Курица - одна бутылка

Как-то раз ехали мы из Мурома в Судогду ночью, с десятого на одиннадцатое ноября 1995 года. Кругом — темень хоть глаз выколи, да стена высоченных сосен, чьи верхушки смыкались в темноте. Ни машин, ни огней — один дремучий лес, лишь снег призрачно светится в темноте.

За рулём был мой напарник Володя Подколзин, строил планы по развитию бизнеса.

— Удачно съездили в Муром. Теперь закупим стекловолокно — и сразу на «Филикровлю».

— Погоди мечтать. Хотя суперфилизол ой как нужен, и кровля ждёт ремонта, и в Строительном университете. Зато здесь проще, чем с белорусами. Те только деньги требуют или дизтопливо. Кстати, как ты с директором, Жаровым, познакомился?

— Это не моя заслуга, а Лёши Фаткина. Есть у меня такой кадр — первую тропу хоть к чёрту пробьёт. Простой мужик, женщин любит, выпить не брезгует, а поговорить — с ним равных нет. С любым язык найдёт.

Правда, полезен он только для знакомства. Как-то послал я его на юг, к директору местного совхоза, посмотреть, нет ли там чего для бизнеса.

Приехал, два дня молчал, а на третий — бочку с вином прислал. Доволен, а мы не знаем, что с ней делать. Кое-как сплавили, а его нет и нет. Через месяц является — героем входит, сияет.

А ещё через три месяца звонит тот директор и спрашивает Алексея. Я поблагодарил за вино, ещё раз отказался от поставок — уж больно криминалом от всего этого пахло.

Пообещал Алексея предупредить, а он вдруг сообщает, что дочь его беременна и молчит, от кого. По срокам выходит, что зачатие пришлось как раз на визит моего сотрудника.

Я изумился:

— Вы же вместе были? И ничего не заподозрили?

— Каждый день Алексея угощал, на рыбалку ходили, но с дочерью я его не видел.

Зная Фаткина, я не стал расспрашивать. Переадресовал вопросы герою амурных дел:

— Ты какого чёрта переспал с дочкой директора? Неужели других баб не нашёл?

— Так по обоюдной любви было! Даже плакала, когда уезжал. Обещал вернуться, а вы от вина отказались. А что беременна — новость. Хотя чего в старых девках ходить — пусть рожает. Директор прокормит, дедушкой станет, тем более мечтал.

— И что дальше?

— Растёт внучок, претензий не высказывают.

— А твой Алексей?

— Знает и радуется. Говорит, папашей их внучка окажется — по рассказам матери, героем-подводником, погибшим из-за аварии, но спасшим кучу народа.

— Козёл — ваш Лёха.

— Нет, так о нём нельзя. Он рубаха-парень, последнее отдаст. Гости в доме каждый день, всех привечает без разбора, даже жалко семью. Но он такой, как шукшинский чудак.

— Нет, — упёрся Володя. — Надо головой думать, всем не угодишь. И много таких у вас в Сибири?

— Встречаются. Остался ещё этот умирающий тип. Без них жизнь скучная, без них душа киснет… Чтобы ты его понял, расскажу другой случай.

Работал у меня тогда Вадим Ретунский. Любитель женщин и водки, но дело своё знал, одно направление бизнеса тянул неплохо. Пошли деньги, и вдруг ловлю его на воровстве.

Говорю: «Не хочешь вместе — забирай бизнес, он твой. Товар забирай, рассчитаешься позже».

Ударили по рукам, ушёл в свободное плавание.

Год продержался, а потом бизнес прогорел — сгубили соблазны. Ещё через год остался без квартиры, без гроша. Встретил я его на улице — жалко стало, помог деньгами. И пропал он.

А потом его Алексей нашёл, в состоянии бомжа. Треть своей получки ему отдал и устроил охранником на стройку при пенсионном фонде, где сам завхозом работал. Жильё — вагончик, зарплата стабильная. Правда, начальство с Вадима при приёме подпись взяло на чистых листах — для отчётности, мол.

Тот отработал до получки, загулял и вагончик сжёг. Сам живой, конечно. Начальник его уволил, а Вадим, пьяный, заявление в прокуратуру написал — голова-то работала. В итоге его восстановили, а Лёху выставили за порог. Вот я его тогда к себе и взял…

Вдруг на повороте заметили человека. Шёл по правой стороне, остановился, руку поднял. В то неспокойное время редко кто подбирал попутчиков, а уж ночью в лесу — и подавно. Напарник мне и говорит: «Поеду-ка побыстрее, на всякий случай». Но я воспротивился.

Остановились.

Мужик — высокий, лицо в щетине, шарф из пальто вывалился, шапка набекрень. А как сел — так сивухой от него пахнуло.

— Дыши через раз, а то помрём почём зря. Ты где это так набрался?

— Так день работника милиции отметили, праздник же, — виновато произнёс попутчик. — Во Владимире был, начальство сабантуй устроило. Один мужик довёз до поворота, ему в другую сторону, а тут ещё километров десять идти.

— Попросил бы добросить.

— Бензин на исходе, а у нас заправки нет.

— А ты что, милиционер?

— Вроде как. Типа Аниськина, местный, участковый на три деревни.

— И как у тебя с преступностью? Раскрываешь или в пьяном угаре не замечаешь? — съязвил я.

— Обижаете. Я лучший участковый, всё раскрываю. Только в суды документы не подаю — сам с людьми решаю. Сейчас легче стало. Развалили страну, народ пьёт, вот и преступления, а они у нас мелкие. В основном воришки через магазин.

— Это как? — с сарказмом поинтересовался я. — С ними пьёшь, и с ними же преступления сочиняешь?

— Колхозов нет, а народу жить надо. Вот и держит народ скотину. Коров мало, в основном свиней, коз да куриц. А кто вороватый — и работать не хочет, — тот то курицу, то козу утащит, а бывает, и свинью на мясо прирежет.

— И что? — перебил я. — Как через магазин-то ловишь?

— Да просто. Прихожу к Нюрке, продавщице. Конфетку покупаю, дарю. Слово за слово, языками почешем. Хоть сплетни и не люблю, но для дела это как Триумфальная арка — въезд в город розыска.

Потом спрашиваю: «Как спиртное-то берут, или самогонку гонят, доход тебе портят?»

«Иногда берут. Вот сегодня пару бутылок Витька Хнырев купил».

Постоял я у Нюрки, откланялся — и прямиком к Витьке. Козу украли, значит, на вырученное бутылок и набрали.

Прихожу, а у них суп из козлятины, стаканы на столе. Голову козлиную ещё не убрали, в сенях на шкуре валяется. С поличным, но виду не подал. Сначала супу съел — полную тарелку. Рюмку не опрокинул, при исполнении.

Спрашиваю: «Ну, что будем делать?»

Порядились, посудили. Решили часть мяса хозяину отдать, ну и там… определились.

Иду к потерпевшим. Если их вариант устраивает, проводим возврат товаром, а под конец сторона вороватая угощает потерпевших водочкой — вроде как мирный договор скрепляем.

Когда курицу воруют — одна бутылка у Нюрки берётся, а вот когда свинью упрут — три точно, а то и больше. Так что ничего хитрого. Только начальство допытывается: почему у меня никто не ворует, а у других дела за делами? Говорят, хорошие люди в моих деревнях. А я молчу, киваю — повезло, дескать. Плохо только — ни премий, ни слова хорошего.

— Молодец, — не знал я, что ещё сказать. Мне стало стыдно за свои вопросы, накатила жалость. — Другой бы пересажал полдеревни, зато премию получил. А ты справедливо.

— Ну, захвалили, — сивуха пахнула резче, но сейчас она показалась мне даже приятной. — Народ и так душу потерял, а его ещё сажать за горемычную жизнь — неправедно. А так — оступился человек, а я его поправлю. Все довольны. Атмосфера пусть и не совсем хорошая, но хоть справедливостью пахнет. А для нашего народа это главное. Он всё может перетерпеть, ежели всем миром страдаем, а вот несправедливость — не любит.

— Да, вы правы! — я не мог уже называть его на «ты». — Наверное, вы потомок Ильи Муромца, добро ваше струится по вашим сёлам.

«Аниськин» рассмеялся, грохоча связками:

— Так леса-то здесь Муромские, а звать-то меня Илья. Я, то бишь, и есть Илья Муромец. Меня так народ и кличет.

— Вот это да! Мы встретили настоящего потомка былинного богатыря! — обратился я к напарнику.

— Ну, прощевайте, мужики, вот моя деревня. Если захотите остановиться — милости прошу. Меня тут каждая собака знает.

Я вышел, обнял мужика, поправил ему шапку.

— Выполнишь одну просьбу? Обещай!

— Если не противозаконная — исполню.

Я вынул почти все деньги, что были с собой.

— Возьми на добрые дела. Можешь себе как премию, а нет — так людям помоги.

— Не могу я деньги брать, извини, — участковый руку не протянул.

— Илья, ты обещал. Противозаконного я ничего не предлагаю. Придётся взять.

И я сунул купюры в карман его шинели.

— Спаси… б.о, — губы его задрожали.

Я обнял его и прошептал:

— Ничего, прорвёмся. С вами Бог…

В машине я молчал, вспоминая Аниськина. Простой мужик, а ведь на таких земля держится.

Из дум вывел голос Володи:

— А ты что ему сунул в карман?

— Деньги. Премию выдал, — усмехнулся я. — Раз государство спит.

— Все деньги?! Так там же и мои были!

— В Москву приедем, займу — отдам, не волнуйся.

— Ну и м… и же вы!

Я молчал. Мне было всё равно, дело сделал — и ни о чём не жалел, лишь улыбался, вспоминая рассказ «Аниськина».

Надо же, как в жизни всё просто: «Курица — одна бутылка…»