Мнимый больной

Частный дом за покосившимся железным, непременно зелёным, забором, торчал, как гнилой зуб в неровном ряду своих собратьев, на окраине города.
Хозяин лежал в кресле на «веранде». Загипсованная нога покоилась на столе между пепельницей из консервной банки и кастрюлей с макаронами. Вокруг кружили: мухи, его жена Таня, чьи большие чёрные глаза блестели беспокойным подобострастием и тревогой, и которая тут же получила указание положить порцию макарон гостю, и тёща - здоровенная бабища с суровым лбом и крашеными буклями, которой меня, почему-то, не представили.
Я из приличия потыкал вилкой в блюдо. С внимательным почтением выслушал заученную, с каждым разом обрастающую всё новыми подробностями, историю о несчастном случае, покурил и откланялся. Таня вызвалась проводить меня до калитки.
Под навесом за покорёженным мотоциклом я загнул её буквой «Г», стянул джинсы. «Ой, ой, ой», - она ловко и стыдливо подмахивала, и, обкончав меня, застенчиво прикрываясь, убежала в дом. Калитку пришлось отворять самому.
Более, к счастью, мне не довелось встречать это семейство. Могу только предположить, что «больной» насколько было возможно всячески отодвигал момент выздоровления, после коего, без сомнения, тянулся длительный период реабилитации и, скорее всего, затем следовала очередная «авария» или некий другой форс-мажор, укладывающий несчастного страдальца обратно в любимое кресло – его собственную вселенную, ограниченную периметром зелёного забора. Так и вижу его важную повелительную физиономию, развалившуюся в кресле худую фигуру со стаканом в одной руке и сигаретой в другой, и загипсованную ногу на столе, как неумолимое напоминание о тленности бытия. А подле, среди батареи пустых бутылок и банок, заботливо суетятся жена Таня, с вечным синяком под глазом, и тёща, которой меня, почему-то, не представили.

18 ноябрь 2025