Черное море жизни

У людей, далеких от побережья Черного моря, чаще всего главенствуют два стереотипа. Черное море – это рай на земле и мечта, пляжи, чебуреки, купание в голубой летней воде, лежание на бережку с рассмотрением окружающих, возглас по-заграничному: вау! Другие же скажут: это ад. Наверху курортники плавают и рыбка хамса, а ниже 50 метров – сероводород. Того гляди загорится прямо в море, а при соединении с кислородом атмосферы – серная кислота. Тоннами. И пошла по миру сказка гулять, что у берега, мол, до поры до времени еще и ничего, даже черноморская рыба вкуснее средиземноморской, те же анчоусы-хамса, но дальше – прямиком к Аиду.
Что ж, что взять с тех, кто не знает силы новороссийских норд-остов, кто не встречал шторм в море, не знаком с нормами безопасности судов и кораблей, кто, приехав развлекаться, так и не поинтересовался жизнью тех, для кого Черное море – работа. Или служба. Или дело всей жизни.

Мальчику, родившемуся в обедневшей дворянской семье 24 декабря 1892 года (5 января 1893) в городке Константиноград (Красноград) Харьковской губернии на окраине Российской Империи, будущее не сулило беспечную жизнь. Семья позаботилась об образовании, в 1904 году Владимир Алексеевич Водяницкий поступает в Харьковский технологический институт, но уже через год переходит на естественное отделение физико-математического факультета Императорского Харьковского университета, и с этого дня исследования в области биологии становятся делом его жизни, здесь же он становится одним из учеников профессора Владимира Митрофановича Арнольди. Уже в 1916 году Водяницкий ведет практические занятия по зоологии в Сельскохозяйственном институте, с 1915 по 1919 год преподает в Харьковском коммерческом училище, но связи с университетом не прерывает.

При подготовке многотомного издания «Флоры и фауны пресных вод России» Владимир Алексеевич знакомится с ученицей профессора Ниной Васильевной Морозовой – встреча оказалась судьбоносной. Одно лето они с Ниной Васильевной работали на Бородинской биологической станции, которая находилась в то время на озере Селигер, а еще раньше в большой компании студентов вместе с В.М. Арнольди побывали на Белом море, посетили Соловецкие острова. В 1915 году Владимир Алексеевич и Нина Васильевна решили не расставаться всю оставшуюся жизнь и поженились.

Продвинувшаяся к Харькову Гражданская война продиктовала свою волю: в сентябре 1919 года Водяницкий был мобилизован рядовым в артиллерию Добровольческой армии. Фронт откатывался на юг, а на воюющих с обеих сторон накатывался возвратный тиф. Не миновала болезнь и Владимира Алексеевича, он оказался в военном госпитале Новороссийска. Что же представлял собой город?
Историки обходят события марта 1920 года, стыдливо называя их "Новороссийской трагедией". Но обратимся к свидетельствам очевидцев.

Николай Алексеевич Раевский:
"Когда началось отступление, то всех везли с собой. Были эти дни светлые и больные. С утра и до вечера солнце и тишина, на вербах барашки и всюду тиф. Дороги сухие, накатанные до блеска. В станицах грязь по ступицу, злые лица и самостийные листки. Долой генерала Деникина, долой добровольцев! Да здравствует Кубань! Многоводная, раздольная. Угнетенная. Уставшая..."
"Хуже всего было днем. На воздухе приходили в себя. Тряслись на подводах. С утра крепились, старались не стонать. К вечеру у некоторых текли слезы... Командир решил всех отправить дальше по железной дороге. Мне поручил сопровождать теплушку. Привезти больных в Новороссийск..."
"Из всех поездов повылезли больные. Идут через силу. Красные завалившиеся глаза, почерневшие губы. Руки точно из грязного воска. Медленно бредут вдоль составов. Цепляются за вагоны. Падают. Отдышавшись, кое-как поднимаются. Опять идут. Пехотный юнкер ползет на четвереньках. Растрепанная бедная дама ведет под руку полуодетого капитана. Он качается. То и дело валится на землю. Дама поднимает, уговаривает, плачет.
- Ну, родной мой... дорогой... близко ведь... совсем близко... обопрись на меня…
Через несколько шагов капитан опять валится. Глаза закрыты. Дама громко рыдает.
Дальше... дальше... все равно не можем помочь…»

Сергей Иванович Мамонтов - участник Гражданской войны на стороне Белого движения:
"Новороссийск... при одном имени содрогаюсь. Громадная бухта, цементный завод, горы без всякой растительности и сильный ветер норд-ост. Все серо – цвета цемента. В этом порту Черного моря закончилось наше отступление от Орла через весь юг Европейской России. Уже давно было известно, что наши войска могут эвакуироваться только из этого порта на Кавказе, чтобы переехать в Крым, который еще держался..."
"Наконец утром на третий день дивизия пошла в порт. Дорога шла мимо лазарета. Раненые офицеры, на костылях, умоляли нас взять их с собой, не оставлять красным. Мы прошли молча, потупившись и отвернувшись. Нам было очень совестно, но мы и сами не были уверены, удастся ли нам сесть на пароходы. Столько прошло времени и не эвакуировали раненых офицеров! Грех непростительный..."

Можно сказать, что это все и о нем, Водяницком. Несколько приступов возвратного тифа… Того, что назвали Новороссийской трагедией, он не увидел, тяжелая болезнь затуманивала сознание. И что могло из этого сознания прорваться в бреду? Тирренское, Адриатическое, Эгейское море, стаи рыб в голубой воде – мечты, мечты, где ваша сладость… Отпустили из госпиталя только в апреле, когда в Новороссийске уже прочно стояла советская власть. Ступай едва живой на все четыре стороны. Но живой. И надо было работать и жить.

Отправился в отдел народного образования, ведь последнее место работы в Харькове, откуда и призвался в Добровольческую армию, было место преподавателя в коммерческом училище. Учителей в Новороссийске не хватало катастрофически, да еще встретил своего товарища по Харьковскому университету Бориса Степановича Виноградова, только что назначенного директором краеведческого музея, тот и познакомил его с Федором Васильевичем Гладковым, в недалеком будущем известным писателем, а пока – заведующим подотделом культпросветработы. Учитель Гладков принял другого учителя с распростертыми объятиями, внимательно расспросил.
Свидетельство самого Владимира Алексеевича Водяницкого из его книги «Записки натуралиста: «Вот какое дело, – сказал он. – Мне Борис Степанович передал три тетрадки, хранившиеся в музее. Это записки бывшего здесь проездом одного ученого, затронувшего вопрос об устройстве в Новороссийске морской биологической станции. Вот они.
На обложке первой тетради был указан автор: Бенинг Арвид Либорьевич, директор Волжской биологической станции в Саратове.

– Прочтите и выскажите мнение. На днях был в Краснодаре и узнал, что там появился видный профессор-ботаник из Харькова — Арнольди. Он тоже ратует за Биологическую станцию в Новороссийске. Не съездить ли Вам к нему потолковать? Я думаю, что станцию в Новороссийске мы создать можем…»

А пока назначили инструктором отдела народного образования. Удалось снять комнату, и можно было сообщить семье в Харьков, что жив, здоров, приезжайте.
Три тетради саратовского биолога показались чрезвычайно интересными, говорилось не только о состоянии изученности восточной части Черного моря, но и предлагалась структура станции, список необходимого оборудования. А через неделю выехал в Краснодар для встречи с Владимиром Митрофановичем Арнольди, который в те дни работал в новом Кубанском университете. Встреча с учителем была радостной и позитивной, Арнольди полностью поддержал автора трех тетрадей. А вскоре и Нина Васильевна вместе с дочерьми и матерью Владимира Алексеевича прибыли в Новороссийск.

В июле 1920 года состоялось назначение Водяницкого заведующим Биологической станцией. Осенью для работы выделили небольшой домик на Карантинном мысе (сейчас на этом месте гостиница «Новороссийск»), там и жили. Нина Васильевна энергично включилась в работу, в центре ее внимания были водоросли-макрофиты.
«Неожиданно на меня свалилась масса дел, которыми пришлось заниматься одновременно. Кроме основных обязанностей по заведованию Биологической станцией, я был назначен начальником наркомпросовской базы по сбору естественно-исторических материалов, а также руководителем ихтиологической лаборатории. Организованная при Биологической станции, эта лаборатория занималась описанием рыболовства в нашем районе, уточнением систематического состава рыб в уловах и проведением их типового анализа. Много времени отнимало преподавание в Педагогическом техникуме и в школе водников. Кроме того, я был председателем правления профсоюза учителей и Общества изучения Черноморского побережья Кавказа, членом Горплана и председателем его научной секции, членом Президиума Совета обследования и изучения Кубанского края, депутатом Горсовета…» – вспоминал позже Владимир Алексеевич. Вспомнил и о добрых отношениях с В.Э. Мейерхольдом, тогдашним заведующим подотделом искусств.

Летом 1921 г. директор станции В.М. Арнольди с двумя сыновьями работал в Суджукской лагуне в составе экспедиции Гидрологического института. Ее организовал врач-физиолог Д.Н. Сорохтин, начавший изучать лагуну еще в гимназические годы. Работы экспедиции представляли большой интерес для местных органов, в лагуне имелась лечебная грязь. Гидробиологические работы были выполнены и на озере Абрау, и в приазовских лиманах. В 1922 году Арнольди переехал в Москву, где скончался в 1924 году. Новороссийску надо помнить это славное имя.

А пока в Цемесской бухте почти ежедневно видели маленькую шлюпку, где находились все двое сотрудников станции – Владимир Алексеевич и Нина Васильевна – съемка распределения организмов в прибрежных водах. А помимо того они помогали в проектировании городской канализации, обследовали загрязненность порта. Вскоре было решено создать метеорологическую станцию на западном берегу бухты, для чего выделились средства и еще одна штатная единица. Приборы расположили во дворе все того же домика.

Происходили и приключения. Московский зоопарк попросил отловить несколько местных лебедей. Охотники-добровольцы отловили двенадцать. В товарном вагоне, предназначенном для отправки собранных материалов, поместили и птиц. Ехали медленно, через десять дней на подходе к Ростову закончился ячмень для кормления. Вагон отцепили, а Владимир Алексеевич отправился в исполком и к вечеру привез на станцию пять мешков ячменя, но оказалось, что вагон вновь прицепили к поезду и он уже отбыл. Помог командир бронепоезда, охранявшего дорогу от бандитов. Нагнали вагон только под Воронежем, а потом весь состав бронепоезда смотрел, как изголодавшиеся лебеди ели зерно. В Москву птицы прибыли в сохранности.
Станцию передали в ведение «Кубчеронто» – Кубано-Черноморское отделение научно-технического отдела ВСНХ.

Нина Васильевна занималась водорослями, изучала динамику биоценозов. Владимир Алексеевич – ихтиопланктоном. Впоследствии его определителями пользовались и ученые, и студенты. Доклады, сделанные супругами на конференциях в Москве и Ленинграде, признали в научной среде блестящими. Ученые столиц с удовольствием приезжали в Новороссийск для проведения своих исследований. Посетил биостанцию и Арвид Либорьевич Бенинг. Показали ему и три тетрадки, с которых началась станция.

В 1926 году на станции появился и новый сотрудник Семен Михайлович Малятский, впоследствии директор и организатор Батумской рыбохозяйственной и биологической станции, доктор наук. Помогали сотрудникам и местные жители, был опубликован ряд интересных работ. Из их числа вышло много будущих докторов биологических наук, работавших до войны в черноморских научных учреждениях.
В Кубчеронто назрели изменения, некоторые его учреждения переходили в другие ведомства. Новороссийскую биологическую станцию отнесли к высшей категории, в которую по всему Союзу включили только 70 учреждений. В 1929 году станция перешла в подчинение Главнауки.

Однажды на выходе из Новороссийской бухты яхта станции встретилась в море с исследовательским судном Севастопольской биостанции «Академик А. Ковалевский». Владимир Алексеевич и Нина Васильевна поднялись на борт. В беседе с находившимся на судне профессором Иваном Ивановичем Пузановым возник вопрос о приглашении супругов на работу в Севастополь. Представлялись новые возможности для дальнейшей работы. В 1930 году они покинули Новороссийск, но при первой же возможности вновь посещали созданную ими станцию, консультировали сотрудников.

На парадных открытках Севастополя мы увидим это здание, расположенное на берегу Артиллерийской бухты. А сейчас вновь Водяницкий: «Опираясь на упомянутый 15-летний план наших работ, я представил в Президиум Академии наук доклад о необходимости расширения здания станции и создания ряда новых лабораторий: физиологической, биохимической, микробиологической, ихтиологической, а также морского музея и нового аквариума. В 1912 г. С.А. Зернов уже начал расширять первоначальное здание станции, построенное при А.О. Ковалевском в 1897 г., соорудив южное крыло дома. Я предложил пристроить к зданию аналогичное северное крыло, надстроить четвертый этаж над центральной частью, соединить оба крыла полукруговой постройкой, а под ней расположить новый, более обширный аквариум…»

Научная деятельность в Севастополе продолжилась довольно успешно. Нина Васильевна выполнила ряд разнообразных работ по водорослям макрофитам, писала докторскую диссертацию и готовилась к исследованиям фитопланктона, что было очень важно в связи с назревшей общей задачей изучения биологической продуктивности Черного моря. Владимир Алексеевич продолжал заниматься ихтиопланктоном, некоторые новые находки в районе Севастополя представили значительный интерес. Выяснилось, что пелагическая зона Черного моря заселена рыбами далеко не столь скудно, как считалось прежде.

Ученого заинтересовали исследования Н.М. Книповича о том, что глубинные поверхности равных температур и соленостей располагаются в Черном море не горизонтально, а в форме двух куполов — восточного и западного. В Черном море преобладают два кольцевых течения, движущиеся против часовой стрелки. Вследствие движения струй течений под воздействием вращения Земли их наружные области, обращенные к берегам, должны опускаться, а внутренние — подниматься. Это кардинальное открытие, сделанное чисто камеральным методом и получившее в своей среде наименование «велосипед Книповича», определило направление многих дальнейших исследований. Оно подсказывало, что глубинные воды Черного моря не являются безнадежно застойными (как считалось после обнаружения в 1892 г. повышения солености воды с глубиной и зараженности глубин сероводородом), а в какой-то мере подвижны и потому неизбежно подвержены медленным процессам перемешивания. Вопрос требовал тщательного пересмотра всех имеющихся данных и, главное, проведения новых целенаправленных исследований.
В ноябре 1934 г. в «Известиях» появилось сообщение о том, что Президиум Академии наук СССР присудил ученую степень доктора биологических наук Водяницкому Владимиру Алексеевичу.

Работа на Новороссийской биостанции шла в общем хорошо, появились новые сотрудники. В начале 1934 г. Главнаука возбудила вопрос о целесообразности объединения Севастопольской и Новороссийской станций. Вопрос решился быстро, и в справочнике Академии наук за 1934 г. Новороссийская станция уже числилась в составе Академии наук СССР. Но вскоре руководители Ростовского университета предложили присоединить Новороссийскую станцию к созданному на базе университета Биологическому институту, считая, что она станет хорошим местом практики студентов. К просьбе ростовцев прислушались, и станция перешла под начало Ростовского университета.

Весной 1939 г. Нине Васильевне и Владимиру Алексеевичу предложили стать профессорами Ростовского университета и одновременно возглавить Новороссийскую биологическую станцию. В августе супруги переехали в Ростов. Сначала Владимир Алексеевич числился на кафедре зоологии позвоночных, а Нина Васильевна — на кафедре низших растений, но вскоре в университете открылась кафедра гидробиологии, профессором которой был избран Водяницкий.

Начало войны застало супругов в Новороссийске, начиналась производственная практика, пришлось забирать семью, студентов и возвращаться в Ростов. В документах РГУ сохранился список участников народного ополчения осени 1941 – лета 1942 гг., среди них имя профессора Водяницкого. Фронт к городу приблизился стремительно и неожиданно семья оказалась в оккупации. После изгнания немцев выяснилась пропажа большого количества упакованного оборудования. Но враг оставался поблизости, с эвакуацией медлить было нельзя.

Путь лег на Махачкалу, где Владимир Алексеевич устроил семью на кухне одной знакомой, сам вернулся в Ростов продолжать занятия со студентами, но пришлось готовить эвакуационный эшелон, который был направлен также в Махачкалу. Сотрудники и имущество погрузили на судно в Красноводск. На Каспии попали в жестокий шторм, и Нина Васильевна впервые почувствовала себя плохо. До назначенного Фрунзе добирались 12 дней.

Вновь «Записки натуралиста» В.А. Водяницкого: «Ночевали в каком-то клубе. Профессора спали на эстраде, остальные сотрудники — в зале. Утром Нину Васильевну кто-то вызывал по междугороднему телефону. Из Алма-Аты звонила подруга нашей младшей дочери Гали. Новости печальные: у Гали тиф, и она в больнице. Сердце наполняется тревогой. Тем временем руководство Отделением предлагает мне съездить в Алма-Ату и повидаться с находящимся там президентом АН СССР… В Алма-Ате разыскиваю Институт кинематографии, где учится Галя, и вместе с ее подругой иду в больницу. К счастью, кризис уже миновал… Нам же нужно было искать способ добраться до нового места работы на озере Иссык-Куль вблизи села Тюп. Наконец договорились, что нас возьмет машина, идущая с небольшим грузом в Пржевальск. Ее газогенераторный мотор работал на дровах — кубометра хватало примерно на 50 км, после чего приходилось вновь запасаться топливом… Итак, едем, пилим бревна и рубим их. Сидим на горбе из вещей и дров, ночуем, где придется. Погода отличная, но ночью уже морозно. Шофер — мальчишка лет пятнадцати с ухарскими ухватками. По крутому Буамскому ущелью он спускается вихрем, потом сообщает, что перескочит деревянный мост по законам физики, г. е. по инерции на большой скорости. Но перед мостом машину подбрасывает на небольшом бугорке, и она своим весом ударяет по ветхим доскам, проваливается, повисая в крутонаклонном положении между опорами моста. Вещи и дрова сыпятся в реку, мы кое-как держимся за борта…» – подробности бытия докторов наук военного времени… А пока Владимир Алексеевич директор стационара АН СССР на Иссык-куле, а помимо этого преподавательская работа в местном сельхозтехникуме. И опять исследования.

Летом 1943 года вышло постановление Президиума АН СССР о восстановлении Севастопольской биостанции. Владимиру Алексеевичу предложили вернуться на нее, он согласился. Но до освобождения Крыма было еще далеко. А пока предложили работу в Узбекской АН.

Севастополь был освобожден в мае 1944 г. Печальное зрелище представлял из себя некогда прекрасный южный город, уцелели лишь единичные здания. И надо было все начинать не просто с нуля, а с разборки развалин. Не менее грустная картина предстала перед ученым и в Новороссийске, основное здание станции значительно повреждено, все оборудование исчезло, от домика библиотеки не осталось и стен. Лекции в Ростове. И вновь потеря: от большой личной научной библиотеки, собиравшейся долгие годы и оставленной в общежитии Ростовского университета, не осталось почти ничего, книги на иностранных языках прихватили с собой бежавшие немцы, остальные, вываленные на лестницу, просто растаскивали на бумагу, на хозяйственные нужды… В 1945 закончили учебный год в Ростовском университете и стали собираться в восстанавливаемый Севастополь. Не проще ли остаться с Ниной Васильевной просто университетскими профессорами? Пересилило Черное море.

Лето 1946 года – первая послевоенная черноморская экспедиция, Черноморский флот выделил для этой работы тральщик. Результаты послужили отправным пунктом для последующих работ. Возвращались бывшие сотрудники, нашлась и часть оборудования.
В отношении общей гидрологической структуры Черного моря, господствовала трактовка ее как устойчивой системы двух несмешивающихся водных масс, – глубинной и поверхностной. Пришлось искать – и найти! – неопровержимое доказательство общего перемешивания вод Черного моря.

В августе 1954 года неожиданно скончалась Нина Васильевна. Это стало большим ударом для семьи. Она оставалась любимой и любящей супругой и матерью во всех перипетиях войн и революций, при этом творчески работавшей, создавшей несколько новых направлений в исследованиях водорослей Черного моря, ее научные работы сохраняют актуальность по сей день. Родилась она в небогатой купеческой семье в Харькове, далее средняя школа, естественное отделение физико-математического факультета Харьковских высших женских курсов, где училась с 1909 по 1915 гг. Замужество. Война. Рядом с таким большим ученым как Владимир Алексеевич она отнюдь не потерялась, наоборот, появился особый блеск ее научных работ.
Ее исследования базировались на обширном фактическом материале, только на Новороссийской биостанции был сформирован гербарий из 6000 листов. Этот гербарий уцелел во время войны, в 1960-х годы был выкуплен В.А. Водяницким у частных лиц и стал основой гербария Севастопольской биостанции.

Добрая атмосфера дома Водяницких, рабочая обстановка на НБС, исследования в любую погоду, качество работ произвели благоприятное впечатление на академика В.Л. Комарова – одного из руководителей АН СССР,  в 20-е годы проводившего отпуска в окрестностях Новороссийска и Абрау-Дюрсо. Хорошие отношения с Президентом Академии наук фактически спасли семью Водяницких от репрессий, т.к. именно Комаров несколько раз снимал с рассмотрения анонимные и коллективные письма с резкими высказываниями в адрес Водяницких в середине 1930-х годов. Семья была примером высокой интеллигентности научных руководителей. Нина Васильевна превосходно играла на фортепиано и совместно с мужем восхитительно пела. Все члены семьи были завзятыми театралами.

В Нине Васильевне поражала способность видеть далеко вперед, еще в новороссийских ее работах показано, что концепция Н.И. Вавилова о гомологических рядах имеет общебиологическое значение и применима для микроводорослей. Вместе с мужем и дочерью Галиной она многократно участвует в морских экспедициях Севастопольской биостанции на легендарном научном судне «Александр Ковалевский». Осенью 1938 г. Н.В. Морозова-Водяницкая успешно защитила докторскую диссертацию «Опыт количественного учета донной растительности в Черном море». С начала 1940 г. Нина Васильевна возглавляет кафедру Морфологии и систематики низших растений Ростовского университета. Лекции Н. В. Морозовой-Водяницкой, прочитанные студентам РГУ, до сих пор хранятся в архиве биофака.
 
В послевоенный период Нина Васильевна проводит большую работу по обобщению полученных ранее материалов. В первых послевоенных Трудах СБС опубликованы обширные статьи по видовому разнообразию, структуре и продуктивности фитопланктона и макроводорослей Черного моря, ставшие классическими, а также обзор литературы по фитобентосу Черного моря; в трудах НБС (уже после смерти Нины Васильевны) выходит большая работа по растительным обрастаниям Туапсинского порта.
За большой вклад в развитие науки в 1953 г. сотрудники СБС были награждены государственными наградами. Нине Васильевне Морозовой-Водяницкой, Владимиру Алексеевичу Водяницкому вручены ордена Ленина – высшая государственная награда.
Интенсивная работа и переживания все больше сказываются на здоровье. Умерла Нина Васильевна неожиданно, в августе 1954 г., в самый разгар полевого сезона.

Обратимся опять к воспоминаниям Владимира Алексеевича.
«В дореволюционное время на Черном море Россия имела лишь одно научное учреждение — Севастопольскую биологическую станцию, отчасти таковым являлась Гидрометобсерватория Черноморского флота. Карадагская биологическая станция начала заниматься морскими исследованиями лишь в 30-х годах. За годы Советской власти возникли Новороссийская биологическая станция, Азово-Черноморский институт рыбного хозяйства и океанографии (Керчь) с отделениями в Батуми и в Одессе, Одесская биологическая станция, Отделение Морского гидрофизического института (Кацивели), Станция геологии моря (Геленджик), Обсерватория гидрометслужбы (Севастополь). Не касаясь специальных интересов отдельных ведомств, можно сказать, что в исследованиях на Черном море обозначались три главных направления: проблема гидрологической структуры и общего водообмена; проблема биологической продуктивности и ее колебаний; промысловые ресурсы открытых вод моря.
Характер вопросов, возникших перед гидробиологией на Черном море, требовал для их решения охватить исследованиями не только всю акваторию моря, но и соседние моря средиземноморского типа. Очень важно было также знать, какие биологические явления происходят у западных берегов и в южной части Черного моря, каковы размеры миграций рыб через Босфор и как протекает внечерноморский период их жизни. Изучение режима биогенных веществ, продуктивности планктона и ее колебаний требовало проникновения в сложные процессы динамики всей водной толщи Черного моря и его водообмена (через проливы) с соседними морями, влияющего на соленость моря.
Но прежде всего мы были заинтересованы в контакте с морскими учреждениями черноморских государств, в научном содружестве с зарубежными исследователями моря».

В 1958 году начались плавания по Средиземному морю. Широкие и регулярные работы на больших пространствах моря с полным комплексом необходимых гидрологических, гидрохимических и ихтиологических наблюдений здесь почти не проводились. Это была первая отечественная гидробиологическая экспедиция в Средиземном море. Работали в Эгейском, Ионическом и Адриатическом морях.

В 1959 году комплексная экспедиция отправилась из Севастополя в составе уже четырех кораблей. Идея об изучении Средиземного моря получает широкий, уже государственный и международный характер, исследования приобретают всеобъемлющее океаническое содержание. Мессинский пролив, Неаполь…

Вновь Владимир Алексеевич: «Неаполь.... Как не вспомнить, что сто лет назад два молодых зоолога — Антон Дорн из Германии и Николай Миклухо-Маклай из России, работая на Средиземном море, пришли к решению о необходимости создания самостоятельных биологических станций, широко доступных для ученых и студентов. К тому времени такие станции уже появились во Франции и в США, но они имели в основном назначение вспомогательных лабораторий отдельных университетов. В результате инициативы А. Дорна и Н. Миклухо-Маклая возникли Неаполитанская зоологическая станция и ее родная сестра Севастопольская биологическая станция… Мессинский пролив … Многочисленны здесь меч-рыбы, которых добывают метанием ручного копья. Метальщик располагается на маленькой площадке, вынесенной далеко вперед и вверх с носа большой лодки на двух длинных жердях. Сотни таких лодок ждут своих хозяев на берегу в пригороде Мессины.
Пролив издавна считался самым опасным местом для мореплавателей. В давние времена по левую и правую стороны его северного прохода стояли опасные скалы, среди которых, по преданию, обитали страшные Сцилла и Харибда, губившие корабли. Теперь этих скал нет, они рухнули при сильном землетрясении, которые вообще здесь довольно часты. Сцилла и Харибда запечатлены в мраморных изваяниях на одном из фонтанов; они действительно, имеют далеко не привлекательный вид. В 1908 г. Мессина была разрушена землетрясением. Население свято хранит память о том событии, когда на помощь городу пришла команда находившегося поблизости русского военного корабля.        Мессинские биологи помнят, что в свое время в Мессине работали А. Ковалевский и И. Мечников».

Венеция… Пирей… Александрия… Монако. Вилла-Франке. Марсель. Тунис.
На самой Севастопольской станции развивались и экспериментальные работы. Гидробиология неуклонно превращалась из науки по преимуществу описательной в науку опытную и аналитическую. Расширялись и исследования за рубежом.
В конце 1960 года началось исследование Красного моря. Порт-Саид, Аден. Остров Родос. – Это была последняя экспедиция Владимира Алексеевича, врачи запретили дальнейшие походы.

Бюро Отделения биологических наук АН СССР отметило: «Из средиземноморских исследований должны быть отмечены: а) впервые полученные обширные количественные и качественные данные по бактериальной жизни открытых вод и глубин Средиземного моря, что позволило использовать микробов как индикаторов структуры этого моря; работы по количественному развитию и распределению фитопланктона и зоопланктона открытых вод; б) экспериментальные данные по первичной продукции моря и изучению планктонных водорослей в культурах; в) изучение структуры пелагического комплекса и взаимоотношений фито- и зоопланктона; г) количественное изучение бентоса ряда мелководных и глубоководных районов; д) сравнительное изучение биологии рыб Черного и Средиземного морей — размножения и развития, роста и питания; е) изучение вопросов гидрологии и гидрохимии, связанных с биологическими процессами; ж) начало экспериментальных исследований по экологической физиологии животных».
Вскоре СБС была передана АН СССР в систему АН УССР.
В октябре 1962 года Черноморская станция Института океанологии провела в Геленджике конференцию. Водяницкий не смог не побывать в стенах Новороссийской биостанции. Порадовали работы молодых биологов.

В январе 1963 года Севастопольская биостанция была переименована в Институт биологии южных морей, в его состав были включены Карадагская и Одесская биостанции. Вскоре институту по просьбе Кубинской АН поручили исследование Мексиканского залива и Карибского моря, пригласили в Гавану. Нельзя не отметить вклад Водяницкого и в расширение географии исследований южных морей.
С каждым годом исследователи все выше оценивают научное наследие ученого. Исследования Черного моря начались с наблюдений над икринками и личинками рыб, было опровергнуто ошибочное мнение о бедности фауны в открытой части моря. Владимир Алексеевич сделал смелый шаг: допустил, что существует выраженный взаимообмен между глубинными водами, которые богаты биогенными веществами и поверхностными водами. На помощь ученый привлек физическую океанографию. На основании экспедиционных исследований он показал, что в открытой части Черного моря вдали от берегов должны существовать восходящие токи вод. Дальнейшие исследования подтвердили это.

Владимир Алекссевич активно восстал против западноевропейских проектов использования глубин Черного моря для сбрасывания отходов атомной промышленности. Ему удалось опровергнуть выводы американского гидролога Эллиота и турецкого гидролога Илгаца, утверждавших, будто глубинные воды Черного моря не обновляются за счет притока вод из Мраморного моря через Босфор.
Но болезнь наступала неотвратимо. Инфаркт миокарда настиг его 30 ноября 1971 года в Севастополе.

…И невдомек отдыхающим купальщикам на пляжах Черного моря, что наша радость не превращена в атомную свалку усилиями ученых, и в первую очередь Владимира Алексеевича Водяницкого.