Однажды в... СССР Книга 2 Глава 23

А Мишку в это время как раз везли в СИЗО — так называли зэки, да и простые люди, следственный изолятор, располагавшийся на окраине областного центра.                Петренко продолжал неторопливо «шить дело», опрашивая по второму разу свидетелей и потерпевших, и дожидаясь результатов назначенных им экспертиз. Раньше, чем через три недели, Мишка ему был не нужен.                Автозак въехал на территорию СИЗО. Мишку зарегистрировали и на двое суток сунули в карантинную камеру, где стояли нары из перекрещивающихся полос железа. Ни матрасов, ни подушек, ни одеял на них не наблюдалось. Хорошо, что Мишка был в мундире и шинели, которые ему принесли в ИВС из Дома культуры на второй день его заключения. А так бы замерз ночью.                Кроме него в камере торчал огромного роста и веса костистый мужик. На накаченном и татуированном теле у него кроме разорванной футболки ничего не было, а всклокоченные  рыжие волосы, торчали во все стороны.                «И как он тут ещё не задубел?! — подумал Мишка — в камере царил холод. Весь день мужик молчал, зато ночью, когда Мишку уже сморил сон, он устроил такое представление, что потомок самурая запомнил его надолго.                Примерно через час после отбоя Мишка, так и не сумевший заснуть, вдруг вздрогнул от звериного рыка рядом с собой. Открыв глаза, он увидел рыжего, стоявшего на четвереньках на соседних нарах, то опускавшего голову чуть ли не до пола, то поднимающего и закидывающего её вверх. И с каждым поднятием головы он то рычал, подражая льву, то орал так, как будто ему иголки под ногти загоняли.                «Он чокнутый или косит под него?» — подумал Сайтоев.                — Эй, мужик! — поймав короткое затишье, крикнул Мишка, приподнявшись на нарах. — Поспать дашь?                Ни слова не говоря, «чокнутый» повернулся к Мишке, оглядел его и вдруг:                — Загрызу! — Заорал он. — Загрызу обезьяну!                И прямо с нар, как леопард со скалы, прыгнул на Мишу, растопырив пальцы рук, как орлиные когти.                Отклонившись чуть в сторону, Мишка с размаху пнул его ногой в бок так, что тот отлетел, грузно шлёпнувшись о цементный пол. Но тут же вскочил и со слезами в голосе заскулил:                — Не сметь! Я на вас буду жаловаться! В Организацию Объединённых Наций! Совсем распустились, либералы!                Мишка обалдело смотрел на это чучело, осознавая, что спать ему сегодня не придётся. Он умиротворённо поднял обе руки:                — Всё хорошо, мужик. Всё, успокойся… Ложись уже, поспи. И я посплю… — хотя осознавал, что при неугасающем ни на минуту свете, заснуть будет проблематично.                Мужик закрыл лицо руками, плечи его тряслись. Но когда Мишка подошёл к нему и положил на плечо руку, тот неожиданно сгрёб его в охапку и стал душить.                В таких гранитных объятиях Мишка ещё не бывал. В глазах потемнело. Он ухватился за руки душителя, хотел их оторвать от горла — бесполезно — железные клещи. Собрав все силы, он подпрыгнул, пронзив коленом пах безумного. И тут смертоносные клещи разжались враз.                Отлепившийся от душителя потомок самурая, провёл молниеносную серию ударов в голову и корпус. Но рыжий даже с места не сдвинулся, хотя и зашатался. И тогда Мишка с разворота один за другим нанёс ему два хлёстких удара ногой в голову, сваливших, наконец, амбала на пол.                Стоя над ним, Мишка приготовился к очередным сюрпризам, но в это время с лязгом отворилась дверь, и в камеру ворвался контролёр — высокий худощавый лет тридцати пяти мужчина с одним полуприкрытым глазом, придававшим его лицу угрожающе-мрачное выражение, и с резиновой дубинкой в руках.                В тот же миг рыжий чудик взметнулся на ноги, упал на нары, свернулся калачиком и издал чудовищный храп. Подошедший охранник остановился, поднял дубинку и что есть силы перетянул ею спину рыжего. Раз и второй.                — Ты, Шизик! Ещё раз услышу шум, забью, как мамонта. Понял?!                — Так точно, товарищ генерал, — сквозь слёзы выдохнул Мишкин сосед. — Так точно! Я уже сплю.                Контролёр удалился. Мишка сидел на железных полосах, впивавшихся в тело, отходил от схватки с «Железным дровосеком» и понимал, что больше не уснёт.                «Добро пожаловать в тюрьму! — Подумал он. — Добро пожаловать! Хорошее начало. И сколько же таких зверей ждут меня в общих камерах? Не сосчитать. Что ж, пусть лучше ждут меня, чем Яна. Закалка всё же разная у нас. Хотя…  дылду на танцах уложил он классно. Жаль только, что насмерть... Теперь статья мне на червонец. С другой стороны… а если бы промахнулся, так тот бы замочил его кастетом. И так засада, и так засада. Ладно, Янчик. Лишь бы ты был жив! А я-то выживу. Как говорил когда-то Саня Волков: «И в тюрьме люди живут… И нет такого срока, который бы не заканчивался. Слава Богу, у нас не Америка, пожизненного не дают».                Так Мишка просидел и пролежал почти всю ночь, не обращая более внимания теперь уже на настоящий и негромкий храп уснувшего соседа. Под утро задремал, а проснувшись, рыжего не обнаружил и следующие сутки куковал в одиночестве.                Чтобы согреться и не зачахнуть от безделья, он устроил себе нагрузочку: прыжки, приседания, отжимания, бой с тенью: руки-ноги-руки.                Заглянувший после завтрака контролёр, от чьего внимания явно не ускользнули ни Мишкин ночной бой, ни Мишкина разминка, с уважением пробасил:                — Ну и спектакль! Слышь, солдат, тебя, что, в армии так научили? Небось в спецназе оттрубил по полной? Хотя… по петлицам не скажешь. — Засомневался служивый.                — Так это для прикрытия петлицы. Секретные войска. Спецназ… — чтоб не нарваться на дальнейшие расспросы, в тон ему согласился Мишка.                Контролёр вынул из кармана румяное яблоко, вытер его о шинель и неожиданно бросил Мишке:                — Витаминчики! Не помешают. — Он вышел в коридор, посмотрел направо-налево и, вернувшись в камеру, скинул шинель.                — Ты сам откуда?                — Из Кремня…                — Ну, значит, землячок! А можешь показать мне парочку приёмов. Только по-быстрому, проверка через час.                Минут через сорок, весь мокрый от пота, но чрезвычайно довольный собой (Мишка специально пропустил пару ударов, показанных им контролёру), тот выскользнул из камеры и, захлопнув за собой дверь, открыл «форточку» посередине двери и бросил Мишке:                — Благодарю, Спецназ! Замолвлю за тебя словечко в камеру, куда тебя отправят завтра. Не боись! По-правильному встретят! Смотри, единственное что, прописку я не отменю. Если бросят тебе веник и предложат сыграть на нём, назад им кинь и скажи: «Струны настрой!» А если предложат сыграть на батарее отопления, скажи: «Раздвинь меха». Запомнил? Да, кстати, я на корпусе тут старший. Если что будет надо, ну там на волю передать чего-нибудь, или с воли… позовёшь через любого контролёра. Скажешь, с Циклопом перебазарить надо. — Форточка захлопнулась.                Как будто лучик солнца блеснул в унылой тьме: «Значит и тут есть люди, кому не чужда благодарность. — Подумал Мишка. — А, значит, таки, правда, проживём».    
                XI               
На следующий день, получив в каптёрке жиденький приятного  цвета засохшей грязи матрас, такой же толщины подушку, одеяло времен Первой мировой войны и подобие вафельного полотенца, Мишка не спеша топал за пухлым и лоснящимся, как пончик, вертухаем по коридору тюрьмы.                — Циклоп тебя в двенадцатую определил, — вдруг кинул через плечо контролёр. — Смотри… там тебе точно скучно не будет, — с кривой улыбкой проговорил он. — Прописочку пройдёшь по полной! Не каждый хохол выдержит, а для киргиза или кто ты там ещё, казах или узбек — так точно лучше сразу в гроб! — Оптимистично и по-доброму напутствовал толстяк, открывая дверь в общую камеру.                Мишка вошёл в большую комнату с нарами в два ряда и заляпанными штукатуркой стенами и увидел человек двадцать сидельцев, чьи взгляды мгновенно обратились на него. Справа в углу виднелась дыра туалета, и неподалеку от неё прямо на полу у стены сидело трое пацанов: двое худые, как скелеты, один потолще, но все в таких замызганных и грязных обносках, что Мишка сразу понял: «петухи». Опущенные бедолаги, о которых не раз он слышал от компашки Сани Волкова.                За обеденным деревянным столом сидело четверо здоровенных парней во главе с небольшого роста, худощавым и абсолютно седым мужичком, одетым в красивый белоснежный свитер и тёплые треники «Адидас». Перед ними лежали костяшки домино и доска для игры в нарды.                Остальные зэки сидели кто-где на своих нарах.                «Здорово!» — буркнул Мишка. И не успел никто сказать ни слова, как подхватившийся с ближних к выходу нар черноволосый шустрый паренёк протянул Мишке облезлый веник:                — Здоров! Сыграешь нам?                «Как же мне повезло с Циклопом… — подумал Мишка, перекладывая свою ношу в левую руку и, на всякий случай, освобождая правую. — Не знал бы ответ, уже пошло бы месиво. И сколько их на меня бы навалилось — вопрос!»                Увидев, что правая рука у Мишки освободилась, парень попытался всунуть в неё свой веник. И тут произошло неожиданное.                Вспомнив деда и его науку, Мишка вонзил в черноволосого мгновенно сконцентрированный и полный неземной злобы взгляд своих рысьих глаз, не только режущий любое сопротивление ему, но и превращающий человеческое тело в безвольную тряпку. И на глазах у всех, парень вдруг выронил веник, попробовал отпрянуть назад, но ноги настолько обмякли, что сделав пару шагов, он шлёпнулся на задницу и громко ойкнул от боли.                Сначала мужичок в свитере, затем его четвёрка качков, а с ними и вся камера зашлись громким гоготом. А когда он утих, Мишка, подошёл к упавшему и, как учил Циклоп, произнёс:                — Струны настрой! — и ногой подвинул к неудачнику упавший веник.                Послышался одобрительный гул, а затем неожиданно низкий голос худощавого мужичка:                — Или сюда, Спецназ! Прописочку прошёл, всё правильно. Кидай вещи… —  Он показал на верхнее свободное место на третьих от угла нарах.  — А сам подгребай к нам, перекусим, чем Бог послал.                И опять приглушённый гул, как ветерок пронёсся по камере — такого ещё не бывало, чтоб новичка, да ещё и азиата, позвали разделить трапезу с Первой семьёй в хате. Да и не абы кто, а сам авторитет позвал.                Мишка присел за стол, на котором уже красовались на постеленной вощённой бумаге колбаса, чеснок, лук и белый хлеб.                — Я — Седой, — представился мужик в белом свитере. — Это — Штырь, — указал он на высокого белобрысого парня.                — А это Босяк, — широкоплечий, с красным, как помидор, лицом и кулаками каждый, как пудовая гиря, сидевший рядом с ним парень лет двадцати пяти, внимательно, но без враждебности, посмотрел на Мишку и кивнул.                — Это Валет и Кацо, — продолжил представление Седой, — кивнув на симпатичного худощавого с руками в наколках русого парня, игравшего в нарды со смуглым, кавказского вида партнёром.                — Все четверо — Первая семья в хате.                — А это, — с усмешкой кивнул Седой на Мишку, — Спецназ. Циклоп вчера мне за него прикалывал. Он только с армии пришёл и на танцульках в свалке одного замочил, а другому устроил на глаз меньше. Да, и рыжего Шизика позавчера на части разобрал. А Шизик бугай ещё тот, я с ним на пересылке в одной хате был. При мне двоих, шутя, так покалечил, что на больничку увезли с концами.                Все головы повернулись к Мишке. Теперь в глазах качков сквозил неподдельный интерес. Они прикидывали, как же это Мишка — ни роста, ни веса — с таким громилой справился.                — Так ты… это…— Седой посмотрел на Мишку, — моих ребят… своим приёмчикам научишь? Им сроки светят не по пару лет, и там твоя наука пригодится. И хавать будешь с ними. Короче, падаешь в эту семью.                У Мишки даже дух перехватило. От Сани Волкова он слышал, что и в тюрьме, и в зоне зэки живут семьями, объединяясь, чтобы легче было выжить.                В семье всё делят: мысли, чувства, передачи с воли и что в неволе повезёт достать. В семье стоят и в драке друг за друга, и перед зэками, да и перед ментами.                «И вот меня, ещё и без минуты в хате, уже зовут в семью!  В Первую семью!» — Ликующая радость охватила Мишку и отразилась на его лице. Так что повторять Седому не пришлось.                Штырь быстрыми уверенными движениями заточенным черенком ложки порезал хлеб, колбасу и лук, пока Босяк чеснок почистил. Парни с жадностью накинулись на еду, но Мишка не спешил. Он подождал, пока Седой положит колбасу на хлеб и откусит первый кусок, и только потом сделал то же самое. И это не укрылось от взгляда Седого, чуть прикрывшего веки в знак одобрения.                «Ох и как же пригодилась мне наука Сани Волкова, — подумал Мишка, — и не раз ещё пригодится...»
                ————————————               

                Продолжение в Главе 24