Сердце-серебро

В городах, что сокрыты туманом,
едким дымом травЯщим грудь,
живут люди, сердца их – металлы:
алюминий, сталь, бронза, ртуть
и железо встречаются чаще,
реже – золото, серебро.
Вам сегодня поведаю сказку
об одном из таких городов:
рос на улицах дикий крыжовник
в окружении проволок роз,
каждый дом был похож на коробку,
мимолётные ветры грёз
шелестели фольгой листовою,
что сияла в лазури светил,
переменчиво льющих свободу
и безволье в немые умы.

***

Утро раннее.
И встаёт из постели хрустальной
человек с сердцем из стали.
Твёрд и решителен,
смел и жестокости рад.
Его сердце расплавить не в силах
даже огненный солнечный град.

Утро раннее.
И бредёт в туманные дали
человек, чьими чувствами движет ртуть:
отравляя свой путь,
отравляет пути других,
нет начал добродетели, уст
не коснутся слова молитв
о прощении.
Жидок и слаб он,
так податлив,
коварен,
хитёр.
Его сердце расплавлено всеми,
устремлён к низшим формам любви,
обрекает влюблённых по венам
пропускать ядовитые сны.

Утро раннее.
И бросает на свет обречённый взор
алюминий в груди носящий,
отдающий простому трон.
Он не смыслит в стихах и прозе,
чистый лист, не запишешь строк  –
сальный след был оставлен воском
лет истраченных, что духов
прыск дурманный.

Утро раннее.
Ржавый призрак,
что застыл в вОлнах старых слёз
и не смеет оставить берег
осушённый уже давно,
всё стоит.
Тень печали бросить
на любого свою готов.
Он не знает улыбок робких,
расплавляющих сердце слов.

Утро раннее.
Человек
с бронзовым сердцем надёжен,
бесстранен,
навеки останется с вами,
отдавая себя никому.
Просто есть.
Драгоценен, но малым.

Утро раннее.
Отражает
солнца свет золотая плоть.
Щедр, добр, в любви приятен,
сладок реч витьеватый слог.
Лик румян, и полны карманы.
«Я достоин большой любви» -
всем твердит горделиво, прямо,
шля отказ от иной руки.

Утро раннее.
Спит устало,
провожая луну, сьребро
сердца мягкое сохраняя,
оставляя дня ласку, кто
столь отличен, в любви рассеян:
с его сердцем никто не схож –
то расплавятся слишком быстро,
то не дарят в ответ тепло,
угашая огонь, что в вены
льёт поэзию лунных грёз.
Жаждет ночи.
В ней поиск новый
затевает из года в год.

Сталь страннА и твердА сьребру,
ртуть раскованностью больна,
алюминий же тает прежде,
чем окончена речь творца,
и разжечь не способен Угли
для плавления серебра.
Плач железа хладИт; дыханье
бронзы близко, но всё не то:
драгоценного слишком мало,
первобытна. Златой поклон
не приемлет сьребро: фальшивки
мягкость не соблазняет плоть,
коль, опробовавши однажды,
распознал её почерк вновь.

И закат. Засыпает город,
просыпается серебро.
Лунный взгляд, пальцев стройных ловкий
клавиш кварцевых перебор.
След чернил на столе. Страницы
рассыпаемы ветром. Слов
бег игривый.
И ум пытливый
поглощает за томом том.

Одинокие ночи. Вечность
поглотила молитв часы
о свершении встречи дивной,
что расплавит металл и жизнь
всЕлит в душу – напОит лилий
хрупких тлеющий сухоцвет,
и в цветы обратится камень,
расцветет скал сад, оживит
его речь отраженья, точно
сам прошепчет себе: «люблю,
понимаю, храню и верен.
Берегу от стальных же вьюг,
яда ртути, железа тени
и неведенья в злат жарУ».
Он мечтает. Услышат звёзды?
Кто они – божество ли, друг?
Дьявол? Враг? ЖемчугОв причуда?
Иль маяк, что освЕтит путь?

Путь к человеку с сердцем из серебра.
Температура плавленья и мягкость тогда верна
и лишь тогда совместима.
Но город безбожно пуст.
Он полон и пуст одноврЕменно.
Железо, золото, ртуть….

Он смотрит на звёзды снова.
Улыбкою лунный диск
распутывает сплетенья
ночных облаков, обид.
Он смотрит на звёзды снова.
Столь мягкое серебро…,
но сколь же твердО в холод.
Расплавлено было. Толк?
Отравлено было. Сладко?
О, нет, только горький след.
Нет мёда в пустой усладе,
тепла без рассудка нет.

***

В городах, что сокрыты туманом,
едким дымом травящим грудь,
живут люди, сердца их – металлы:
алюминий, сталь, бронза, ртуть
и железо встречаются чаще,
реже – золото, серебро.
Вам сегодня поведаю сказку
о втором из таких городов:
цвет на улицах дикой сирени
в окружении васильков,
каждый дом – арболитовый короб,
мимолётные ветры грёз
шепчут ложно фольгой листовою,
что сияет в лазури светил,
переменчиво льющих свободу
и безволье в пустые умы.

Было то же, что где-либо дальше
или ближе – единство земли.
То единство тоскою пленАло
сердце - лунный метеорит.
Серебро почернело. Плавить
толка нет. И отравы вкус
столь знаком, что мертвы утраты,
слёзы, высечены дождём,
солнца градом,
давно иссякли.

Лишь перо трепещит в руках:
строки-призраки, вспоминанье
смыслов мечт, сохраним чей прах.

Здесь бессонные ночи. Вечность
поглотила молитв часы
о свершении встречи дивной,
что расплавит металл и жизнь
всЕлит в душу – напОит лилий
хрупких тлеющий сухоцвет,
и в цветы обратится камень,
расцветет скал сад, оживит
его речь отраженья, точно
шепот губ же своих: «люблю,
понимаю, храню и верю.
Берегу от стальных же вьюг,
яда ртути, железа тЕни
и неведенья в злат жарУ».
Всё - мечтанья. Услышат звёзды?
Кто они – божество ли, друг?
Дьявол? Враг? ЖемчугОв причуда?
Иль маяк, что освЕтит путь?

Путь к человеку с сердцем из серебра.
Температура плавленья и мягкость тогда верна
и лишь тогда совместима.
Но город безбожно пуст.
Он полон и пуст одноврЕменно.
Железо, золото, ртуть….

***

Пространством звёзд услышаны молитвы
сердец бывают редко. Почему?
Пусты они, заносчивы и дИки
так часто. Но сьребру не нужно бурь.
И звёзды слышат в тишине полночной,
лишь время выжидают: совпадут
стихи и ноты, мысли, чувства, формы
израненных огнём и хладом, - тут
вступает рок, и стрелы часовые,
что Купидона, обращают в старь
печали одиночества, и лилий
цветёт средь скал, напоен чувством, сад.

Прощанье с миром золота и стали,
безбожных сладострастников, слепцов.
Сближение сьребра с сьребром случайно?
В однообразье встретит ли оно
друг друга, предаваясь размышленью
так редко средь умов пустых? То так
неясно. Неизбежно. Лунным диском
освЕтит ночь путь, лентами связав
два сердца, что зажгутся, словно факел,
сплетаемы единым фитилём.
И клавиш перебор звучит всё Ясней,
наполненней очарованьем слог.

Растоплено два сердца серебра,
и одиночеству их жизни не подвластны,
им яд не страшен ртути, холод стали,
и алюминиева пустота.