Однажды в... СССР Книга 2 Глава 29

К Дню рождения Веры Глеб подготовился капитально.                Специально заранее не сообщал ей сценарий, желая обрушить на её голову каскад сюрпризов: договорился за столик в любимом их ресторане «Прага», приобрёл дорогущее золотое кольцо с изумрудом («Прямо как её глазки…»), забронировал номер в гостинице «Будапешт» — «Гулять, так гулять! И, может быть, сегодня всё и произойдёт?..»                А поскольку день был обычным, рабочим, Глеб уже с 3-х часов караулил Веру у подъезда её дома с огроменным букетом красно-бордовых роз, наслаждаясь их ненавязчивым, но чрезвычайно приятным ароматом.                «Во Вера обрадуется!» — пело сердце Глеба в предвкушении её эмоций.                Он с нетерпением поглядывал на часы и на дорожку, по которой Вера обычно возвращалась после занятий домой.                «Спрячусь за угол и выскочу сюрпризом…» — решил он, завернув за угол дома, но так чтоб держать заветную дорожку в поле зрения. Cначала он не обратил внимания на подъехавшую прямо к подъезду белую, сверкающую отполированным кузовом«шестёрку», а когда обратил — уже было поздно.                Водительская дверца отворилась, и из машины вышел красивый парень с классическими чертами лица. С иголочки одет и чуть постарше Глеба. Его лицо показалось Глебу знакомым. Он обошел «Ладу» спереди и открыл противоположную дверцу, галантно подав руку, выходящей наружу девушке. Вспыхнуло знакомое рыжее пламя.                «Вера?!» — Глеб онемел. Мозг отказывался понимать, а ноги приросли к асфальту.  «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!» — Звенело в голове. — А этот хлыщ?.. Так это ж… киноактёр Андрей Аронов! Знаменитый «Овод»! Мечта всех девушек СССР! Только причём тут моя Вера?!» — жуткая и жгучая волна ревности и боли залила Глеба:                «Так это что же получается… она... не только моя?!»                Первым порывом было налететь на актёра и закатать его в асфальт рядом с его проклятой «шестёркой». А потом ворваться к Вере и от души хлестать её букетом так, чтобы лицо сравнялось с цветом роз.                Диким усилием воли сдержав себя, Глеб замер на своём наблюдательном пункте: «Ладно, посмотрим, что будет дальше…».                Актёр не уезжал. Опершись на машину, он закурил, время от времени поглядывая на дверь подъезда, за которым скрылась Вера.                «Ага, значит, ещё не вхож в дом… Не так уже и близок… Но не уехал… Значит, ждёт её…» — с отчаянно бьющимся сердцем думал Глеб.                И тут дверь распахнулась, и Вера вышла из дома. Глеб вынырнул из-за угла.                — Вера! —хотел крикнуть, но из перехваченного спазмом горла с трудом наружу вырвался лишь  хрип, конечно же, не услышанный ею.                А Вера, с лучезарной улыбкой, мгновенно сжигающей сердце каждого — хоть парня, хоть мужчины —  впорхнула в услужливо приоткрытую для неё дверь белоснежной «Лады» и унеслась в неведомом направлении.                «Погуляли…» — ни к селу, ни к городу подумал Глеб.                Оцепенение сменилось лютой злостью. Он с силой швырнул букет в направлении Вериного подъезда и, круто развернувшись, зашагал к остановке метро.                — Тварь! Сука! Б…дь! Проститутка!..! — Орал Глеб в пустоту притихшей улицы, а горькие слёзы сами собой наворачивались на глаза:                «Ну как она могла? Ведь мы же… Ведь  столько лет вместе… Мы — мы же родные… А этот хлыщ?.. И чем он лучше?! Ну роль сыграл, артист… И что? Да уже завтра его все забудут, если не получит больше он таких ролей заметных. Да и вообще… они все алкаши — актёры... Спиваются, до сорока не дотянув. Проклятье!» — Споткнувшись о бордюр, Глеб чуть не упал и смачно выругался. Но и это не изменило ход его мыслей:                «Вера-Вера… Кого-кого, ну а тебя я никогда дешёвкой не считал. Ведь мы с тобой срубили бабок столько, что хватит на всю жизнь. Чего ж ещё твоя душа желала? Славы? Ну да! Конечно, славы! Для женщин она слаще шоколада. Так что… позарилась на славу лицедея? К ней прикоснуться захотела?..» — И Глеб вдруг опять, как в свой первый день приезда в Москву, почувствовал себя таким ничтожным! Таким простым провинциалом из чужедальней стороны, что захотелось волком выть!                Он понимал, что Вера — его женщина. Другой ему не надо. И в нём сейчас боролись чувства. Одно: «Послать её подальше, пусть кувыркается с кем хочет, если меня не ценит! И не способна оценить!»                Другое чувство: «Ну уж нет! Я просто так её не подарю! Ни королю и ни царю! Не то, что лицедею. Я помню, как она смотрела, когда сражались Ян и мужик залётный за рестораном, аж глаза горели. Я тоже поборюсь… Ещё посмотрим!» 
Уже на следующий день купейный вагон, время от времени оглашающийся рёвом паровозного гудка, увозил Глеба на юг в сторону его родного городка.                «Ничего! Мы ещё посмотрим, кто кого!» — с этой мыслью Глеб десять раз засыпал и с нею же десять раз просыпался, пока поезд не остановился на знакомом крохотном вокзале.                Он почти год не был дома и, когда в 6-30 утра позвонил в дверь своей квартиры, то он и в страшном сне не мог себе представить, кого увидит, и кто ему откроет дверь.                — Наталья?! — Глаза Глеба полезли на лоб, а лицо превратилось в один сплошной багровый помидор. — Какого чёрта?! Ты... что тут делаешь?! — Он даже не попытался войти.                — Что-что! Живу я здесь… — всё тот же насмешливый и мелодичный голос его бывшей любовницы и бывшей прислуги первого секретаря горкома партии Черненко.                В её глазах вспыхнул так знакомый Глебу огонёк похоти, только сейчас он совершенно не задел его.                — Да ты входи, нежданный гость!                А навстречу, раскрыв объятия и не стесняясь чужой женщины, уже спешил батя — Иван Захарович Теплов, в чёрных семейных трусах и белой майке:                — Сынуля! Вот так радость! Больше года тебя не видел! Случилось что? Не каникулы ж как-будто?                — Да… соскучился я, батя, — не придумав ничего лучше, брякнул Глеб, — или ты не рад?                — Ещё как рад! Просто не ожидал. Мог бы и предупредить… Ну, да ничего. Сегодня у меня день обычный, совещаний и заседаний не намечал, так что предупрежу зама и весь день с тобой буду.                — Ну и класс! — Совершенно искренне проговорил Глеб, только сейчас почувствовав, как соскучился он по непутёвому своему бате, так резко вдруг состарившемуся после смертей  своей любимой тёти Туси, и, хоть и нелюбимой, но всё же столько лет законной жены —  матери Глеба.                Умывшись с дороги и переодевшись в домашнее, Глеб сидел за большим обеденным столом, накрытым на двух человек, а Наталья, так же, как и раньше в доме Черненко, подавала на стол и ухаживала за ними во время утренней трапезы.                И Глеб, и его отец как-то враз стушевались в присутствии этой женщины, и только когда она убрала посуду и ушла на кухню мыть её, мужики уселись в кресла перед телевизором и повели неторопливую беседу:                — Па… а это... как она, ну, Наталья… в нашем доме? — начал первым Глеб.                — Ты понимаешь… как-то так сложилось… — густо покраснев, заговорил Иван Захарович.                —  Когда после смерти мамки нашей… и твоего отъезда в Москву получилось так, что я один в доме остался … да ещё и Эсфирь убили… ну, затосковал я сильно. Так, что хоть самому в петлю бросаться. — Теплов замолчал. В его глазах, устремлённых куда-то в окно, отражались картинки такого ещё совсем недавнего прошлого — одни похороны, потом другие.                — Когда меня первым назначили, было празднование в горкоме. Ну и, конечно, Черненчиха, жена бывшего, тоже там была. Разговорились, в воспоминания ударились. Всё-таки глыба был Черненко! Не мужик, а кремень! Как наш город. И вдруг она говорит:                «Иван! А чего тебе одному-то маяться. Ни приготовить тебе некому, ни постирать. А возьми Наталью нашу. Она — девка моторная, и хозяйство вести умеет не хуже тех француженок, что до революции в дворянских домах служили. Мне ведь она сейчас вообще без надобности… Только по мужнему слову и жила у нас».                «Ну да… — подумал Глеб, — ей памятник при жизни ставить надо, за то, что столько лет терпела в своём доме любовницу супруга».                — Вот так я её к себе и взял… — закончил Иван Захарович.                — Батя, а ты всё о ней знаешь? Ты знаешь, что она…                — Ты хочешь сказать, что она была «полевой женой» покойного Черненка? Это? — С вызовом перебил его Иван. — Ну и что?! Всё это было за царя гороха. И прошлое у каждого из нас имеется. — Твёрдо проговорил Иван Захарович. — Зато… — он усмехнулся и подмигнул Глебу, — если б ты только знал, какие чудеса она в постельке вытворяет!.. Я будто бы лет двадцать сбросил!                Глеб покраснел. Ему б не знать Наталью! Он вспомнил, как впервые ворвался в дом Черненко, подхватил её на руки и вместе с ней взлетел к таким высоким высям, к каким и не мечтал. Как каждый день, забыв учёбу, тайком к ней приходил. Как насыщался и насытиться не мог её горячим телом. Хотя… сейчас она казалась ему старой и… подурневшей.                «И как я мог?..» — мелькнула мысль.                — Сынок, а ты надолго? — спросил Иван.                — Нет, батя… у нас занятия… я тут с тобой денёк побуду и обратно.                — Глеб! Да ты что?! Год не был и… всего-то на денёк?!                И хоть и не привык Глеб к проявлению чувств к бате, но увидав сморщившееся вмиг лицо и ставшие несчастными глаза, он приподнялся с кресла, подошел и приобнял отца:                — Ничего… я скоро на каникулы приеду. На десять дней. Идёт?                — Идёт… — растроганный таким теплом Иван похлопал Глеба по спине:                — Ну ты и вырос сын! Заматерел! Поборемся?                И скоро на ковре катались, сбивая стулья, радуясь и смеясь, два тела — сына и отца.                А в щель дверную с кухни на них с улыбкой наблюдала Наталья.                Что думалось ей в тот миг? Вспоминалась ли её последняя осенняя любовь — совсем парнишка Глеб? Иль первая любовь на фронте — капитан Черненко? Или сейчас такой покладистый Иван? Иван Захарович, который уж давно был не хозяин в своём доме — она была хозяйкой! Она крутила Первым человеком в городе так, как хотела, а он готов был исполнять её любые прихоти. Но… не любила. Нет. И никого уж больше не полюбит.                Улыбка медленно сползла с губ Натальи, она повернулась и отправилась готовить обед. Ещё один едок явился.                На самом деле целью поездки Глеба были… деньги.                И, доставая их из тайника, о котором кроме него не знала ни одна живая душа, даже Ян, не утаивший от друга, где он спрятал свою долю, Глеб уже представлял себе, какую «красавицу» он купит на эти деньги.                «Красавицей-боюнеткой» звалась машина ГАЗ-24 «Волга». О, как же он желал эту «красавицу»! И как мечтал скорей к ней прикоснуться, хотя не знал ещё, где встретятся они.                А встретились случайно. Не зря говорят, что если сильно (так, как даже быть не может) захотеть — то Бог твоё желание услышит.                Уже через неделю после возвращения в Москву за ужином в общаге обычно молчаливый Гришка Кожин вдруг заговорил:                — Тут, пацаны, такое дело… Земляк мой, с Горького, приехал. У него батя, зам директора на ГАЗе. Так он толкает «Волги» потихоньку. За полторы цены, чтобы без очереди взять. Не знаете кого, кто б мог купить? Он за клиента пятьсот рубликов отвалит. Ну и раздеребаним пополам. А?..                Глеб аж подпрыгнул:                — Я куплю!                — Ты?! — Где Кожина вспыхнули. Он уже слышал хруст пятисот рубликов, которые даже делить ни с кем не надо.                — Конечно, я! — Весь засветился Глеб. — Я же чего в Кремень мотался? У бати денег взять. Хочу «Волжанку». Вот только где её хранить?                — Перебазарю кое с кем. — И тут нашёлся Гришка. Хоть кроме уже упомянутого им земляка, других «крутых» друзей у него не было.                А вот земляк оказался действительно крутой. Он уже вторую неделю досиживал в столице, а покупателя за полторы цены взять «Волгу» всё не наблюдалось: «Ну, хоть гони её обратно в Горький».                И как же он обрадовался Гришке и на вопрос того о гараже только махнул рукой:                — Гараж ему найдём… к метро поближе. Пусть готовит «бабки».                И точно: через неделю он нашёл гараж, но тоже с переплатой — ведь дефицит никто не отменял.               
                ___________________

                Продолжение в Главе 30