30 Осознание Родины
«От нас пойдет новый народ».
(Конст. Федин)
Константин Федин – великий русский писатель и умный человек, умудрившийся получить Сталинскую премию за романы, в которых колеблющийся главный герой выбирает «красную» идеологию в противовес «белой», поскольку лучше быть либо тараканом, либо саранчой, нежели обоими вперемешку.
Глава 1. Запад
Вступление
Католический и протестантский Запад, в отличие от православного Востока, не произвел сколько-нибудь стабильного института автократии в силу своей внутренней самоорганизации и проистекающей из нее постоянной необходимости балансирования интересов центральной власти и трех сословий: от власти в сословиях до сословий во власти. Первое – его ближайшее приближение к народовластию, второе – к авторитаризму.
Запад юридически разнороден, но сущностно един: его разнообразные подразделения сплетены в слитный государственный механизм. Его пестроту можно уподобить замысловатой структуре минерала растущего, но монолитного. Центр тяжести монолита движется с изменениями структуры. Так и власть на Западе как собирается, так и распыляется альянсами общественных сил.
Вариативность, произвольность и адаптивность организации определили неудержимый прогресс Западной цивилизации, но сейчас время упадка: естественный рост скован и, учитывая тенденции, камень скоро рассыплется в прах.
Безумцы псевдонауки властвуют не в обществе, а над ним и кромсают прихотливый кристалл, чтобы «нормализовать» его структуру. Им безуспешно противостоят консервативные силы, цепляющиеся за осколки былой самоорганизации.
Оседлав Запад, шарлатаны подожгли мир и угрожают России. Нам, во-первых, нужно осознать угрозу и, во-вторых, искать поддержку во врагах наших врагов. В-третьих, познание Запада поможет нам очиститься от его наносной шелухи. В первой главе будут препарированы мировоззренческие платформы двух определяющих сил Запада: безумия разношерстного либерализма и благого неведения консерватизма.
I. Безумие (реальность = ценности)
1. Безумно верить в ценности.
2. Что такое наука?
Наука – инструмент человеческого разума. Разум произвел ее и должен прибегать к ней только для проверки себя. Он первостепенен, а она лишь инструмент. Но сейчас происходит обратное: наука не проверяет себя не разумом, но самой собой и, более того, проверяет собой разум. Это абсурд. Во-первых, ничего нельзя проверить самим собой. Во-вторых, инструмент проверяется тем, кто его создал. Т. е. наука должна проверяться разумом.
3. О псевдонауке
У всякого инструмента есть область применения, за пределами которой он неэффективен. Так и у науки есть область применения. Пока разум держал ее в этой области, она была эффективна, но, когда перешла свои собственные границы, то стала ложна и вредна. Раз это разум держал ее в известных пределах, она, перейдя их, покусилась на разум. Так появились вредные и ложные теории, выходящие за пределы собственно науки и не проверяемые научным методом. Это такие псевдонаучные течения, как социализм, марксизм, психоанализ, позитивизм и т.п. Разум видит их ошибочность и бездоказательность, т. е. неприменимость к ним научного метода, который самим разумом придуман и, значит, ниже него и проверяется им. Но, так как наука уже вышла из-под его контроля и покусилась на его приоритет, разум не может более контролировать соблюдение наукой научного метода. Т. е. наука превратилась в культ, который «наукой» только называется, но по сути ею более не является. Это уже не наука, а культ науки, в котором «наука» лишь фетиш, непререкаемым авторитетом которого культ творит что угодно.
4. Псевдонаука – это культ
Если ранее псевдонаука прикрывалась научным методом, как фиговым листком, то теперь прикрываться не от кого, так как разум окончательно сдал свои позиции. Теория теперь не нуждается в каком-либо эмпирическом подтверждении для того, чтобы иметь в «науке» первостепенное значение. Эта оторванность от доказательности «науке» нужна, чтобы окончательно порвать с положенными ей рамками и утвердить себя как культ – ответ на все вопросы. Яркий пример такой теории – Теория Струн. Псевдонаука теперь правит бал не только в окраинных, спекулятивных областях, где научный метод изначально не особенно применим, но и в самом сердце науки.
5. О падении разума
а. Потеря веры
Наука была призвана объяснить и использовать явления в целях, задаваемых разумом, и под его руководством. С течением времени наука покусилась на разум и в итоге обесценила его. Это стало возможным благодаря тому, что разум потерял веру в себя. Разум держится не на научном методе, а на своей собственной рациональности. Когда вера его в свою рациональность пошатнулась, пошатнулся и он сам. Это был очень длительный процесс, сопряженный с потерей религиозной веры.
б. Крушение абсолютов
Наука не рассматривает мир совершенным. Она рассматривает его таким, каким он ей доступен. Но разум оперирует такими понятиями, как Бог, красота, совершенство, любовь, добро, зло. Понятия эти утверждены в религии, используются разумом и чужды науке. Они абсолютны и лежат вне научного метода. Пока наука этого метода держалась, она мирно сосуществовала как с ними, так и с несущим их разумом. Но когда она перешла свои границы, то более не смогла с ними мириться - ведь они покушались на ее всеведение. И она их обесценила. Наука не объяснила их своим методом и, соответственно, не расширила этим объяснением своей сферы. Напротив, она выкинула их из вселенной, сузив ее до своей сферы. Наука не может объяснить разума. Это для нее невозможно, так как она лишь его инструмент. Она не может действительно вторгнуться в пределы разума, но может втянуть человеческое познание из пределов разума в свои пределы. Это возможно, когда она, пренебрегая научным методом, тщится псевдонаучно объяснить неподвластные ей вещи.
в. Отказ от религии
Разум сдал свои позиции, когда отказался от религиозной веры, на которой зиждется, как наука зиждется на нем самом. Таким образом, разум, столетиями обесценивая свои основания в религии, пошатнулся сам, дав возможность науке, в свою очередь покусившейся на него, переродиться в псевдонауку, в культ.
6. О лжеблаге
а. Бунт против блага
Для науки мир ни совершенен, ни несовершенен. Он ею изучается, объясняется и затем используется человеком себе на благо. Таким образом, наука служит человеческому благу. Но что есть благо? Откуда человек знает, что для него благо, а что нет? Как наука, созданная человеком для достижения блага, может диктовать ему, что есть такое его благо, ради которого она создана? Никак. И до поры до времени она преследовала цели, указанные разумом. Но, взбунтовавшись против создателя, она переродилась в псевдонауку и стала диктовать ему его собственное благо, о котором она не может иметь ни малейшего понятия. Последствия этого проявились в 20-м веке, проявляются сейчас и, учитывая динамику, самое страшное впереди.
б. Пустота и многоликость лжеблага
Чтобы преодолеть деградацию, человек должен вернуться к религиозной вере и питаемому от нее разуму. Как это сделать? В псевдонауке кроется противоречие: претендуя на научную объективность, т. е. нейтральность в отношении абсолютов, она диктует человеку его благо, которое таким абсолютом как раз является. Конечно, оно выводится из какой-нибудь квазинаучной теории, но не теряет от этого характера общеобязательности, раз относится к человеку вообще. Например, понятие «социальной справедливости», столь важное теперь в Западных либеральных кругах, не только апеллирует к «справедливости», чем бы она ни была, но и делает ее «социальной», что только усложняет дело.
Таким образом, псевдонаука, в отличие от разума, не оперирует абсолютами, но подставляет их в ходячие лозунги. Она постулирует наличие абсолютов, но понимает их в перерожденном, сниженном виде, когда от них остается лишь злоба дня, т. е. ничего. Так псевдонаука постулирует наличие ценностей, наполнение которых, несмотря на оболочку истины, постоянно меняется. Тем не менее, хоть и пустышки, ценности постулируются.
7. Мир, в котором все позволено
а. Обожествленный мир
Если существуют общеобязательные, абсолютные ценности, то они и есть реальность. Значит, реальность общеобязательна и абсолютна, а противоречащее ей необязательно и относительно, т. е. недостаточно. Сомнения в ценностях потому обречены, что воспринимаются как уход от реальности и излечить их может, соответственно, лишь ее прививка. Инакомыслие поэтому – глупость, безумие или зло, для искоренения которого все средства хороши.
б. Смерть Бога порождает кумиров
Религия постулирует, что абсолюты есть, но не в этом мире, а в Боге, который вне этого мира. Разум поэтому, оперируя ими, осознает их только в подобиях, поскольку ни в нем самом, ни в мире их как таковых нет. Пошатнувшаяся религия ставит под сомнение абсолюты в разуме, что приводит к их обесцениванию и перенесению в мир в виде пустых лозунгов, применимых в любом виде и для любых целей. Ведь, если они в мире, то мир абсолютен, и можно делать что угодно.
8. Безумие либерализма (глобализма, прогрессивизма, социализма, неоконсерватизма)
Либерализм многолик, но един в том, что ценности превыше всего и, если реальность им не соответствует, тем хуже для нее: она не более чем изъян. Т. е. существуют только ценности, и потому для их утверждения все средства хороши. Понимание же того, каковы эти ценности, находится в компетенции интеллектуальной элиты, имеющей лицензию на единственно верное их толкование в силу своей большой образованности.
Такое насаждение прямо противоречит пониманию ценностей и сопутствующих им институтов как уже существующих в реальности, т. е. как формы существования урегулированной беспрестанной борьбы личных интересов, выражаемых консолидированными группами, о чем в следующей подглаве. Так ценности перерождаются из освобождающих в закабаляющие.
Либерализм является преемником Католической церкви с ее учением о примате церковной власти над светской, т. е. власти духовной элиты над светским правительством.
8. Безумие
Безумие в том, чтобы утверждать, что ценности онтологически предшествуют реальности, т. е. реальны сами по себе, и, значит, познаются до нее, т. е. принимаются на веру.
А именно: все, что хорошо – реально, и все, что реально - хорошо. Поэтому реальны только ценности, т. е. хорошее.
Ценности здесь не слитны с реальностью и не связаны с ней, т.к. ничто не может быть частью самого себя. Они и есть реальность.
Так как ценности – это природа человека, то он должен поступиться собой ради них.
Такая позиция соответствует крайнему реализму, рассматривающему государство как проекцию идеальной модели на неидеальных граждан, т. е. как дезорганизованную систему.
Такое государство исходит сверху - из абстрактных ценностей, и строится сверху – центральной властью.
II. Неведение (ценности в реальности)
1. Наивно искать ценности в реальности.
2. Онтологические основы
а. Бога нет
Нет оснований предполагать бытие Божье, поскольку никто Его не видел и не слышал. А сподобившиеся этого пророки давно лежат в могилах, и с них не спросишь.
б. Беспочвенная бесконечность
Так что логичнее спросить: почему все есть? Хоть, например, почему есть мой башмак. Очевидно, что-то его произвело. Но откуда то, что его произвело? И оно произведено. И так до бесконечности.
Но это абсурд, как и то, что Земля лежит на черепахе, которая стоит на другой черепахе, а та на третьей и т.д. Пусть черепах бесконечно много, но на чем же они все стоят?
Бесконечность легко вбирает в себя бесконечность. Так что все бесконечное множество черепах будет бесконечно падать в бесконечность, а Земля так и останется без точки опоры.
в. Опора бесконечности
Тем не менее, утверждение о том, что бесконечное множество черепах держит Землю стало догмой современного околонаучного и даже научного мышления. Нам говорят: законов мироздания бесконечно много, из одного следует другой, и так далее до бесконечности. Мир прекрасен, удивителен и, естественно, бесконечен, и в нем нет места костной догме, его ограничивающей. Пусть мир бесконечен, но как же существует вся эта бесконечность? Если, кроме нее, ничего нет, то она и не существует, так как бесконечность вещей не может существовать сама из себя не в меньшей степени, нежели не может существовать сама из себя одна вещь. Из того, что существует что одна вещь, что бесконечность вещей неминуемо следует вывод, что что-то эти вещи держит. Есть какая-то причина их, в причине не нуждающаяся. Если бы ее не было, не было бы ничего. А это и есть Господь Бог.
г. Бог вне всего
Бог не первая вещь в списке вещей. Как если бы люди, стоящие в строю, договорились, что каждый начнет маршировать, как только начнет другой. Не начнет никто. Каждый будет ждать, но не начнет никто. То же и с законами вселенной. Если каждый происходит из какого-то еще, то нет ни одного. Бог не первая вещь, не первый закон, не первый человек, который начал маршировать. Он – причина, почему появилась первая вещь, первый закон, первый марширующий человек. Мы о Нем не знаем ничего, потому что знать не можем.
д. Богопознание
Раз Бог создал мир, то открывается в творении, исследование коего и есть единственно доступное нам богопознание.
4. Ценности
а. Жизнь
I. Живая природа
Вопрос не в том, почему Бог допускает зло: страдания, болезни, смерть – а в том, почему мы, живые существа, воспринимаем страдания, болезни и смерть как зло, то есть то, чего нужно избегать и с чем нужно бороться. Мы знаем, что камни не боятся разрушения. Мы знаем, что, в отличие от неживой природы, живая разрушения избегает. Мы также знаем, что, не избегай живая природа разрушения, она была бы неживой. Что ж, неживой природы предостаточно, и каждое существо живой природы может в любой момент стать неживым. То есть только та природа живет, что избегает разрушения. Живая природа является таковой только потому, что избегает разрушения.
II. Люди – живая природа
Мы, люди – живая природа. Мы существуем как люди только потому, что избегаем разрушения. То есть, не избегай мы разрушения, нас бы не было, и те из нас, кто не борется со смертью, умирает.
Мы считаем смерть и страдания злом только потому, что мы – это мы. Я человек и как таковой не могу не бежать страданий и смерти, потому что, прими я их, я умру и перестану быть человеком. В нашем понятии о добре и зле нет ничего мистического. У нас просто не может быть других понятий, потому что мы – это мы.
III. Жизнь - в природе человека
а. Жизнь и смерь
Бог не «допускает» никакого зла и никакого добра. Мы, люди, живем согласно этим понятиям, потому что жить не в согласии с ними значит умереть. То есть если отдельные индивидуумы решат, что жизнь не имеет преимуществ над смертью, добро над злом, а страдания над их отсутствием, они умрут, и останутся только те индивидуумы, кто придерживается уверенности в примате жизни над смертью. А это мы, живые, и есть. И когда мы задаемся вопросом о том, почему жизнь имеет ценность, постулируя тем самым, что она-таки имеет, то вопрос поставлен неправильно. Жизнь никаких преимуществ перед смертью не имеет, но те, кто действует в согласии с равноценностью жизни и смерти или, скажем, в примате смерти, не могут вступить в дискуссию. Если бы появилось учение, неопровержимо призывающее к самоубийству, то оно кануло бы в лету, так как его адепты расстались бы с жизнью. Таким образом, человек не может не признавать преимущества жизни над смертью, потому что он человек. И Бог здесь совершенно не при чем. Все по воле Божьей, что жизнь что смерть.
б. Семья
Для воспроизводства популяции нужна рождаемость значительно выше двух детей на женщину, а заботу о детях должны обеспечивать минимум два родителя. Во времена высокой детской смертности рожать нужно было больше. Таким образом, подавляющее большинство современных людей - потомки или многодетных, или, по крайней мере, достаточно много рожавших предков и получили семейные ценности от них в наследство. Семейные ценности есть, потому что мы есть.
Какими бы соображениями ни руководствовались наши предки в рождении детей, моральными или аморальными, они, в отличие от безбрачных, бездетных и малодетных оппонентов, оставили потомков, которым передали институты семьи и брака. Ценность этих институтов определена не рациональным путем, а половым. Поэтому размышления о ценности семьи и брака бессмысленны – эти институты ценны, если мы ценны как их производные, то есть рождены не зря.
в. Собственность
Собственность является таковой лишь постольку, поскольку имеет актуальную или потенциальную ценность в глазах собственника в виду какого бы то ни было ее использования. Т. е. если собственник не пользуется или не намеревается воспользоваться вещью в каких бы то ни было целях, то вещь для него ценности не имеет и, соответственно, собственностью не является. Наличие ценности определяется единственно наличием собственника. Когда вещи перестают быть собственностью одних, они, чтобы остаться ценными, должны стать собственностью других. Таким образом, ценная вещь не может не быть собственностью.
Бороться с институтом частной собственности бесперспективно, так как не ценность определяет собственника, а собственник – ценность. Обобществление ценной вещи ведет либо к ее обесцениванию, либо к переходу в чью-то собственность. Сохранить что-либо ценное для общего использования или в любых других целях путем обобществления невозможно, так как у ценной вещи всегда есть собственник, распоряжающийся ею и, соответственно, определяющий ее использование.
г. Демократия
I. Демократическое государство
Каждое государство является демократическим в том смысле, что, являясь формой организации индивидуумов, всецело ими определяется. Индивидуумы его создают, поддерживают, и они же разрушают.
II. Природа демократических институтов
Демократические институты, однако же, развиваются по мере того как в государстве оформляются организованные группы с разновекторными интересами. Каждая группа стремиться определить жизнь в государстве в свою пользу, что приводить к становлению представительных органов власти, служащих проводниками проводниками интересов групп. Таким образом, демократические институты служат достижению согласия между группами.
Демократические институты вовсе не обязательны. Они образуются в силу необходимости достижения компромиссных решений в споре оформленных интересов. В обществах с несформированными групповыми интересами не происходит организации групп и, соответственно, развития демократических институтов. В этих институтах там нет необходимости.
III. Определяемое, а не определяющее
Представительная демократия определяется необходимостью достижения общественного компромисса, а не определяет эту необходимость. Т. е. не демократические институты определяют существование организованных групп, преследующих оформленные интересы, а наличие таких групп определяет такие институты. Таким образом, невозможно создать действующие демократические институты в обществе с нечетко очерченными группами, преследующими несформированные цели.
IV. Вред навязывания
Навязывание демократических институтов неготовому к ним обществу не только бессмысленно в силу уже наличествующего общественного компромисса, но и вредно, так как для их работы нужен конфликт сложившихся интересов, который нагнетается посредством поддержки или создания маргинальных групп, интересы которых, хоть и оформленные, сколько-нибудь широкой поддержки не имеют и, значит, в представительных учреждениях успешно отстаиваться не могут. Таким образом, навязывание демократических институтов неготовому к ним обществу ведет к диктату маргинальных групп, обесценивающему эти самые институты.
д. Свобода слова
I. Свобода определяется ценностью
Свобода слова определяется его аргументированностью. Исторически общественные группы добивались трибуны для свободного выражения своей точки зрения с целью в порядке дискуссии добиться компромисса с другими группами по интересующим их вопросам. Таким образом, ценность воззрений определялась способностью приверженных им групп донести свою правоту до других в порядке дискуссии.
II. Определение ценности
Институты представительной демократии служили инструментом для вынесения суждений на рассмотрение соответствующих органов. То есть мера свободы выражения воззрений определялась степенью их зрелости для конструктивного диспута. Чем более убедительным проявляло себя суждение на рассмотрении, тем в высшие представительные органы оно при необходимости продвигалось и, соответственно, тем высшую трибуну и большую свободу выражения оно для себя завоевывало. Таким образом, ценность суждения определяли представительные органы, а не, наоборот, принятие ценности как можно большего числа суждений – эффективность работы этих органов.
III. Пагубность анархической свободы
Свобода высказывать что угодно где угодно и кому угодно не является ни результатом, ни целью работы демократических институтов, а, наоборот, проявлением слабости институтов и неуважения к ним говорящих. Это тирания выскочек. Демократические институты, наоборот, обеспечивают свободу слова в смысле возможности самовыражения общественно зрелых групп, состоящих, естественно, из индивидуумов, но приобретающих для себя трибуну лишь посредством опосредованного участия в работе институтов представительной демократии.
е. Война
Войны начинают не из уверенности в своей правоте, а, напротив, из неуверенности в ней. Ввиду того, что за аксиому принято убеждение о необходимости на войне абсолютной убежденности в своей правоте, войны сопряжены со страшной ненавистью и, соответственно, жестокостью по отношению к противнику. Но ведь если бы одна из сторон располагала железными доводами в свою пользу, она если и не переубедила бы противника, то деморализовала бы его до такой степени, что жестокостей по отношению к нему не потребовалось бы.
Когда доводы неопровержимы, то есть подтверждены широкой практикой, они не нуждаются в дальнейшем подкреплении силой оружия. Но доводы сомнительные утверждаются с тем большим насилием, чем бездоказательнее. Значит, войны начинают шаткие умы ради шатких идей. Отсюда и страшные жестокости в наш век интеллектуальных шатаний.
Войны свойственны человеку, как многое желание и малое знание. Поскольку знание порождается желанием, а не наоборот, то чем большего агрессор желает, тем меньше знает и, соответственно, тем больше ему предстоит узнать. Насилие поэтому не ответ, а вопрос.
Нельзя прекратить войны абсолютным превосходством в силе, так как абсолютное превосходство означает абсолютное незнание и, значит, абсолютно непрогнозируемые последствия.
ж. Вывод
Познание начинается с реальности, а не с принципа, ее организующего, поскольку Он недоступен.
Ценности познаваемы постольку, поскольку заключены в реальности, а отторгнутые от нее, перерождаются в инструмент насилия над ней. Ценности – это то, что есть, а не то, что может или должно было бы быть.
5. Неведение Западного консерватизма
а. Строительство снизу
Государство на Западе построено снизу, т. е. институты, как то: парламентаризм, свобода слова, неприкосновенность частной собственности – созидались в обществе эволюционным путем и затем закреплялись законодательно. Пока они, в соответствии со своей природой, исходят снизу и являются производной общественной жизни, Западное общество и государство отлично функционируют (см. главу «Возвращение к разуму»).
б. Роль дискуссии
Т. е. ценности на Западе, чтобы быть здоровыми и функциональными, должны всегда оставаться предметом дискуссии. Даже такие святая святых, как право на жизнь и на неприкосновенность частной собственности, должны обсуждаться и утверждаться соответствующими институтами по итогам дискуссии. Более того, самое существование демократических институтов должно охраняться породившим их общественным компромиссом лишь в той мере, в какой он сочтет нужным.
в. Природа и суть Западного государства
На Западе государство как исходит снизу, из природы общественных отношений, так и строится снизу, на основе демократических институтов.
г. Гибельность сильной власти
Демократические институты, опирающиеся на дискуссию, развивались как ограничитель государственной власти. Они функционируют постольку, поскольку отсутствует арбитр с правом утверждать и насаждать то или иное решение. Т. е. демократические институты служат не утверждению верного мнения, а беспрестанному поиску согласия между спорящими сторонами.
Таким образом, ценности на Западе конструктивны лишь до тех пор, пока не являются абсолютными, т. е. пока не навязываются сверху. Как только они абсолютизируются, то уже в обсуждении не нуждаются и, значит, абстрагируясь от породившей их реальности, становятся ей чуждыми и, навязываемые ей сверху, разлагают ее.
6. Неведение
Неведение в том, чтобы полагать, что ценности утверждены в реальности, поэтому меньше нее и, значит, познаются в ней.
А именно: все, что хорошо – реально, но не все, что реально – хорошо. Поэтому ценностью является только то, что уже есть в реальности. Т. е. все хорошее – в реальности.
Ценности здесь слитны с реальностью и связаны с ней.
Так как ценности в природе человека, то ни поступиться ими, ни, напротив, поступиться собой ради них он не в состоянии.
Такая позиция соответствует умеренному реализму, рассматривающему государство как выражение стремления граждан к общему благу, т. е. как самоорганизующуюся систему.
Такое государство исходит снизу – из реалий народной жизни, и строится снизу – посредством общественных институтов.
Глава 2. Россия (не все реальное ценно и не все ценное реально)
Вступление
Именем Бога, пославшего ему видение Хризмы, Константин Великий поверг врага и после вознес победоносное христианство. Наше начало – в его державной воле.
Юстиниан Великий, воцарившись, консолидировал власть и повысил налоги, а взбунтовавшуюся столицу усмирил, перебив 30 тыс. человек. Развязанная им затем 20-летняя война опустошила казну и обратила Италию в руины. Лавируя между завоеванными им Римом и Александрией, императоры то кроваво подавляли египетские религиозные бунты, то репрессировали пап. В Египте их в итоге так возненавидели, что ни один не рискнул там побывать. Политика кнута и пряника привела к тому, что в 7-ом веке египетские христиане предпочли сдаться арабам, а папа в 800 г. короновал Карла Великого Римским императором.
Юстинианово правление было драконовским. Придворный историк Прокопий в своей "Тайной истории" называет его демоном. Голод и разруха унесли миллионы жизней, а налоги ввергали выживших в нищету. В 541-542 гг. разразилась чума, погубившая 40 процентов жителей Константинополя (около 5000 чел. в день), но император все равно вел кровопролитнейшую войну. Утверждая единую религию, он санкционировал истребление 250 тыс. самаритян.
Но мечта Юстиниана не сбылась. От православия откололись Египет, Сирия, Палестина и Рим. Завоевания, кроме нескольких областей разграбленной Италии, были потеряны к первой четверти 7-го века. Изнеможение Империи вылилось в Темные Века (7-9 вв.).
Тем не менее, Юстиниан - святой православной церкви. Потеряв империю для православия, он приобрел православие для империи, т. е. полицейскими мерами создал истинно государственную религию. Византия в 7-9 вв. выстояла благодаря непререкаемой вертикали власти: нерушимому союзу государства и церкви. Память святого благоверного царя Юстиниана отмечается 27 ноября по новому стилю.
I. Познание
1. Мудро воплощать ценности в реальность.
2. О Государстве Российском
а. Строительство сверху
В России государство снизу строиться не может, так как нет никаких консолидированных групп, выражающих оформленные интересы, и, значит, нет урегулированности в общественной борьбе. В отсутствие регуляторных механизмов, компромисс может быть установлен исключительно сверху, т. е. необходима сильная авторитарная власть.
б. Отсутствие регуляторных механизмов
В то же время, нет и не может быть никаких механизмов к установлению этой авторитарной власти, так как любая общественная дискуссия по сути своей такой власти противоречит. Но именно отсутствие всяких общественных регуляторных механизмов и обуславливает установление права сильного и абсолютное господство этого права в России.
в. Природа и суть государства Российского
Получается, что, как и на Западе, государство в России исходит снизу, из природы общественных отношений, но строится оно не снизу, а сверху, так как исходит от базового общественного института – господства авторитарной власти, дающей начало государственному устройству, т. е. вертикали.
г. Становление авторитарной власти
Как и на Западе, государство в России может возникнуть только эволюционно. Никакая общественная группа или группы не способны взять на себя государственное строительство, так как авторитарная власть по определению стоит над любыми группами и возникает не из групповых интересов, а из победы над таковыми. Возьмем, например, власть партии большевиков. И до, и после Революции мнение В. И. Ленина противоречило мнению большинства в партии и, по сути, линией партии была линия Ленина. В своем «Завещании» Ленин перечисляет своих возможных преемников и у каждого, кроме Сталина, отмечает погрешности в политических взглядах. Только Сталина Ленин критикует исключительно как личность. Но личностные черты соратников имели для Ленина мизерное значение в сравнении с их политическим чутьем, т. е. их верности партии, т. е. верности Ленину. И из всей партии Ленин верным посчитал только Сталина. Сталин потом Ленинскую линию радикально продолжил чисткой в партии, т. е. оставил в ней практически только верные лично ему кадры. Так что как партия, так и государство строились сверху, Лениным и Сталиным, но возможным такое строительство стало только снизу, на почве всеобщего разброда в партии, давшего возможность единственной личности аккумулировать власть.
д. Провальность строительства снизу
Никакое осмысленное государственное строительство снизу в России невозможно, так как неизменно принимает характер бескомпромиссной борьбы, разрушающей все начатки государственности вплоть до торжества автократа, аккумулирующего единоличную власть. Так, основополагающим понятием российской государственности является «соборность», часто принимаемая за начатки демократии. Но соборы собирали не на постоянной основе, а, наоборот, единовременно для вынесения окончательного решения по спорным вопросам, чтобы привнести единство как в церковь, так и в мир. Целью их была не дискуссия, а, напротив, прекращение таковой, и арбитром в них выступала верховная власть, бравшая на себя обязанность приведения решения соборов в исполнение. Всякая соборность без такого арбитра и гаранта – вздор, так как окончательное решение должно быть кем-то утверждено и исполнено. Строительство государства в России снизу подобно безвластному собору, когда каждая сторона без конца претендует на истину, т. е. является братоубийственной распрей. «Соборность» Украины, ставшая, по мнению одного из главарей киевского режима, «самой большой ценностью» для украинцев – еще одно тому подтверждение.
е. Человек превыше всего
Для нас свят человек, а не институты, которые ему служат, и источником ценностей в России поэтому является человек, причем человек конкретный. Т. е. человечность для нас есть не абстрактное понятие, темное и поэтому бессмысленное, а выражение прекрасного в конкретной личности. Такой личностью был для нас Ленин, затем Сталин. Сейчас мы видим «Русскую весну», в которой мы, наконец, находим себя как нацию. Но выражением национального начала для нас стала конкретная личность – президент Путин. Ибо что такое «русский»? Это не образ жизни, не ценности, каковыми национальное начало выражено на Западе. Нет, Россия, как ледоход, постоянно ломает саму себя, дыбится, крошится. Любое согласие здесь призрачно, ценности противоположны до страстной ненависти, жизнь неузнаваема в поколение. Неизменна же только масса, готовая отдаться властной руке, и множество таких рук бьются, пока не восторжествует одна.
3.Искусство
Западное искусство колеблется меж доктринерством, претендующим на объективность, как у Золя, и наблюдением, проницающим толщу жизни, как у Бальзака, а русское – это воображение, творящее из зерна старой новую жизнь, как у Толстого.
4. Познание
Познание в том, чтобы утверждать, что ценности онтологически следуют за реальностью, и поэтому познаются из нее.
А именно: не все, что хорошо – реально, и не все, что реально – хорошо. Предполагаемые ценности проверяются опытом: если они хороши в реальности, то, действительно, являются ценностями. Т. е. все хорошее хорошо в реальности.
Ценности здесь не слитны с реальностью, но связаны с ней.
Так как ценности проверяются в природе человека, то он должен поступиться ими ради себя, поскольку выше них.
Такая позиция соответствует номинализму, рассматривающему государство как организацию, служащую удовлетворению человеческих потребностей, т. е. как организованную систему.
Такое государство исходит снизу – из реалий народной жизни, но строится сверху – центральной властью.
II. Отрицание (реальность в ценностях)
Вступление
Византийский ученый Михаил Пселл оставил нам портрет нигилиста 11-го века. Лицедей Роман Воила, «изощренный, ловкий, коварный и хитрый» согласно Скилице, полюбился Константину Мономаху нарочным косноязычием, похабным пустословием, наглым сумасбродством и всемерным заискиванием. Зазнавшись, он решил убить царя, чтобы овладеть его наложницей, но многим открылся, и его уличили. Нехотя, император сослал его, но скоро опять приблизил и одарил пуще прежнего.
Как юродство глумится над внешним ради внутреннего, так уничижением Воилы росло величие владыки. И. Гончаров, живописавший другого «неблагонадежного», Волохова, назвал такой нигилизм «праздной теорией безусловного отрицания».
Гончаров задумал свой «Обрыв» в конце 1840-х, когда о нигилистах на Руси и не слыхивали. Герой романа Волохов - «радикал», но «не социалист, не доктринер, не демократ», т. е. не революционер, поскольку, отрицая все безусловно, никакой положительной программы не имеет. Он «враг старого порядка», но не друг нового. Он признан властью неблагонадежным за то, что «протест свой […] выражает, рисуя карикатуры, травя полицию собаками и вообще преследуя грубо и цинически, что ему не нравится», «за грубость, за неповиновение начальству, за то, наконец, что […] проврется дерзко про власть». Волохов «готов перейти к действию [к свержению режима] — и перешел бы, если б у нас могла демагогия выразиться ярче и перейти к действию, то есть если бы у нас была возможна широкая пропаганда коммунизма…», т. е. если бы уверовал во что-нибудь, но он не верит, и потому праздно глумится (цитированы письма Гончарова к Е. П. Майковой от 1869 г., его же «Лучше поздно, чем никогда» и «Обрыв»).
Неблагонадежные Воила и Волохов в итоге – самые что ни на есть благонадежные, поскольку их отрицание ничего лучше существующей власти не знает и только ею и живет. Оба «под надзором», они - барские «артисты – sans facons {без церемоний – фр}».
1. Нелепо обесценивать реальность
2. О безбожии
«…они вкладывают в уста героев романа слова автора. Это так страшно, что все время кажется, будто ты спишь и видишь, как Библия читается тараканами» (Конст. Федин).
В книге действуют герои, а не автор, но откройся он, и герои станут марионетками, а автор – садистом, измывающимся над ними ради посторонних им целей. Так же автономны и тараканы, и, прочти они Библию и познай из нее свою безысходную ущербность, лишающую их вечной жизни в плане домостроительства Божия, Творец предстанет Франкенштейном.
Для природы меньшей, нежели выраженное в ней, нет Бога вне ее самой.
Нигилизм, или безбожие, – это признание ущербности образа Божия как такового.
3. Нигилизм
Кроме неведения, безумия и познания, есть и отрицание. Оно в том, чтобы полагать, что реальность утверждена в ценностях, поэтому они больше нее и, значит, познаются вне ее, т. е. непознаваемы.
Как если бы мы были персонажами написанной книги, и все творящееся нами и по отношению к нам зло служило бы высшей, извечно внешней нашему бытию цели. Тогда все происходящее – благо.
А именно: не все, что хорошо – реально, но все, что реально – хорошо. Предполагаемые ценности не проверяются опытом: они все хороши в реальности. Т. е. все хорошо в реальности.
Ценности здесь слитны с реальностью, но не связаны с ней.
Так как все ценно, что в природе человека, то собственное Я – всеобъемлющая ценность.
Такая позиция соответствует нигилизму, рассматривающему государство как выражение стремления граждан к личному благу, т. е. как самодезорганизующуюся систему.
Такое государство исходит сверху – из абстрактных ценностей, но строится, т. е. разрушается, снизу – посредством бунта.
4. Онтологические основы
а. Ценности невоплотимы
Воплотить ценность – это перенести ее в реальность так, чтобы она не обесценилась. Перенести же возможно, только если понятиям соответствует физическая реальность, как, например, «любви» соответствует физиологический процесс или «столу» – разновидность мебели. Поэтому можно и влюбиться, и стол сколотить.
Понятия персонажей романов Достоевского о «добре» и «зле», «любви» и «ненависти», «преступлении» и «наказании», как и все прочие, абсолютно иррелевантны их бытию с писательской точки зрения, и, пойми они это, их собственная литературная реальность предстала бы пред ними во всей своей адской безысходности.
Если понятия существуют лишь в уме, а реальность бесконечно дробится, не находя в сознании адекватных концептов, то ценностям в действительности соответствия нет и, значит, воплотить их нельзя.
Так, например, в «Обрыве» нигилист Волохов настаивает, что «любовь не понятие», т.к. явления вообще необъяснимы: «останавливаться над всеми явлениями жизни подолгу – значит надевать путы на ноги... значит жить "понятиями"». Вера спорит: «У природы есть свои законы», но в ответ слышит «Вот где мертвечина и есть, что из природного влечения делают правила», потому что правила и понятия – «это выдумка, сочинение». Правильно поэтому «свободно отдаваться впечатлению», превалирующему «в настоящее время», и идти «куда поведет меня жизнь».
б. Ценностей нет
Итак, богоборчество в том, что ценностей нет: любой поступок хорош, поскольку совершен, т. е. жизнен.
Ценность определяется существованием: если есть, то ценно, а если нет, то и не ценно.
в. Все реальное ценно
Понятия, по мнению Волохова – «фантастический наряд», в который одевают жизнь. Страсть, например, наряжают в нравственность, любовь и проч. Но, поскольку и страсть – понятие, то получается капуста: одни понятия облачаются другими.
Значит, жизнь – это то, что облачено понятием, и ценность у нее от одежки.
г. Вывод
Все ценности, включая существование, чужды реальности, поэтому она существует только в ценностях, ущербных по чуждости.
Глава 3. Итоги и прогнозы
I. Смерть и возрождение
1. Крах Запада
Государство на Западе исходит и строится снизу. Когда на Западе множатся проблемы внизу, они не только не могут быть решены сверху, но и, как показано выше, попытки такого решения противоестественны и несут государству гибель. Поэтому единственным выходом для Запада является проблемы не решать, а, наоборот, пустить дела на самотек, пока сами по себе не установятся естественные формы.
На данный момент Запад не только не готов к этому, но и, наоборот, прилагает все усилия к тому, чтобы все более связать себя сверху искусственными формами, основанными на оторванных от жизни абстракциях и потому неэффективными, и гибельными. Так Запад разрушает то, что еще в нем осталось живого и действенного. Более того, разлагающийся Запад навязывает эти формы государствам, ему чуждым, что приводит как к разрушению этих государств, так и к дискредитации Запада.
2. Российский Феникс
Государство Российское, в отличие от Запада, исходит снизу, а строится сверху, поэтому проблемы его внизу сверху решаются. Государственное вмешательство в России естественно, никак не ограничено и является волевым решением, отвечающим потребностям момента.
Проблемы же сверху, т. е. смута, решаются погружением страны в хаос и последующим возрождением самодержавной власти в бескомпромиссной борьбе.
Наша, российская, государственность есть продолжение государственности не Римской, а Византийской, т. е. Римской, прошедшей чрез горнило гражданских войн и варварских опустошений, пока, наконец, властная рука не подчинила хаос. Мы в крови своей несем память многой крови и прививку страха перед безначалием и варварской свободой. Наше безверие в так называемые западные «ценности» корениться в их бесполезности в годины испытаний, пережитых нами.
II. Стороны медалей
1. Противоположности
Неведение и самоорганизация противоположны безумию и тоталитаризму: в первом случае ценности слитны с реальностью и связаны с ней, а во втором не слитны и не связаны.
Отрицание и нигилизм противоположны познанию и авторитаризму: в первом случае ценности слитны с реальностью, но не связаны с ней, а во втором не слитны, но связаны.
2. Становление режимов
а. Тоталитаризм
Тоталитаризм – это полная и окончательная реализация либерализма (глобализма, социализма, прогрессивизма, неоконсерватизма и т.п.).
Тоталитаризм – это реорганизация общества партией. Например, нацисты взращивали партийные общественные организации, опираясь на них впоследствии. Они внедряли в общество свои ценности, переделывая его под себя. Т. е. их ценности были и не слитны с обществом, насаждаясь сверху, и не связаны с ним, поскольку требовали его перерождения.
Тоталитаризм требует для своего утверждения широкого перерождения общественных организаций, т. е. изначальной традиции самоорганизации общества.
б. Авторитаризм
Авторитаризм – это порождение хаоса, подчинившее его и организовавшее по своему образу и подобию. Например, большевики смогли строить государство сверху вниз, единовластно, поскольку были поддержаны разделявшими их цели – урвать побольше – революционными массами. Т. е. их ценности были не слитны с обществом, насаждаясь сверху, но связаны с ним, поскольку им порождались.
Авторитаризм требует для своего утверждения отрицания существующих общественных институтов, т. е. нигилизма.
в. Перерождения
Как Запад балансирует между тоталитаризмом и самоорганизацией, так и Россия между авторитаризмом и нигилизмом. И как самоорганизация при определенных обстоятельствах перетекает в тоталитаризм, так и нигилизм – в авторитаризм. Поэтому как партии, общественные движения и организации, вроде современных НПО, могут служить утверждению тоталитаризма, так и народная вольница – авторитаризму.
3. Падение режимов
а. Западная мистика
Запад проникнут мистикой – переживанием единства с Богом, отказывается ли он от себя ради высшего блага, как в тоталитарном обществе, или выражает это благо своей общественной жизнью.
Пока мистика, будучи переживанием, согласно своей природе укоренена в чувственной реальности, она – тихая радость, но, воспарив и оторвавшись от нее, она перерождается в священное безумие, свойственное Западу, как то: крестовые походы, истребление иноверцев и туземных народов, инквизиция, новый империализм, расизм, современный либерализм, т. е. евро- и американофашизм с его оранжевой идеологией. Все это, поскольку беспочвенно, было, есть и будет обречено на провал.
б. Российская нравственность
России же, напротив, свойственна отчужденность от блага. Благо либо присваивается верхами и насаждается, либо вообще отрицается. Отчужденность выражается в нравственности: делай как надо и, значит, морально или, наоборот, как хочется и, значит, имморально. В первой ипостаси – это религия без Бога, во второй – Бог без религии, т. е. не высший, дефективный Бог.
Ценности авторитарного общества рождены народной жизнью и поэтому, хоть и воплощены в харизматическом лидере и насаждаются сверху, принимаются массами как свои. Нигилизм же порождается разлагающимся, но глубоко укорененным авторитаризмом. Вслед за дискредитацией правящей верхушки дискредитируются, т. е. обесцениваются, и воплощенные в ней ценности, поскольку, навязанные, чужды общественной реальности, но общество, ими воспитанное, не может от них отказаться, поскольку и воспринимает себя, и в действительности уже является их порождением. Поэтому ему ничего не остается, кроме как принять своими уже дискредитированные, уродливые ценности, воплощенные в реальности, т. е. признать свое уродство за высшую ценность.
в. Перспективы
Как самоорганизация, перерождаясь, поглощается тоталитаризмом, так и авторитаризм, загнивая, прорастает нигилизмом. Не связанные с реальностью, и тоталитаризм, и нигилизм противоестественны и, значит, губительны.
Но если тоталитаризм, будучи безумием, обречен на самоуничтожение, то нигилизм, наоборот, самоутверждается в своем уродстве и в огне порождает новую жизнь.
III. Русский вопрос
Большевики ближе своих предшественников подошли к абсолютной власти, но еще византийские императоры, особенно величайшие из них: Константин и Юстиниан Великие, и Василий II – управляли церковными соборами, формулировали догматы, назначали, смещали, ссылали и до смерти истязали патриархов и даже римских пап, и как воцарялись, так и правили по колено в крови. Но не было бы без них, и без большевиков в частности, у нас сейчас ни государства, ни православия, ни всей нашей культуры. Абсолютная власть – это страшно, но без нее еще страшнее. Как выкорчеванное могучее дерево, она оставляет по себе зияющую рану, незаживающую до тех пор, пока не вырастет новое. Два есть соблазна на Руси: абсолютной власти и дикой разнузданности. А третьего не дано.
Лев Толстой – по словам Ленина, «зеркало русской революции», как и большевики, создал религию без Бога. И существо праведное без Бога он назвал ангелом.
Осмысливший в своих произведениях более полувека русской истории Константин Федин, полемизируя с Толстым, спрашивает: «Если (положение 19-е) "человек хочет быть зверем или ангелом, но не может быть ни тем, ни другим", то есть не может быть либо только животным, либо только духовным существом, то почему же разрешение этого противоречия заключается в стремлении быть все же ангелом?»
P. S. Доказательство бытия Божьего от нигилизма (развернутое объяснение см. выше):
Если все ценности, включая существование, чужды реальности, то Бог есть, потому что без Него ее нет.
Ipse!
Свидетельство о публикации №225113002104