Я просто считаю

Сначала я расскажу, как всё началось, а потом — как закончилось. Хотя, если подумать, конец был в самом начале, просто мы этого не знали.

В тот вечер я шёл по набережной, где когда-то стояли склады, а теперь росли деревья. Осень. Воздух, кажется, пах сырой древесиной. Я не разбираюсь в запахах. Но чувствовал, что иду не просто так. Как будто кто-то тянул за ниточку, привязанную к рёбрам. И я шёл. И шёл. Пока не увидел дом.
Он стоял на месте, где не должно было быть ничего. Там был парк. Я точно помню. Или думал, что помню. А тут — дом. Трёхэтажный, серый, с окнами, как глаза у старой собаки: мутные, но пока ещё видят. В одном из них горел свет. И я подумал: «Надо зайти». Не спросил себя зачем. Просто вошёл.
Дверь была открыта. Внутри пахло… нет, не пахло. Внутри не было запаха вообще. Это страннее всего. Я поднялся по лестнице. Ступени были тёплыми. Не от солнца — изнутри. Как будто кто-то дышал сквозь них.
На втором этаже была дверь. Я постучал. Не ответили. Вошёл.
Комната была круглая. Посередине — стол. На столе — головы. Две. Одна мужская, другая женская. Обе с закрытыми глазами. Казалось, спят. Волосы развевались, хотя не было ветра. Я подошёл ближе. Глаза мужчины открылись.
— Ты опоздал, — сказал он.
— На что?
— На себя.
Я хотел уйти. Ноги не слушались. Голова женщины тоже открыла глаза.
— Он всё ещё думает, что это сон, — сказала она.
— Это и есть сон, — ответил мужчина. — Просто не его.
Я спросил, кто они. Они не ответили. Вместо этого мужчина начал считать:
— Раз… два… три…четыре...пять...вышел зайчик...
Я не знаю, что делал дальше. Просто не помню. Как будто кто-то вырезал кусок плёнки. Следующее, что вижу — я стою в подвале. В руке — скальпель. Передо мной — тело. Не труп. Тело. Оно дышит. Грудная клетка разведена в стороны, как створки окна. Внутри — не органы. А слова. Буквы. Строки. Они дышат. Как будто кто-то написал человека изнутри.
Я отступил. Скальпель упал. Он не звякнул — застонал.
Тогда я увидел зеркало. В нём был не я. Там стоял другой. В моей одежде. С моим лицом. Но глаза были пусты. Он улыбнулся и сказал:
— Теперь ты внутри. А я — снаружи.
Я побежал. Дверей не было. Только стены. И они дышали.
Через сколько времени я выбрался — не знаю. Может, минуту. Может, год. Но я оказался на улице. Дома не было. Только пустырь. И дерево. На ветке — птица. Она смотрела на меня и говорила голосом моей матери:
— Ты забыл закрыть холодильник.
Я пошёл домой. Домой — это куда? Я не помнил. Но ноги знали.
Квартира была та же. Только всё в ней стало чуть меньше. Как будто стены поджались. На столе — письмо. Без марки. Без конверта. Просто лист. Я развернул. Он был чистым.
Я сжал бумагу. Она стала кровью. Капала на пол. Там уже была лужа. Я посмотрел в неё. В отражении — не я. А тот, кто был в зеркале. Он махнул рукой. Я отмахнулся. Он остался.
После этого я начал замечать. Люди на улице — они не дышат. Их груди не двигаются. Они говорят, но губы не шевелятся. Я пробовал спросить, что происходит. Они отвечали:
— Ты сам это хотел.
Я не помнил, чтобы хотел.
Однажды я вернулся в кафе, где сидел с ним. С Мареком. Да, я теперь помню его имя. Мы пили кофе. Он сказал:
— Ты знаешь, что Зейран вернулся.
— Кто?
— Тот, кто купил твоё тело.
— Я не продавал.
— Но подписал.
Я вспомнил. Контракт. Пятьсот талеров. Я думал, это шутка. Но нет. Я продал то, что не принадлежало мне. А теперь хотел вернуть.
— Он сделал из тебя часы, — сказал Марек. — Тикаешь. Но не отсчитываешь время. А создаёшь его. Каждый твой вдох — это новый час. Каждый выдох — минута чужой жизни. Ты — механизм. И ты — не ты. Ты — тот, кто внутри.
Я хотел уйти. Но он взял меня за руку. Его пальцы были холодными.
— Ты не можешь. Ты уже внутри. А дом снаружи.
Я пошёл к Зейрану. Его дом стоял на том же месте. Но теперь он был прозрачным. Я видел, что внутри. Там — я. Стою. Считаю. Раз… два… три…четыре...пять... Голова на шесте. Сердце на проводах. Губы шевелятся. Говорят:
— Зай… чик…
Я вошёл. Он улыбнулся.
— Ты пришёл забрать?
— Да.
— Но ты уже здесь.
— Это не я.
— Это и есть ты. Просто ты смотришь из другого конца.
Он протянул мне зеркало. Я взял. В нём — ничего. Пустота. А потом — я. Но не лицо. А внутренность. Где-то между рёбрами — дверь. Я открыл её. Внутри — комната. В ней — стол. На столе — голова. Моя. Она говорит:
— Ты опоздал.
Я вышел. Дом исчез. Улица исчезла. Остался только звук. Счёт. Раз… два… три…четыре...пять... Он не кончается. Он не начинался. Он — это я. И я — это он. И мы — это то, что осталось, когда человек решает, что он не человек. А просто способ наблюдать, как он умирает изнутри.
Теперь я живу в подвале. Где-то между своими органами и чужими словами. Я не сплю. Мне не надо. Я — часовой механизм. Я отсчитываю то, что не произошло. Иногда ко мне приходит кто-то. Они говорят, что это сон. Я не спорю. Я просто считаю.
Раз… два… три…четыре...пять...
И знаю: когда дойду до пяти — кто-то войдёт. И будет думать, что он — я.
А я буду смотреть из зеркала. И махать рукой.