Размышления на окраине материнства

Иногда мне кажется, что все женщины мира разделены на два лагеря. Тех, кто прошёл через главные врата материнства, и тех, кто навсегда остался стоять у входа. Я — из тех, кто стоит.

Со мной всё в порядке — ровно до того момента, пока я не встречаюсь с их взглядами. Взглядами матерей. В них нет злобы — лишь лёгкое недоумение и та тихая снисходительность, которую испытывают посвящённые к непосвящённым. Я стою по эту сторону невидимого стекла — в мире, где нет универсального оправдания твоей усталости, раздражения или несостоятельности. В мире без алиби в виде детского плача или школьных оценок.

Мне говорят: «Ты не поймёшь». Всего три слова, а в них — целый приговор. Пожизненный запрет на понимание чего-то самого главного. Но чего именно?

Я не пойму, как можно гордиться самим фактом рождения как конечной станцией? Будто родить — это всё равно что приобрести дорогую вазу, водрузить на самое видное место и позволить ей пылиться, не замечая, как по хрупкому фарфору ползут трещины от каждого неловкого прикосновения.

Я наблюдаю эту «гордость» каждый день. Она живёт в моей работе. Она кричит в срывах уставших родителей на школьных собраниях. Молча прячется в экранах телефонов, когда ребёнок ждёт всего лишь взгляда, подтверждающего: «Я тебя вижу». Она дарит дорогие гаджеты не для счастья, а для того, чтобы «отвязаться» или доказать статус хорошего родителя. Она плачет у кабинета психолога с вопросом «что с ним не так?», не узнавая ответ в зеркале собственных «не сейчас», «потом» и «я устала».

А сегодня — День матери. И каждая открытка в мессенджере, каждый шаблонный стикер с розочкой — будто лёгкий удар по онемевшему месту. Это не злонамеренность — это социальный автоматизм. Люди ставят галочки в списке ритуалов, не задумываясь, что за праздничными картинками может скрываться чья-то иная, неудобная правда. Что их массовое «с праздником!» для кого-то звучит как тихий укор: «Ты не вписалась. Ты не дотянула. Ты — за стеклом».

А они... они всё пытаются загнать меня в свои рамки. «Ну ты же крестная мама!», «Ты для своих учеников — как мама!».
Слышите? Да ВЫ, слышите?! Это не комплименты! Это — костыли! Костыли для их убогого мировоззрения, которое не может вместить, что я могу быть цельной БЕЗ их священных ярлыков! Что моя ценность — не в том, чтобы быть «как бы мамой», а в том, чтобы быть СОБОЙ. Чёрт возьми, я что, сама выбирала этот путь? Вы что вообще знаете об этом? Вы, которые с лёгкостью делаете аборты, а потом смотрите на меня, как на бракованную? Вы, что прячетесь за званием «истинная мать», чтобы не сойти с ума от усталости и раздражения?

Они не злые. Они просто не видят. Их порыв «поздравить всех женщин» сметает на своём пути тех, чьё право на этот праздник оспорено самой природой или судьбой. Для них это — дата в календаре. Для меня — день, когда старая рана ноет, будто синяк, на который вновь нажали.

И здесь встаёт самый горький вопрос: что делать тем из нас, у кого это право — это природное, данное, казалось бы, каждой женщине право — было отнято не по своей воле? Стоять ущербно в стороне? Принять навязанную роль неполноценной, вечно жалеющей себя тени?

Нет. Моё материнство — другого рода. Оно невидимо для чужих глаз. Оно рассыпано по школьным кабинетам, где я подбираю осколки разбитых детских душ. Оно — в долгих разговорах с подростками, которые ищут хоть каплю понимания. В попытках достучаться до взрослых, давно забывших, каково это — быть маленьким и беззащитным. Я учусь читать в их глазах немые крики о помощи. И пытаюсь — тихо, без гарантий и без фанфар — склеивать эти разорванные страницы.

Их жалость ко мне — это лишь щит. Защита от простой и пугающей мысли: можно быть женщиной, цельной и глубокой, не пройдя через главные врата. Что любовь, жертвенность и забота могут принимать иные формы. Что материнство — это не только про рождение плоти от плоти, но и про взращивание душ — тех, что доверены тебе жизнью.

Мне нечем гордиться в их понимании. Мои руки пусты. В них нет ребёнка. Но в этой пустоте зреет тихая, трепетная уверенность: я не разбрасываюсь чужой душевной болью как мелочью для размена. Я не прикрываюсь священным статусом, чтобы оправдать своё раздражение, усталость или невнимание.

Я остаюсь за стеклом. Иногда здесь бывает одиноко. Но когда я вижу, во что превращается их «гордость» — в усталое отчаяние, в вечную спешку мимо самого главного, — я понимаю: возможно, моя «неполноценность» и есть иная, более сложная форма цельности.

И пусть я никогда не научусь гордиться простым биологическим фактом. Зато я умею беречь то, что доверили мне жизнь и время. Без громких слов. Без права на всеобщее признание. Без права на эту розовую открытку в День матери. Просто потому, что не могу иначе.

А сегодня… сегодня я просто пережду. Пережду этот шквал чужих ожиданий. Спрячусь в своей тишине. Открою окно, вдохну прохладный воздух и буду дышать. Медленно. Глубоко. Пока календарь не перелистнёт эту страницу, так безжалостно обнажающую всё, чего у меня нет. И всё, что у меня есть — пусть невидимое, немое, неоценённое, но оттого не менее настоящее.