Из дневниковых набросков

Светлана смотрела в окно, на котором плясали снежные вихри. Небо свинцовое, низкое, казалось, вот-вот обрушится на этот маленький мир, затерянный среди заснеженных полей. Её дом, старая изба, стояла на отшибе — последний островок человеческого тепла в этом царстве холода.

Дороги, как и привычная жизнь, действительно не стало. Весенние паводки смыли мост, а осенние дожди превратили единственную тропу в непроходимое болото. И вот теперь, когда зима взяла своё, мир за окном превратился в бесконечное белое полотно, где различить было можно лишь направление, да и то с трудом, по игре снежных гребней.

Ветер выл, как голодный зверь, пытаясь проникнуть сквозь щели старых окон, сквозь плотные стены. Он трепал старые деревья, гнул их до земли, словно бросая вызов их стойкости. Вьюга, его верная спутница, яростно молотила по стеклу, оставляя на нём замысловатые ледяные узоры, которые, казалось, повторяли хаос снаружи.

И в этом хаосе, в этой первозданной мощи природы, Светлана находила странное успокоение. Её душа, измученная суетой, обидами и потерями, смирялась. Смирялась перед величием стихии, перед её безжалостной, но честной силой.

Всё, что было, замело снегом. Воспоминания о шумных днях, о смехе, о спорах, о страхах — всё растворилось в этом белом безмолвии. Не осталось ничего, кроме настоящего момента, когда единственное, что имело значение, — это тепло очага, треск поленьев в печи, да тихое биение собственного сердца.

Она вспомнила, как ещё недавно, в тёплые дни, мечтала уехать, сбежать из этой глуши. Как ждала, когда растает снег, когда просохнут дороги, чтобы отправиться куда-то — куда угодно, лишь бы подальше. Но теперь, глядя на это снежное царство, она понимала, что бежать некуда. И, что самое удивительное, ей и не хотелось.

Природа усмиряла её душу, очищала её от ненужного, оставляя лишь самое важное. Она научила её терпению, стойкости, принятию. Научила ценить тишину, тепло, простое существование.

Светлана взяла старый плед, укуталась поплотнее и подошла к окну. Ветер ещё сильнее завывал, снег залеплял стекло, но в глазах её уже не было тревоги. Было лишь глубокое, спокойное понимание. Дороги нет. И это хорошо. Потому что когда нет дороги, есть только то, что есть здесь и сейчас. А здесь и сейчас, благодаря этой снежной буре, было её собственное, очищенное до первозданности, одиночество. И в этом одиночестве, как ни странно, она чувствовала себя не сломленной, а обретшей себя.