Этюд о Снах Сары. Кабинет Айвена Романа

Кабинет профессора Айвена Романа жил своей отдельной жизнью. Он дышал кожей — тёмной, старой, мягко отполированной временем. Массивный гарнитур занимал почти всё пространство: диван цвета тёмного шоколада, два глубоких кресла с широкими подлокотниками, и тот самый стул, покрытый гладкой кожей, который знал больше признаний, чем любая исповедальня. Окно было высокое, с тяжёлыми шторами цвета спелой черешни; через них проходил мягкий утренний свет, создавая ощущение тёплого сумрака, будто кабинет существовал в полутени даже днём.
Профессор Айвен сидел за своим столом — широким, из красного дерева, блестящим, как полированный рояль. Почти всю поверхность занимал гигантский монитор, отливающий синевой. Айвен стучал по клавишам с неожиданной для его возраста лёгкостью — пальцы двигались быстро, точно, чуть колко, будто он вёл дуэль с собственными заметками. Его твидовый пиджак оттенка влажного мха лежал на спинке кресла, а сам он был в жилете цвета графита и лёгкой голубой рубашке. Бабочка — неизменная, бордовая, чуть асимметричная — сегодня была завязана особенно небрежно, словно торопливо, но всё равно элегантно.
Дверь тихо щёлкнула. Сара вошла аккуратно, почти осторожно, словно боялась нарушить тишину, которая здесь царила. На ней было что-то светлое — платье пастельного оттенка, то ли жемчужного, то ли сливочного; его ткань мягко ловила свет, обрамляя её хрупкость. Волосы были собраны в свободный пучок, пара прядей выбивалась и слегка колыхалась при каждом движении. Её глаза — прозрачные, голубые, почти акварельные — в этом кабинете всегда казались ярче.
Она села в коричневое кресло, и кожа тихо вздохнула под её весом. Айвен не сразу поднял голову — он записал последние два слова и лишь затем нажал клавишу Enter с таким видом, будто ставил точку в миниатюрной научной статье. Затем повернулся.
— Сара, — произнёс он мягко, бархатистым голосом, в котором всегда слышались тёплые полутона. — Я слушаю.
Она вдохнула глубоко, как будто настраиваясь.
— Мне снова снился он, — сказала тихо. — Тот мужчина… в шляпе. Она всегда надвинута на глаза, так низко, что я не вижу его лица.
Айвен чуть наклонил голову — жест внимательный, доброжелательный.
— И вы танцевали? — уточнил он.
— Да. Но… — она задумалась, выбирая слова, — это не просто танец. Это будто притяжение. Я чувствую, что он мне очень симпатичен. Я тянусь к нему. Каждый раз. И он не отвергает… никогда. Но всегда… исчезает. Всегда перед самым важным жестом. И всегда — с той улыбкой. Очень мягкой. Как благодарность. Или обещание.
Пока она говорила, Айвен уже раскрыл свой толстый ежедневник. Обложка — из плотной старой кожи, потемневшей по краям; она пахла временем. Он записывал отдельные фразы, не поднимая глаз, но слушая так внимательно, будто ловил каждую вибрацию её голоса.
Когда Сара замолчала, профессор аккуратно отложил ручку. Повернулся к деревянной коробочке у себя на столе — в ней лежала его трубка, выточенная из секвойи, пережившей удар молнии. Он относился к ней почти как к ритуальному предмету. Наполнил её табаком — ароматным, густым, глубоким. Комната мгновенно наполнилась теплым запахом: нотки древесной смолы, тёплой ванили, едва заметного горького шоколада.
Айвен прикурил трубку от своей пьезо-зажигалки — щёлкнув ею с мягким хриплым звуком — и выдохнул первый клуб дыма к потолку. Дым потянулся ленивой спиралью, растворяясь среди кожаных теней комнаты.
Он повернул к Саре свой улыбающийся, слегка ироничный взгляд:
— Кофе будете? — спросил он так, будто предлагал ей участие в маленьком заговоре.
Она почти незаметно кивнула. Айвен, конечно, уловил.
У кофемашины он нажал ряд кнопок, более похожий на комбинацию сейфа. Аппарат заурчал, воздух наполнился ароматом… таким, от которого хотелось закрыть глаза.
Запах был густой, сладковато-горький, с оттенками карамели, мокрой земли после тёплого дождя, обжаренного миндаля и чего-то ещё — почти пряного, тёплого, интимного.
Сара вдохнула — и уголки её губ дрогнули.
Айвен поставил перед ней чашку. Тонкий фарфор. Мелкая позолота. Пар поднимался медленно, почти медитативно.
Он сел напротив и, глядя прямо в её прозрачные глаза, мягко сказал:
— Значит, Ваш таинственный незнакомец вышел из тени и уже осмеливается приглашать Вас на партию твиста… или танго? Как было в Вашем сне?
Он приподнял бровь — едва, но выразительно.
Его губы чуть растянулись в фирменной полуулыбке — той, что появлялась только когда он видел нечто по-настоящему любопытное.
Сара осторожно отпила кофе.
Её глаза в этот момент стали ещё светлее — будто аромат напитка раскрыл в них какой-то дополнительный оттенок.
И комната, наполненная дымом секвойи и свежим кофе, будто на миг стала сценой… где кто-то в тени действительно мог пригласить её на танец.