плотные. Так… мне трёху за гоп-стоп, ну а барыге — пять. За михинации с валютой. — Радостно пояснил Хряк.                «Как будто выгоду имел он от того, что и его цеховика закрыли». — Подумал Мишка, отметив про себя, что общение с Хряком приятным уж никак не назовёшь.
Наутро заспанные и подгоняемые криком охранников и истошным лаем овчарок зэки погрузились в автозаки и уже через полчаса раздетые наголо проходили шмон перед заселением в камеры пересыльной тюрьмы.                Хряк и Мишка попали в большую камеру человек на тридцать, заполненную лишь до половины. Когда они с уже привычным набором: матрас, подушка, кружка, ложка, одеяло переступили порог камеры, с угла поднялся красивый черноволосый хлопец лет двадцати пяти со свежим ещё шрамом, пересекавшим лоб. Рядом с ним на соседних нарах сидели двое вполне себе неслабых парней в татуировках с кружками дымящегося чая в руках.                И не успел ещё Мишка и рот открыть, как черноволосый широко улыбнулся и произнёс:                — А вот и Спецназ! Здорово, с прибытием, пацан!                У Мишки аж дыхание перехватило:                «Ничего себе, тюремная почта работает! Как?.. Как он меня узнал?!» — все эти вопросы были настолько явно написаны на его лице, что сначала черноволосый, а за ним и тройка его корешей весело заржали:                — Да всё путём, Спецназ! Твоя слава бежит впереди тебя! Мы ещё вчера маляву от Седого получили. И он там написал, что ты потомок самурая и чтобы встретили тебя правильно. А узнать тебя — проще простого. Канай сюда, — махнул рукой хозяин хаты. — Меня Цыганом кличут. А это: Серый и Каток, — представил он свою семью. — Кидай свои шмотки внизу на пятой койке. Чайку попьёшь?                — Цыган, погодь. — Остановил его широкоплечий блондин в свитере, который казалось вот-вот лопнет на его плечах. — А кто второй? — Кивнул он на Хряка. — Сдаётся мне, что и об нём маляву мы читали… Ты — кто? — Обратившись к Хряку, Каток вперил в него угрюмый взгляд своих стального цвета глаз. И Хряк под этим взглядом не только вдруг уменьшился в размерах, а покраснел, как рак. Его поросячьи глазки забегали из стороны в сторону, лишь бы уйти от пронизывающего взгляда блондина.                — Так это ж Хряк! — решил выручить попутчика Мишка. — Мы с ним в одном купе сюда пилили. В двойке. Он говорил, что на тюрьме с ШИЗО не вылезал…                — А ты хоть знаешь, почему он с ШИЗО не вылазил? — Голос Катка, обращённый к Мишке тоже превратился в сталь.                — Нет, не спросил…                — Так я тебе скажу. Это не Хряк! Это Урод! Такое погонялово он заслужил. Урод и Сука! Его на дело взяли с правильными пацанами. Один из них племяш Седого — Борзый. Когда они цеховика накрыли, тот только этого Урода и запомнил. Менты — к нему. А у него — ни долларов, ни фомок, которыми цеховика сломали. — Каток замолчал, глаза его излучали такую ненависть, что даже Мишке стало не по себе.                — И, если бы он не струхнул, не сдал своих подельников — всё было б чики-чики. Нет, раскололся с первой же минуты. Теперь по восемь рокив подельникам его, ему же — только три. Иуда! — Взгляд широкоплечего блондина переместился на Мишку и плотно зацепился за него.                — Постой, Спецназ! Так говоришь в одном купе сюда катили? В двойке?                — Ну да… — у Мишки захололо сердце. — А что?                — А то, что — законтаченный Урод. Его же в первой хате обосцали! Так он оттуда ломанулся и в ШИЗО. Там и сидел до самого этапа, чтоб не пустили на хор!                Удары сердца в голове у Мишки казалось выбьют мозг: «Я ехал рядом с законтаченным?!»                — Ты хавал с ним? — раздался голос Цыгана. — Там, в двойке? Ты брал его еду, давал свою?                Повисла такая тишина, что Мишке стало жутко.                «О, Господи! Ты спас меня!» — Подумал Мишка, ведь он и впрямь поверил басне Хряка, рассказанной в Столыпинском вагоне.                — Нет, я не брал и не давал ему. Он предлагал мне своё сало, я отказался! — голос был так же твёрд, как и Мишкин взгляд. Взгляд прямо в глаза Цыгану.                Тот с облегчением вздохнул:                — Ну и лады. Садись к нам. А ты Урод — туда, на койку у параши! — Он показал рукой. — Вот гнида! Чуть правильного пацана не законтачил. — Каток поднялся с нар, в один момент достиг Хряка и отвесил ему такой пинок в зад, что тот, выронив вещи, прогнулся и хряпнулся всем телом на цементный пол.                — Его ж и бить рукой нельзя, — проворчал, возвращаясь на своё место Каток. И Мишка понял, что эти слова обращены к нему. — А то и сам законтачишься… 

                Продолжение в Главе 29