О курении

Курить вредно! Видите, какой я худой? Это от курения!

Недавно прочитал, что каждый интеллигентный человек в ноябре от трёх до десяти дней должен проваляться в депрессии. Противное говорит о недостаточно тонкой душевной организации. У меня это состояние совпало с резким переходом от двигательной активности к полному ничегонеделанию. Закончен рабочий сезон. Ближайшие пять месяцев отдыха обещают почти абсолютную свободу. К концу второго дня решил написать что-нибудь. О чём, пока непонятно. Проверенный способ — описать то, на что упал взгляд. Я вышел на балкон посмотреть на мир. Там идёт снег, предыдущий уже подтаял и образовал на тротуаре ледяную корку. От проходящих мимо людей веет сосредоточенностью. Лёгкий ветерок заставляет их чуть пригнуть голову. Мужчина средних лет вдруг остановился. Через несколько секунд я увидел, что он прикурил. Вот и тема... За компьютером депрессия, если это была она, куда-то делась. Видимо, моя душевная организация толстовата и не отвечает требованиям интеллигентного человека. Зато я не курю.

Как-то я ехал на работу в электричке с моим постоянным спутником Павлом. Паша роста ниже среднего, с седой щетиной на лице, с умными, слегка печальными глазами. Знаю его давно, ещё со времён СССР, мы заканчивали один институт. У нас много общего: адекватное отношение к социализму, интерес к истории страны, негатив к алкоголю и прочим излишествам. У нас любимое слово — тенденция. Паша тревожится о положении дел в стране, я же больше озабочен состоянием общества. Паша сидит напротив меня, у окна. В этот раз мы вспомнили всевозможных целителей, экстрасенсов и парапсихологов, одним словом — жуликов. Их развелось в девяностые годы, как грязи. Паша рассказал, как его отцу один целитель пытался втюхать какую-то медицинскую новинку. При этом его речь лилась как журчащий ручей. Медицинские термины сменяли названия духовных практик, которые позволят улучшить не только здоровье человека, но и его духовную карму. Паше понадобилось немало усилий, чтобы убедить отца в жульничестве целителя. Пострадавших от услуг жуликов на излёте СССР было довольно-таки много. Советские люди не могли поверить, что можно так нагло врать. Моей знакомой бабушке, — ей тогда было без мала 80 лет, — по телефону навязывали различные лекарства и препараты. Продавцы уже убедили её, что здоровье надо беречь. Но все их предложения бабушка отвергала по причине, что у неё нормальное давление, не болит ни сердце, ни голова, ни спина, ни ноги. Всё-таки мошенники нашли ключик — записали бабушку на операцию по удалению катаракты. Хорошо, что вечером дочка с работы пришла...

Объявили остановку «Тайцы». В вагоне появился Анатолий Прокофьевич, он же Анатолий, он же Толик. Мы зовём его по-разному, в зависимости от общего настроения. Он тоже пенсионер, весёлый, худощавый, эмоциональный, любитель играть в карты, выпить и покурить. Тоже наш давний попутчик. Сел рядом со мной.
— А ещё, — добавил Паша, смеясь, — этот препарат можно было класть на ночь под подушку, и он там весь организм нормализует.
— Это да, — продолжил я. — В конце восьмидесятых купил рядом с монастырём книжку, продавал автор, какой-то монах. Я и проверять не стал, — у монастыря же. Потом прочитал — волосы дыбом. Кроме всей прочей ахинеи, книжка сама по себе лечит. Нужно прикладывать её к больному месту, и всё.
Мы засмеялись, уже втроём. Позже разговор перешёл на другие темы. У Толика и Паши свои дома, поэтому они обменялись сельскохозяйственными проблемами. Я молчал. Всё-таки есть некое наслаждение, когда под лёгкий стук и покачивание электрички на фоне разговора своих попутчиков, думаешь о чём-то своём, о высоком. Как на берегу у моря...

Мои собеседники вышли на своей остановке. Следующая уже конечная, Балтийский вокзал. На выходе образовалась очередь. Рядом со мной на сиденье плюхнулся крепкий мужик.  Ну правильно — лучше сидеть, чем стоять. Я подождал, пока все выйдут, чтобы не толпиться у турникета. Наконец, приподнял свою сумку. На сиденье лежала белая пачка сигарет с тёмно-синей полосой посредине, а внизу, в чёрной-пречёрной рамке чернела угрожающая надпись: «Курение может стать причиной медленной и болезненной смерти». Брр...
Никак Толик обронил. Помешкав, я положил сигареты в сумку, ещё не зная толком, что с ней делать.
Вспомнил о ней только на следующий день, когда Анатолий Прокофьевич снова подсел к нам с Пашей. Мы как раз сетовали, что наш общий знакомый приболел, теперь ему надо ходить на массаж спины. Пенсионеры вообще любят обсуждать разные болезни, и не только женщины.
Я достал из сумки сигареты и протянул Анатолию:
— Ты вчера выронил на сиденье.
— Ничего я не терял. И вообще, это не мои сигареты, я такие не курю.
— Значит, у мужчины выпали, что после тебя сидел. Всё пропало, как я теперь его найду? Ведь я всю ночь не спал. Не мог решить, отдавать тебе пачку или нет. Не отдавать — нехорошо. Отдать — вред причинить.
Мы посмеялись. Паша — человек основательный, разговариваем только на серьёзные темы. А в присутствие Толика можно и поюморить. Он человек весёлый. Даже что и ляпну не в тему, то он точно не обидится.
Разговор вернулся к нашему приболевшему знакомому.
— А у тебя как со спиной? — спросил у меня Анатолий Прокофьевич.
Сначала я пошутил:
— Со спиной хорошо, без спины плохо.
И тут Остапа, то бишь меня, понесло.
— Со вчерашнего дня что-то левый бок колет, — с озабоченным лицом пожаловался я.
Народ явно заинтересовался, Толик даже развернулся ко мне под 90 градусов. Понятно же, чистая психология. Узнаешь, что у кого-то что-то болит, тогда и самому легче.
— А потом я нашёл причину, — продолжил я, стараясь не улыбаться. — Сумку ношу всегда на левом плече.
— И что? — с недоумением спросил Анатолий Прокофьевич.
— Как что? Там же лежала пачка сигарет, которую ты, вернее, тот мужик, вчера выронил. Она же прикасается к моему боку и источает вредные эманации.
Тут даже Паша засмеялся, а не только Анатолий.
— Да ты, оказывается, юморист, — с явным одобрением сказал он. — Но и ты пойми, не могу я бросить курить, организм уже привык. Я стану совсем другим человеком: раздражительным, тревожным, располневшим, с больной головой. А сейчас у меня настроение прекрасное, тело бодрое, о бессоннице только от других слышал. От добра добра не ищут.
Вот и поговори с ним.
— А ты никогда не курил? — спросил Анатолий Прокофьевич.
— В десятом, кажется, классе закурил не затягиваясь. Сильно зуб болел. Не помогло.
Мои попутчики смотрели на меня выжидающе. Пришлось развить тему, раз народу нравится:
— Наши ребята почти все закурили в девятом классе, мы тогда жили в интернате соседнего посёлка. Впервые освободились от опеки родителей, стали курить, выпивать и прочее. Обычная болезнь роста. В моей семье никто не курил, посему мне всегда было интересно, как человек делает свой выбор. Я как-то спросил одноклассника:
— А зачем ты куришь?
Тот помолчал и честно ответил:
— Когда стоишь вот такой задумчивый, деловой, держишь небрежно пальцами сигарету и сразу чувствуешь себя взрослым.
— А потом? — спросил Анатолий.
— А потом, уже в новом веке, я работал на строительстве православного храма. Мне в подсобники присылали семинаристов-первоклассников, треть из них курили. Я как-то спросил:
— Ребята, вы же будущие батюшки. Какой пример своей пастве покажете?
— А что такого, — чуть ли не хором возразили семинаристы, — вот сербские и греческие священники курят, и ничего. Вот Николай 2 курил, и ничего.
Ребята они умные, начитанные, но ещё совсем зелёные. Существует такой афоризм: в Питере семинаристы учатся, в Москве молятся, а в Одессе работают. Не знаю как в Москве и Одессе, но про Питер, видимо, правда. Судя по всему, аргументы у будущих батюшек ещё не закончились, но я их перебил. Что именно я им вещал, подробно уже не помню, а смысл моей проповеди, — в этом месте Толик хохотнул, а Паша лишь улыбнулся глазами, — был примерно такой:
— У православных есть такая поговорка: «Курить — бесам кадить». Ещё Колумб заметил, что местные племена в Америке входили в транс для общения с демонами, накурившись травы «табако». Но главное даже не в этом, мало ли что делает человек по своей немощи. Хуже, когда он пытается оправдаться, как вы сейчас: «А что такого?» Знавал я одного курящего священника. Один раз я застал его врасплох, тот курил в закутке. Увидев меня, священник пришёл в замешательство и выбросил сигарету. Его можно уважать. Не за то, что курил, а за то, что смутился. А в ваших будущих приходах соберутся одни куряки.
Семинаристы ещё пытались спорить о свободе выбора, данной Господом, об опыте преодоления грехов (не согрешишь — не покаешься), приводили цитаты святых отцов, но я, властью, данной мне начальством, закончил прения:
— Так, хорош, адепты покаяния, у меня кирпичи заканчиваются.
Анатолий Прокофьевич меня перебил:
— Ко мне это не относится, я не считаю грехом курение, да и в церковь не хожу. Другое дело, когда организм не выдерживает. Но это у кого как. Вот, например, Черчилль и Фидель Кастро курили, а прожили 90 лет.
— Вообще-то, Фидель Кастро бросил курить, чтобы поддержать национальную кампанию против курения, — возразил я.
В обсуждение включился Паша:
— Сзади, видите, мужчина с книжкой сидит. Он мне рассказывал, что ему цыганка нагадала:
— Проживёшь ты, золотой мой 80 лет.
Потом узнала про курение и добавила:
— Минус десять лет. А что ты хотел?
Анатолий Прокофьевич, оставшись в меньшинстве, забросал меня вопросами:
— А ты что с сигаретами будешь делать?
— Да что с ними делать, выброшу в урну, и всё.
— И ты думаешь, что изменишь что-то?
— Конечно, избавлю общество хоть от одной пачки с наркотиком. И улучшу мир своим отношением к вредной привычке.
— И долго же тебе придётся мир улучшать?
— Ничего. Дорога в тысячу ли начинается с первого шага.
— Толик, — я оборвал его очередной вопрос, — зря стараешься, ты не поставишь меня в тупик. Я совсем не заставляю тебя бросить курить. Это в молодости мы склонны настаивать на своей точке зрения, доказывать, что именно наши предпочтения и ценности самые  правильные.
Я попытался сделать умудрённое жизненным опытом лицо и добавил:
Моральный кодекс пенсионера гласит — принимать человека таким, какой он есть. А претензии направлять только к самому себе.
Анатолий Прокофьевич засмеялся. Лёгкий человек.  Дай Бог ему здоровья, да и нам заодно. Мы перешли на серьёзную тему, так и закончились наши дебаты на тему курения.
Сигареты я выбросил в урну на вокзале, туда им и дорога.