Витки одной спирали 8

Но, надо сказать, когда председательствующий предоставил Хаусу слово для доклада, я от его галстука отвлёкся. Не то, чтобы мой бывший босс такой уж непревзойдённый оратор, но всё-таки слушать его всегда интересно. В основном из-за бесконечного каскада метафор и из-за сарказма, которым он умудряется приправлять даже самые научные доклады.
Так что я стал слушать и, более того, вникать в то, что он говорил. Хотя и за аудиторией успевал следить, поэтому заметил, как по-разному его слушали остальные. Например, Форман забыл про своё раздражение, ему было интересно. Уилсон опустил голову и почему-то улыбался, парень из "Истбрук фармасьютиклз" шевелил губами, заведя глаза - не иначе, подсчитывал будущие барыши. Один из экспертов, совсем старый, по-моему, и вовсе спал. Почему-то не было ни Роба, ни Грега Уилсона, что меня немного удивило. Амбулатория-амбулаторией, но послушать доклад отца Роб должен был прийти. Однако же его не было, а Хаус докладывал сжато и уже подбирался к заключению.
Вот тут они и появились. Оба. Проскользнули в задний ряд и уселись, чинно сложив руки на коленях, как примерные школьники. Мне эта чинность не понравилась, и я задумался было над тем, что бы она значила, но тут Хаус закончил, и слово взял один из экспертов.
Понятно было, на что они станут упирать: слишком маленькая выборка для признания достоверности результатов эксперимента.
- Вы не одобряете испытания препарата на людях, потому что он недостаточно испытан на людях? - невинно уточнил Хаус, но оппонент себя сбить не дал:
- Сейчас мы ведём речь об одобрении не испытаний, а рекомендаций. За испытания, в конце концов, платят испытуемому, и он сознательно идёт на риск ради заработка. А за одобренный препарат платить должен будет тот, кто даже не будет знать, что он испытуемый. Проще говоря, лабораторная крыса вашего, доктор Хаус, вивария, которая  даже не осведомлена будет о своей подопытной роли. Это недопустимо.
Уилсон поднял брови, снова сделавшиеся у него густыми после инъекций «джи-эйч» и на грани слышимости хмыкнул. Хмыкнул исключительно для Хауса, и тот оценил - зябко передёрнул плечами и зыркнул на Формана. Форман – тоже едва заметно – осуждающе покачал головой и приложил палец к губам..
А я вспомнил "бисекседрин","рогоносол" и "коленкостёртодокостин" и подумал вдруг, что никого из мишеней той хаусовской шутки уже нет в живых. Не самая позитивная мысль. А если бы профессору Таубу ввести "джи-эйч"ещё до того, как его сердечная недостаточность окончательно задушила его? Или если бы Тринадцать получила этот укол, лёжа в реанимации на жизнеобеспечении двадцать два года назад в качестве беспрецедентного инкубатора? Невольно посмотрел на того, ради кого этот инкубатор был выстрадан всем отделением. Уилсон-джуниор по-прежнему сидел примерным мальчиком на уроке, только губы кусал.
Мне показалось, что и доктор Уилсон подумал сейчас о том же самом - такое уж стало выражение его лица. И с этим выражением лица он и поднялся - протез едва слышно пристукнул голеностопным соединением. Качественный протез, дорогой, гибкий, позволяющий сгибать этот самый голеностоп и выполняющий рессорную функцию при ходьбе. Я мог тоже немножко им гордиться, потому что культю под него некогда формировал я, и сформировал оптимально.
- Я буду говорить сейчас с двоякой позиции, - предупредил Уилсон. - Не только, как наблюдатель и участник исследования, но и как, с вашего позволения, подопытный кролик. А начну с того, что мне за семьдесят. Вы мне столько дадите? - и он оглядел аудиторию с такой самодовольной и победоносной улыбкой, что я чуть не рассмеялся. В самом деле, на семьдесят с хвостом он не выглядел. И прежде всего "джи-эйч" восстановил его волосы - редкие, седые и ломкие после нескольких курсов химиотерапии, они снова сделались теперь тёмно-каштановыми, разве что с легчайшим налётом изморози на висках и в пряди надо лбом. Кожа была гладкой, с минимумом морщин, позвоночник прямой, и даже белки глаз после курса чудо-препарата Хауса очистились от избытка сосудов, а хрусталики - от мутной катарактальной дымки . Шестьдесят два- шестьдесят три ему ещё туда-сюда можно было бы дать. С натяжкой.
- Но мы же не о косметическом эффекте говорим, - с лёгким презрением заметил представитель фармкомпании.
- Я тоже говорю не о косметике, - кивнул Уилсон и щёлкнул пультом управления, с самого начала бывшим у него в руке, выводя на экран снимок.
Я эту рентгенограмму знал, как облупленную: головной мозг, грубо выкушенный кровоизлиянием, зияющая полость в половину полушария, детрит вместо стройности извилин.
Это был заход с козырей.
- Взгляните на снимок, - сказал Уилсон. - Что можете сказать о прогнозе человека с таким вот поражением мозга?
Аудитория разделилась на два лагеря - тех, кто знал этот снимок, и тех, кто видел его впервые. Первые зашушукались между собой, вторые зависли в недоумении.
- Ну, смелее, смелее с прогнозами, - подстегнул Уилсон, улыбаясь, как экзаменатор, старающийся вытянуть нерадивого студента хотя бы на троечку.
- Труп, - сказал с места парень из компании.
«Ишь ты, кое-что соображает в медицине», - уважительно отметил я. Эксперты были осторожнее.
- Вегетативное состояние… - с сомнением проговорил тот, что помоложе, и сомнение было не в пользу хорошего.
- Тот же пациент после введения экспериментального препарата, - объявил Уилсон и переменил кадр. Здесь полость уже была организована, что исключало диагноз «труп», и спрогнозировавший вегетативное состояние приободрился.
- Ну, - проговорил проснувшийся для такого случая пожилой эксперт, - благотворное влияние препарата несомненно, он позволил сохранить жизнь при такой бесперспективной патологии, но это ещё не…
- Это мои снимки, - перебил Уилсон.
Тишина, упавшая на зал, показалась мне чем-то вроде внезапной осыпи песка, закрывшего уши плотной толщей. Первые замолчали в предвкушении, вторые – от шока.
- Что, простите? – старичок приставил ладонь к уху, явно надеясь, что ослышался или что Уилсон просто имел в виду, что он – владелец снимков этого несчастного.
- Это – мой головной мозг, - уточнил Уилсон. – До и после введения экспериментального препарата. Как видите, я не в вегетативном состоянии, и я только что получил большинство белых шаров на защите своей диссертации. Не хвастовства ради упоминаю об этом, а лишь в доказательство эффективности и, главное, необходимости широкого применения препарата, условно именуемого «джи-эйч», о котором нам сейчас только что рассказал его автор, - и он повёл рукой в сторону Хауса, как конферансье на сцене.
Я решил, что пора внести свою лепту, и начал аплодировать. Мои аплодисменты тут же подхватили, Уилсон всплеснул руками, словно говоря: «Ну, вот видите, иначе и быть не могло» - и сел.
Не думал, что он воспользуется этим аргументом – с такой болезненностью он всё это время относился ко всей своей истории болезни, не позволяя даже упоминать, но, видимо, справедливо бытующее среди некоторых мнение о том, что Уилсон - манипулятор похлеще Хауса. Когда нужно, он ни перед чем не остановится, а будет переть, как танк, отстреливаясь из всех орудий. И аргумент выбрал убойный, меня самого от его сканограмм до сих пор оторопь берёт и хочется, как в мультфильмах воскресной школы, бухнуться перед Хаусом на колени и вопить: «Чудо! Чудо!».
Похоже, членам комиссии тоже захотелось, и если они этого не сделали, то лишь потому, что оставались у них сомнения, а не разводят ли их. Но на этот случай у Хауса найдутся и другие медкарты.
Задвигались, зашуршали, заскребли ножками стульев об пол, запереговаривались – заседание кончилось. Вердикт они вынесут не сразу, ещё походят, посмотрят, понюхают, но куда Уилсон качнул сейчас чашу, сомневаться не приходилось.
Хауса они утащили за собой, Форман сам пристроился в арьегард, по дороге одобрительно хлопнув Уилсона по плечу, и зал почти опустел. Уилсон остался. Складывал свои бумаги, не поднимая глаз. Кажется, ни словом из них он не воспользовался, но спонтанным его выступление всё-таки не было – приготовил же снимки. Значит, просто тянул до последнего, не решаясь. Но решился.
- Побоялся, что его посадят за старичков? – прямо спросил я. – Вывернулся наизнанку? А он, конечно, всё это заранее просчитал…
- Если я сам не был уверен, - тихо проговорил Уилсон, не поднимая глаз от своих листков, - то как мог быть уверен он?
- А вот так, - сказал я многозначительно. И пришло время поглядеть на юное поколение. Юное поколение поднялось и двинулось ко мне, сокрушённо вобрав голову в плечи.
- Что случилось? – ахнул я, сразу сообразив, что руки по-школьному на коленях они складывали не просто так.
- У нас проблема, доктор Чейз, - мрачно сказал Роберт – и протянул мне синюю папку истории болезни. А я и не заметил, что она у него в руках.