Часовщик

 
Артём опаздывал на собственную смерть.

Так он подумал, когда сердце впервые сбилось с ритма — прямо посреди совещания, между слайдом о квартальных показателях и вопросом о рисках. Мир дёрнулся, как старая плёнка в проекторе, и на мгновение Артём увидел себя со стороны: пятьдесят два года, серый костюм, красный галстук, лицо цвета офисной бумаги.

«Скорую» он не вызвал. Выпил воды. Закончил презентацию. Получил контракт.

Вечером врач сказал: «Вам нужно замедлиться».

Артём кивнул и записал это в ежедневник: «Замедлиться». Между «Звонок в Цюрих» и «Отчёт для совета директоров».

Он не умел по-другому.

---

Часы остановились через неделю.

Не в переносном смысле — буквально. Отцовские часы, единственное, что осталось от человека, который умер, когда Артёму было двенадцать. «Ракета», советские, с потёртым циферблатом и трещиной на стекле. Артём носил их каждый день — не потому что они были точными (они отставали на две минуты в сутки), а потому что это был единственный предмет в его жизни, который не имел цены.

Всё остальное имело.

Часы встали в четверг, без четверти три. Артём заметил это только вечером, когда снимал их перед сном. Покрутил заводную головку — ничего. Потряс — тишина.

Механизм умер.

Артём положил часы на тумбочку и неожиданно для себя заплакал.

Он не плакал на похоронах отца. Не плакал при разводе. Не плакал, когда врач говорил про сердце. А тут — часы, старые, дешёвые, сломанные — и слёзы.

Он не понимал почему.

---

Мастерскую он нашёл случайно.

Вернее — мастерская нашла его. Он шёл по переулку, которым не ходил никогда (навигатор завёл не туда), и увидел дверь. Деревянную, потемневшую, без вывески. Только табличка: «Открыто».

Внутри было темно. Пахло маслом, деревом и чем-то ещё — чем-то, для чего нет названия. Запахом вещей, которые помнят больше, чем ты.

Глаза привыкли.

Часы. Сотни. Тысячи. Они покрывали каждый сантиметр стен — настенные, напольные, карманные. Часы с кукушками, часы с маятниками, часы с лунными фазами и часы без стрелок вообще.

Ни одни не шли.

Тишина стояла такая, что Артём услышал собственное сердце.

Тук. Тук. Тук.

Единственный механизм, который работал в этой комнате.

---

— Вы что-то ищете?

Голос раздался из глубины. За столом сидел старик — лицо как пергамент, руки как корни дерева. Лупа на глазу, пинцет в пальцах.

— Мои часы сломались.

Артём положил «Ракету» на стол.

Старик взял их. Повертел. Поднёс к уху.

— Отцовские?

— Да.

— Давно умер?

— Сорок лет.

Старик кивнул, словно это объясняло всё.

— Сядь.

---

Табурет был жёстким, без спинки. Из тех, на которых невозможно устроиться.

Старик снял крышку часов. Обнажился механизм — шестерёнки, рубины, спираль баланса.

— Знаешь, почему они остановились?

— Износились.

— Нет.

Пауза.

— Они ждали.

— Чего?

— Пока ты будешь готов.

— К чему?

Старик не ответил.

Молчание давило. Артём привык заполнять паузы — словами, действиями, планами. Но здесь не мог произнести ни звука. Тишина заполняла его, как вода — пустой сосуд.

И в этой тишине он услышал.

Тук. Тук. Тук.

Собственное сердце. Громче, чем все часы мира. Единственные часы, которые шли — внутри него.

---

— Твой отец, — сказал старик. — Он был счастлив?

Вопрос застал врасплох.

— Не знаю. Я был ребёнком.

— Ты помнишь его?

Артём помнил. Обрывками. Руки, пахнущие машинным маслом. Голос, читающий сказку на ночь. Смех — редкий, но настоящий.

И последнее утро.

Отец уходил на работу. Артём не встал, чтобы попрощаться — хотел досмотреть сон. Отец не вернулся. Авария.

Сорок лет Артём просыпался раньше всех. Сорок лет боялся опоздать. Сорок лет бежал — от того утра, когда выбрал сон вместо прощания.

— Я не попрощался, — сказал он вслух. Впервые за сорок лет. — Он ушёл, а я спал.

— И ты решил, что больше никогда не опоздаешь.

Не вопрос. Констатация.

— Сорок лет ты бежишь от одного утра. Сорок лет пытаешься успеть — туда, куда успеть невозможно.

Артём молчал.

— Но то утро уже прошло, — продолжил старик. — Твой отец уже ушёл. Ты уже не попрощался. Это случилось. Это — было.

— И что мне делать?

— Возьми.

Часы были тёплыми.

— Они идут, — удивился Артём.

Тиканье — тихое, но настоящее. Единственное в комнате.

— Это единственные часы здесь, которые идут.

— Почему?

— Потому что они не считают время. Открой.

Артём нажал на кнопку. Крышка откинулась.

Циферблата не было.

Вместо него — зеркало. Маленькое, круглое, идеальное.

В зеркале отражалось его лицо.

— Единственный момент, который существует, — сказал старик. — Вот он. Смотрит на тебя.

---

Артём не знал, сколько просидел так — с открытыми часами, глядя в зеркало.

Он видел морщины, которых не замечал. Седину, которую игнорировал. Глаза — усталые, живые, свои.

Когда поднял голову, мастерская была другой. Нет — он видел её впервые. Свет из окна под потолком. Пылинки в луче. Запах дерева и масла. Тишина — не мёртвая, а ждущая. Как тишина перед музыкой.

— Вы можете починить отцовские часы?

Старик взял «Ракету». Несколько движений пинцетом.

Щелчок.

Часы пошли.

— Они не были сломаны. Просто ждали.

— Чего?

— Пока ты остановишься достаточно надолго, чтобы их услышать.

---

У двери Артём обернулся.

— Как вас зовут?

— Имена — это тоже время. «Был», «есть», «будет». Я — просто здесь.

— Я вернусь.

— Возможно.

— Вы будете здесь?

Старик посмотрел на него долгим взглядом.

— А я куда-то уходил?

---

На улице шёл дождь.

Артём не помнил, когда он начался. Когда входил — светило солнце. Но это не казалось странным. Ничто не казалось странным.

Он стоял под дождём и чувствовал каждую каплю. Отдельно. Как событие.

В кармане лежали часы с зеркалом. На запястье тикали отцовские, отставая на две минуты в сутки — как всегда.

Телефон вибрировал. Мир требовал его обратно.

Артём выключил телефон.

Потом поднял лицо к небу и позволил дождю стекать по щекам — как слезам, которые он не выплакал сорок лет назад.

---

*Через полгода он ушёл из компании.*

*Не уехал в горы. Не стал отшельником. Остался в городе. Начал делать часы — с нуля, медленно, без циферблатов. Только с зеркалами.*

*Когда спрашивали, зачем, отвечал:*

*— Это напоминание.*

*— О чём?*

*— О том, что время — это не то, что ты тратишь. Это то, чем ты являешься.*

---

*Его нашли в мастерской через много лет — неподвижного, с улыбкой.*

*На столе лежала «Ракета» с трещиной на стекле.*

*Часы шли.*

*Рядом — записка. Одно слово:*

*«Успел».*

---

Конец