Не руби дрова посреди двора!

Такого грозового лета Кузьмич на своём веку не припомнит!
Бывалочи, так бабахнет, что стаканы в комоде псалмы поют, а лампочка Ильича мигнёт на прощание пару раз и погаснет до самого утра. Ждал-пождал Кузьмич хорошей погоды и не на шутку осерчал на Небесную канцелярию!
- Поди-ка объясни начальству из райцентра, по какому такому праву он, Егор Кузьмич Лазарев, председатель колхоза «Авангард», затягивает с уборкой урожая и заготовкой дров? Но Кузьмич тоже не лыком шит! На последнем партсобрании рубанул воздух ребром ладони, как шашкой казацкой, и послал всех туда, куда Макар телят не гонял.
- Супротив Природы не попрёшь! И так делаю всё, что могу.
Глава райкома скривился, но промолчал – Кузьмича и уважали, и побаивались. Невысокого росточка, худой, как мальчишка, имел он железную хозяйскую хватку, неуёмный нрав и недюжинное упрямство.

Кузьмич выглянул в окно: мелкий, словно просеянный через сито, дождь зарядил с самого утра. Заправив брюки в кирзовые сапоги, старательно обходя лужи и кроя всех «по матери», Кузьмич бодро шагал в правление колхоза. Зоотехник Груня, наливная, как «молодильное яблочко», догнала его подле Сельпо:
- Доброго утречка, Кузьмич!
- Где же доброе? С утра вот опять шпарит.
- Не переживайте, погода скоро наладится.
- Откуда знаешь? Сорока на хвосте принесла?
- Зачем сорока? Паук в хате с утра паутину плетёт. А коли так, скоро распогодится - примета такая есть.
- Вот бы твои слова да Богу в уши.
- Увидишь, Егор Кузьмич, так и будет.
- Хорошо бы, коли так! Дрова с вырубки надобно привезти, поле под озимые вспахать, подсолнечник убрать. Работы – непочатый край.
- Сдюжим! – улыбнулась Груня и повернула в сторону фермы. Сапог её чавкнул на прощание, оставив в густой жиже глубокий след, который тут же затянулся мутной водицей.
К счастью, Груня оказалась права!
Едва подсохла дорога до ближайшей лесозаготовки, Кузьмич отправил туда бригаду мужиков на погрузку и доставку древесины. Вскоре рядом с правлением, на пустыре, выросла дровяная гора. Глядя на внушительную кучу, Кузьмич удовлетворительно крякнул: по большей части, дрова оказались берёзовыми. Для печки – то, что надо! Берёза горит справно, жара даёт много. Вот сосна и ель много искры дают, это плохо. Дубовые дрова – знатные, да где же столько дуба в их краях взять? А ещё слыхал Кузьмич от матери, что дрова на полнолуние заготавливать нельзя – сгниют быстро. И бузиной топить не положено – в корнях бузины, говорят, сам чёрт прячется. Может, правда, а, может, брешут люди? Вот уже и зазимки на носу, пущай колхозники дровишки по домам разбирают, кому сколько по накладной положено.  Совесть у него перед селянами чиста…

Кузьмич взглянул на небо и невольно улыбнулся: оно окончательно расчистилось от туч. На душе от этого стало светло и радостно! Впереди – выходные, а в субботу, к тому же – Ореховый спас. Не грех и выпить! Маруся, супружница, в храм собирается, каравай освятить. Не гоже в праздник работать. Бутылочка свекольной самогонки давно своего часа дожидается. Николашку, закадычного друга, надобно в гости позвать. С Николаем они – как небо и земля. Егор щуплый, боевой, открытый. Николай – большой, грузный и себе на уме.
Предвкушая славные деньки, Кузьмич отрапортовал начальству о сделанной работе, убрал бумаги в сейф, заглянул в бухгалтерию, крикнул «пока!» и, насвистывая весёлую песенку, поспешил домой…

Выходные промчались, как один день.
Голова с утра - как чугунная, в руках – тремор, а выхлоп стоит такой, что мухи дохнут на лету. Да, переборщили они вчера с Николаем! Кузьмич глянул в зеркало – даже майка надета наизнанку!  Маруся на кухне сердито гремит кастрюлями… А всё он, Николай, виноват! Весовые категории разные, а он всё «давай да давай»! Сначала попробовали свекольную, потом ореховую настойку, а под финал медовуху пригубили. Не дай Бог, начальство с проверкой пожалует! Не оправдаешься – на лице ведь всё написано.
Кузьмич плотно позавтракал, охолонул лицо ледяной колодезной водой и, тяжело ступая, словно к ногам были привязаны гири, отправился на работу. Дорогу заметно обветрило, день обещал быть солнечным. Пора выгонять технику в поле. Кузьмич отёр подошвы ботинок о железную скобу, служившую чистилкой, и уже занёс ногу на ступеньку крыльца правления, как вдруг понял: что-то в окружающем мире не так! Спустя короткое мгновение, он понял, в чём дело: гора дров на пустыре бесследно исчезла! Испарилась, как снеговая куча – под яркими лучами солнца. От этой страшной новости Кузьмич долго не мог прийти в себя. Сначала потоптался на крыльце, потом побежал на пустырь, потом куда-то кому-то звонил, с кем-то ругался, в чём-то убеждал. Он с раздражением кидал телефонную трубку на рычаг телефона, отдавал какие-то приказы. В кабинете толпились механизаторы и доярки, дверь кабинета негодующе хлопала.
- Егор Кузьмич, выдь на минуту, - поманил рукой Николаша.
На работе приятель умел держать субординацию.
- Что ещё там?
- След на месте происшествия имеется, чёткий, от трактора «Беларусь».
- А ну, показывай!
На земле и правда остался чёткий след от чужого трактора. Рядом вдруг взвизгнули тормоза - к ним на всей скорости подлетел милицейский УАЗик.
- Здорово, Кузьмич, - участковый, разглядывая следы от протектора, задумчиво почесал рыжую щетину. – Найдём шельмецов, не переживай! След явно ведёт к границе с Татарией. Айда, садись в машину…
Дорогу в пятнадцать вёрст они преодолели почти за час. Тракторный след привёл аккурат к крайнему дому небольшого села. Участковый собрался было выйти из машины, но Кузьмич его остановил:
- Погоди. Сначала я сам разведаю обстановку. Сиди тут, не высовывайся.
И Кузьмич решительно постучал в синие добротные ворота...

- Исенмесез! Здравствуйте, вам кого? – крепенький мужичок в чёрном малахае глянул исподлобья, придерживая калитку ногой и давая гостю понять, что здесь ему не рады. Но цепкий взгляд Кузьмича всё-таки успел разглядеть посреди двора разбросанные поленья и древесную щепу.
- Слушай, мужик, тебе дровишки, случаем, не нужны? Не дорого!
-  Юг! Не надо! Мал-мал свои есть.
- Мал-мал, говоришь? А ну, покажь!
Кузьмич бесцеремонно отодвинул мужика в сторону и вошёл во двор…
Да, куркулистый мужик, ничего не скажешь! Дом – как терем, из красного кирпича, наличники – с узорами, забор – из нового штакетника. Сарай, баня, гараж.  На крыльцо, пряча руки в карманах, с независимым видом вышел мужик помоложе. На голове – тюбетейка, чёрный жилет… Он что-то быстро по-татарски спросил у того, что постарше.
- Э-э, принесла гостя нелёгкая! – ответил мужик в малахае. – А вдруг он свидетель - что-то видел, что-то знает?
- Не догадается. Улик-то нет, - ответил молодой и матюкнулся.
- А вот материться нехорошо, - вставил слово Кузьмич. – Хотя я и сам грешу иногда, чего уж там.
Мужики изумлённо переглянулись.
- Ты что, татарский знаешь? – удивился молодой.
- И татарский, и мордовский, и русский, и свой родной - чувашский, - с достоинством ответил Кузьмич. – Ну что, мужики, спалились?
Кузьмич, как мальчишка, сунул два пальца в рот и громко свистнул. Перед ними, словно из-под земли, вырос участковый.
- Ну что, ребятушки, поехали в Участок? Обещаю, прокатитесь с ветерком! – милиционер протянул наручники. Пожилой татарин медленно стащил с головы малахай, прижал к груди, затараторил:
- Шайтан попутал! Шайтан!
- Отпусти отца, начальник, это я виноват. Меня и арестуй, - молодой засучил рукава и протянул руки.
- Э-э, погоди, сынок! Тебя как зовут, уважаемый? Давай договоримся по-хорошему?
- Председатель колхоза «Авангард» Егор Кузьмич Лазарев.
- Егор Кузьмич, хочешь, на коленки встану? Не надо турьма, не надо протокол! Моя твоя договоримся, хороший магарыч дам.
Кузьмич повернулся к участковому, взглянул вопросительно:
- А это как представитель Советской власти решит.
- Две цены за дрова заплатим, товарищ начальник. Эни, мама, старая и больная.
- Ты мне тут на жалость не дави! – грозно сказал участковый и сплюнул сквозь зубы. – Как Кузьмич скажет, так и будет.
Кузьмичу вдруг стало жаль этих нерадивых воришек.
- Завтра, к восьми утра, привезёте в правление две тысячи рублей, и мы в расчёте.
- Вах! К восьми утра не успеем – нэма у нас таких денег наличными, - воспротивился пожилой татарин.
- Булды! Хватит! – перебил его сын. – Ярар, хорошо, уважаемый.
- Не придёте вовремя – поедете на Колыму комаров кормить и лес валить.
- Деньги соберём. Рахмет! – пожилой татарин склонил голову в благодарном поклоне…

- Ты чего, Кузьмич, тянешь кота за хвост? Ответь народу, поймали лихоимцев, что дрова слямзили, или нет? – бабка Уля, самая скандальная в посёлке, чуть не испепелила председателя чёрными, как угли из печи, глазами. Общеколхозное собрание, едва начавшись, грозило перерасти в скандал.
- Вопрос с дровами на повестке дня – первый по важности, - Егор Кузьмич откашлялся. – Дорогие сельчане, без дров вас никто не оставит! Средства на лесозаготовку есть, кубометраж нам известен. Кроме того, каждому из вас полагается небольшая премия. Так сказать, за моральный ущерб.
По залу прокатился удивлённый ропот, люди загалдели, заволновались.
- Тише! – Кузьмич постучал авторучкой по графину с водой.
- А наши-то дрова куда подевались? – послышался из зала недовольный мужской голос.
- Пришлось проявить взаимовыручку - помочь соседям из Татарии… Есть ещё вопросы? Тогда продолжаем наше собрание. На повестке дня – снижение удоев молока. Груня, вам слово…

Дома, когда сели вечерять, Кузьмич, как на духу, рассказал жене про историю с дровами.
- Это что получается, ты три шкуры содрал за дрова с этих охламонов?
- А чтоб воровать неповадно было! Это они ещё легко отделались.
- А деньги, две тысячи, ты людям раздал?
- А кому ещё? Не себе же в карман.
- Молодец, Егорушка!
- Марусь, люди не зря придумали пословицу – «Не коли дрова посреди двора».
- А что это значит?
- А это значит – беду накличешь. Хоть за околицей, хоть в лесу - можно, а во дворе – не положено. Ладно, Марусь, давай на боковую, что-то я шибко устал.
Перед тем, как увалиться на мягкую перину, Егор отодвинул цветастую занавеску: молодой, с острыми рожками, месяц с любопытством заглядывал в окно.
- Завтра будет вёдро, - улыбнулся Егор. – Пора в поле комбайны выгонять.
И так легко, так отрадно стало на душе! Кузьмич крепко обнял свою Марусю и провалился в крепкий сон.