Музыка и танец войны

 Знаю, тебе больно, когда я вспоминаю грохот танков, шум канонады и рев бомбардировщиков.
      Тихий плач стариков, крик младенцев, ком в горле мужчин, безумно любящих свои семьи, но вынужденных  уйти на войну. Женщины, кусающие губы, которые не могут себе позволить  остановить мужей. Не принято в нашем обществе показывать чистоту своих отношений. И проявлять слабость на людях.
      Помнишь мою подругу Асират? В тот день, когда нас бомбили, ее девятнадцатилетняя дочь оказалась рядом с матерью.  Студентка одного из Московских Вузов приехала за мамой в город, который уже лежал в руинах. Я вышла из подвала и увидела, как Мединат держит истекающую кровью смертельно раненую мать. Тихо плачет кровавыми слезами, разглаживая единственную морщину на белоснежном лице матери, приговаривая:
"Мамочка, как же так случилось, что я не успела увидеть эту твою морщину? Она появилась в тот день, когда ты отпустила меня в чужой город? А может в тот день, когда  сказала, что влюбилась и мне сделали предложение? А может в тот день, когда папа женился, мечтая о сыне? А может в тот день, когда между нами потерялась связь из-за этой войны? Мам, родненькая, ты такая красивая. Я повяжу твою голову зеленой лентой. Только ты меня жди. Обязательно жди".
      Я едва дотронулась до плеча девушки, когда она, не поворачиваясь ко мне, попросила:  Поправьте маме ноги. Она как-то некрасиво лежит. Оттяните подол ее платья и прикройте колено".
      Когда я вернулась с соседом, то нашла убитой и Мединат. Какой-то снайпер сделал очередную насечку на своем орудии убийств. Мое орудие- перо и тетрадь. И меня учили методике преподавания иностранных языков. Мединат мечтала лечить детей. Асират пекла самые вкусные пирожные и торты. А снайпер учился стрелять. Наверное, он тоже был старательным учеником.
      Знаю, родной, ты видел тысячи смертей. Ты видел детей, на глазах которых погибали родители. Ты видел сотни матерей, которые ничем не могли накормить голодных детей. Десятки тысяч искалеченных, изуродованных двумя войнами. Слышал, как гудела земля, призывая в свидетели небо. Видел Солнце и Луну, оплакивающих праведников и грешников, трупы которых съедали собаки...
     Грязный мат. Окрики. Выстрелы. Аресты. Страх перед надвигающейся ночью, когда  к тебе постучат пьяные вооруженные в масках люди. Хорошо, если отберут последние копейки. А когда они требуют от тебя признать себя виноватой в желании жить? Как им объяснить, что ты у себя дома? Как им объяснить, что ты не боишься смерти?   
      Эта старая  беззубая кляча не разбирала нас по возрасту, полу, вероисповеданию, языку и состоянию здоровья. Она забирала  крепких, новорожденных, больных, глухих и немых. Почему она оставила восьмидесятилетнего деда Идриса? Заглянула к нему шальной пулей, пробила правое предплечье, оторвала левое ухо, лишила правой ступни, свалила от сердечного приступа, дважды истоптала микрон-инсультами, забрала его внуков и единственного сына, и оставила сидеть на завалинке разрушенного дома. Ослепшая от соленых слез Рамина, трясущей рукой подает ему трость и помогает встать. Он делает всего несколько шагов и ждет, когда его старуха, поможет ему сделать еще несколько шагов до убитого войной сада, которому он отдал шестьдесят лет своей жизни...

 Отрывок из повести "В моей крови бунт предков"