Глава 2 Двуличие как щит

              Жизнь в обществе — это непрерывный акт мимикрии.
    Мы носим маски, чтобы нас не ранили, чтобы принимали, чтобы просто оставили в              покое. Со временем маска прирастает к коже, и ты начинаешь забывать звук     собственного голоса.

   Следующий текст — это попытка описать анатомию одной такой маски. Маски шута, за которой удобно прятать всё, что угодно — и боль, и радость, потому что миру до   них всё равно нет дела.

                Это не крик души, а холодная констатация факта.

                Читатель, знакомо ли тебе ощущение этих чувств?

                "Маска шута" 

                Как и все, я надеваю маску,
                шагая среди людей.
                У каждого — своя,
                а у меня — шута, озорника,
                что не ведает ни совести, ни границ. 

                Да, я душу прячу.

                В ней и грусть, и счастье —
                но другим их не понять.

                Велика разница
                между маской моей
                и лицом под нею.

                Я не жду поддержки:
                ни объятий, ни слов понимания,
                ни ласки, ни похлопываний по плечу.

                Не жду.

                И не подумайте, господа,
                что я печалюсь.
                В моих глазах нет отчаянья.
                И любимцем всех
                быть я не желаю.

                Хочу лишь простоты —
                сохранить в себе детские мечты.
                Не желаю дворцов,
                воздвигнутых на чужой печали.

                Не хочу чувствовать ваш гнев
                и тонуть грехах и моралях.
                На силу мил не будешь.

                Так зачем же мне распахивать душу
                навстречу страданию и счастью?..


   Но что скрывается за этим щитом на самом деле? Не холодный расчет, а живое, дышащее противоречие. Не отстраненность, а своего рода болезненная близость.

    Это стихотворение — внутренний монолог манифеста, его плоть и кровь. Это тот самый момент, когда наблюдение превращается в чувство, а анализ — в почти физическое переживание хрупкости каждого встречного странника.

                "Парадокс"


                Странный парадокс – в душе моей вскрыт:
                Интерес к людям с недоверьем слит.
                Две незнакомые, вечные силы
                О природе людской завели спор унылый.

                Ловлю на печали, тихой, неяркой, себя –
                За открытость их глаз, за наивность раба,
                За доверчивость странную к мирам, что рушатся,
                Под ними, к краю пропасти ведут.

                Если смотреть на мир издалека, свысока –
                Миллионы дорог, и в каждой – тоска
                Пересечений-миров, что редко случаются,
                Как нити судеб в вечности тянутся.

                Каждая нить – это правда своя,
                Каждая правда – с болью края,
                Каждая боль – это повесть живая,
                Что никогда до конца не бывает рассказана.

                Разные – в жестах, в речи, в молчанье,
                Но главное – в глазах, в их глубинном сиянье.
                Глаза – это шрам, что оставила память,
                Или надежды святое пламя. 

                У одних – небо, синее, чистое,
                Словно не знавшее горечи мглистой.
                У других – зелень, уставшие сосны,
                Вопросы, повисшие без ответа, как осень.

                У третьих – тьма, как кофейная гуща,
                Где боль пробуждается раньше, чем утро.
                Но бывают моменты – неверье отступает,
                Когда в взгляде душа прочитывает.

                Взгляд – словно зеркало, где видна утрата,
                Как тускнеют цвета, как сгущаются закаты,
                Как дрогнувшее веко оставляет следы,
                Как частицы истины на дне пустоты.

                И тогда понимаешь – никто не простой,
                Каждый несёт свой крест, свой покой,
                Каждый странник во тьме, с своей ношей за спиной,
                С водой в ладонях, что стекает порой.

                И возможно, именно в этой утрате,
                В несовершенном земном атрибуте –
                Таится та самая вечная красота,
                Что зовётся человечностью бытия.
Когда в взгляде душа прочитывает.