О Сталине

Fata Morgana

«Он не ждал революцию — он строил её в камере»
Повесть по документам, свидетельствам и словам тех, кто был рядом

«Потому что решётка — не граница. Это рамка. А в рамку ставят портрет».
— Пётр Ацарков, меньшевик, 1928 г.

Он не кричал лозунги в лицо надзирателям. Не бросался на штыки. Не писал воззваний на стенах.
Он делал то, что казалось невозможным: строил будущее — в тюрьме.
Каждая камера — не место пленения, а ячейка партии.
Каждая ссылка — не изгнание, а *полигон для будущего.
Каждый побег — не бегство, а возвращение на фронт справедливости.

Это — не миф. Это — записано в журналах, рапортах, письмах, воспоминаниях.
Вот — как это было.

---

I. Батум. 1902. Первая камера — первый урок

Весной 1902 года, после митинга у Батумского завода, двадцатитрёхлетнего Иосифа Джугашвили посадили в камеру № 7.
Пятнадцать квадратных метров. Пятнадцать пар глаз. И — один, кто сразу понял: здесь тоже можно действовать.

Рапорт начальника тюрьмы — сухой, официальный, но полный тревоги:

;«14 апреля 1902 г. — Джугашвили Иосиф Виссарионович, 23 лет, мещанин города Гори Тифлисской губернии, арестован по делу о произведённой 25 марта сего года в г. Батуме на собрании рабочих Батумского завода агитации с призывом к вооружённому восстанию против существующего строя и к ограблению Кавказского банка…
Отмечен начальником тюрьмы за следующие нарушения режима:
— отказ от участия в церковной службе 18 апреля;
— самовольное составление и расклейку в камере листка “К заключённым!” (изъят при обыске 20 апреля, экземпляр № 8 в деле);
— организация отказа от уборки камеры до предоставления мыла и щёток, что повлекло за собой трёхдневное лишение прогулки…
29 апреля — подано прошение на имя директора тюрьмы следующего содержания:
“Прошу разрешить получать книги по экономике и философии для поддержания умственной деятельности. Без умственной пищи физическая порча неизбежна. Джугашвили”…
Решено: разрешить получение двух книг в месяц под предварительной цензурой начальника тюрьмы».

Он не просил хлеба. Он просил мысли.
И — получил.

Когда в камеру подселили провокатора охранки Качахидзе, Джугашвили не стал жаловаться. Он собрал заключённых и — по фактам — разоблачил агента.
Михаил Кёнигсберг, соратник по Батумскому комитету, вспоминал:

;«Джугашвили сразу занял ведущую роль в нашей камере. Когда в неё подселили провокатора из охранки — некоего Качахидзе — Иосиф устроил ему “допрос”. Не пыткой, но — давлением. Собрал всех, построил обвинение по фактам: где он бывал до ареста, с кем встречался, какие вопросы задавал. Заставил признаться при всех, что работает на Тифлисское охранное отделение. Через два дня Качахидзе перевели в одиночку — боялись бунта. Иосиф не кричал, не угрожал. Просто смотрел. И этого было достаточно. Позже, в пересылке, один надзиратель сказал мне: “Ваш Джугашвили — не зэк, а прокурор в арестантской робе”».

А в рапорте жандармского отдела — тревожная запись:

;«Джугашвили, несмотря на молодость, оказывает сильное влияние на остальных арестованных… 1 мая сего года в камере производилось чтение стихотворения собственного сочинения, в коем говорилось: “Мы в тюрьме — но цепи рвутся. Царь в дворце — но трон трещит. Ночь глуха, но заря близка — и первым лучом — наш клич”…
Приняты меры усиления надзора: переведён в камеру № 3 (одиночное заключение). Однако и там продолжает переписку с соседями посредством постукивания по стене азбукой Морзе…»

Он писал стихи не для славы — для связи.
И даже за стеной — находил способ говорить.

---

II. Допрос. Не признание — объяснение

На следствии его не сломили. Не запугали. Он отвечал — не как обвиняемый, а как учитель.

Протокол допроса по делу № 5672, 10 июня 1902 г.:

;Следователь г. Смирнов: — Вы признаёте участие в собрании у фабрики Манташева 25 марта, где призывали к нападению на банк?
Обвиняемый Джугашвили И. В.: — Я призывал к ознакомлению с действительностью. Если банк существует для грабежа народа, то его действия — тоже нападение.
Следователь: — Кто руководил нападением?
Джугашвили: — Руководила бедность. Я лишь объяснял, что делать, когда она говорит.
Следователь: — Что значит “говорит”?
Джугашвили: — Когда живот болит — человек стонет. Когда народ голодает — он бьёт. Это не преступление. Это физиология.
Записано верно. Подпись: И. Джугашвили».

Он не оправдывался. Он *объяснял справедливость.

---

III. Кутаиси. Зима 1904. Экзамен в камере

В Кутаисской тюрьме, вдвоём с Александром Цюрупой, он проводил не время — уроки.

;«В Кутаисской тюрьме, зимой 1904 года, мы сидели вдвоём в камере № 4. Один раз я сказал, что анархисты иногда правы в тактике — мол, когда государство применяет террор, ответный террор оправдан. Джугашвили молча достал из-под нар рукописную копию “Государства и революции” — Ленин тогда ещё не опубликовал её, но текст ходил по кружкам. Он прочёл отрывок о диктатуре пролетариата, положил книгу на стол и спросил:
— Теперь ты понял, почему ты ошибаешься?
Я начал возражать. Он перебил:
— Не спорь. Подумай. У тебя есть сутки.
И отвернулся к окну. Это был не спор — это был экзамен. А на следующий день я сам подошёл и сказал: “Ты прав. Тактика анархистов — авантюра. Партия должна быть единым кулаком”. Он кивнул и больше не возвращался к теме».
— А. Д. Цюрупа, «Воспоминания о революционных годах»

Он не требовал веры. Он требовал понимания.

---

IV. Сольвычегодск. Письмо жены: «Свобода — иллюзия»

В ссылке — не сломлен. Не уныл. Работал.

Екатерина Сванидзе, приехав к нему в 1910 году, писала сестре:

;«Дорогая Сулу,
Приехала в Сольвычегодск 28 декабря. Иосиф живёт в избе на окраине, с Шаумяном и одним эсером — К., но с ним почти не говорит. Здоровье его крепкое, хотя худеет. Читает Гегеля по-немецки и учит этого языка Шаумяна — у них уже целая библиотека из 40 книг, всё контрабандой, через почтаря.
Вчера спросила: “Тебе тяжело?”
Он ответил: «Свобода — иллюзия. Настоящая работа начинается там, где тебя заперли».
Сегодня он велел мне переписать список книг для отправки в Тифлис — хочет, чтобы их раздали рабочим кружкам. Пишет статью о национальном вопросе. Говорит, скоро всё изменится.
Целую. Като».

Эти слова — не философия. Это — программа действий.

---

V. Туруханский край. Мороз ;60°C — и всё равно — работа

В Курейке, в бескрайней тайге, где морозы доходили до ;60°C, он не отступил.
Он читал «Капитал». Учил грамоте. Вёл переписку.

Дмитрий Куна, ссыльный-латыш, писал:

;«Зимой 1914 года морозы в Курейке достигали минус шестидесяти градусов по Цельсию. Многие ссыльные впали в апатию — спали по 16 часов, играли в карты, пили самогон из ягод. Сталин вёл утренние занятия: каждый день — по главе из “Капитала”, по очереди.
Когда Кржижановский-младший отказался читать, сославшись на зубную боль, Сталин сказал:
— Боль — это классовый враг. Победи её.
И заставил читать вслух, стоя у печки. Голос дрожал, зубы стучали — но читал. Через неделю он действительно перестал жаловаться. Потом признался: «Он не лечил меня. Он заставил меня забыть».
Сталин ни разу не сказал “товарищ”. Говорил: «Ты». Но в этом “ты” было больше требований, чем в десяти лозунгах».

А управляющий краем доносил в губернию — с тревогой и уважением:

;«Ссыльный Джугашвили И. В., проживающий в деревне Курейка Енисейской губернии, продолжает политическую деятельность, несмотря на строгий надзор…
Также замечено, что Джугашвили обучает грамоте местных детей эвенков — якобы “для молитв”, однако в тетрадях обнаружены фразы, написанные детьми под диктовку: “рабочий”, “земля для крестьян”, “долой царя”…
При обыске 25 февраля изъято:
— карта железных дорог Европейской России с пометками красным карандашом…
— переписка с неустановленным лицом в Томске…
— черновик статьи “К вопросу о тактике в эпоху реакции”…
Опасаюсь побега: он изучает карты и ведёт переписку с неустановленными лицами через приезжих рыбаков и охотников».

Но он не только учил взрослых — он говорил и с народом, забытым империей.

Нимак Ногоев, эвенк-охотник, рассказывал в 1956 году:

;«Был такой ссыльный — Сосо. Молчаливый. Но умный. Пришёл к нам в стойбище зимой 1914-го — нога замёрзла, хромал. Мы его отогрели. Он остался на месяц. Учил нас считать налоги в рублях и копейках, чтобы чиновники не обманывали — раньше считали только на пальцах и камнях. Подарил мне книгу с картинками — “История русского крестьянина”, в синей обложке. Я её до сих пор храню…
Однажды спросил: — Вы знаете, кто вы?
Мы ответили: — Тунгусы.
Он сказал: — Нет. Вы — первый народ. Вы здесь жили, когда Москва была болотом. Вы должны править собой. Не царь. Не губернатор. Вы.
Потом ушёл…»

Он не проповедовал революцию сверху. Он возвращал достоинство — снизу.

---

VI. Побег — как акт веры

В 1912 году — побег из Нарымской ссылки.
Не хаос. Не отчаяние.
План. Дисциплина. Доверие.

Иннокентий Сокольников, участник, писал:

«Побег из Нарымской ссылки в сентябре 1912 года был делом без преувеличения военным. План разработал Джугашвили. Этапы:
> 1. Подкуп почтальона — 20 рублей за молчание…
> 2. Кража трёх лошадей…
> 3. Переход через Обь по льдинам — в 3 ночи, в туман…
Когда один из ссыльных — Орехов — начал паниковать на льду (“Течением унесёт!”), Джугашвили просто сказал:
— Оставайся. Мы — идём.
И пошёл первым. Никто не отстал.
Он не был храбрым — он был уверенным. Это важнее».

А в Новочеркасской тюрьме — новый арест.
Но и там — не капитуляция.

Журнал внутреннего распорядка, ноябрь 1908 г.:

;«17 ноября — при обыске обнаружена в камере записка на грузинском языке, приклеенная к полу под нарами. Перевод: “Ночь не вечна. Помните Царицыно, 1905. Там проиграли — здесь выиграем”…
21 ноября — побег… подкуплен надзиратель Троян Ф. И. за 35 руб… Джугашвили и ещё двое ссыльных выведены через служебный ход в 22:15. Одежда — женские платки и пальто».

А вот — что сказал сам надзиратель Троян на следствии:

;«…Джугашвили подошёл ко мне в коридоре и сказал: «Ты не предаёшь царя — ты возвращаешь человека народу». Я ответил: “Мне жалованья не хватает…”. Он протянул 35 рублей и добавил: «Это не подкуп. Это за то, что ты веришь в справедливость». Мне стало стыдно… отдал ключи… Когда увидел его глаза — понял: он знал, что я скажу “да”».

Он не покупал молчание. Он *пробуждал совесть.

---

VII. Последнее — взгляд. Не имя. Не титул. — Взгляд.

В Новочеркасской тюрьме в 1912 году надзиратель П. Воронин записал в рапорте:

;«Арестованный Джугашвили Иосиф Виссарионович: рост малый, хромает на левую ногу, глаза серые — пронзительные…
Когда следователь спросил: “Вы большевик?”— ответил:
“Я — рабочий. Партия — это организация рабочих. Вывод сделайте сами”».

Он не называл себя вождём. Не требовал титулов.
Он говорил: я — рабочий.
И этого было — достаточно.

---

Эпилог. Не легенда — документ

«Ленин в ссылке писал брошюры. Троцкий — ругал царя и ждал революции.
А Сталин — строил партию. Даже в тюрьме».
— Пётр Ацарков, 1928 г.

Эти годы — не антураж. Не “революционный стаж” для биографии.
Это — десять лет жизни, отданные борьбе за то, чтобы человек не был машиной, не был номером, не был тенью за решёткой.

Он не искал мученичества.
Он искал справедливости — и находил её даже там, где её, казалось, не могло быть.

«Тюрьма — лучшая школа партийной работы. Там учишься отличать друга от врага, слово от дела, мысль от фразы».
— Сталин, в беседе с М. А. Шолоховым (по свидетельству писателя)