Ой, мороз, мороз

   Конец ноября - финиш осени. Дожди уже идут зачастую со снегом, поздно светает и рано темнеет, так что гулять с собакой приходится и утром, и вечером почти в полной темноте. Вот и сегодня спустился в парк и вижу - хотя и давно пожухшее, но все-таки разноцветье окрасилось одним белым. Это ночной снег лег тонким, зато еще не закопченным ковром на московскую землю. Красота! И тут память выдает:
- Der Winter ist da
- Uberall llihgt Schnee
- Ajje Boime schteet one Bletter da
- Nur die Tannen sind das ganzen Jhar grun.

   Вот это да! Это же из программы седьмого класса средней школы в шестидесятых годах прошлого века. А переводится с немецкого языка это так: пришла зима, везде лежит снег, все деревья стоят без листьев, только ели круглый год зеленые. Перевод на русский, конечно, вольный, но за текст на немецком - ручаюсь. Вот как мозг человеческий устроен, то, что в молодости ложилось на молодые шустрые нервные клетки памяти, отлично помнится до сих пор, а, вот, что было вчера, вылетает мгновенно. Вот куда я положил оптический прицел от карабина, забыл совершенно, неделю не могу найти, а это не иголка в стогу сена, это штуковина диаметром 50 мм и длиной сантиметров 40. Всю «огромную» комнату в 12 метров квадратных перерыл неоднократно, бесполезно, как испарился. Ладно, рано или поздно найду, ты память, голубушка, выдай еще что-нибудь про зиму. И тут же всплывает период конец декабря 1978 года - начало января 1979. Почти на всю Россию, и на Москву в том числе, навалились жесточайшие морозы, настолько сильные, что в печати появилась информация, что так холодно не было в течении 55 лет наблюдений. Последствия были ужасны. Автомобили, в основном карбюраторные, припаркованные на открытых площадках, по утрам отказывались заводиться, следовательно, нарушились все графики перевозок, в том числе и продуктов. Общественный транспорт, автобусы, тоже встали, только электротранспорт еще двигался, да и то там, где было напряжение, так как замерзающие люди включили все имеющиеся электронагреватели, нагрузка на сети резко возросла, соответственно то-тут, то-там происходили аварийные отключения. В дополнение с чешских трамваев краска слезла пластами, словно чешуя с тухлой рыбы. В микрорайоне Бибирево, где проектировщики придумали проложить трубы отопления внутри наружных стен, дома замерзли полностью. Трубы холодной, горячей воды полопались, образовавшийся лед разорвал в клочья фаянсовые унитазы. Людей из таких домов срочно эвакуировали в школьные спортзалы, кинотеатры и в другие места, где имелись свободные площади и соответствующая инженерия. А сантехников со всей Москвы, даже с олимпийских объектов аврально перебросили восстанавливать заледеневшее жильё.
   Вот в один из таких декабрьских дней, воспользовавшись выпавшим редким выходным днем, я решил отправиться на охоту.
   Экипировался соответственно: ватные штаны, рубашка, свитер, телогрейка, шарф, меховая шапка с заранее опущенными ушами, на ногах валенки, на руках меховые рукавицы. За спину небольшой рюкзачок, в нем термос, легкий «перекус», маленький топорик, и вперед, на улицу. А там сплошная темень, уличное освещение выключено ради экономии, дома, оградившись нечищеными тротуарами, словно сгорбились и присели от мороза, а снег под резиновыми подошвами солдатских валенок не скрипит, как ему положено, рычит так, что даже это от домов отдается. А черная предательская мыслишка сверлит мозги: куда тебя черт несет, домой, домой. Но, где наша не пропадала! Иду, про себя напеваю песенку, которую исполнял Владимир Трошин: «А вокруг ни машин, ни шагов только ветер и снег, в самом центре Москвы, и перефразируя, вот идет человек». Хорошо, что идти недалеко, вот уже и платформа, а из-за поворота, разгоняя предрассветную мглу, скрипя промороженными сочленениями, выползает родная электричка. Звук тормозов, шипение дверей, и вот я уже в вагоне занимаю место у окна. Все, обратной дороги нет, поехали.
   Через пару остановок в вагон, гремя ящиками для снастей, вваливается цыганская толпа любителей зимней рыбалки. Куда же вы, едете в такой мороз, спрашиваю у присевшего рядом рыбака? Я на охоте буду ходить, согреваться, а вы примерзнете к своим ящикам! Ничего, отвечает тот, мы с подогревом и показывает полулитровку за пазухой. Ну, ни хвоста вам, ни чешуйки, напутствую я их. После того, как шумная толпа рыбаков с шутками и прибаутками выкатилась из вагона, буквально на следующей станции в вагон вошел охотник, дед лет девяноста, с ним собака лайка, если перевести на человеческий счет, такого же возраста. Морда вся седая, спина провисла, но тщательно обнюхала меня и признала за своего. Дед уселся напротив, и, обращаясь ко мне, что-то произнес. Я не расслышал и попросил повторить. Дед погромче: «Чесотка, чесотка». Какая чесотка, не понял я. Тот разъяснил, да охота эта, будто чесотка, прицепится, и всю жизнь не отвяжешься. Я вот уже хожу плохо, но все равно, соберусь и еду. Отойду от крайнего дома метров двести, присяду, отдохну, в какой- нибудь пенек выстрелю. Собачка сходит, посмотрит, придет доложит, попал. Я еще посижу и домой - поохотился. Я пожелал ему на прощанье ни пуха, ни пенька.
   Так незаметно прошло время в пути до знаменитой станции Дубосеково, куда я ездил обычно, когда мой напарник по подобным походам был занят. Вышел из вагона, взглянул на станционный термометр, он показывал минус 37 градусов. Ни фига себе, сказал я себе, но делать нечего, раз приехал, надо идти. Не далеко от станции начинался знакомый лес, и я, стараясь дышать, как учили, носом, бодро зашагал к нему. Да, учили носом, сами попробовали бы носом на морозе подышать. В ноздрях моментально образуются острые льдинки, и их надо осторожно удалять. Но, не будешь, же идти, постоянно держа рукавицу перед лицом, так что дышим, как получится. Ходьба в мороз по лесу тоже отличается от обычной. Если при нормальных условиях тоненькие веточки деревьев, гнутся, пропуская охотника, то сейчас они тотчас ломаются с достаточно громким звуком. Вот и ломишься, как тот медведь. Ломающиеся ветки щелкают, под ногами, если снег не глубокий, трещат сучья, а бедные замерзшие зверушки сидят под елками и думают, принесли же черти этого непоседу, тут и так от холода спасения нет, а тут он еще с ружьем бродит. Так разговаривая с собой за зверей, я неожиданно споткнулся и, вздымая клубы снега, скатился в достаточно глубокий овраг. Освободив нос и рот от забившего их снега вперемешку с иголками, и вытряхнув добрую пригоршню снега из-за воротника, я сел прямо на снег и подумал, а на фига козе баян, вот так где-нибудь упадешь, сломаешь ногу и, напрасно старушка ждет сына домой. Хорошему понемножку.
   Так рассудил я и отправился на станцию. Немного подождал, и вот она, зеленая спасительница. Я занял место в практически пустом вагоне, и поезд унес меня вдаль, поближе к теплой квартире. А на ближайшей к Истринскому водохранилищу станции в вагон просочилась погрустневшая знакомая толпа рыболовов. Ну, как улов, спрашиваю. Какой улов, лунки моментально замерзают, песка ломается, и сами задубели до предела. А знаменитый сугрев, спрашиваю. В ответ, какой сугрев, иди сам попробуй. Нет уж, нет уж, каждому свое.
   Вот так я поохотился знаменитой зимой 1978 года.


                Александр Косульников         г. Москва.   27.11. 2025 г.