Контракт

Это был его первый контракт, но вся его уверенность свежего выпускника Академии рассыпалась при виде женщины, сидящей у окна. Ей было около пятидесяти. Волосы, тёмные, прямые и тяжёлые, были подёрнуты молниями седины. Джинсы. Чёрный растянутый свитер. Сложный амулет на груди. В её лице отсутствовала осторожность, это был взгляд архитектора, осматривающего строительную площадку.

Без лишней амплитуды рук она достала сигарету. Дым оказался плотным, едким; он прошёл сквозь него, будто сквозь мокрый снег.

Он закашлялся.
— Терпи, — сказала она и и в уголках её глаз собрались морщинки. — Тебе это нужнее.

— Простите. Можно вопрос? Личный. — Он почувствовал, как жар поднимается к тому месту, где у людей были щёки. — Обычно к нам приходят совсем молодые ведьмы. Начинающие… всегда хотят одного. Слава, деньги, мужчины, власть над стихиями… Но вы… Вы никогда не сотрудничали с Департаментом. Всегда шли своей личной силой. А когда вы объявили о намерении… очень многие захотели получить этот контракт. Очень влиятельные иерархи. Но вы поставили условием — я. Вчерашний курсант с нулевым рейтингом. Почему?

Она посмотрела куда-то мимо него, на полку, где в стеклянной колбе в жидкости плавало существо, напоминавшее засушенную медузу.
— У меня свой интерес. Начинай. Как всё пройдёт?

— Всё просто. — Он щёлкнул автоматической ручкой в серебряном корпусе с гравировкой сигилы доверия. — Вы активируете одно желание. Любая конфигурация реальности, кроме изменений пунктов базового соглашения. — Он ткнул пером в низ листа. — Срок нашего исполнения — один лунный цикл. До конца ноября. Взамен… Взамен вы передаёте все свои воспоминания. Переживания. Всё, что чувствовали в этой жизни.
— Продаю душу? — уточнила она без тени иронии.
— Технически — нет. Душа — субстанция, не подлежащая квантованию. Мы лишь копируем датасет. Всё, что вы любили, ненавидели, осязали, чувствовали, перейдёт в мой когнитивный доступ и будет использовано Департаментом для обучения нейрофернальных сетей. Весь спектр сенсорного и эмоционального опыта за вашу текущую инкарнацию. Ну… просто ваши воспоминания станут и моими тоже. Для вас они, возможно, потускнеют. Лёгкий эмоциональный анабиоз. Это всегда индивидуально.

Она отстегнула от амулета на груди большую английскую булавку. Быстро, почти не глядя, кольнула подушечку пальца. Пространство наполнилось низким гулом, будто где-то рядом заработал мощный электрический генератор. Она размашисто приложила палец к договору. Гул оборвался, словно лопнул перекалённый стакан. Наступила абсолютная хрустальная тишина.

Он закрыл глаза и сделал вдох. Вдохнул её память.

И мир опрокинулся.

Сначала пришли образы детства: запах свежевымытого деревянного пола; хрупкие, как замёрзшие ветки, голоса сестёр; первый страх темноты и первое упрямое сопротивление ему. Потом юность — всполохи смеха, ночные прогулки, жжение в горле от незнакомого вина, странное чувство собственной силы, которое она сама ещё не могла даже назвать.

Он плыл в этом потоке, как в тёплом течении, пока не наткнулся на берег.

Он. Юноша. Лёгкий шаг, чёткий профиль, упрямый взгляд, такой ясный, будто им можно резать туман. Она, смеющаяся и влюблённая по уши. Они идут вдоль реки, вода пахнет ольхой и гниющими листьями. Они говорят о будущем. О доме с садом. О детях. О собаке. О запахе яблочного пирога. О знаках, в виде магических нитей, которые она будет оставлять ему на деревьях в саду.

Её нога поскальзывается на мокром валуне. Тихий вскрик. Всплеск. Он чувствовал её страх, хватку течения, тянущую её на дно. Он увидел, как юноша — он сам — бросается в воду. Его руки, выталкивающие её на берег. Его собственная спина, уходящая в глубину. Лёгкость. Пустота. Свет.

А потом — долгий и мучительный путь по иномирью через обиду, безверие и горькое разочарование; из-за того, что случилось, но никак не должно было произойти. Путь, в результате приведший его в белую ледяную воронку Департамента. Уже не человека, но демона, потому что у людской судьбы больше справедливости нет.

А она осталась на берегу. Мокрая, дрожащая, она дала клятву. Она посвятила жизнь изучению запретных наук, взламывала коды реальности, взрослела, набиралась силы, отказывалась от личного счастья — только ради того, чтобы его найти и вернуть.

Вся её жизнь — каждый изученный гримуар, каждая потраченная ночь, каждое отринутое искушение — была долгим и изощренным заклинанием, целью которого был именно этот контракт. Тот момент, когда он, перебирая её память, как ключи, нашёл тот единственный, что отпирал его собственную, забытую дверь.

Он поднял глаза: женщина всё так же сидела у окна и дым от её сигареты больше не казался едким. Он пах осенью и рекой.

— Условия контракта требуют произнести вслух… Какое твоё желание? — спросил он, и его голос прозвучал чужим, сорванным шёпотом.

Она шагнула к нему, стерла с его щеки влажную дорожку, которую он сам и не заметил.

— Поцелуй меня, — тихо сказала она.