МОЛЬ

 «И как человеку быть правым пред Богом, и как быть чистым рожденному женщиною?
Вот даже луна, и та не светла, и звезды нечисты пред очами Его.
Тем менее человек, который есть червь, и сын человеческий, который есть моль»
(Иов. 25: 4-6)



Гравий раздражающе громыхал под ногами, а неподалеку пара остолопов бросала мяч в баскетбольное кольцо. Мальчик остановился, чтобы поглядеть на их забаву, и буквально через секунду прибавил ходу - когда живешь, будто бы каждый день входя не в школьный класс, а клетку полную рычащих животных, привыкаешь боятся не то что каждого встречного, но и собственной тени. Страшно было ходить по коридорам и лестницам, даже просто стоять в каком-нибудь углу. Ужас усугублялся тем, что не было видимой и объяснимой причины в ненависти окружающих. Но часам к двум, а иногда и пораньше, все это заканчивалось – временная свобода от персональной преисподней. Убираться из школы на все четыре стороны было просто блаженством…
Иногда он шел в кинотеатр и смотрел черно-белые ленты, которые тем не менее были ярче этой серой жизни, что проживали большинство взрослых вокруг… а если сюжет на экране даже не был так уж безоблачен, всегда всё в итоге заканчивалось хорошо. Что и говорить, мальчик обожал кино, к тому же в будни кинотеатр почти пустовал - можно было сесть где угодно. Так маленький человек в своем мире будто бы обретал себя ненадолго… Но не всегда были деньги, и не всегда было время. Сегодня и того, и другого было слишком мало.
Дорога шла через лес около получаса, прежде чем взгляду открылась железная дорога. Ребенок замер на несколько секунд. Затем по одной лишь ему видимой причине сорвался, и, взбежав по насыпи, взобрался на рельсы. Он мгновенно почувствовал себя живым. Как-то по-особенному здесь пахло. Всегда.
Мальчик шел прямо по шпалам. Солнце стояло в зените. Ранняя осень, воспоминания о лете, когда он ходил с отцом на рыбалку на озеро неподалеку, почти даром проводя время – рыбы либо не было, либо ловилась всякая дрянь, годная лишь для кошек. Но все равно было чудесно в такие моменты, и отец был не так строг в отсутствии матери, странной женщины, с которой у него не было почти ничего общего, кроме цвета волос. Дома не поощряли жалоб, но однажды в такой момент, когда они были одни, ребенок признался родителю как тяжело ему приходится изо дня в день, но к сожалению не получил толком никакой поддержки. "Это всё потому, что ты не от мира сего, сынок…" - нечто подобное выдал в тот день мужчина после небольшой паузы, похлопав сына по плечу.
Шаг стал нарастать, даже воздух вокруг потеплел. «Побыстрее, найти бы и домой, совсем недолго и домой…» - билось в мозгу мальчика. И вот перешел на бег – так ничего не стоило упасть и расцарапать руки и ноги об мелкие острые камни, а то и разбить голову о рельсы.
Вот что-то темное мелькнуло вдалеке. Мгновенно сбавил скорость. Все ближе и ближе. Вот оно. Это был труп оленя, разрезанный пополам. Странно и неестественно обе части тела лежали совсем близко, совсем рядом. Задняя лежала на насыпе почти вплотную к рельсе, вторая ровно между. Словно кто-то спустился вниз, отыскал недостающую половину и попытался собрать тело.
Мальчик сел и принялся разглядывать причудливую находку. В воздухе стоял сладковатый мерзкий запах.
«только на днях я нашел его, он был словно живой…»
А теперь шерсть животного выцвела, глаза стали белёсыми, как густой пар. Тогда они будто были полны удивления, а теперь были похожи на мячики для пинг-понга. Мухи густо покрывали останки, которые уже стали слегка вздуваться. Ребенок смотрел на это с неподдельной жалостью, с какой-то наивной скорбью, которую только в детстве способен испытывать человек. Когда порой так тонко чувствуешь жизнь, когда смерть пугает впервые и вместе с тем вызывает интерес. Когда грань между этими вещами чувствуется так сильно. Но такая скорбь достаточно быстро проходит и, поэтому, легка.
Он считал минуты, глядя то в глаза мертвого животного, то на простенькие электронные часы красного цвета. Немного погодя отыскал какую-то палку на склоне и осторожно ткнул ей набухший бок… вонь усилилась до такой степени, что подкатила тошнота.
Мальчик медленно встал, зажимая нос, но от этого вряд ли становилось легче. Огромная площадь мяса на обеих половинах трупа потемнела.
Как-то непривычно, противно и вместе с этим было приятно наблюдать это. Все это было ново, пугающе ново… чувствовались какие-то легкие приливы эйфории. Он вспомнил, как однажды сам чуть не попал под поезд и теперь, взглянув на это, по телу будто пустили ток.
Испугавшись неизвестно чего, взгляд моментально переместился в сторону и вновь зазвучали быстрые шаги. Маленькая фигура стала удаляться прочь.
«неужели меня тоже так раздуло бы… как мерзко… ужас»
Теперь он должен был спешить, но определенно собирался сюда вернуться. Как на многосерийные фильмы, чтобы узнать продолжение сюжета. Как назло скользкие синтетические шнурки дешевых кед развязались, и пришлось остановиться. Солнце слепило глаза, и было весьма сложно сделать нечто даже столь простое быстро, и мальчик терял драгоценное время. Ни с того ни с сего, он обратил внимание на то, как потерта и стара его обувь.
Уже поднимая голову, ребенок ощутил над собой что-то гнетущее и неприятное. Он увидел косматого сутулого человека, стоящего вдалеке, но лишь очертания фигуры. Было что-то неказистое и игрушечное в его позе, а может и самом теле. С такого расстояния сложно  было различить не только его лицо, но даже одежду.
- Добрый день! - зазвучал крик детского голоса.
Силуэт повернулся вокруг своей оси, но не стал отчетливее.
- Эй!..
Фигура стала постепенно удаляться, что сначала даже несколько позабавило мальчика, но совсем скоро он понял, что человек не уходит, а приближается и приближается неимоверно быстро. Что-то творилось странное и с самой природой - солнце будто катилось к закату с ускорением, как если бы силуэт, выглядевший сейчас черным, ускорял своим нечеловечески быстрым бегом сам ход времени. Казалось, ребенок даже чувствует страшное тяжелое дыхание так же отчетливо, как собственное нарастающее отчаяние и животный страх. Наконец обретя самообладание, соскочив с путей,  скатившись по насыпи, мальчик ринулся к ближайшей лесной тропе, петляя и юркая между деревьев. Убегать он привык и умел, но в какой-то момент почва ушла у него из-под ног, чьи-то крепкие пальцы впились в череп, выдирая волосы, отчего кожа дико натягивалась. Голову два-три раза резко и методично ударили об землю. И все поплыло, мир таял и размывался. В начале, ребенок пытался сопротивляться, пару раз неотчетливо крикнул что-то, но очень быстро расслабился, безвольно растянувшись на земле, чувствуя теперь лишь, как больно царапает его спину камни и кто-то сжимает его ступни. Засасывает куда-то, неумолимо быстро. Последнее, что он помнил перед глазами были его часы, слетевшие с руки при падении, оставшиеся лежать в траве ярко красным тревожным знаком…
***


- Чего тебе, Адам? Она моя, понял? – звучало это крайне развязно и недружелюбно.
- Я знаю, - ответил тот. Нестриженые рыжие волосы покачивались, заправленные за одно ухо, частично закрывая лицо, но все же шрамы, ползущие по нему двумя полосами, были видны вполне отчетливо: один скользил от наружного края глаза вниз по щеке, местами заметно углубляясь, другой пересекал наискось тонкой белой линией рот.
- Знаешь, да? Тогда какие вопросы?
- За что ты её?
- Тебе интересно… ну, так слушай: её… вот её кинули, как дуру, значит я не получу своих денег. Видишь связь?
- О… - Адам медлил какие-то секунды, разглядывая его правильный череп оппонента. Абсолютно гладкий, будто натертый воском, огни придорожной заправки на заднем плане даже отражались в нем. Такую голову, должно быть, сплошное удовольствие лепить из глины. Настоящая находка для скульптора. Сутенер заметно напрягся, когда рука собеседника опустилась во внутренний карман, но в ней оказался лишь кошелек. Лицо Адама ничего не выражало, пока он отсчитывал бумажки.
- Хватит?
- Это что?
- За нее. Я оплачу, а ты перестаешь…
- Ой, зачем тебе это?! Жалость, да?.. Я тебе скажу…
- Позволь, я сам буду распоряжаться своими деньгами, - голос Адама звучал спокойно и даже мягко, но заставлял уступать.
- Ну… это справедливо. - кивнул тот в ответ, многозначительно поджимая нижнюю губу, что делало его похожим на древнего истукана. Увидев, что рука с купюрами отдаляется, он буквально вырывал их. – Учти, только как моему старому знакомому… Всё… вставай, говорю, всё.
Силуэт лысой головы быстро, на удивление быстро исчез в темноте.
Тело продолжало лежать. Всё как полагается: ноги, плохо прикрытые короткой обтягивающей юбкой, обутые в сапоги на длинных каблуках. Одна была чуть поджата к животу. Как виделось, ей досталось неслабо. Разве могла, как следует, защитить кожаная куртка от многочисленных ударов, которые наносит здоровый мужик…
 Она была совсем молодой, даже скорее юной. Адам убедился в этом, откинув черные, почти под цвет одежды, волосы с лица девочки, миловидность и чистоту которого не изглаживало даже такое обилие косметики. Пожалуй, даже какое-то кукольное. Оно могло бы вызвать зависть многих женщин и, наверняка, вызывало. Вот только серо-голубые глаза были открытыми, оставаясь будто стеклянными, неживыми. Однако, дотронувшись до тела, можно было почувствовать, как поднимается и опадает бок.
- Ты жива? Можешь говорить?
Наконец глаза обратились на него:
- Он ушел?
- Да. Не волнуйся.
- Помоги встать тогда…
Терпя боль во всем теле, она оказалась на ногах. Уже наступала промозглая осень, с ней холод, и благо дождь, который обещали, еще не прошел, и не превратил в грязь ту пыль, что покрывала собою дороги.
- Спасибо… да я сама отряхнусь, - прозвучало несколько растеряно.
- Как твое имя?
- Рокси, а что?..
- Рокси… это Роксана, если полностью?
- Ну, да, - вздохнула она, внимательно рассматривая его. – А ты… ты ведь и есть тот самый Адам, который держит ломбард в центре города?
- Да, - легкая усмешка, редко сходившая с резаных губ Адама, и носившая оттенок чего-то нервного, проявилась еще ярче. – Ну, сначала там был татусалон, но… ломбард этому городу нужнее, как оказалось, и куда выгоднее. Скажи, если не секрет, сколько тебе?
- Девятнадцать, - с каким-то вызовом и гордостью произнесла она. – Вернее… скоро будет. Ну, совсем скоро.
- Тебе очень идет это кольцо, - заметил Адам, указывая на ноздрю.
- Да? Ну… спасибо, - Рокси усмехнулась, пряча глаза.
- Что такое? Ты смущаешься? Проституток обычно сложно смутить.
- А ты в основном с проститутками дело и имел, как видно, – съязвила она в ответ.
- Да, к сожалению, как правило, с ними… не обижайся на меня. 
Повисла тишина и тьма становилась гуще. Проезжающие автомобили освещали их лица на короткое время, как прожекторы. Свет будто застывал на темно-красной помаде. Было видно, что боль от побоев еще не прошла – она заставляла девушку временами замирать, закрывать глаза.
- Может тебе к врачу?
- Нет… дай лучше сигарету, если есть.
- Держи. Держи всю пачку…
Она присела на корточки. Ветер, едва ощутимый кожей, сносил выходящий из ее ноздрей дым.
- Сейчас пройдет…
- Как так вышло, что тебя кинули?..
Рокси молчала, будто вопроса и не было. Лишь жадно втягивала дым, глядя в сторону, глядя на дорогу с какой-то непонятной тоской и ненавистью.
- Ладно, я пойду, можешь не отвечать, просто будь осторожнее… и знаешь, мне почему-то кажется… не знаю почему… что это, вообще, не твоё все.
Её лицо вдруг посветлело, взгляд наполнился теплотой. Она вдруг кивнула, улыбнувшись открыто:
- Просто никто и не снимал, я пряталась… но ты вряд ли меня поймешь.
- Пожалуй, да… стало быть тебе не очень-то нравится твоя работа.
- Логично.
- Зачем же тогда?..
- Не бери в голову, - обрывает его Рокси и отворачивается.
- Ладно. В любом случае, удачи тебе. Береги себя.
- Пока.

Адам уходил не спеша, всё ещё чувствуя на себе взгляд серо-голубых глаз, наблюдая за своею тающей тенью, и звуки с заправки удалялись тоже. Либо девочка была здесь недавно, либо была и, правда, особенной… но в ней точно не было чего-то такого, что необходимо для выживания и просто принадлежности к той среде, в которой она очутилась. Чувствовалась едкая, бесплодная жалость, которую, наверное, стоило гнать. Последний раз он чувствовал такое много лет назад, в ту пору, когда смывал кровь с полов и помогал убирать туши собак в бойцовском клубе. Видел, как не хотели умирать псы, еще десяток минут назад, кипевшии яростью. Сколько щенячьего и беспомощного, как оказывалось, жило глубоко в них. Они вспоминались и до сих пор.
Минув лесную тропку, он оказался дома. Сняв полупальто, постоял какое-то время в прихожей, где, как и во всем доме присутствовал прелый запах старости, какой часто заводится в местах, где мало что обновляется в обстановке, и в которых редко, что происходит. Первые минуты после входа к нему приходится привыкать.
В целом жилище нельзя было назвать убогим - дом был просторным и хотя обветшал, носил следы былого достатка хозяев, что жили здесь ранее.
Нужно было что-то поесть. Раздевшись по пояс из-за кажущейся духоты, он, проковылял на кухню и включил свет. Зашипела сковорода, и, будто, не замечая раскаленных капель масла, которые попадали ему на тело, Адам снова и снова прокручивал в памяти недавние кадры: ее волосы были мягкими на ощупь, казалось пахнущие не духами, а чем-то другим… будто цветами. Рука до сих пор сохраняла этот запах, который вдыхали ноздри сейчас, а он смотрел в потолок, желтый, потрескавшийся от времени, покрытый местами непонятно откуда взявшимися пятнами плесени. Ремонт никогда не делался здесь и никогда, должно быть, не будет сделан, думал он, всё четче видя юное лицо с серебристым колечком в ноздре, вспоминая момент, когда испугался слишком сильно для беспокойства за жизнь случайной встречной, что она мертва… и почему-то ему так хотелось, чтоб она оказалось живой.
Громкий и частый стук в дверь заставил вздрогнуть, и образ в голове Адама стал вдруг реальным - Рокси стояла перед ним на пороге у входа в дом, отчего-то тяжело дыша.
- Мда… ничего себе, снова ты? - не смог скрыть удивления он, просунувшись в проем приоткрытой двери.
- Похоже на то… - вздохнула Роксана, окинув взглядом голый торс человека перед ней и сразу же отвела взгляд. Оказывается не только его лицо, но грудь и живот тоже были украшены то тут, то там шрамами и рубцами, о происхождении которых можно было только гадать.
- И что тебя смущает так? – удивился Адам. – Ладно, сейчас оденусь. Чудна;я ты ей-богу…
Через секунду он вернулся, наскоро напялив на себя фланелевую рубашку.
- Ну что, так лучше?.. Чего молчим? Ты что же, шла за мной?
- Нет… не совсем, - выдавила из себя она, ни то до сих пор от боли, ни то от холода, ни то просто сильно волнуясь, глядя куда-то в сторону. – Я так и не сказала тебе спасибо, вроде.
- Да пустяки, не стоило приходить ради этого.
- Ну… ладно… если хочешь, я уйду, - замялась девушка, бегая глазами по сторонам.
- Да не дергайся так сразу. Я не это имел ввиду.
- Так что… мне войти?
- Ну, что ж… зайди. Есть хочешь?
- Можно было бы, - наконец улыбнулась Роксана, и прошла через прихожую с каким-то невероятным достоинством.
- Можешь не разуваться.
- Да? Как скажешь, - слушая стук собственных каблуков, она также неспешно прошла в полумрак кухни, к столу, бесшумно села. – У тебя тут мило довольно, полумрак…
- В темноте это место выглядит лучше, поверь мне… слушай, тут только мясо готово у меня. Будешь? Я мог бы сварить что-нибудь, если подождешь…
- Да не надо. Давай так.
- Хлеб хоть возьми.
- Ты-то сам что?..
- Я уже, - соврал он.
- Темнота - это совсем неплохо. Я люблю, когда в помещении мало света.
Рокси ела так, будто голодала сутки, если не больше, хотя и старалась не подавать виду, старалась делать всё медленнее.
- Да уж… - произнес Адам, обходя её сзади, легко коснувшись плеча девушки, от чего она вздрогнула. - Я тебя пугаю?
- Пугаешь? Да ладно… сначала заступаешься за меня, теперь пускаешь в дом, кормишь… и умеешь готовить, видимо.
- Пришлось научиться.
- Только не знаю, зачем тебе…
- Недавно открыл тут, но как правило много за раз не пью, - перебил он, ставя на стол початую бутылку вина. – Вот и осталось. Довольно приличное. Пьешь?..
- Я… - лишь пожала она плечами, в который раз уже смущенная и удивленная всем этим вниманием, свалившимся на нее. – Я давно не пила ничего такого.
- Тем более.
- Но… одна я не буду, - из её уст это прозвучало очень уверенно.
- Хорошо, - вновь ухмыльнулся Адам, ставя второй бокал.
- Спасибо тебе… я даже тебе вроде и сказать не успела.
- Пустяки.
- Ты спас меня по сути. Он не бьет по лицу никогда, чтоб товарный вид не портить, что не удивительно, но по телу метелит со всей дури иной раз.
- Да, я знаю его… он алчная скотина. Жестокая и алчная. Хотя я тоже не праведник далеко…
Время от времени взгляд Роксаны бывал необыкновенно пронизывающим, что выдерживать его становилось непросто, но после она сама прятала лицо, не желая смотреть прямо, осекаясь, теряясь. И сейчас, после внезапной паузы между ними, она отвела глаза, бросив как-то наиграно скептично:
- Да уж… свечей не хватает только.
- А что? Можно… - восприняв фразу буквально, с ближайшей полки Адам зацепил какую-то банку с большим красным огарком и погасил лампочку над раковиной. – Здесь только одна… держу её на случай, если электричество отключат. Такое бывает иногда. Хотя в подвале есть, конечно, генератор…
- Я… я не понимаю… - в каждом ее зрачке горело по крошечной свече, пламя в банке вздрагивало и свет плавал по лицам. – Не понимаю, зачем это всё.
- Что всё?
- Ну, еда, вино, свеча… насчет нее я вообще в шутку сказала.
- Убрать?
- Да нет… но тебе не обязательно это делать.
- Я знаю, - Адам выпил быстро и закурил. – Но ты права… кое-что точно убрать стоит.
Пока он неловкими движениями сгребал лишние предметы с поверхности стола, держа сигарету зубами, дым которой постоянно лез в глаза, Роксана встала и осторожно, почти по кошачьи неслышно отошла в прихожую, не поворачиваясь спиной к Адаму. Сложно было сказать что тут было больше недоверия или просто игры.
- Ты уже? - недоуменно спросил он, увидев её около входной двери.
- Да… мне, правда, надо бежать, пока меня не хватились, - смущенно пожала она плечами, на ее лице была светлая лёгкая улыбка.
- Твоя правда… жаль.
- Жаль, - согласилась Рокси. - Но я еще приду.
- Когда?
- …Нибудь, - как бы продолжила она за ним, засмеявшись. - Ты оказывается очень… милый, правда, - произнесла она, чувствуя как краска приливает к лицу, и сразу же, опасаясь, что Адам заметит это, рванулась на улицу.
И он заметил, как и смутную горечь после её ухода. Попивая вино, прикуривая и бычкуя сигареты, он провёл ещё не один час, балансируя на грани самых светлых и тревожных мыслей, пока не пришел к пониманию того, что будет делать теперь и что в частности ему предстоит сделать завтра.
 Она шла в темноте, но шла почему-то очень уверенно, даже не чувствуя холода, улыбаясь только по ей понятной причине, курила короткими затяжками и в какой момент остановилась, вглядываясь в звёздное небо. Затем щелчком отпихнула окурок, и он, описав дугу, исчез в ночи.

- Короче… приведи мне ее, - попросил Адам, передавая деньги. - Здесь за два часа.
- Ты уверен? - вздернул бровь Лысый.
- Абсолютно.
- Нет, она очень миленькая на лицо, но полный беспонт. Недавно тут совсем у меня, буквально неделю. Ее раза четыре снимали всего, если не ошибаюсь, и никто не остался доволен, прям хоть бабки возвращай. Один раз вообще скандал был жуткий - порезала клиента! Нормально? Я ее поколачивал временами, но характер, как был дерьмовый, так и остался…
- Со мной скандалов не будет.
- Разрешаю тебе ей навешать чуть, если артачиться будет. Но чур не по лицу!
- Обойдусь без этого. Если вдруг я задержу ее дольше, то дам тебе заблаговременно знать… ну, и доплачу естественно.
- Эх, все бы так! Ну, жди здесь.
Спустя пять минут из мотеля вышла Роксана. Он помахал ей, стоя возле своего пикапа на почти пустой стоянке. Алам еще издалека заметил нечто нервное в ее походке, она смотрела куда угодно, но  только не в его сторону.
- Привет, - бросила она, глядя себе под ноги.
Одета она была, как вчера, но чуть небрежнее, и было меньше макияжа, видимо из-за банальной спешки. Адам услужливо открыл дверь:
- Прокатимся?
- Ладно, - пожала она плечами.
Рокси ловко наносила косметику во время движения автомобиля, ловя на себе косые взгляды Адама.
- Может, притормозить? Сделаешь всё спокойно.
- Не трать свое драгоценное время, - язвительно ответила она, но Адам всё же затормозил.
Он внимательно смотрел на нее, девушка не двигалась.
- Смотрю, разговор у нас с тобой не клеится… скажи, чего бы тебе сейчас хотелось?
- Какая разница?
- Слушай, я могу тебя высадить где-то и ты просто погуляешь… не знаю, денег на такси тебе дам, вернешься сама.
- Ты о чем вообще? - она наконец смотрела на него, причем не моргая.
- Знаю, звучит странно, но… не так я себе представлял нашу встречу сегодня, - Адам чуть перегнулся через нее и приоткрыл дверь. - Можешь идти. Лысому говорить не буду ничего, не переживай.
- У богатых свои причуды, да? - усмехнулась Рокси, после некоторого молчания.
- Да нет, - ответил он и взгляд его стал колким. - Просто я не насильник.
- Что ж… хорошо, допустим, - произнесла она, скрестив руки на груди. - Что дальше?
- О… разберёмся. Для начала выпьем, перекусим, поговорим, что скажешь?
- Было бы неплохо. Только время твое зря…
- Вот именно, что мое, - перебил ее Адам, заводя мотор. - Не переживай.
- Как скажешь.
- Есть здесь одно неплохое местечко. Там скорее всего сейчас мало людей. Не люблю толпы.
- Чудно.
- Курить можешь в салоне, если что…
- Ничего, потерплю, - бросила она и захлопнула дверь.
Через десяток минут они стояли возле небольшой вывески, которая по вечерам зажигалась бледным неоном.
- «Второй шанс»? Ну-ну… - усмехнулась Рокси, прикуривая тонкую сигарету.
- Я встречал названия и похуже.
- Да я не об этом… ладно, не суть.
- Если вдруг тут не понравится, - произнес Адам, взяв ее за руку, поднимаясь по начавшим разрушаться бетонным ступенькам. - Всегда можем уйти, поискать что-то ещё.
Из-за входной двери звучал утяжелённый блюз. Звякнул колокольчик на притолоке и человек с длинными седеющими волосами за стойкой лениво поднял глаза. По левой руке от мизинца, обвивая ее, до самого уха ползла черная чернильная змея. Мужчины обменялись рукопожатиями.
- Привет, Удав.
- Ну, здравствуй, рыжий лис… давно не заглядывал.
- Как-то не с руки было.
- Симпатичная дочка у тебя. Представишь?
- Она мне никакая не…
- Меня зовут Роксана, - отозвалась девушка. - Для близких – Рокси, но близких у меня нет.
- Красота с характером, - многозначительно заключил Удав. - Такой и должна быть красота… как я сказал, а? За это надо выпить. Пьешь?
- Еще как пью. Какого-нибудь красного можно?
- Какого-нибудь?.. - усмехнулся Удав, беря бутылку с полки сзади себя.
Едва он успел наполнить бокал, как Рокси осушила его залпом и осторожно поставила на стойку.
- Благодарю, - выдохнула она, направляясь к дальним столикам через весь бар. - Возьми мне еще… папочка.
- Эх… совсем же девчонка еще, - мотнул головой Удав, опрокидывая в себя стопку джина, глядя ей вслед. - Красивая, но не в моем вкусе - люблю женщин покрупнее… да и постарше - с молодыми нервов много. Ты извини насчет дочки, это я глупость сморозил, конечно.
- Да нормально всё, проехали. Дай колу в стекле одну и вина еще ей плесни. Деньги вот… сдачи не надо.
- Не выпьешь со мной?
- Я за рулём.
- Раньше тебя это не останавливало.
Адам не спеша прошел к их столику, поставил вновь наполненный бокал, но место рядом не занял.
- Планируешь так и стоять? - спросила Рокси, разглядывая обстановку бара.
- А ты планируешь напиться?
- Пока не решила.
- Зачем?
- По-трезвому слишком страшно, когда это делают со мной… лучше оглушить себя иной раз.
Адам вздохнул и тяжело опустился на стул напротив:
- Ты как-будто не слышишь меня… ничего не произойдет, если ты этого сама не захочешь. Слово даю.
- Не верю.
- Глупая. Если бы я собирался, уже бы сделал. Как вчера, так и сегодня.
- А ты самоуверенный, - вздернула она бровь, аккуратно туша сигарету в пепельнице.
- Отнюдь. Всегда стараюсь трезво оценивать свои возможности. Лучше скажи мне, как тебе здесь?
- Ничего так… атмосферно, уютно даже. Не хватает кучки байкеров только… ну, или дальнобойщиков каких-нибудь.
- Рад, что тебе понравилось… ну, что до Удава, то он бывший байкер, если конечно Jolly Killers можно назвать байкерами… конченные отморозки на мотоциклах, даже у меня волосы шевелились от того, что они вытворяли.
- Вот как… любопытно. А почему Удав?
- Потому что душил людей, - простодушно пожал плечами Адам.
- Да уж… я могла бы догадаться.
- Не бойся. Он славный малый. Подсел на спокойную жизнь. Насколько она тут вообще возможна.
- А ты как-то был с ними связан?
- Я сначала по нелепости попал к ним в логово, один не очень умный парнишка из ихних притащил меня в знак своеобразной благодарности. Меня там чуть не грохнули сначала, - произносит Адам, ненадолго зайдясь хриплым глухим смехом. - В следующий раз, спустя некоторое время чуть не грохнули за то, что отказался вступить к ним. Весельчак, так звали главного, сказал, что такое впервые… но я аргументировал это тем, что ни мотоцикла нет, ни ездить я не умею, да и мало времени прошло, рано мне еще. Приходилось кататься вместе с Удавом, который между прочим тоже не был в восторге от их методов. А если учесть, что его родного брата убили за какую-то глупую провинность, так и вовсе имел зуб. Если в целом - оружие, наркотики, похищения, вымогательства, заказанные убийства. Что до меня - я занимался вымогательством, точнее даже выбиванием долгов. Зачастую люди видя моё лицо и глядя мне в глаза уже становились сговорчивыми и продолжать долгие и болезненные переговоры не было необходимости. Были, конечно, упертые и наглые. Я помню такому телефон об голову разбил. Старинный был такой аппарат, жаль даже немного… а подвела меня старая добрая жалость - я наставил пушку на человека, который хотел пытать ребенка на глазах у родителей, малыша он оставил в покое и вроде всё разрешилось, но меня на следующий день отвезли в безлюдное местечко, избили и оставили Удаву. Он колебался, он знал ситуацию, за что меня так. Я тогда сказал ему, валяй, убей меня, как они убили твоего брата, он выстрелил над головой у меня пару раз и ушел, велев убираться подальше из того города, где все это происходило.
- Это очень хорошо, что ты ребенка того спас… - тихо, почти шепотом произнесла Роксана, допивая вино.
- Да уж… но я тоже был парень не промах. Я успел набрать компромата. Опыт доносительства у меня уже был немалый. Ха… ну, а как иначе? Я еще до этих ребят торговал наркотиками и как-то должен был обеспечивать себе относительную неприкосновенность. Так вот, большую часть их людей моментом закрыли, со временем в судах дали огромные сроки, а Весельчак и очень-очень немногие, кому повезло, забаррикадировались в одном из их заведений, ожидая видно какого-то чуда… а я подумал и решил прийти поквитаться, там же первым и встретил Удава. Конечно, как видишь, убивать его не стал… более того, мы вместе перебили их всех. А зуб у него на этих ребят, как я уже сказал, был и немалый. Да и что ему оставалось? Узнай они, что он отпустил меня живым – ему хана. Еще и общаг поделили с ним. Правда, зареклись никогда не встречаться, но вот столкнулись же здесь. Хотя… эта дыра, чтоб потеряться из виду, самое то.
- Надо же, - находясь в состоянии легкого ступора, выдавила из себя Роксана.
- А я вот смотрю… - горько улыбнулся Адам, ставя на стол стеклянную бутылку, на дне которой болтались остатки бурой жидкости. - И думаю. Ты как эта бутылочка - стройная, гармоничная, ничего в тебе лишнего и прибавить к тебе нечего.
- Скажешь тоже, - опустила она глаза, усмехнувшись.
- Но вот в чем штука - тебя вот также опустошат и выкинут, - Адам точным броском отправил бутылку в ближайшую урну. - Завязывай с этим всем. Пока не поздно.
- Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?! - взорвалась Рокси. - Нихрена ты не понимаешь! И ничего не знаешь ни о моей жизни, ни о том, почему я здесь! Я больше всего на свете хочу вырваться…
- Так расскажи в чем дело.
- Нет, я не хочу об этом говорить. Это больно. Реально больно.
- Понимаю…
- Да что ты понимаешь.
- В боли я кое-что смыслю… лучше, правда, не будем о прошлом. Да ты и так многое можешь понять, глядя на мою рожу, на которой будто орехи кололи…
- Хватит прибедняться уже. Рожа, орехи…
- Нос сломан неоднократно. А зубы, о… спасибо дантистам - почти все вставные.
- И что? Кто тебе внушил, что ты некрасивый?
- Зеркало, возможно, - съязвил Адам, закуривая. - Но если мы и дальше будем обсуждать мою физиономию, то неизбежно упремся в тему прошлого, а нам, наверное, ее лучше отложить.
- Согласна.
- Я зарекся от жалости к себе, но ковыряясь в прожитых днях легко прийти к ней. А мне это ни к чему… слабость да и только.
- Значит я слабая.
- Ты женщина тебе позволительно.
- Мало того, что самонадеянный, ты еще и сексист, - фыркнула девушка.
- А еще немного убийца, немного вор… а бар он и правда хорошо назвал. «Второй шанс». Забавно.
- Простите что прерываю вашу милую беседу, - возник перед ними внезапно Удав с парой тарелок сэндвичей в руках. - Пользуясь моментом, пока вы перестали спорить и говорить на повышенных тонах, предлагаю вам перекусить хоть немного. Это так, чисто от меня, если что…
- Благодарю, старик, но не стоило.
- Да ты-то, понятное дело, можешь и на солнечной энергии жить!
- Большое спасибо, - благодарно кивнула Рокси, на ее лице впервые за сегодня возникла теплая улыбка. - Это с курицей, да?
- С индейкой, дорогая, - уточнил Удав. - Со свежей индейкой.
- Ладно… пойду, помою руки, - произнес Адам, поднимаясь с места. - Я быстро.
- Эй, - подозвал его Удав. - Слушай, а если не секрет, где ты ее выцепил?
- У Лысого.
- Да, ну! У этого недотепы, такие красавицы работают?
- Да, заплатил за два часа… не спрашивай только, нахрен я всё это сейчас делаю и зачем это мне.
- Добро, не буду. И вообще, это не моё дело. Ты взрослый человек. Твое здоровье! - налил и выпил Удав в мгновение ока. - Но, вообще, не ожидал… как-будто не из этих она, понимаешь? А у меня глаз наметан так-то…
- Полагаю, она тут малость не по своей воле.
- Что ж… я, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Адам зашел в уборную, кран, пару раз плюнув воздухом и ржавой водой, заработал. Вода почти обжигала руки, но он будто ничего не чувствовал, глядя в запотевшее зеркало. Адам придвинулся к нему, будто желая сказать что-то собственному отражению.
К моменту, когда он вернулся, Рокси уже практически расправилась с едой.
- Ты что так долго?
- Так… мысли нахлынули.
- Как интересно.
- Не особо, - он откусил пару раз и отложил пищу в сторону.
- А друг твой просто душка.
- Ну, друзей у меня нет. Он скорее человек, с которым у нас негласный пакт о ненападении.
- Вот как?
- Именно. Лучше и не скажешь.
- По-моему, он рад тебе. А у тебя вообще были друзья когда-нибудь?
- Знаешь, мне казалось в некоторые жизненные моменты, что да. Но… как сказал кто-то: Боже, избавь меня от друзей, а с врагами я разберусь сам.
- Не слышала. Терять кого-то тяжело… будь то смерть или предательство. Все равно тяжело.
- Да уж, а когда бывшие якобы друзья стремятся выбить из тебя душу, то вдвойне тяжело. Но что-то мы опять о грустном…
- Такая уж у нас жизнь, - пожала плечами девушка.
- А не сыграть ли нам? - кивнул Адам в сторону бильярдного стола.
- Я не умею.
- Так а я на что? Это не сложно на самом деле.
- Как скажешь. Кто платит, как говорится, тот и заказывает музыку, - иронично улыбнулась Роксана.
Адам опустил несколько монет в прорезь и из механического нутра посыпались тяжелые разноцветные шары.
- Итак, начнём. Обрати внимание: сплошные и полосатые. Всегда есть один черный, его забивают в последнюю очередь.
- Ага.
- Сперва вот этой треугольной штукой необходимо их разровнять. Вот… вставай-ка.
Он осторожно, но довольно неожиданно положил руки ей на талию, оказавшись сзади нее, а она перед зеленой суконной поверхностью.
- Держи кий вот так, немного наклонись вперед. Да не бойся ты… еще немного. Молодец. Локоть на правой не стоит отворачивать в сторону… да, движения не обязательно сильные, но четкие… вот так. Отдельный момент - большой палец на левой, но это потом…
Когда все шары вернулись восвояси, Адам подытожил:
- Для первого раза очень достойно.
- Благодарю, - немного смущенно отозвалась девушка.
- Что-то не так?
- Да нет… нет-нет, было очень… занятно.
- Сыграл бы еще с тобой, но боюсь уже времени не хватит.
- Да, времени мало… такая музыка сейчас красивая, медленная. Можешь подойти ко мне?
- В смысле?
- Потанцуй со мной немного, - заглянула ему в лицо Рокси так, что он не смог бы отказаться даже если бы хотел. - Пожалуйста, ну…
- Танцор из меня хреновый, скажем откровенно.
- Да тут уметь нечего вообще! Просто держи меня здесь. Держал же недавно, - усмехнулась она, кладя его руки себе на талию. - Вот, разница в том, что теперь лицом к лицу. А мои руки здесь. Ориентируйся просто по мне. Откликайся на мои движения. Ну и на ноги старайся не наступать.
- Ни в коем случае.
Они начали неспешно передвигаться в небольшом пространстве, чувствуя тепло и запах друг-друга, стараясь не встречаться глазами.
- Я выйду подышать, ребята, - подал голос Удав, выбираясь из-за стойки.
В какой-то момент Рокси положила голову ему на плечо, и когда Адам провёл рукой по её волосам, ему показалось, что она вздрогнула.
- У тебя что-то сердце прямо колотится, - заметил он.
- Это так… не обращай внимание. Вообще, нам пора, наверное?
- Да, действительно…
Когда они были уже в дверях, Удав подозвал его жестом.
- Подожди у машины, я сейчас, - попросил Адам и направился к стойке. - Что случилось?
- Да так, удачи хотел пожелать… не знаю, что у вас с ней, но я видел, как она реагировала на твои прикосновения, когда ты к ней жался у бильярдного стола.
- Жался… скажешь ведь. Да я просто…
- Да-да, рассказывай, - усмехнулся тот почесывая голову змеи за ухом. - Ну, ты все правильно сделал, в принципе. Интуитивно скорее всего, но правильно. И она отозвалась тебе, ответила, когда захотела, чтоб ты с ней потанцевал… что тут собственно непонятного?
- Давно ты заделался знатоком сердечных дел?
- Смейся сколько влезет. Я видел выражение ее лица, глаз… ну, ты понимаешь. Другой вопрос, захочет ли она, чтобы ты ее спасал. И насколько ты сам хочешь этого.
- Я понял тебя. Ну, бывай…
Почти всю обратную дорогу они ехали молча, но это молчание не было гнетущим или напряженным.
- Вот мы и приехали.
- Спасибо, - тихо сказала девушка. - Я очень славно провела время. Хотя до сих пор не понимаю…
- Не заставляй Лысого ждать - запсихует, - перебил ее Адам.
- Да, ты прав, конечно… - вздохнула Рокси.
- А отчего грусть?
- Так… не от чего. Забей.
- Ну, я надеюсь, мы еще увидимся, - внимательно посмотрел на нее Адам, то ли утверждая, то ли задавая вопрос.
- Да? - встретилась она взглядом с ним.
- Конечно.
- Когда?
- Нибудь, - усмехнулся Адам, но сразу же пожалел о сказанном, глядя, как она по-детски растерялась.
- А… ну, да… понятно, - наконец нашлась она. - Это ты в отместку мне за вчерашнее, да?
- Ну, прости… скоро, я надеюсь, скоро. Но договоримся заранее, что если я приду, давай обойдемся без этой тонны штукатурки на лице - ты очень красивая девочка, тебе это попросту ни к чему.
- С… спасибо, - смутилась она. - Да я понимаю, просто…
- И одежда - оденься во что тебе самой хочется, как хочется, как удобнее. Понимаешь?
- Да, конечно.
- Ну, что краснеешь… ладно, беги. Позови мне Лыского, кое-что надо перетереть.
До самого момента пока мужчины в пикапе перестали разговаривать и Адам уехал, Роксана стояла у входа и курила одну за одной.
Сутенёр шел и чуть ли не приплясывал от восторга, пересчитывая купюры. Казалось, вокруг он больше не видел ничего в этот момент.
- А, это ты, - радушно бросил он девушке. - Ты чего тут? Не мерзни, иди внутрь лучше.
- Могу я узнать, что он сказал?
- Отчего же нет? Тебе очень повезло - теперь у тебя появился… как бы правильно выразиться-то… приоритетный клиент, вот! Еще и вперед заплатил.
- Всмысле? - опешила Рокси.
- Да в прямом. Завтра у тебя выходной - Адам попросил, чтоб никто тебя не тревожил. Ну, а послезавтра наш общий знакомый тебя навестит, - подмигнул Лысый, помахивая купюрами у нее почти перед лицом. - Можешь же ведь, если захочешь! Вернула мне клиента буквально! Я уж думал, он совсем интерес к женщинам потерял. Кого только ни предлагал ему… два года ни ногой ко мне и вот случилось!
- Почему послезавтра, а не завтра?
- Ого, а я смотрю он к тебе тоже подход нашел. Ты взгляни на себя - светишься, как звезда на рождественской елке! Ладно, иди, отдыхай…

Пока Адам ждал на том же месте на парковке, она успела подкрасться незаметно и закрыть ладонями его глаза.
- А я сноровку и правда теряю - ко мне раньше нельзя было подкрасться незаметно, - с упреком самому себе произнес он, ощупывая тонкие пальцы Роксаны.
Адам повернулся и замер - перед ним стояла миловидная девушка, почти подросток. На совсем юном лице не было и грамма косметики. Вместо вызывающей короткой юбки и сапог на длинном каблуке на ней была пара кроссовок и черные обтягивающие джинсы.
- Привет, - тихо сказала она, казалось, сам голос ее стал мягче. - Ты чего смотришь так?
- Нет-нет, ничего. Все в порядке.
- Надела виниловую куртку вот, просто похолодало что-то, хотя моя кожаная мне нравится больше, - вид у нее был растерянный и как-будто несколько печальный.
- Ты прекрасно выглядишь.
- Лысый сначала наехал на меня, какого хрена я одета не как полагается. Но ты же сам просил…
- Так и надо было ему сказать.
- Ну, он и отстал сразу… только ты странный какой-то сегодня. Точно всё нормально?
- Да, конечно. Поехали?
- Ага.
- Скажи, куда бы тебе самой хотелось?
- Может, по парку походим просто?
- Отлично. Я тут глинтвейн захватил в термосе, правда, уже остыл немного, наверное…
- Прекрасно.
Какое-то время, как это бывало и ранее, ехали молча. Рокси ловила на себе его беглые взгляды, чувствуя странное волнение.
- Так это забавно… я вроде поскромнее, попроще оделась, а чувствую себя будто наоборот - обнажилась перед тобой.
- Любопытно, - усмехнулся Адам.
- Ну, это не совсем то, что я хотела сказать… мне как бы…
- За той одеждой и образом проще иногда спрятаться, да? - попробовал продолжить её мысль Адам.
- В некотором роде.
- От меня тебе не нужно прятаться, - Адам посмотрел на нее пристально, останавливая автомобиль у входа в парк.
- Я понимаю, но это непросто.
- Пошли.
Они неспешно двинулись по главной аллее. Роксана украдкой взяла его за руку и внутри Адам почувствовал, как от ее прикосновения внутри медленно растекается тепло. Он сделал пару глотков глинтвейна.
- Ты же за рулём.
- Из правил иногда надо делать исключения.
- Пожалуй, ты прав.
- Лысый тебя не донимал?
- Нет, что ты. Сама любезность, после того как ты ему денег отстегнул.
- От чего грустишь тогда?
- Да так, - отмахнулась она. - Вчера в четырёх стенах проторчала весь день. Столько всего в голову лезло, столько передумала.
- Поделишься?
- Не стоит…
- Как знаешь. Я могу поговорить, чтобы он давал тебе возможность выходить и прочее… не держал тебя на коротком поводке, как говорится.
- Длинный поводок, конечно, лучше, - усмехнулась Рокси.
- Ты же понимаешь, что не об этом речь.
- Понимаю и ты меня пойми… ладно, извини, - она остановилась и взяла его руки в свои. - Ты, правда, за эти дни столько сделал для меня… откуда ты такой только взялся.
- Расскажи, за что ты порезала того… ну, ты понимаешь, о ком я.
- О, это Лысый рассказал? Да так… не хотел один персонаж понимать простые вещи.
- Какие, например?
- Что я не из тех, кто позволяет засовывать себе в рот посторонние предметы, - Рокси сказала это так, что каждый бы ощутил внутреннюю силу этой с виду хрупкой девушки.
- А ты девочка не промах. Молодец… -  многозначительно улыбнулся Адам.
- Да уж. Огребла тогда по полной.
- Это не так важно. Главное, что ты за себя постояла.
- Тебе легко говорить.
- Да неужели? Знаешь, сколько драк я пережил?
- Спрошу и я тебя, - Рокси сжала его руки крепче и, сама удивляясь себе, вдруг посмотрела ему в лицо прямо и без стеснения, разглядывая два больших шрама, кривую переносицу и еще множество мелких рубцов и отметин помимо прочего. - Можно?
- Конечно.
- Два года, как перестал ходить в бордель. Что случилось вдруг?
- Неожиданный вопрос… да так, просто перегорело как-то. Я раньше активно прибегал к услугам проституток. Все дело в том, что это было самое простое решение. Знаешь, сколько заплатить и знаешь, что ты  получишь. Дело даже не в том, что я удовлетворял какую-то страсть или ещё что-то в таком духе. Я просто забивал пустоту. Вот и все. И когда я вдруг это окончательно осознал. Мне все это до тошноты надоело…
- Как крыжовник, - еле слышно произнесла она.
- Что?
- Глаза у тебя. Зелёные-зелёные.
- А, это… в отца, наверное.
- Ладно, пойдём. Дай глотнуть.
- Пей, пей. Я специально для тебя сварил.
- Сам? Надо же… есть хоть что-то чего ты не умеешь?
- Ну, например, танцевать, как я на днях тебе и признался.
- Эх, а я когда-то очень любила. Но это было раньше…
- Спрашивать почему, полагаю, бессмысленно?
- Именно. Догадливый ты, - ответила девушка иронично, прибавляя шаг.
- Слишком много у нас тайн, вот что я думаю.
- Мы вроде зарекались говорить о прошлом, нет разве?
- Ну, о своем прошлом я тебе кое-что уже рассказал. Или ты хочешь узнать больше? Спрашивай.
- Мне гораздо интереснее будущее, - тяжело вздохнула Рокси, внезапно остановившись, опустив руки в карманы куртки.
- Я не умею его предсказывать.
- Ты прекрасно понимаешь о чем я… зачем ты здесь сейчас со мной, Адам? Ты можешь ответить хотя бы себе? - спросила она столь строго, что будто бы сразу стала на порядок старше.
- Всё не так просто…
- Я так и знала, - горько усмехнулась Роксана, поворачиваясь к нему спиной. - Ты просто издеваешься надо мной.
- Вовсе нет.
- Скажи, это прикол какой-то, да? - бросила она злой взгляд через плечо. - Или игра в благородство? Может ты какие-то комплексы так пытаешься решить?
- Что я сделал не так?
- Ты не понимаешь, правда?
- Нет, постой, я точно не…
- Давай… давай решим здесь и сейчас, - её рот ловил воздух так, будто начиналось удушье.
- Что ты хочешь услышать от меня?
- Не надо ко мне больше приходить! - выпалила она и тут же прижала ладонь к лицу, как если бы ее тошнило.
- Успокой.
- Не надо меня успокаивать! - на ее глазах навернулись слёзы. - Лучше уж так, пока это все не зашло слишком далеко и не стало совсем плохо.
- Я сомневаюсь,что ты сейчас говоришь то, чего действительно хочешь.
- Отвези меня обратно. Пожалуйста, просто отвези.
Адам какое-то время стоял с каменным лицом молча перед ней, пока, наконец, не выдавил из себя одну фразу:
- Будь по-твоему.



***

Он прыгал по школьному двору, уворачиваясь от нападавших, как-то до странного весело размахивая длинной цепью. Временами прыгал, как боксёр на ринге. И, как на ринге, здесь были зрители, толпа продолжала стекаться, чтоб посмотреть, как мальчик двенадцати лет ведет этот неравный бой. Враги были крупнее его, и, хотя один уже сидел на земле, держась за рассеченную голову, второй еще кружил вокруг него, как волк. Вот-вот должна была появиться администрация школы, но он надеялся успеть: и расквитаться, и уцелеть…
Люди вокруг кричали что-то разношерстное, противоречивое. Толпу, для которой зачастую сложно определиться на чьей она стороне, будто лихорадило. Лихорадило и природу: то выглядывало яркое солнце, то скрывалось за серыми тучами. Драка продолжалась. Подростки поднимали столбы пыли. Длинная цепь рассекала воздух. Вот, изловчившись, мальчик попал в колено противнику, и тот сразу же осел, сдавленно вскрикнув. Первый подросток, более-менее оправившись, подобрался ближе, но кровь заливала глаз, мешая обзору, что сыграло не в его пользу – увернуться просто не хватило времени и цепь попадала прямо в лицо. Прозвучал скулеж и ругань. Еще два удара приходятся уползающему по спине. Становится ясно, что он ретировался окончательно.
Теперь оставался только один. Мальчик, вращает цепью всё яростнее. Роли поменялись – теперь он наматывает круги вокруг своего врага, теперь уже хромающего. Его движения приобретают некоторое подобие танца, какие танцуют дикие племена. Лицо, черты которого плохо различимы из-за зарослей рыжих волос, застыло в какой-то жуткой гримасе. Оно выражало лишь холод и осмысленную безмолвную злобу. Такие лица должны быть, возможно, у солдат, но не у детей. Злоба читается и в лице его оппонента, но всё более беспомощная и жалкая. Злоба в детских лицах… где еще ей ярче и страшнее просиять.
Попытка перехватить цепь рукой, когда та оказывается наконец в опасной близости, не увенчалась успехом. Боль пронзила всю руку, и парень был вынужден признать поражение. Но вряд ли это признание кому-либо было нужно. Он был вынужден стать просто наблюдателем, уперев голову в землю от боли, слушая свист цепи над собой.
- А ну брось!.. Не смей его трогать, слышишь! – эти слова взрослых рыжеволосый мальчик услышал, и, как ни странно, они подействовали, по крайней мере, так казалось, со стороны. Цепь замедлилась во вращении. Он чувствовал тяжелую волну слабости, поворачиваясь к людям, приближавшимся всё быстрее. Его рука начала интуитивно раскручивать цепь сильнее, вызывая некоторые всплески паники, но быстро ослабела. Ребенок упал без сознания. Почти сразу начался припадок. «У него эпилепсия… держите язык…»; «При эпилепсии должна идти пена… это что-то еще» - продолжают доноситься обрывки чьих-то фраз.
Каменистая поверхность жестко столкнулась с его головой. взметнулся рыжий куст волос, открывая лицо. В расслабленном состоянии оно не казалось не таким уж безобразным, как обычно: криво сросшийся порез на губах создавал впечатление, что половина верхней губы будто чужая, будто взята у другого человека; шрам же, сползавший от внешнего края брови, искажал веко таким образом, что казалось , будто глаз когда-то принадлежал сенбернару. Происходящее вокруг напоминало крысиную возню, звучала смесь голос и шорохов, мальчик чувствовал, как руки хватают его и тащат куда-то. Совсем как тогда и он кричит, пытаясь вырваться…
…перед тем, как темная пелена расступилась, мальчик услышал голос своей матери. Он никогда не бывал связан с чем-либо хорошим. Глаза открывать не хотелось.
- Вот полюбуйтесь, - слышно, как его цепь падает на стол под звук голоса директора, лысой, тучной амёбы, самодовольной и слишком уж отстраненной, чтобы понять хоть кого-то кроме себя. – Ваш сын сегодня изувечил двух учеников. Инвалидами благо не сделал… так… и что? Вы всерьез хотите меня убедить, что вот он учился в христианской школе? Нет, я догадываюсь, что его оттуда выкинули и немудрено за что… но что он проучился там так долго…
- Да… да-да… да, - как заводная игрушка, нервно повторяла его мать, женщина с резкими чертами лица и рыжими волосами. Цвет волос – это почти единственное, что осталось у них общего. Чертами лица мальчик все более походил на отца, чем на мать. Что было странно и лишь увеличивало дистанцию между матерью и сыном. Она, как всегда, замечала всё…
- Это уже не первая драка, Вы понимаете, да?..
- Он у нас не в себе… он и раньше был странным, но…
- Я знаю прекрасно, что с ним случилось и через что он прошел, но я не могу это терпеть… мы не можем этого терпеть.
- Да, пожалуй… он нуждается в лечении. Мы уже занимались с ним, он у нас…
- Ха! А вот это интересно… - оживился директор. - Т.е. он уже побывал в сумасшедшем доме? Очень интересно… ответьте мне на один вопрос: Вы считаете, что было корректно с Вашей стороны утаить этот факт? И, кстати, любопытно узнать, как Вы этого добились!
- Я… я просто хотела, как лучше, он был нормальным…
- Кому?! Вы?! Врёте?! Скажите наконец…
- Ладно, - взяла себя в руки женщина, обретая холодность и самообладание. По крайней мере видимые. – Что Вы сейчас хотите от нас? Да, пусть всё так… но…
- Они первые начали… - подал голос мальчик, встав с дивана, на котором он лежал всё это время, глядя в стену и слушая. – Первые, понятно…
Мальчик видел, как смотрит на него та, которая должна ассоциироваться для него с защитой и надеждой…однако, она никогда не была для него такой. Он хочет еще что-то сказать в свою защиту, но не успевает, пощечина обжигает его щеку. Удар такой сильный, что ребенок чуть не падет.
- Ничего себе… - человек вскочил из кресла, он не привык каждый день видеть такое. – Однако… и часто Вы вот так с ребенком?
- Он заслужил… - процедила женщина сквозь зубы.
- Я внесу это в протокол, если что… слушайте, я не могу так.
- Да вноси! – не выдержала женщина. – Что?! Что, гаденыш, ты доволен теперь? Рад, ну, скажи!..
Мальчик стоит, замерев в одной позе, нестриженые волосы неряшливо свисают. Всё-таки мать пугает его, хотя куда меньше, чем в прошлые годы. И не слышно ни извинений, ни всхлипов.
- Почему ты вечно всё портишь?! Разрушаешь всё к чему не прикоснешься… как моль, как паразит! Когда ты уже обрежешь всё это дерьмо?! Скажи, когда?! -  женщина схватила его за космы, открывая миру часть его лица, к которому она до сих пор сама не могла привыкнуть. Она хотела подчинения, но услышала лишь злое:
- С-с-сука…
- Что? – не верила она своим ушам, ибо такого не слышала от своего нелюбимого чада еще никогда. – Да… как ты…
- Сука! – закричал он и вырывался, оставляя в руке матери длинные рыжие нити волос. – Не подходи…
Но она сделала шаг и получила удар, который запомнила на всю жизнь. Потому что в этот момент её привычный мир рухнул.
Наступила тишина. Такая, от которой звенит в ушах. Лишь красная струйка неспешно вытекала, будто выкатывалась, из ноздри женщины, умножая её ненависть и тупое негодование, умножая расстояние между нею и сыном. Не только в аллегорическом смысле – он вырвался еще раз из чьих-то рук и помчался по коридору, к выходу, куда глаза глядят. И ещё она ясно поняла одно - больше он не станет ей подчиняться.

***

- Привет. У тебя дверь была…
- Не закрыта? О, ну, ничего… надо же, не ожидал, - не скрывая раздражения произнес Адам, перебив ее. - Прошу прощения за бардак - вчера выпустил своего беса погулять. Если пью крепкое, всегда так… поэтому почти никогда его не пью.
Первое, что бросалось в глаза это разбитое зеркало в прихожей, навсегда была покалечена пара стульев, также пострадали шкаф, люстра, пара светильников, вмятина виднелась и на межкомнатной двери. Помимо прочего пол кухни был усеян окурками из перевернутой пепельницы, валялось несколько пустых пивных банок, на столе стояла почти допитая бутылка.
- Да уж… - тихо произнесла Роксана, оглядывая дом, до этого удививший ее порядком нехарактерным для холостяцкого жилья.
- Зачем ты пришла? - процедил Адам, не поворачиваясь, упираясь руками в кухонную раковину.
- Поговорить, - также тихо ответила девушка, сунув руки в карманы джинс.
- Мне казалось, ты уже достаточно сказала, - он окинул ее взглядом через плечо. - Опять ты намалевалась. Чего ради…
- Думала так лучше… ты же сам сказал, я так прячусь.
- Сними куртку, а то сваришься здесь.
- Не жарко, не беспокойся… ты со вчерашнего вечера пьешь?
- Нет… не совсем. Вчера вот бурбона всадил, сегодня чуть не сдох утром, пиво вроде помогло, но сил что-либо делать не было.
- Послушай, - попросила Рокси, сделав пару шагов к нему, мусор хрустел под  высокими каблуками. - Я хочу объяснить, почему всё это сказала…
- Не стоит, - перебил её Адам, то глядя в окно, то опуская голову, будто силился оторвать раковину. - Ты приняла верное решение. Нечего со мной дела иметь.
- Мне просто страшно, пойми. Каждое твое появлением вырывает меня из этого кошмара, но потом ты уходишь и я снова остаюсь одна, не понимая что будет дальше.
- А кто вообще знает, что будет дальше…
- Ты даешь мне надежду, понимаешь? Не можешь не понимать. Даешь и она тут же ускользает куда-то… а я должна гадать, придёшь ты или нет, если придёшь, то когда.
- Прости, что подвел… забыл, кто я такой. Что проклят. Будто давно и всеми на свете…
- Да перестань… - произнесла девушка после некоторой паузы, неспешно подойдя и осторожно положив руку ему между лопаток. - Расскажи лучше мне, что чувствуешь ты?
- Смятение, опустошенность, усталость… как-то так. Довольна?
- Ладно… я понимаю, это непросто. Но если ты скажешь, что ничего, я не поверю. Мне и самой казалось, что для тебя это как бы забавы ради или что-то еще в таком духе, это еще постоянная усмешка твоя, ироничность…
- Кто бы говорил.
- Ну, да. Я и сама не отстаю в этом… согласна. Но дело в том, что сейчас я убедилась, придя сюда, что тебе глубоко не всё равно…
Рокси прижалась щекой к его спине, заключая в неловкие объятия, из которых Адам, казалось, вот-вот попробует резко высвободиться, стряхнув ее руки, но он лишь тяжело вздохнул.
- А я скажу… когда я впервые тебя увидела вблизи, когда ты заговорил со мной, меня посетило необыкновенное ощущение, будто я знала тебя всегда.
- Поэтому и выследила, где я живу?
- Ну, да… не знаю даже зачем пришла тогда. Может, убедиться, что ты реален. Про тебя всякое говорили, но я очень засомневалась, что это правда, когда ты мне абсолютно бескорыстно помог, совсем меня не зная. Потом этот ужин, вино… конечно, было не по себе немного, я не знала, как ты воспримешь мой визит, но я ушла не из-за страха, что ты меня убьешь или изнасилуешь, а просто не могла позволить себе остаться дольше.
- А сейчас что же? Ты сбежала?
- Да, именно… речь сейчас не об этом. На следующий день, когда этот урод пришел за мной и привел на стоянку, я была готова увидеть кого угодно, но не тебя. Поначалу даже ненависть вспыхнула, думала решил таки сделать то, чего не успел сделать вчера, но ты меня удивил… чем дольше мы были тогда в том пустом баре, тем больше и больше я доверяла. С тобой становилось так светло и спокойно… а потом тот мучительный день в одиночестве. Ты бы знал сколько я всего…
- Да есть о чем призадуматься, согласен.
- Ты мне нужен, - прошептала Роксана, сжимая руки ещё сильнее. - Нравится мне это или нет, но нужен. И с каждым днём всё нужнее и нужнее. Просто я испугалась и убежала. Мне жаль и я хотела бы всё исправить, но не знаю как. Прости меня, слышишь?
- Это ты прости, - не меняя тона и позы отозвался Адам. - Чувства ты спрашиваешь… чувствовал кое-что. Когда вдруг встречаешь кого-то и время начинает течь по-другому, предметы вокруг меняются и не только настоящее, но и прошлое будто предстает иным. Будто ты толком и не существовал ранее. Это сложно объяснить… ощущение, как когда после долгих скитаний приплелся домой. Один малый мне как-то сказал, что дом - это не место, дом - это близкий и родной человек. И если уж на то пошло, я боялся за тебя, хотел уберечь и оградить от этого дерьма, в котором ты не пойми как умудрилась оказаться… может, я идиот, но не мог по-другому. Но и со мной пойми тебе нельзя, со мной опасно. Я к сожалению способен на жуткое даже в отношении тех, кому мне хотелось бы помочь…
- Адам, повернись ко мне, - сказала она растерянно.
Он медленно повернулся и Рокси неожиданно сильным рывком притянула его к себе, прижавшись ртом к его губам, не обращая внимания на резкий запах пота и вчерашнего спиртного, страстно и вместе с тем неловко. Прошло не менее минуты, прежде, чем она ослабила хватку и уткнулась лицом в его плечо. Девушка обнимала его, будто ища опору. Адам чувствуя ее дыхание и биение сердца. Запах её духов бил в ноздри, и сколько было в ней близкого и далекого одновременно в этот момент. Ни то плача, ни то волнуясь, она дрожала, а он гладил её по голове, как гладят расстроенное дитя.
- Скажи мне… просто скажи, что мне нужно делать дальше.
- Ты про свою жизнь?.. - спросил Адам шепотом. - Я со своей-то до сих пор не знаю, что делать.
- Нет, другое… не знаю, зачем я пришла, на что я вообще рассчитывала… я понимаю, к чему ты ведешь и это ужасно… потому, что твоя дверь по итогу все-таки закрывается для меня, понимаешь?!
- Тише…
- Что? Я же должна уйти, по-твоему! Уйти туда, откуда пришла… Слушай, плевать на всё! Давай. Пожалуйста, давай пойдем в комнату, - говорила она.
- Не стоит.
- И почему же?.. да хоть здесь прямо! Я хотя бы узнаю, как это происходит, когда от человека не воротит. Со мной все равно это сделают рано или поздно.
- Да я тебе в отцы гожусь.
- Ооо… вот как ты заговорил! - Рокси отпустила его и сделала пару медленных шагов назад, задрав подбородок гордо и обиженно. - Не надо так со мной…
Губы её дрожали. Тушь, смешавшись со слезами, оставила два длинных черных потека на щеках.
- А вот это, кстати… - она схватила бутылку со стола и одним ловким движением руки скрутив крышку, которая с глухим звуком укатилась вниз.
- Не трогай… - хотел было остановить ее Адам.
- Не указывай мне! - огрызнулась она и, зажмурившись, влила себя остатки алкоголя.
- Что ж… валяй, - отстраненно произнес он, скрестив руки на груди. - Там всё равно немного, не более ста грамм точно. Надеюсь, плохо не станет.
- Да пошел ты! - ответила она ему не сразу, пережидая спиртовое жжение во рту. - Плохо… мне уже давным-давно плохо!
- Заканчивай комедию ломать, прошу.
- Да нет, это я тебя прошу… а, собственно, в чем твоя проблема? Может, ты просто импотент, а?
- Нет, за меня не беспокойся и я тебе не советую со мной так разговаривать.
- Ну, тогда голубой! Ну, скажи, может, тебе, вообще, маленькие мальчики нравятся?..
В следующую секунду она оказалась лежащей на полу от смачной пощечины, но Адам сразу бросился к ней, помогая встать.
- Черт… жаль, правда… жаль, что так вышло… дай-ка вытру, - он приложил полотенце к углу ее рта.
- Прости… слушай, прости меня… - тихо повторяла она, испуганная, но не тем, что тот может ударить ее еще раз, а лишь тем, что задела его куда сильнее, чем рассчитывала. – Не надо мне было… Прости…
- Прижечь бы, вообще… а, ладно… - он отёр лицо Роксаны, смазывая и большую часть макияжа. – Понимаешь… когда мне было семь лет, я попался в лапы к одному извращенцу. Несколько дней он держал меня в подвале.
- Я… я же не знала… Господи.
Они не заметили, как снова стояли обнявшись. Теперь он обхватил её, прижимая к себе, будто пытаясь согреть.
- Так что… это больная тема для меня, пойми. А дети… я и пальцем в жизни не тронул ребенка.
- Понимаю… теперь понимаю.
- Просто я не хочу сейчас, вот и всё. Сейчас и вот так… и, вообще, не будем об этом.
- Не будем, - кивнула она послушно.
- Всю эту историю тебе рассказал бы, если бы было время. Только подумать, уже тридцать лет прошло. Почти ровно причём… - Адам заглянул ей в лицо, но она ничего не ответила. - Всё-таки до чего же твоя природная красота, лучше всех этих красок… дай уже до конца сотру всё.
- Спасибо.
- Опять неловко от моих слов? Ну, что ты?
- Ну, да… впрочем, неважно.
После некоторой паузы он уселся за стол и продолжил говорить, сцепив руки перед собой в замок, глядя на них напряженно исподлобья:
- Ладно, видимо пришло время покопаться в прошлом, перетряхнуть все скелеты, как говорится… присаживайся.
Роксана послушно села напротив.
- Вот так, умница… выпить ты не дура, я смотрю.
- Только если особенно тяжко.
- Понимаю, сам недавно отличился, как видишь… что ж, вернёмся к тому же, с чего начали, - Адам выудил откуда-то из под стола винную бутылку и посмотрел на просвет. - Половина.
- На понижение пить опасно.
- Твоя правда, - кивнул Адам, сделав пару больших глотков из бутылки, и зажег огарок свечи, по-видимому той самой, которую зажигал несколько дней назад. - А мне в самый раз.
- И… что дальше? - усмехнулась Рокси, глядя на пламя свечи.
- Тебе могло показаться, что я неплохой малый… так слушай. Я когда-то и, правда, был милым забитым мальчиком из религиозной семьи, но после того случая в семь лет я изменился. Часто лежал в психушках из-за агрессивного поведения. Одному мальчишке проломил голову арматурой, другому вцепился зубами в лицо и куча случаев в таком роде. Постоянные драки, драки… Я был самым проблемным в каждом классе, да и в каждой школе. Их я тоже сменил не одну. Закончил в учреждениях для трудных... или просто тупых подростков. В старших классах поставил одному преподавателю бритву к горлу. Не убил, но унизил при всех - дал ему коленом по яйцам со всей дури и оставил лежать. Однако, он был неплохой человек на самом деле. Я понял это уже потом, через много лет. Кроме двух отморозков, с которыми я пропадал целыми днями, у меня друзей не было. У одного из них был автомобиль, за баранкой которого, так сложилось, часто сидел я. Однажды им пришла в голову такая оригинальная идея – подвозить на ночной трассе девушек… они убивали их, Рокси. Убивали и насиловали.
- А ты?
- А я вел машину и старался не смотреть в зеркало. Там было мало полицейских. На том участке шоссе. И я мог ездить без прав. Они научили меня. Изначально я, правда, не знал об этом замысле, говорю откровенно. Я правда всё же молчал, боялся что-либо сказать. Жертв было три. И эти девочки… они всё чаще мерещились мне… будто кошмары наяву смотрел. В итоге я таки сдал их. Пришел ночью в участок, там дежурил один полицейский… но приятели пришли за мной слишком быстро. Пасли, как оказалось. Однако, я чудом умудрился стравить их – один задушил второго, а первого прикончил уже я сам - переехал автомобилем просто-напросто. Так я впервые убил. Но раскаяния в этом не почувствовал… И да и сейчас не чувствую. Это, вообще, как по мне, не человек был…  Я мгновенно убрался из города. Убрался довольно далеко. Много всякого повидал и не жалею, что сбежал из дома – есть что вспомнить. Жалел только, что раньше этого не сделал. И вот, я вернулся несколько лет назад… не знаю зачем. Просто должен был вернуться, как это бредово не звучит. Открыл тут дело, ну, ты в курсе сама. Жил относительно спокойно, но относительно не давно, мне показалось, у меня возникли чувства к одной женщине. Её муж часто поколачивал её, я видел следы… и в итоге я убил его. Сцепился с ним в безлюдном месте. Чуть не завалил меня, сука, здоровый, но ничего… ничего, в итоге я пробил башку его же монтировкой, он быстро скончался. Но это так, ерунда всё… но дальше, я встретился с ней. Кстати, в том самом парке, где были с тобой, но немного в другой части, возле озера. Я думал как-то добиться понимания, поговорить с ней, объяснить всё - она не поняла меня. Этот алкаш прибил бы ее рано или поздно, но ей было плевать - она его якобы любила. А меня просто прокляла, посмеялась и стала исторгать целый поток оскорблений… я к ним привык, мне так-то  плевать, но она до ужаса в этот момент напомнила мне мою ненавистную мать! И что же ты думаешь… я и её убил. Перерезал горло бритвой и скинул в озеро. Сам не помню, как это натворил. Дальше был шеф полиции. Он хотел меня шантажировать, еще и мораль читал. Я оглушил его, обездвижил и перерезал вены. Вообщем-то легкая смерть… а труп отвез в одно место неподалеку, там негашеная известь съела уже должно быть давно всё и костей не осталось небось… по сути неважно… ну, что? Я всё еще кажусь тебе хорошим человеком?
- Во-первых, «хороший» здесь не причем. Во-вторых, я и так знаю основную часть из того, что ты рассказал, - невозмутимо ответила Рокси. – За исключением подробностей.
- В смысле?
- Все знают, Адам. Только поговаривают, что все девушки - твои жертвы, а те двое – только подельники были и якобы ты их в конце-концов убил, чтоб не осталось никаких свидетелей.
- Пусть думают, что хотят. Я не удивлен.
- Да… а оказывается всё с точностью наоборот. О них вдруг вспомнили, после того, как была найдена мертвой эта баба, и пропал полицейский. Вообще, что-то против тебя замышляется, если судить по слухам.
- Ты так легко веришь мне? Ты зная всё это, пришла сюда вот так запросто? Довольно глупо с твоей стороны, прости уж… и что замышляют?
- Не знаю точно. Думаю, убьют. Убьют или покалечат так, что лучше бы убили. А что там именно, это уж не знаю… такие слухи.
- Ничего, - отодвинув бутылку, из которой всё это время прихлебывал, Адам достал из ящика револьвер средних размеров и небрежно положил на стол. – У меня для них тоже кое-что есть. Пушка нашего шефа… а ты? Как ты на всё это смотришь?
- Не судите да не судимы будете.
- Чего?
- Ты не знаешь, откуда эта фраза?
- Знаю.
- Я не была в твоей шкуре. Я не знаю, каково быть тобой. Но боль и страх толкают порой на отчаянные дела… впрочем, оправдывать тебя я тоже не стану.
- Что еще рассказать
- Пока он умирал, я сидел и смотрел, просто сидел рядом с ним, пил пиво и смотрел, – Адам, сгорбившись, глядел по-прежнему на свои кулаки.
- Тебе же самому сейчас от этого страшно.
- Не знаю…
- Я знаю. Вижу… тем более, ты же не судишь меня и не приговариваешь ни к чему. Не суешь носом грязь… и правильно.
- Да я и не знаю о тебе ничего.
- Могу рассказать, - Рокси достала из нагрудного кармана сигарету, прикурив её от свечи. - Возможно, наши жизни даже чем-то похожи... тоже строгость, религиозность. Только у меня родителей не было никогда, я выросла в приюте. Не здесь, конечно, далеко отсюда. Правда, веры там скорее можно было лишиться, но однажды к нам привезли мальчика. Бледный, истощенный, его привезли туда, как видно, умирать. Только зачем, не знаю. Абсолютно не шевелился, смотрел в одну точку и только двигал губами. Он постоянно молился, Адам, и сколько любви было в его глазах… я подошла к нему тихонечко и наклонилась, чтобы послушать и так стояла очень долго. А на следующий день его не стало. Уверена, это был маленький святой. Мне иной раз кажется, что это специально для меня его привезли туда. Это как бы было по провидению что ли… и, может, не стал этот случай своего рода переломным моментом в моей жизни, но по крайней мере, я поверила, что написанное в Библии не такая уж ерунда, и что Бог все-таки есть и слышит нас, видимо, раз тот малыш так обращался к нему… правда, я всё равно успела нагрешить в жизни потом.. ну, а однажды, через несколько лет нас всех повышвыривали на улицу. Работала и жила, где получалось и как получалось. В разных городах. Месяцы тянулись за годы. Ужасно. В итоге, одна знакомая уговорила попробовать себя в стриптиз-баре. Она знала, что я люблю танцевать больше всего на свете… точнее любила. Дела пошли очень хорошо, я непросто справлялась – я вызывала восторги, деньги потекли. Будто понимала, что они хотят видеть во мне, какой надо быть, чтобы разжечь в них этот огонь, который просто так не погасить, чтоб они швыряли мне деньги. Я могла вести себя иногда даже дерзко и почти оскорбительно, а им будто того и надо было. И совсем не обязательно полностью раздеваться для этого эффекта – вовсе нет, я никогда этого на самом деле не делала, в отличие от коллег, максимум топлес. Ладно, мне тошно это все ворошить… короче, у всего есть и обратная сторона – на меня, конечно, положил глаз хозяин заведения – резко послала подальше. Я всех посылала, вообщем-то. Какое-то время он просто гадил мне, делал подлянки мелкие, пускал слухи. Впрочем, завистников и без него хватало. До поры до времени я это терпела, но потом он меня изнасиловал. Мало того еще и выставил на крупную сумму денег. Подставил, короче… запугали очень сильно, я попала в лапы к этому… он привез меня сюда… не хочу подробностей поднимать.
- Вот оно что.
- Да. Вообще, впервые меня изнасиловали еще в двенадцать. В том приюте… но не суть. Короче, ты понял: все полетело к чертям, и вот я оказалась здесь… вот так вот.
- Ясно.
- Благо спросом я не пользуюсь, - криво улыбнулась она. – Все недовольны мной, лежу, как убитая… по сути меня просто каждый раз насилуют. Некоторые советуют расслабиться и получать удовольствие… или как там говорят? Но я выбираю боль, лучше каждый раз боль…
- Я понял… но причем тут Бог?
- При том, что без Него я бы была еще хуже… вижу, по крайней мере, какой могла бы быть без Него, и мне жутко, когда я думаю об этом слишком долго.
- Так и не думай.
- Легко сказать… ты удивлялся тому, что краснею… а я рада, что еще умею хотя бы иногда краснеть. Жаль реже, куда реже это происходило со мной раньше.
Адам внимательно смотрел на нее, по-прежнему держа руку на револьвере.
- Убери эту штуку, - попросила Рокси. – Она меня пугает.
- То есть, - не реагировал на просьбу Адам, какая-то тяжелая тень скользит по его лицу. – Я для тебя мог бы стать чем-то вроде неплохого трамплина? Взлетного поля, да?
- Что?..
- Ну, оно ведь так и есть… Скажи мне, вот совсем недавно, буквально только что, ты спрашивала меня, что тебе делать.
- Да.
- А как бы ты хотела, чтобы всё было? Как бы закончился этот вечер?
- Мне сложно так…
- Напрягись.
- Тебе не кажется, что это несколько жестоко?..
- Так нужно. Просто скажи, как ты все видишь в идеале. Не буду смеяться над этим… постараюсь, по крайней мере. Не заботься, вообще, о том, что подумаю я.
- Как-будто это так легко…
- Твои слова вряд ли что-то изменят.
Возникла недолгая пауза, слышно лишь тиканье часов.
- Как вижу в идеале… я остаюсь, ты просто берешь меня за руку и говоришь, что мне больше никуда не надо идти. А дальше… можно просто жить, заботиться друг о друге, не знаю… может, глупо, но как-то так.
- Так просто и красиво… - будто подводил итог Адам, понурив голову. – А весь драматизм заключается в том, что ты сказала бы это каждому, кто оказался бы с тобою добр.
- Нет, - отрезала она.
- Просто подвернулся я… и не пытался я быть с тобою внимательным, обходительным и так далее. Не очень-то это умею. Всё как-то само собой…
- Вот именно! Само собой – это-то и важно… твои слова могут меня смущать, радовать, ранить, злить. Меня мало чьи слова волнуют всерьез, но твои… я не знаю, почему так, - она сделала паузу, будто собираясь с силами, вздыхает. – Но и я, я тебе ведь близка чем-то… хотя бы чем-то, согласись? Ты это чувствуешь, но отгораживаешься, - Рокси внезапно хватает его обеими руками за запястья. – Ты ведь боишься быть кому-то нужным, боишься, что кто-то будет нужен тебе. Так же, как боишься поверить в Того, кто только и может избавить тебя от всей крови на твоих руках. Ведь с каждым убийством тебе всё тяжелее жить, разве нет? Может… может, именно поэтому, что тебе тяжело с этим жить, ты и не безнадежен.
- Что это?.. – Адам ловил себя на мысли, что хочет дать ей вторую затрещину за сегодня. -  Откровение святой блудницы Роксаны? Что это сейчас? Проповедь?
- Сейчас ты говоришь совсем не то, что думаешь обо мне на самом деле, - покачала она головой, печально усмехнувшись, будто бы со снисхождением, но оставаясь лишь внешне спокойной. – А чтобы верить, нужно мужество… никогда не думал об этом?
- Угу.
- Да. Мне кажется, я тебя насквозь вижу.
- Правда? - вскинул он бровь. – И что я сейчас собираюсь сделать, как ты думаешь?
- Ну, что обычно делают люди в неудобных ситуациях - будешь тупо молчать или начнешь спорить, - Рокси устало закатила глаза.
- Не верно, - он взвел курок револьвера, освободившись от её рук, и пытаясь, привычно ухмыльнуться, но лицо сковала, будто судорогой.
- Ты не будешь стрелять в меня, я знаю, - Роксана лишь подвинулась ближе к направленному на нее оружие, она смотрела, то в черное дуло, то в глаза напротив нее, которые так пытались казаться безразличными. – В кого угодно, но только не в меня, - тонкие пальцы протянулись к лицу Адама, но он грубо остановил руку, сжимая ее довольно больно.
- Слушай внимательно. Сейчас ты уйдешь, - переборов себя, настолько твердо заговорил он вдруг сквозь зубы, что сомнения в серьезности слов не оставалось. – И, надеюсь, что считать до десяти мне не придется…
Рокси была удивлена. Она предпочла бы дюжину пощечин.
- Не надо так со мной.
- Иди. Просто иди…
- Что ж… ладно, - произнесла она еле слышно, еле терпя боль в пальцах, но все равно напрочь игнорируя оружие, которое ее так настораживало несколько минут назад. – Ты тут сказал, что в отцы мне гордишься…
- Так и есть. Когда ты родилась, я был примерно такой как ты сейчас. Только еще глупее, но гораздо, значительно злей…
Она кивает, не скрывая едкой гримасы:
- Какой молодой папаша… надо же.
Резким и злым движением высвободив руку, Роксана быстро вышла за дверь. Вышла, не оборачиваясь. И где-то далеко еще, будто были слышны её шаги.
Вина осталось еще немного, чуть менее четверти бутылки; свеча почти догорела и плавала в парафиновой луже. Алая, как губы Рокси. Губы, которые он ударил тыльной стороной ладони, на которой даже остался развод то ли от крови, то ли от помады. Может быть, и того, и другого. Она была готова подставить ему и другую щеку. Она смогла бы. Как ни крути, сильная девочка…
Бутылка была допита несколькими глотками. Адам выдохнул, роняя голову на руки, оставаясь снова один в темноте.
 Чувство безразличия одолевало – состояние, когда готов идти вперед только ради того, чтоб не оставаться на одном месте, не предаваться рассуждениям.
Было холодно, еще холоднее становилось из-за усиливающегося по временам ветра. Он трепал волосы, заставлял вжиматься в куртку. Становилось туманней, и в тумане, как свеча в банке на кухне Адама, плавали огни той же заправки, возле которой они так случайно столкнулись в первый раз.
Почти безлюдно. Лишь пара человек стояла возле грузовика, и сразу Рокси ощутила что-то неладное - ее заметили. Стало страшно и одновременно противно за свою беспомощность, за этот внезапный ступор. Двое уверенно направлялись к ней, она это видела, отступая в тень, стараясь не делать резких движений, будто бы в окружении змей. Было некуда деться, даже, если снять обувь и побежать. Не останавливаясь, Роксана нащупала в своем кармане нож, который уже как-то раз спас ее. Расстояние сокращалось, лица были плохо различимы в темноте… да и к чему лица. Это были немолодые люди, судя по голосам:
- Нам что, бегать за тобой?
- Пошли вы!
- Чего-чего?
- Да что слышал!
- Мы знаем, кто ты. Мы видели уже тебя здесь, - зловеще звучали слова, как нечто роковое. – Ну… убери ножик, радость моя.
- Мне плевать, что вы видели.
- Слушай, мы хотели по-доброму решить всё с тобой, но раз ты не понимаешь человеческого языка…
Рокси начала пятиться быстрее, пока вдруг не уперлась в кого-то спиной. Вначале она вскрикнула, когда рука легко обхватила её сзади.
- Да не бойся ты… - произнес знакомый голос.
В тот же момент что-то щелкнуло возле её уха, и черный револьвер вытянулся над её плечом.
- У меня в барабане шесть пуль. Даже, если стрелять крайне плохо, шансов у вас немного, - громко обратился к ним Адам.
- О… здравствуй, Псина… тебя до сих пор так называют ведь?
- Я всё сказал, - подытожил он, не реагируя на оскорбления.
- Она проститутка, только и всего… ну, да. Хотя с кем же ты мог еще связаться.
- Это тебя не касается, - он мягко проводит большим пальцем по щеке Роксаны и какая-то странная волна покоя накрывает её. Теперь всё будет хорошо, у нее нет сомнений.
- Дело твое… ладно, пока твоя взяла… но почаще оглядывайся, когда ходишь по улицам.
- Постараюсь.
- Серьезно. Жди беды. Тебя скоро и, правда, пристрелят, как собаку… ты, как есть, совсем выжил из ума, верно говорят, верно.
Фигуры стали удаляться. Всё это время Адам держал их на мушке.
- Ну, вот, кажется, и всё… дай посмотреть, - не переставая прижимать к себе Рокси, он поднял ее руку, которая до сих пор сжимала нож. – Судя по тому, как держишь, ты не особо-то умеешь им пользоваться.
- Уже пользовалась.
- Ну, убить-то вряд ли сможешь… хотя, может быть, и к лучшему, что не сможешь… Неважно. Слушай… - Адам развернул её лицом к себе, читая в нем растерянную усталость. – Ты прости меня, ладно? Прости, я был неправ. Пойдем домой…
- Ха… - усмехается Рокси и отворачивается в сторону, в глазах у нее снова собираются слезы. – Я… я всё-таки тебя не понимаю…
Адам лишь целует её в ответ, целует долго и, кажется, что всё её тело, как тряпичная кукла, становится мягким.
- Когда ты ушла, - продолжает он, не разжимая объятий. – Будто выкачали из всех комнат воздух, знаешь… странное дело... и я почти сразу почему-то почувствовал, что тебе угрожает что-то.
- Я не знаю что говорить… - голос Рокси выровнялся, но слезы все равно продолжали капать.
- Просто пойдем.
Они двинулись не спеша, немного смешно вцепившись друг в дружку.
- Слышала?.. ведь и тебя убьют, если что.
- Да плевать.
- Я серьезно.
- Я тоже.
- …ладно, завтра подумаем об этом, сейчас сил нет. Пойдем быстрее, похоже, что дождь...
Внезапно она останавливается и обнимает его, прижимаясь головой к плечу, по-прежнему не поднимая глаз:
- Знаешь… просто то, что ты есть на этом свете – это уже много…
   
Она сидит в ванной полной горячей воды. Заботливая рука отирает спину губкой, отирает с осторожностью реставратора старые и свежие следы побоев. Гадать об их происхождении не приходится. Рокси лишь улыбается, обхватив ноги. Мокрые волосы облепили колени и небольшую грудь.
- Хорошая краска у тебя – совсем не смывается, - замечает Адам, сидя на корточках подле нее, не вынимая из зубов сигарету, даже не стряхивая пепел, который и сам сваливается серыми комочками на кафельный пол, распадаясь, теряясь.
- Я никогда не красила волосы. Они всегда были такими черными.
- Здорово, что тут скажешь.
- Ты грустишь. Я это чувствую.
- Глядя на твои синяки, загрустишь…
- И не говори… ха, а знаешь… так ведь абсурдно.
- Всмысле?
- С твоим поцелуем. У меня этот поцелуй первый… разве не смешно?
- Неожиданно, так скажем.
- Тем не менее. Я и, правда, никогда ни с кем не встречалась, не подпускала никого к себе, меня даже считали лесбиянкой, - она садится прямо, отбрасывая волосы за спину, прикрываясь руками. – Вот скажи… это просто в голове у меня не укладывается: ты смотришь на меня по сути голую и у тебя даже нет желания дотронуться до меня и прочее?..
- Я и так дотрагиваюсь, как видишь.
- Но речь ведь о другом, сам понимаешь ведь. Нет, это не то, что плохо… Просто это странно.
- Мои желания как-нибудь потом обсудим… ладно? – Адам целует ранку на ее губе, которую оставил тогда сгоряча. – Извини еще раз, что ударил… просто, у всех есть как бы любимая мозоль, на которую нельзя наступать. Больное место или что-то вроде того…
- Ты всё равно чудесный… - произносит Роки после некоторой паузы, не открывая глаз. – Не зря я не поверила им... им всем.
- Да уж… Столько убить за короткое время… страшно то, что человек к очень многому способен просто привыкнуть. И к вкусу крови он привыкает, не хуже животного… говорят, если собака нализалась человеческой крови или, тем более, отведала человеческого мяса, она навсегда запомнит этот вкус – ее можно только пристрелить…
- И ты чувствуешь, что привыкаешь?
- Понимаешь… Я смутно помню те убийства, которые сам совершил, будто и не я действовал, а кто-то вел меня. И этого кого-то я знаю. Давно уже знаю. Это все равно, что вспоминать сны. Это сложно описать… у насилия есть привлекательная сторона, и я знаю эту сторону не понаслышке. Это все неспроста… Rolling Stones пели о симпатии к дьяволу. Что ж, так оно есть. Я открыл для себя внезапно… как бы лучше сказать… сладость гнева что ли, я научился отдаваться ему по полной. Тогда, еще будучи подростком. Вернее мне открыл это тот некто, тот внутренний голос, который с того момента как я выбрался из того подземелья начал меня посещать. Он мне долгое время казался моим собственным… Гнев – это будто живая, реальная стихия, которая несет тебя, а ты несешься в ее центре и сносишь все на своем пути. Не чувствуешь ни боли, ни ответственности, ничего… только ощущение силы. Пусть непродолжительной, но такова суть, наверное, всякого кайфа. В это есть даже некая доля умиротворения, как ни абсурдно. Да… ты находишься в центре самого гнева, а внутри тебя будто бежит неспешно поток песка как в песочных часах… но что касаемо последних убийств, всё довольно размыто.
- В смысле? Как амнезия?
- Да нет, говорю же… как во сне, хорошо помню последние секунды, как перед пробуждением, а остальное будто в тумане. Не знаю, почему так. Я много не понимаю и боюсь, что не контролирую. Поэтому и хотел, чтобы ты поняла, что со мной не стоит иметь дела…
- Нет. Меня ты никогда не убьешь… кого угодно, но не меня.
- Может оно и к лучшему, типа защитная реакция психики или как-то так… Но тогда но монтировкой… я убил вполне сознательно. 
- А потом? Несознательно?
- Да, знаешь. Я не хотел убивать ее, я не помню, как резал горло… ей Богу. И это меня настораживает. Да и полицейский. Я помню, как меня взбесило его покачивание на стуле. И видимо я из под него просто выбил опору… а может и сам стул сломался. Этого-то я не помню. Помню его разбитую голову, рассвет, пустые бутылки… И еще странная вещь, знаешь… время от времени мне снится дурной сон. Один и тот же причем. Давно уже. С детства.
- Да?
- Да. Стайки насекомых, кишащие всюду. Такие мотыльки, белесые. Похожи на моль… хах, именно с молью меня любила сравнивать мать когда-то, забавно. Может это и правда моль или что-то вроде. Они покрывают все, не оставляя ни единого свободного сантиметра, не останавливаясь ни на секунду, шевелятся, ползают… и создают такой гнетущий шум, он даже переходит в гул… просыпаешься, но будто продолжаешь слышать его. Раньше это случалось реже. Но звук крыльев… его я что-то раньше не помню. Тревожный такой, угрожающий.
- А последнее время?
- Каждую ночь, почти… если удается крепко заснуть, конечно. Особенно теперь почти каждую ночь. А долгие годы они меня вообще не мучили.
- Старайся не думать об этом сейчас, какой смысл… ха, лучше скажи мне, - пытаясь сменить тему, указывает она на желтого утенка на краю ванной. – Ты что? С ним купаешься?
- Купался, может, в детстве. Не помню… - невозмутимо отвечает Адам. – Я чаще душ принимаю.
- Зря. Я люблю лежать в воде... тем более душ напоминает мне о приюте – там был только душ, иногда только холодный, - от этих слов ее передергивает.
- Что вы там делали целыми днями?
- Работали, учились… там можно было плохо учиться, но нельзя было плохо работать – за это наказывали.
- Не удивлен.
- Работа была самая разная. Распределялась по возрасту, по силам… должна была, по крайней мере. Вообще, учиться мне было интересно. Я любила читать. Пряталась в библиотеке иногда, могла сидеть там полдня.
- Я мало читал… - смыв пену с волос, он молча отсаживается чуть дальше прямо на кафель, откинув голову к стене. – …Знаешь, хочу попросить тебя – не думай, что я сильный. Это не так. С твоим сутенером – я просто дал денег и всё, ничем не рисковал. С теми двумя – у меня был ствол, а с оружием всё гораздо проще. Я не герой, так что не питай иллюзий, чтоб не было потом горечи…
- Мне и не нужен герой - мне нужен ты.
- Я не смогу тебя всегда ото всех защищать… по сути – я сломленный и больной человек, способный на отчаянные движения, которые часто принимают по ошибке за проявление силы.
- Адам, я вижу это в тебе. Эти… недостатки. Не надо бояться меня разочаровать, мы живые люди.
- Понимаешь… всё, к чему я прикасаюсь, разваливается.
- Думаешь, и я развалюсь? – спрашивает Роксана, прижавшись щекой к краю ванной, внимательно, как кошка, глядя на него.
- Хочется верить, что нет.
- Знаешь, как бы мне не приходилось тяжело, я всегда рано или поздно убеждалась, что всё не зря, что всё для чего-то… и, если бы я родилась в нормальной семье, имела всё, что обычно имеют в детстве, из меня бы выросла абсолютная сволочь.
- Откуда такая уверенность?
- Просто знаю и… когда я раздевалась перед этой толпой в баре... мне было совестно, Адам. В первый раз стыд будто опалил меня, но я старалась это перешагнуть, и так легко перешагнула, что даже страшно стало. Я убедила себя, что этот стыд – просто что-то вроде комплекса, стеснительности, скованности, которую надо сбросить, а то, что делаю, казалось забавным, это и правда было весьма забавным до поры до времени… да и прибыльным. Еще бы не забавно – дразнить их всех своим телом нагло, самоуверенно, не давая, однако, ничего большего. Будто мстя им всем за то, что произошло со мной в двенадцать лет… но вот меня насилуют и я прямо-таки соприкасаюсь с этим заново… Боже, если бы я их помнила, как следует, может быть, и не стала обтирать задницей шест. Кто знает… и вот меня швыряет совсем круто, и тогда-то я начала понимать, что разжигала в тех людях, в их сердцах, - говорит Рокси, уходя в себя всё глубже, теребя перед глазами кончики волос, сидя в той же позе в мутной от мыла воде. – Ведь всё обрушилось на меня же… и это страшно, поверь, когда тебе дается почувствовать тяжесть и смрад всего этого, когда сталкиваешься с этим лицом к лицу, а не заигрываешь… понимаешь меня?
- Понимаю… отчасти, по крайней мере.
- Да, конечно, те, кто меня насиловал уже потом, скорее всего меня и не видели никогда в этом баре и что? Но видели многие другие – в их душах тоже самое, не лучше… а многие потом шли из того бара… куда? В бордели и тому подобное. И я оказалась там же…
- Тише, - Адам подползает к ней, пытаясь заглянуть в лицо, проводит рукой по голове.
- А если бы не видели меня танцующей там, пошли бы домой… у многих же есть семьи, да?
- Да прям!.. Не драматизируй так.
- Ты просто не понимаешь.
- Это в прошлом, слышишь…
- Сам знаешь, даже, если раскаяться, шрамы остаются. Они будто реальны, мне даже кажется, что я иногда чувствую, как они ноют иногда.
- Знаю.
- Я… я верю, - Рокси вдруг крепко обхватывает его шею руками. – Он дает нам почувствовать боль, чтобы мы пришли в себя… а ты? Ты мог бы?!
- Что?
- Поверить… хотя бы ради меня.
- Что ж… Он есть, я допускаю. Я, в целом и не отрицал этого никогда. Но Бог для меня просто некто, смотрящий в окно…
- Тебе, быть может, и дано было узнать тот ужас, измазаться в крови, чтоб в итоге возненавидеть убийство… этот гнев... знаешь, ведь многие святые прошли таким путем. Я не умничаю, не сердись только…
- Пора спать, наверное… надо достать тебе чистое полотенце.
- Кажется, ты меня и впрямь, как ребенка воспринимаешь… - с некоторой досадой произносит она.
- Я не из тех, кто целуется с детьми. Но… в тебе и правда есть что-то детское, оно то всплывает явно, прямо на поверхность, а порой мне кажется, что ты чуть ли не старше меня. Такие вещи говоришь…
- Занятно… вспомнила, как читала в одном романе трогательный фрагмент, где проститутка читает убийце Евангелие. И вот он практически сбылся… не подумала бы, когда читала, совсем бы не подумала.
- Вставай, надо вытереться, - велит Адам, растягивая полотенце как ширму и укутывая её одним движением. – Фена вот жаль у меня нет…
- Папаша… - смеется Рокси, стоя перед зеркалом, послушно позволяя возиться с её волосами.
- Ну, а что? Хочешь спать с сырой головой?
- Мне всё равно.
- Заболеешь. У меня тут сквозняки.
- Ну… - она облокачивается спиной на грудь Адама. – Если заболею, то ты будешь за мной ухаживать. Так что, я не против.
- Разбежалась… посмотри-ка.
- Куда?
- Ну, в зеркало.
- И… что ты видишь там такого?
- Прямо красавица и чудовище.
- Да уж… кстати, если уж на то пошло, в этой сказке чудовище было расколдованно.
- Не помню.
- Ну, это я… так, - Роксана поворачивается к нему, проводит рукой по жесткой, как наждак, щеке. – Не думай, что я смеюсь или шучу… но ты красивый. Правда.
- М… ну, да. Был бы, если б не шрамы. Мне это говорили.
- Честно говоря, даже не представляю тебя без них. Это был бы уже не ты, наверное. Сам бы ты от них наверняка бы избавился при возможности, да?..
- Ты еще спрашиваешь…
- А я считаю, в них что-то есть… честно. И глаза. Да, глаза у тебя полузакрыты слегка почти все время. Ты вообще задумчивый такой.
- Не знаю… со стороны виднее. Разреши я закончу, - простодушно меняет тему Адам, проводя расческой по волосам как можно осторожнее, чтобы не вырвать ни одного. – Если ты повернешься спиной, будет проще.
- Не хочу, - твердо говорит она, глядя ему в лицо прямо и серьезно.
- А чего хочешь?
Рокси снова опускает глаза и прижимается к нему. Её буквально трясет в преддверии истерики:
- Господи… Адам… какие же они были мерзкие! И каждый по мне ползал, как паук!
- Тише… так, иди сюда, - он подхватывает её на руки и уносит в комнату, пытается положить на кровать. – Тише. Я рядом, слышишь?
- Это как… как-будто, тебя каждый раз хоронят заживо… засыпают вонючей землей…
- Ляг. Послушай, отпусти мою шею и ляг. Я никуда не уйду.
- Не уходи… они ползали всегда, понимаешь… просто, когда только раздеваешься, не чувствуешь этого. Сотнями глаз они ползали…
- Их нет, - шепчет Адам, и ком непривычно подкатывает к горлу от жалости. – Никто тебя не тронет. Никто.
Вскоре Рокси засыпает, наконец, успокоившись, так и прижав его ладонь к своей щеке. Адам не решается отнять её. Понимая, что в такой позе и придется провести последние предрассветные часы, он опускается на пол.


***
- Понимаете, ваш сын ведет себя не как типичный хулиган, возможно, дело в… - Его мать лишь ухмыляется глядя в лицо молодой девушке-психологу и выходит вон. В этой комичной тишине и Адам и девушка замолкают на несколько секунд, глядя вслед его матери.
- Капец… - говорит хрипло Адам, доставая сигарету. – Не думайте о ней, она часто так себя ведет.
- У тебя хорошо всё заросло после операции, я смотрю.
- Замолчите, пожалуйста, - говорит он грубо, выпуская ноздрями дым, глядя с вызовом на эту самонадеянную девочку, которая только лишь недавно окончила университет, и, конечно, крайне мало знала о том, с чем ей придется столкнуться в этом месте. Ее нелепые очки, которые лишь портили её своеобразное интересное лицо, обрамленное блондинистыми кудряшками. – Твою мать… какая же Вы дура.
- Что?..
- Простите, но вы просто глупы… - устало и как-то снисходительно произносит Адам. – Без обид. Просто Вам встретятся персонажи куда хуже меня. Понимаете? Как Вы будете здесь… я не знаю.
Она молчит, нервно теребя край блузки.
- Куда ушла твоя мать?
- Да ушла с концами… Она всегда так уходит в подобных случаях. Уж поверьте.
- Но… что тебя задело сейчас? Тебе и, правда, хорошо провели операцию…
- Да насрать! – вскакивает Адам с места. – Я как был уродом для всех, так и останусь. Да врачи классно потрудились, не спорю. Теперь губа верхняя как родная, хотя и шрамы никуда не делись, глазом могу вот мигать даже… да, это всё круто. Но людям вокруг насрать, поверьте. Я для них просто Псина, или урод, или как там еще. Вы сами слышали, как меня зовут за глаза…
- Ну, ты же сам поставил себя так… - робко произносит она.
- Я ничего не ставил! Я просто выживал. Понимаете? Выживал! И все дела…
- Адам, я всё понимаю…
- Врёте, всё понимать просто невозможно… А самое главное, чего Вы не понимаете – я всегда был уродом для них. Да, дело совсем не в лице. Вот так. Всегда так было и будет. Просто теперь меня обходят стороной. А большего мне и не нужно. И правильно делают. Ну, что? Вы горе психолог, которая пытается найти со мной общий язык, уже не знаю в который раз. Да, похвально! Только я все ваши ходы-выходы знаю, уж поверьте. Со мной уже «занимались». Меня взять на это не так просто.
- Послушай, - она лишь нервно трепещет ресницами, расчесывая шею.- Я тебе не враг. Я очень долго читала твое дело.
- И подробно?
- Да…
- Ну, значит Вы мне априори враг. Т.к. значит, Вы знаете слишком много обо мне.
- Что за бред…
Внезапно Адам опускается на стул, по-прежнему не разжимая кулаков. Но уже чуть успокоившись.
- Мне пятнадцать, но на самом деле я старше Вас. На самом деле мне Вы ничего не сможете дать. Я уже всё получил.
- Всмысле?
- Без смысла... я могу идти?
- Нет, - твердо ответила девушка.
- Что значит, нет?..
- Ты совсем в этом всем не заинтересован?
- Нет.
- Не боишься, что опять закроют в психбольнице?
- Это неизбежно. Лишь вопрос времени. Ну?.. Пробуйте дальше.
- Ты ударил мальчика стальным прутом…
- Я просто заявил о себе.
- Заявил? – не верит своим ушам девушка.
- Он перевелся в наш класс недавно. Решил утверждаться за мой счет. Здоровый. Думает, если здоровый, то всё можно… Я прекрасно знаю, как это всё происходит дальше, если промолчать, стерпеть, проигнорировать. Если продолжит упорствовать, рожу бритвой изрежу. Чтоб как у меня была.
- Ты носишь с собой бритву?! – глаза её округляются почти до диаметра стекол очков.
- Не регулярно. Я прячу её. И где, конечно, ни за что не скажу. 
- Так… Ясно, слушай… Как бы я ничего не слышала. Но. Расскажи мне свою историю, Адам. Пожалуйста.
- Вы же читали всё, разве нет?
- Я хочу услышать от тебя. Мне это, возможно, как-то поможет понять суть…
- Что именно мне рассказывать?
- Что… скажи, что произошло в том месте с тобой восемь лет назад? Как попал туда, что переживал, что видел.
- Послушайте, - Адам опирается на стол всем телом, говоря из-за ширмы нестриженных рыжих косм. – Хотите помочь мне? Дайте денег… мне нужна новая куртка. Эта уже в лохмотья, видите же…
- У твоих родителей нет денег?
- Всё у них есть… просто мстят мне так. Вот и всё.
- Хорошо, Адам.
- Чего хорошего-то?
- Я думаю, мы можем с этим что-то придумать.
- И в чем подвох?
- Ни в чем. Но ты рассказываешь всё, как есть в твоей жизни.
- Я не понимаю, зачем это Вам?
- А тебе и не надо. Договорились? Если хорошую, но секонд-хенд, пойдет?
- Главное, чтоб приличная была. Чтоб подошла мне.
- У моего брата как раз была, - улыбается она, переставая быть серьезной, склонив голову в бок. Будто не школьный психолог, а старая знакомая, заботливая старшая сестра, вся такая своя в доску. – Классная. Натуральная кожа. С кучей молний, заклепок и прочего. Она ему мала - с годами растолстел, а тебе придется впору. Нууу, может, немного великовата будет, но ты же еще растешь?
- Да… умеете делать интересные предложения.
- Ну, и чудесно! Но тогда ты мне расскажешь всё, что помнишь. Как можно подробнее.
- Хорошо, - вздергивает бровь Адам и тушит сигарету об подошву поношенных кед. – Потом напишете об этом где-то, да?
- Нет, не стану, не в том дело…
- А в чем тогда?
- Послушай… нет, наша сделка сделкой. Но… мне просто жаль, что все так произошло с тобой, правда. Я, может, и не смогу помочь тебе, но у меня есть желание понять.
- С чего бы вдруг?
- Не знаю, вот так вот. Отчасти профессиональное, но мне это нужно. Твой рассказ.
- А мне нужно время подумать… Нет, я не выпендриваюсь перед Вами. Просто это, правда, было страшно и, чтоб вспомнить детали, мне надо как следует собраться и через что-то, возможно, перешагнуть. Понятно?
- Да, Адам. Я могу понять…
- Вот и отлично. Когда я получу мою куртку?
- Хоть в следующую нашу встречу… в этой, наверное, холодно уже? – произносит она, проводя по рукаву пожелтевшей и изодранной джинсовки, но Адам дергается, как дикий зверек и встает с места.
- Да… уж не жарко, поверьте. Ладно… я приду. Через пару дней. Не будет куртки – не будет и разговора.
- Я поняла тебя. Не волнуйся.
Выходя из комнаты, Адам поворачивается и произносит, сначала ожидается, что какую-нибудь остроту, но он выглядит слишком собранным и серьезным:
- А самое грустное… вы, так называемые “взрослые”, совсем не знаете, в каком мире приходится жить вашим детям. Вы слишком быстро забываете всё…



***

Он стоял не менее десяти минут перед зеркалом прежде, чем спустить курок. Адам услышал выстрел, даже увидел краем глаза пламя, вырвавшееся из дула и оказался в воде, которая осталась в ванной со вчерашнего вечера.
И Рокси была рядом сейчас. Она сползала по стене, закрывая лицо руками:
- Зачем?.. Скажи, ну, зачем?! – доносились едва слышные ее слова из-за звона в ушах.
Пуля раскрошила плитку на одной из стен. Осколки лежали на животе Адама под толщей воды, которая будто стала прозрачнее, чем вчера.
- Это… ты? Ты толкнула меня? – прошелестели бледные губы Адама, сам он оставался недвижим, глядя на лампочку.
Роксана только тихо плакала.
- Опять слёзы… всё просто, понимаешь? Они бы узнали, что я мертв, и угомонились. Ты могла бы остаться здесь, жила бы… в подвале ломбарда сейф… я всё написал на бумаге.
Она наконец отрывает руки от лица, несколько припухшего еще от вчерашних слез:
- Ну, и козлина же ты… - она резко выходит, одетая лишь в одну из его растянутых футболок, и гасит свет, не то по инерции, не то специально.
Адам остается в темноте и не хватает сил встать. Ему страшно, что она прямо сейчас уйдет… но, нет, её босые шаги слышны в доме, слышны невероятно отчетливо. Она нервно ходит по комнатам. Свет в узком дверном проеме меркнет, бледнеет… ванная на минуту, словно становится похожей на то самое место заточения. Тридцать лет назад. Холодный ужас охватывает, но ненадолго. Тьма сгущается окончательно и всё пропадает на какое-то время.
Вскоре снова зажигается свет. На пороге стоит Рокси, усталая и злая:
- Так и будешь там лежать?..
- Я спал.
- Да, и опять меня напугал! Ты захлебнуться можешь…
- Подойди, - подзывает ее Адам и берет за руку, но она стоит рядом отвернувшись. – Долго я спал?
- Около получаса… я давным-давно сделала тебе поесть. Там на кухне. Знала бы – не напрягалась. Всё уже остыло…
- Спасибо. Я сначала подумал, что меня паралич разбил… лежал, хотел пошевелиться и не мог.
Она пытается высвободить руку и уйти, но пальцы крепко смыкаются на запястье.
- Постой. Поговори со мной…
- Иди на хер, Адам!
- Послушай, ты ведь видела бумагу, там еще документ на дом…
- Видела! – Рокси злится еще больше, силясь вырваться.
- …он заверен, хотя, никому дела не будет до этого в нашей-то дыре. По крайней мере, очень долгое время. Да и денег бы могло хватить надолго, кстати…
- Я тебе сейчас глаза выцарапаю…
- Значит, слушать не хочешь?
- Что слушать?! Ты подумал о деньгах, молодец… а ты подумал, каково будет мне? А самое главное – по сути, ты просто хотел меня бросить…
- Ты сама знаешь, что за мной придут рано или поздно.
- И?..
- И тебя убьет тоже.
- А ты не хотел узнать, чего я хочу?.. думаешь, я мечтаю оставаться в этом сарае одна?
- Помнится, ты говорила, что здесь мило…
- Пока ты здесь есть. Потому что здесь есть твои привычки, твои вещи, твоя жизнь… а я буду заходить в ванную и каждый раз вспоминать брызги крови, мозгов, положение твоего тела, лицо… ты хоть понимаешь, каково бы это было?!
- Наверное, нет.
- Вот именно. И при этом еще понимать, что пулю в висок ты пустил из-за меня. Прекрасная жизнь!
- Я… я просто не знаю, что значит быть кому-то нужным… ты права. Вот, в чем дело, - печально заключил Адам, вылезая из ванной. Он стоит какое-то время, глядя на револьвер, лежащий в раковине, как на что-то одушевленное, проводит по нему рукой, сжимает рукоятку. С мокрой одежды течет, но он будто не замечает этого, медленно ковыляя на кухню, оставляя целые лужи, садится за стол.
- Может, переоденешься всё-таки?.. – осторожно спрашивает Роксана.
Адам молчит. Он смотрит перед собой: яичница, бекон, тосты, кофе… Он не помнил, когда последний раз видел утром на столе что-то подобное. Ест не спеша, будто в оцепенении, а капли мерно падают, разбиваясь о твердую поверхность.
- Да убери ты уже со стола эту штуку! Видеть не могу. Ты с ней, вообще, не расстаешься?
- Рад бы расстаться, да столько патронов осталось… я чувствую себя увереннее, когда он под рукой.
- Чудесно просто.
- Спасибо тебе. Лучший завтрак в моей жизни. А вроде всё такое простое на первый взгляд…
- На здоровье… Скажи, ты же не полюбишь меня, да? Это просто жалость, так ведь? – смотрит она с вызовом на него в очередной раз. – Жалко стало смазливую девочку, которая сама к тебе пришла?
- Ну, во-первых, мы знакомы совсем недавно. Во-вторых, жалость любви не помеха.
- Этим выстрелом ты фактически отказался от меня, понимаешь?!
- Я уже тебе объяснял. Да, многого я не учел, но знала бы ты… никогда не подумал бы, что умирать так трудно. А смерть, ведь и правда, великое дело… всякое бывало, но, когда тебя от этого мира отделяет амплитуда курка, вещи могут приобретать небывалый вес. А, вроде, столько раз уже ей в лицо заглядывал, как мне казалось…
- Думаю, ты просто устал от жизни настолько, что готов умереть ради первого встречного, вот и всё.
- Почти тоже самое я тебе вчера сказал, - усмехнулся Адам. – Разве не забавно.
- Помню…
- Забудем, давай забудем.
- Почему же?
- Я доверяю тебе. Доверься и ты, - попросил он, кладя ладонь на её руку.
- Хорошо…
- Стоял и просто прощался со всем на свете… я вдруг рассмотрел какой-то смысл во всём, какую-то немую идею в каждой мелочи. Я прощался со всем: живым и неживым, а дольше всего с тобой… с каждой чертой лица, да-да, - Адам проводит пальцем по её щеке. – С этой спиной и с этими волосами, которые мыл, особенно с этим кольцом в ноздре… не знаю, я еле-еле отодвинул всё это, чтобы выстрелить, и тут ты меня вытолкнула из-под пули. Откуда только у тебя такая сила взялась… а самое главное, что мне показалось, я увидел Его на какую-то секунду. Знаешь, какой долгой может оказаться секунда? Вот в этом-то проеме Он и посмотрел на меня…
- Бог?
- Наверное… я увидел Его не глазами, конечно, понимаешь…
- Понимаю. Как раз сейчас, я тебя понимаю, - улыбается Рокси, так же тепло, как когда они прощались на обочине вчерашним вечером.
- В общем-то, я и не то чтоб не верил ранее, что Он есть…
- Да?
- Да. Но верить в Его существование и верить Ему – это не одно и то же… я давно принял ту точку зрения, что Он просто по приколу сотворил этот безумный мир и сидит теперь, наблюдает, как какое-то шоу, не желая вмешиваться… однако, тут и правда, без Него не обошлось, видать. Я признаю. Разве это уже ни о чем не говорит? Я рассказываю тебе всё это, чтобы ты поняла разницу: убегающий и жертвующий. Я был вторым, а не первым. Именно поэтому-то Он, должно быть, и посмотрел на меня, поэтому-то и вытащил меня из той долгой секунды. Твоими руками.
Роксана придвинулась к нему, прижавшись лбом к его виску, сжав его мокрые плечи, она шептала:
- У нас всё будет хорошо… слышишь? Верь.
- Плакать ты любишь… – ухмыляется Адам, осторожно целуя её. – Твоя жизнь должна была сложиться по-другому…  чтоб не было тех поворотов. Как так получается?
- Не нам судить… хотя поворотов… сплошные повороты. После приюта хотела быть актрисой, но быстро поняла, что мне ничего не светит. Была официанткой, подрабатывала моделью, продавала бижутерию, тряпки, книги в разных магазинах, но за всё получались гроши, да и постоянно что-то случалось и приходилось увольняться. Последней работой до стрип-бара была работа уборщицей. Ты можешь представить, какая это работа…
- Не начинай снова в этом ковыряться – я еле успокоил тебя вчера.
- Не волнуйся, вчера было вчера… понимаешь, мне завидовали, у меня получалось здорово. Не хвалюсь, просто так и, правда, было. Я часто приходила в закрытое заведение, чтобы танцевать в одиночестве, отрабатывать движения, ну, понимаешь, о чем я. Вот там меня и подкараулил как-то раз владелец… эх, мало того еще запустил на крупную сумму, подставил. Большие деньги – долго рассказывать. Всё это в совокупности обернулось таким ужасом и позором, что передать сложно… и он, хозяин бара, был связан как-то с этим сутенеришкой. Круто мне отомстил за тот отказ. У меня тогда просто руки опускались… И, оказывается, попасть на панель куда быстрее и страшнее, чем кажется на первый взгляд…
- Что ж… чем мне похвастаться. Уборщиком я тоже был. Примерно в твоем возрасте как раз, когда сбежал.
- Да?
- Да. Смывал кровь с пола после собачьих боев. Но это было не сразу, до этого я сам был в роли вот такой собаки… а может и остался, я же Псина. Ха!
- Не совсем понимаю тебя.
- Сейчас поясню. Сначала в том городе, я, на самом деле, просто бродяжничал. Но я был гордым, не хотел побираться. Не хотел водиться с другими бездомными, промышлял кражами, пер все что плохо лежало, как-то раз схлестнулся с парой таких же бедолаг. Отбиваюсь от них,  отбиваюсь… и слышу выстрел. По звуку определил, из пугача скорее всего стреляют. Стою, а те двое ноги унесли мгновенно. И тут мужичок в мятой дурацкой шляпе подходит и говорит, я впечатлен дескать, видок у тебя неважный, тебе бы поесть и помыться, а дальше у тебя будет шанс подзаработать…
- И что же он предложил тебе?
- Биться в разных полуподвальных помещениях на потеху публики… правил практически никаких, заходят двое выходит один. Мне терять было нечего, а деньги были позарез нужны. Да и что мне бояться? Порог болевой у меня весьма высокий, да и школа меня к ежедневным дракам приучила. Убьют так убьют…
- И долго ты так жил?
- Месяца три, наверное. Раз в неделю примерно устраивались бои, платили по моим тогдашним представлениям очень хорошо. Я снял угол, купил одежды, стал есть как человек. Ну, а первый раз, конечно, тяжеловато, противник был не промах, но крепкое спиртное решило всё. Попросил себе двести граммов… я даже не понял двести граммов чего, но дрянь редкостная. Опрокинул залпом и ящик Пандоры для моего оппонента открылся. Я, конечно, тоже под конец еле ковылял, но его вообще унесли… живого или мертвого, не знаю. Глаза помню у меня были как щелки.
- Ужасно…
- Да, в целом, конечно, я понимал, что долго так продолжаться не может. Еженедельные травмы такого плана могли бы кого угодно в могилу свести. А тут еще и случай произошел - поставили драться с откровенно неприятным типом, всё оскорблял меня, оскорблял… в какой-то момент мне крышу снесло и я просто прыгнул на него и вонзил зубы в шею, там где артерия прямо. Зубы у меня, чтоб ты понимала, на тот момент были сломаны сверху. Все четыре передних. Да так сломаны, что торчали довольно длинные и острые осколки, я сам о них то и дело поначалу язык царапал. Ну и умер этот боец от потери крови, орал как свинья на бойне, пока меня оттаскивали, а я и впрямь словно псина взбесившаяся, вцепился и не отпускаю. Вроде всё по-честному, но поднялась всё таки буча, такой спор закипел, до абсурдности: считать ли такие зубы оружием, не заточил ли я их себе специально, можно ли считать это победой, а там, сама понимаешь, люди ставки делали… ох, в общем, обиделся на меня тот малый в шляпе, говорит все, сюда тебе ходу больше нет. Но не совсем меня со счетов списал, говорит есть одна работенка, полы мыть дескать умеешь? Это, конечно, было не сложно, но существовать на такие гроши…
- По твоей жизни, похоже, можно кино снимать.
- Да, а потом я забил одного педофила дверью его же тачки, когда тот уединился там с мальчишкой, едва успевшим достигнуть подросткового возраста… вроде как проституцией занимался, но убитый оказался легавым. И сидеть бы мне долго-предолго.
- Ты еще и в тюрьме побывать успел?
- Да и не раз, но в том случае не очень долго, меньше года вроде, мне помогли выйти. Сначала из меня лепили чудовище в прессе, а когда в личных вещах этого извращенца нашли кучи фотографий с детьми, содержание которых даже человека со стальными нервами выведет из себя, все круто поменялось… на его счету оказались десятки детских жизней. Он был серийником, который будучи полицейским сам же себя ловил… просто цирк! А один влиятельный и очень загадочный человек, прознал обо мне, помог мне выйти и даже чуть с работой подсобил, да только я не очень дружил с честным трудом. Как и ты, я мало где долго задерживался.
- Слушаю и просто поверить не могу, через что ты прошел в свои… двадцать?
- Нет, в тюрьме мне стукнуло только девятнадцать. Да ладно… за решеткой было не так страшно, как говорили мне всякие. Хотя проблемы возникали у меня, конечно, и с администрацией из-за нарушения режима, и с другими заключенными, так как над их так называемым “кодексом чести” откровенно посмеивался. Время тянулось долго, несмотря на то, что должен был бы уже привыкнуть после всех этих сумасшедших домов… А знаешь, кем бывали в психушке обычно самые опасные пациенты?.. Не психи, а адекватные садисты, убийцы и извращенцы, которые косили под психов, чтоб не получить высшую меру. Да… психушка была той же тюрьмой: тоже замки на дверях, решетки на окнах, тоже охранники, только именуемые санитарами. Только вот беда, ты сидишь в дурке и не знаешь срока, потому что его попросту нет. И я никогда не знал, на сколько я ухожу… Понимаешь? По сравнению с психушкой, там куда я попал, было очень даже сносно. Иногда, конечно, заключенные там начинали вести себя агрессивно, жестоко, придумывали какие-то дурацкие забавы… но так, ненадолго. Скука. Всё от скуки. А тот человек… он был просто загадкой. Похож не то на хиппи, не то на библейского пророка какого-то внешне. С криминальным прошлым, с кучей связей, но вроде, как давно ушедший на покой, я так толком и не мог понять, чем он занимается. Можно было встретить его на улице сидящим на бордюре, говорящим с нищими, в другой раз он мог появиться на каком-то пафосном мероприятии среди богачей. Ну… и всё в таком духе. Чудак большой, короче. Хотел помочь мне встать на ноги, но я всех же разочаровываю. Ха-ха…  а в целом. Может, другой период настал лично для меня, может еще чего… я уже не так охотно махал кулаками на улицах и барах, мне всё больше нравилось рисовать. Это я любил с детства. Но денег это приносило меньше, чем продажа наркотиков. Эскизы декораций для одного театра, рисунки для каких-то детских книжек. Ей, Богу, знали бы, кто художник – их продажи бы сократились круто… последнее что мне пришлось по душе это татуировки, картины на живых холстах. Я со временем поднаторел в этом деле и уже знал, чего хочу. Многие, правда спрашивали, почему у меня ни одной нет. Но на что мне это, когда шрамы на теле, а тем более на лице, расскажут мою историю куда лучше всяких тату? Короче, годы летели быстро. Чуть попытаюсь за ум взяться - не выходит, снова ввязываюсь в какую-нибудь аферу. Порой будто приключения сами находят нас, да уж. Короче.. как-то скопил денег, вернулся, как уже говорил… А порой, мне и правда обламывалось не мало бабок. Я был помимо прочего и игроком какое-то время. О… что-что, а вот в карты я умел играть. Разумеется не всегда честно, а ловкости рук мне не занимать. Не был я фанатиком, не полагался слепо на удачу – была своя система… не бесперебойная, но рабочая. И блефовать я умел. Но, конечно, по-настоящему разбогатели мы с Удавом в тот день, когда перебили эту сволочь и сожгли все дотла. Лет семь прошло или больше… эх, помню, как упирался Весельчак, даже с простреленными коленями и разбитой физиономией, что-то пытался лежа на полу изображать из себя. Но когда Удав стал отрезать ему пальцы охотничьим ножом, то быстро расстался и с гонором, и с общими деньгами банды… а банды уже и не было собственно. А знаешь, что он перед смертью мне сказал? Весельчак сказал: «Мы только набрались сил и нарисовался ты, проклятое ничтожество. Ты ничего толкового не способен создать, а только разлагаешь и уродуешь. Надо было убить тебя сразу без разговоров в первый же день.
Как же я сразу не раскусил тебя». Как часто я слышал эту фразу в той или иной интерпретации…
- Лучше бы я не слышала сейчас этой истории про пальцы.
- У Удава на глазах убили его младшего брата, который был, наверное, самым молодым членом в группировке, мальчишкой по сути. Убили люто и несправедливо, так что я всецело могу понять жестокость этой мести.
- Как скажешь.
- А про деньги ты читала в моей предсмертной записке. Храню их в разных местах. Что-то в тайниках, что-то на счетах… Удивлена? Ну, а что я должен носить дорогие вычурные шмотки, ездить на машине с открытым верхом? Так делают люди, когда хотят помахать бабками над головой. Может, раньше я бы это позволил себе. Да я раньше по сути так и делал, даже когда денег было немного. Когда-то давно, но сейчас… к чему это мне всё? Я немного трачу, потому что мне и не нужно много сейчас. Вот и всё.
- Пишешь, кстати, с ошибками.
- Переживу... странно, что я, вообще, выучился читать и писать, – Адам с недовольством рассматривает висящую на нем мокрым парусом одежду, будто только что её заметил. – А, вообще… это всё надо бы развесить… да, надо переодеться.


***

- Спасибо за вещь, - произнес рыжеволосый мальчик, не выпуская сигарету изо рта, медленно поглаживая черную кожаную куртку, лежащую на его ногах, будто домашнее животного. – Правда, спасибо…
- Да не за что, Адам. Она никому не нужна…
- Ну, да… у нас с ней много общего.
- Ой, да перестань, - бросила в ответ девушка-психолог, взяв из стола сигарету.
- Так Вы тоже дымите? – ехидно подметил Адам. – То-то я и думаю, что это мне курить не запрещаете.
- Давай ты об этом помалкивать будешь?
- Не вопрос. Так что?
- Всё, как ты обещал.
- Я помню, помню... – выдохнул мальчик, закрывая глаза. – Итак… я попал в это место. Оно было глубоко в лесу. Скрытое от глаз как бы...
- Что было это за место?
- Какая-то землянка или подобие бункера… сложно сказать. Я очень перепугался, когда проснулся среди ночи первый день… проснулся и свет луны отражался от пола - единственное окно было на потолке. Я понял, что где-то под землей.
- Даже боюсь представить… Продолжай, пожалуйста.
- Я испугался… заплакал, конечно. Семь лет только... Потом я просто устал плакать и уснул. Когда настал день… я не знаю, какой это был час. Какая-то старая каменная постройка и я лежал в середине, а  в потолке было отверстие, как я сказал, через которое в определенные часы бил свет, и он был ужасно горячим… он жег меня, и я был не в силах встать, отодвинуться. Не помню уже почему. И птицы метались надо мной, иногда покрикивали.
- Почему?.. Что тебе мешало?
- Я не помню… уже не помню, но так было. Точно.
- Не торопись. Постараюсь не мучить тебя лишними вопросами - просто рассказывай.
- Там было холодно и сыро. А на закате, появился он…
- Кто, тот сумасшедший? Тот человек?
- Да… я никогда не слышал, чтобы люди говорили вот так. Он был очень зловещий, призывающий… властный такой. Он всё время стоял в тени, у него было тяжелое дыхание. Похожее на рык. Странное такое… а больше всего мне запомнились его руки. Руки всегда как-то выступали из полумрака, кисти рук. Непропорциональные, большие такие…
- Как в дурацких комиксах про инопланетян, да?
- Не совсем, конечно… но, что-то, может, есть… да.
- Так… и что ты хочешь сказать, Адам? Что это был не человек?
- Не знаю.
- Но это же…
- Слушайте, - беззлобно и как-то небрежно бросил мальчик, отрицательно мотая головой. – Я просто рассказываю то, что было, то, что я помню. Вот и всё.
- Но ты же…
- Я знал, что не поверится.
- Прости… давай дальше.
- А смысл?
- Смысл есть.
- Мне так не кажется. Да и раньше не казалось…
- У нас уговор. Ты помнишь.
- М… ну, да. Ну, а что сказать. Человек или нет… это говорило со мной. И это было самое страшное. Эта личность… вкрадчиво говорила со мной временами, будто зная меня лучше меня самого. Вы встречали когда-нибудь такое?..
- Нет… не думаю, что встречала.
- И это было страшнее, чем то, что происходило после заката солнца. Когда сгущалась темнота. И он приближался ко мне… ну, а остальное из всех этих бумажек, наверное, известно.
- Да уж… и он начал насиловать тебя? Адам…
- Да нет же… просто бил сначала. Бил за то, что я молился.
- Только за это?
- Да. Скажи, как человек мог бы узнать это, узнать, что я молился? Даже не произносил ничего вслух ведь…
- Не знаю… я не знаю.
- А я догадываюсь зато.
- В итоге… он изнасиловал тебя?
- Вам именно это интересно? – не выдержал Адам. – Какая-то больная тема, может быть, для Вас?
- Нет, не только это…
- Ну, а тогда что Вы цепляетесь так к этому? Ведь не это главное в истории.
- Что главное, Адам. Скажи. Я очень хочу понять.
- Главное… - презрительно выдохнул Адам, заваливаясь на спинку дивана. – Главное то, что ему нужно было от меня – раскрыть мне глаза. Понимаешь. На многие вещи. Что добро лишь красивое слово, что люди чаще всего просто хищники на двух ногах… а самое главное, что я в его власти, а не во власти Бога.
- И ты перестал верить?..
- Почему же… Вполне, возможно, Он есть. Но… Он просто человек, который смотрит в окно. И не более. Понимаешь?
- Наверное… но я не могу с тобой согласиться.
- Вы не были там. Просто не были… Он говорил всё витиеватее с каждым вечером. Сложнее. И со временем, что самое дикое, тебе начинает казаться, что его голос – это твой голос. Понимаешь. Твой внутренний голос… И, когда я перестал молиться, он перестал меня избивать. Принес мне поесть даже.
- Не благодарен же ты ему за весь этот ужас, в конце концов?
- Да нет, конечно… если бы я встретил его где-то, зная, что это он, что это человек… я бы убил его. Убил за то, что он сделал. С моим лицом и со мной тогда. Когда я произнес что-то вроде богохульного отречения, он диктовал мне слова… вот тогда он и… позабавился со мной… да уж… и больше не появлялся. Никогда.
- А те вещи, на которые он открыл тебе глаза…
- Он прав был, знаешь… во многом прав. Его слова оправданы самой жизнью. Есть о чем задуматься. Было. Просто…
- Что просто?
- Я будто всё ещё слышу его голос… спустя много лет.
- Я слышала, ты был и правда очень религиозным ребенком?
- Типа того.
- А сейчас каковы твои отношения… к религии?
- Эх… да сказал уже как бы.
- Ну, ты не веришь?
- Да как Ему можно верить-то?
- Но Ты тем не менее веришь, что Он есть.
- А Вы?
- Я… не знаю. Наверное, просто не могу пока смотреть в ту сторону, понимаешь.
- Понимаю. Очень понимаю… Да, я думаю вот, что есть. Но, как я уже сказал: Бог для меня – просто некто, смотрящий в окно или подглядывает... не знаю точно, чему это уподобить…
- Вот как? Интересно… а дьявол, ты считаешь, как я понимаю, тоже есть?
- О… дьявол, как раз и правит бал. Улавливаете?
- Да уж. Твоя мама…
- Что?
- Я разговаривала с ней. Пыталась объяснить ей, что ты не какой-то монстр и…
- Забавно, обычно родители это говорят про своих детей учителям, защищая их, выгораживая… да нет смысла. Она меня уже похоронила… и она отчасти права.
- В каком смысле?
- В таком, что прежний 6;я будто действительно навсегда остался в том темном месте, я до сих пор там… или какая-то моя часть, не знаю, как сказать. Но… я не скучаю по ней. Это дурная часть, бесполезная. Слишком… травоядная что ли, беспомощная и бессмысленная.
- Ты ведешь себя не типично для обычной шпаны, понимаешь? Именно поэтому, ты сейчас сидишь здесь, Адам. Я, может, не самый умный и проницательный человек. Да, мне не хватает и профессионализма и жизненного опыта, но я не стала бы гробить своё время на стандартного глупого и злого ребенка.
- Простите, - говорит как-то удивительно мягко и улыбается ей Адам. – Нет, правда… простите, у меня стремный характер. Реально. А Вы стараетесь, я же вижу… мне не совсем понятно, но походу это всё искренне. Куртка в любом случае у меня теперь есть.
Девушка кидает в ведро давно погасший в руке окурок, глядя куда-то в окно, в одну точку, будто находясь под гипнозом. Через некоторое время она произносит:
- В детстве отчим пытался изнасиловать меня.
- Надеюсь, у него не получилось?
- Нет… мама развелась с ним вскоре. Слава Богу.
- Да… а вот мне повезло меньше.
- Но этот ужас, который на меня надвигался я не забуду, Адам. И я понимаю, что ты чувствовал, - в ее глазах читается бездна сострадания, которая увы не находит на этот раз доверия.
- Да-да, где-то я уже это слышал, - бросает Адам небрежно, вставая с места, глядя куда-то в сторону.
- Подожди… постой, мы еще не окончили. Еще 15 минут.
- Какая жалость.
- Я видела, Адам. Сама видела. Ты не издеваешься над слабыми, ты не задираешь никого, не занимаешься вандализмом и прочей хренью… Я же не просто так говорила, что ты не типичный хулиган.
- Ну, допустим… но зачем Вы съехали на эту тему?
- Я просто болтаю с тобой, Адам.
- Поболтайте просто с кем-то еще. А у меня есть всякие дела.
- Но когда тебя чуть заденут, ты взрываешься просто… это как, вообще?
- Так. Это жизнь. Вокруг меня хищники и я тоже должен быть хищником - пытаюсь выжить.
- Ты не учишься по сути, тебя мурыжили второй год в одном классе, потому в психиатрической лечебнице тебя перевели всё-таки в следующий…
- К чему Вы ведете по итогу?
- Но при этом ты далеко не дурак для своих лет. Далеко…
- Лестно слышать.
- Да не за что. Ты мыслящий человек, это видно… даже исходя из того, как ты ведешь диалог. На недоразвитого ты точно не тянешь... но, с чего вообще начались твои приводы в психиатрию?
- Сложно сказать… говорили разное и ничего конкретного. Да Вы и сами всё читали ведь… но, родителям было лучше без меня, - нарочито усмехнувшись и закатив зрачки, пожал плечами Адам. -  Я видел, с какими лицами они провожали меня в дурдом. Просто ангельское блаженство, будто заканчивается затяжная война.
- Ангельское значит?..
- Ага.
- Твоя мать мне рассказывала… как ты впадал в ступор, начинал завывать во время семейного ужина, бился головой об стол. Прямо об тарелку...
- И?..
- Твои родители говорят, что со стороны выглядело это, будто кто-то бьет тебя головой, понимаешь…
- Не понимаю.
- Слушай, да ты же помнишь всё! Мы с тобой договаривались и я свою часть сделки выполнила, как видишь…
- Да. Но я не говорил, что обязан рассказывать то, чего не помню физически.
- Просто… я не могу всего этого в совокупности понять.
- А может и не надо?.. Вот у меня отец тоже, как Вы, стремится всё понять!
- Ладно… послушай… Скажи, с каких пор у тебя плохие отношения с родными?
- Да с тех пор, как я на свете. Они всегда стеснялись меня. И, видно,  я пронесу это сквозь всю свою жизни. Они, как слабоумный увалень, знаете, стыдливо прячущий в ладошку крошечные от природы гениталии, вот так и они относились ко мне…  вроде постыдного отростка, комок несбывшихся надежд. Я, знаете… сами уже догадаться могли, что я ненавижу своих родителей. Я не знаю, где Вы учились, но Вы так и не сделаете ничего здесь за всю жизнь, если будете разбазаривать свое время на меня.
- А на кого же, Адам?
- Это уже не моё дело. Реально… всё это бессмысленно. Ну… наш уговор выполнен. Еще раз спасибо, но Вы не поможете мне. Допустим, Вы правда добры. Мало, кто по-настоящему добр. Но… короче, просто смиритесь. Пока.



***

- Наконец-то вернулся… - прозвучало с радостью и укором. Рокси сидела на кровати прямо, держа руки на коленях. Перед Адамом вновь была девочка-подросток в его красных кедах и старых голубых джинсах. Волосы собраны в хвост, сбитый на бок.
- Неожиданно… Где ты взяла эти вещи?
- Не бойся, - ухмыльнулась Роксана. – Я не собираюсь всё время так ходить. Просто кое-какие вещи в стирке, да и ноги должны от каблуков хоть немного отдохнуть.
- По-моему, очень мило. Ты еще младше теперь выглядишь…
- Ну, да. Тебе хочется видеть меня еще младше… - недовольно закатила она глаза. – Эх… просто чудесно.
- Я не это хотел сказать.
- Это, именно, это… стоишь и умиляешься, как идиот. Ладно, я сама виновата.
- Ты не ответила мне.
- Порылась в старой одежде в чулане. Нельзя если было – извини, - не скрывая раздражения, говорит Рокси, затем утомленно вздыхает и отводит глаза. Какая-то внезапная тоска окутывает её словно облако. – Адам, я не хочу, чтобы во мне видели ребенка… Не хочу, чтобы ты воспринимал меня так, понимаешь? 
- Не думаю, что это так уж плохо. У нас, как ни крути, разница в возрасте довольно серьезная, от нее никуда не деться.
- Может, для тебя это неплохо… может, смешно прозвучит, но, да, мне скоро девятнадцать и я хочу, чтобы ты видел во мне женщину. Очень хочу… это всё здорово, как ты возился со мной вчера: мыл, причесывал, укутывал и прочее. Меня это глубоко трогает. Никто за всю жизнь не сделал для меня столько, сколько ты за последние дни, но я не кукла и не твой ребенок. И… послушай, я тебе слукавила насчет того, что произошло в мои двенадцать лет.
- И в чем именно?
- Меня не насиловали… короче, один из учителей в приюте был очень внимателен ко мне, даже чересчур, понимаешь? И я в какой-то момент поддалась, согласилась. Мне было интересно, как это бывает… из книг у меня сложилось впечатление, что это нечто высокое, красивое, но…
- Моего отношения к тебе это не меняет.
- Но это показалось мне и, правда, очень гнусным, немногим лучше изнасилования. А того человека я просто возненавидела, да и, вообще, весь противоположный пол стал с тех пор неприятен… конечно, сама виновата, но, так или иначе, травма осталась. Думала, что ни чувства, ни желания ни к кому у меня не возникнет теперь в жизни. Даже малейшего влечения… но вот возникло, понимаешь меня?
- Понимаю. И что мне делать надо было? Лечь с тобой вчера? Думаешь, для меня всё так запросто?
- Да причем тут это? Знаешь, ты бываешь просто…
- Бываю. Бываю даже хуже… посмотри сама: мы знакомы несколько суток, а ты разговариваешь так, будто уже, по меньшей мере, год.
- Так и ты говоришь. Не замечаешь? – Рокси делает к нему уверенный шаг. – Ты не просто говоришь… ты готов был лишить себя жизни ради меня, или уже забыл? Не знаю, что нас ждет впереди, но я в любом случае этого никогда не забуду… Ты готов был вот так, просто, всё отдать мне! А как ты вчера вышел искать меня… может, это и с безумием граничит, но это не какие-то там широкие жесты, я-то понимаю… и я хочу оставаться рядом, пока возможно, даже когда за тобой придут. Ты так и просидел всю ночь возле меня, пока я лежала на твоей руке, да?
- Не хотел будить тебя.
- Адам… многие люди не способны и на десятую долю так любить, как умеешь ты… но я тебя умоляю – не надо любить меня как сиротку, как ребенка, как племянницу, как приемную дочку или как хрен знает еще кого…
- Понимаю… понимаю тебя.
- Вообще, ты не обязан мне доверять, тем более раз я тебе не договаривала. Ну, об этом…
- Я уже сказал, это не имеет большого значения. Ты по глупости дала в двенадцать лет какому-то педофилу-интеллигенту, который запудрил тебе мозги и что? Знаешь… с моим списком грехов лучше молчать, вообще. Так что всё.
- Всё.
- Я уже рассказывал тебе, как  отметелил одного “любителя детей” дверью его же авто.
- Да уж, такое сложно забыть.
- А мне тем более. Я, помню, шел по улице и увидел чем он там занимается. С пацаном. Мне просто башню в этот момент сорвало.
- Могу понять.
- Рванул на себя дверь - урод даже не удосужился запереться. И начал бить, брызнула кровь… но тот малец поднял громкий крик. Со страха. И мне пришлось уносить ноги, хотя толку, внешность у меня примечательная будь здоров, нашли быстро. Но я о другом: не надо ни оправданий, ни обвинений. Ни в мой, ни в твой адрес. Да, а про нас с тобой… я б вчера мог лечь с тобой в койку, как ты просила, но чувствовал почему-то, что не должен… черт знает почему.
- Сгоряча… я сгоряча это наговорила все тогда. Думала, мы с тобой больше никогда не увидимся… бывает, что нечто дорогое, так внезапно найденное, ускользает и отчаянно пытаешься урвать хоть что-то. Это ошибка, поступать так, но происходит…
- Если бы я воспользовался этим?
- Не знаю… наверное, я не пошла бы на попятную.
- И как же твоя вера?
- Я… я бы пожалела потом, конечно. Знаю, что пожалела бы.
Адам обнимает её за талию. Только ткань футболки отделяет руку от тела. Это тепло притягивает, но он старается отвлечься.
- А мне как раз было лет двенадцать, когда носил эти тряпки.
- Пришлись в пору, вроде, - Рокси будто ждала чего-то. – В бедрах узковато правда, но терпимо. Мне, вообще, нравится одевать твои вещи.
- Зачем? – спрашивает Адам, целуя кольцо в её носу.
- Не знаю… может, чувствую себя ближе так, - проводит ладонью по его щеке. – Ты вообще бреешься?
- Редко. Когда сильно зарасту.
- А можешь сейчас побриться для меня?
- Ну… могу. Это легче, чем стрелять себе в голову.
- Не вспоминай даже…
- Так что ты хотела сказать мне? Попросить о чем-то? - спросил он, входя в ванную.
- Да. Мои вещи. Они в мотеле.
- М… да это можно, - реагирует Адам, намыливая щеки. – Там что-то ценное? Можем просто купить…
- Ценные есть. Кое-что ценное… угораздило забыть, да и, вообще, не хочу, бросать там свои шмотки, оставлять этому гнилому месту что-либо свое… ты бреешься той же опасной бритвой?
- Нет. Опасная у меня в кармане со школьных лет, но только для драк и прочего. Не знаю почему именно ее выбрал. Многие не понимают, говорят неудобно… видимо, вопрос привычки. Так-то и с ножами дело приходилось иметь.
- Как ты жил? Расскажи о тех годах больше, если тебе не тяжело.
- Да нет, ничего тяжелого, просто не знаю, что особо рассказать… школа, самые отстающие классы. Для детей с отклонением в поведении или просто тупых. В нашем крохотном городке школ было не так много, в общем. Будни? Прозябание на уроках, очень быстро начал курить, изредка пил, когда была возможность. А вообще я никогда не любил пьяниц, их вязкие тупые базары, я таких нередко бил… я больше любил убегать в рисование, слушание музыки, с детства обожал кино - мне это всё чуток помогало, хотя бы отчасти. Это все были маленькие праздники. Был период, когда я часто дрался, но быстро понял, что за этими выходками следует психушка. А быть там… это не лучше тюрьмы, не лучше. Я стал вести себя тише, стал хитрее порой, но все равно не выдерживал и срывался рано или поздно и меня снова закрывали там. Потом, когда меня взял на поруки отец, в ту пору я и познакомился с той парой моральных уродов – они старались во мне всё самое дурное, в тот период я и правда стал злее… но вместе с тем хитрее и расчетливее, если дрался, все это происходило так, что я мог выйти сухим из воды. Но добиться того, чтобы я стал таким же они не смогли.
- И что же? Ты чувствовал удовольствие от драк?
- Сначала скорее нет, чем да. Сначала ты чувствуешь, как бы горький привкус, понимаешь… курево тоже не в кайф сначала. Оно, по сути, и сейчас не в кайф, просто человек убеждает себя постепенно, что ему это нравится, что за этим что-то есть. Понимаешь? И, вообще, мы нередко становимся теми, кого ненавидим и боимся. Но нам, увы, это не всегда заметно самим.
- Ну-ка покажись… а ты побритым выглядишь куда лучше, лицо свежее.
- Так заметнее шрамы.
- Ну, и что… а я? Скажи, я старше выгляжу, когда накрашена?
- Да, старше. Лет так на пять, если, конечно, не присматриваться. Но не надо, пожалуйста, не стоит…
 - Ладно-ладно… так, подожди минуту, -  Рокси пытается пригладить его волосы, собирая их в крохотный хвостик. – Так ты суровее, конечно… но мне нравится.
- Напоминаю теперь какого-то латиноса… 
- Да неправда!
- Кстати, ломбарда нет больше.
- Как?..
- Сожгли. Я так понимаю, рассчитывая на то, что я нахожусь внутри… по идее, я и должен был быть там сегодня, но тем лучше, что его больше нет – лишний кусок получу по страховке.
- Тебе совсем не жаль?
- Нет. Легче сорваться с места.
- Всмысле?
- Я просто уберусь отсюда. И что-то мне говорит, что ты не против отправиться со мной… не правда ли?
- Конечно, ты ещё спрашиваешь… А как же твои деньги?
- Сейфы не горят, - довольно улыбнулся Адам. – А деньги я перепрятал.
- Значит они перешли от слов к делу…
- Не бойся. Время у нас есть, думаю.


***

- Сразу предупреждаю, не лезь ко мне - пожалеешь… - пробормотал Адам, сквозь сетку на маленьком окне бил фонарный свет, освещая фигуру человека в середине комнаты. Его было видно весьма хорошо, как артиста в свете софитов на сцене. Парень был явно старше Адама, смуглая кожа как-то странно натягивалась при улыбке. Он чем-то напоминал и черепаху, и летучую мышь одновременно. Кудрявый, подтянутый, высокий.
- Эй.. - присел он на корточки в противоположном конце комнаты перед Адамом, будто тот был напуганной зверушкой, которую надо было приманить. - Я и не собирался. Ты чего?..
- Да ничего… меня перевели сюда как бы.
- Зови меня Рамзес.
- Ты как фараон что ли? - усмехнулся Адам.
- Нет, - парень ухмыльнулся в ответ так, будто зеркально копировал выражение его лица. - Фараоны это те, кто меня отправили сюда.
- За что?
- Я убил свою мать, - в пугающей простоте, пожав плечами, ответил тот.
- Да ну…
- Угу… она не давала жить ни мне, ни отцу спокойно.
- Вот оно, как оказывается.
- Ну, да. Ударил её ножом, когда она стала опять бузить. Я устал. Просто устал. Сначала меня хотели посадить, но учитывая репутацию моей мамаши и психиатрическую экспертизу, я оказался здесь.
- А что с твоей матерью?
- Она была алкоголичкой и проституткой. Это по сути всё, что я могу сказать тебе о ней.
- И... как ты себя чувствуешь теперь?
- Прекрасно... ты знаешь. Разве не видно?
- Я всё же не смог бы убить свою... мне кажется.
- Ты проходи, садись… что же ты стоишь. Вот и твое место. Удобно?
Адам поспешно проходит к койке, присаживается, чувствуя приятную упругость пружин.
- Да… а тут лучше, чем в той палате.
- Двухместная, конечно. Ты молодец, что хорошо себя вел… не всегда стоит идти против течения, - заложив руки за спиной, Рамзес проходит к окну. - Тебе долго ещё тут, наверное. Никогда наверняка не знаешь сколько еще…
- Не один месяц, полагаю… Знаешь, за что я тут?
- Если честно, интересовался. Я всегда стараюсь узнать о человеке побольше, если мне предстоит с ним длительное знакомство. Так что без обид, я не шпионил за тобой, так просто…
- Понимаю. Я чуть не зарезал нашего учителя.
- Бритвой-то? - продолжает говорить Рамзес довольно равнодушно, прислонившись спиной к окну, глядя на улицу сквозь металлическую сетку. - Ну, да… наслышан про этот случай. Но ты же его даже не порезал…
- Им всё равно.
- Эх… совсем рядом гуляют парочки, ты посмотри. Звучит музыка… наверняка ведь звучит. Хочешь на волю?
- А кто не хочет.
- Логично… но я не просто хочу на волю, - произносит Рамзес, и внезапно ударяет по окну ладонью. - Я жажду свободы! Понимаешь?
- Понимаю.
- Не уверен... - Рамзес будто пьяный сползает по стенке. - Мне тяжело здесь одному. Я тут уже два года.
- Сочувствую… ну, я то тут много раз был. А в такой палате я бы жил и жил.
- Эх, дурак ты.
- Как ты меня назвал?..
- Не заводись. Это так я… ты читать любишь?
- Нет. Совсем не люблю. Люблю музыку.
- Ну, тут с этим напряженка. А вот книги у меня есть.
- Ниц-ше…- прищурив глаза прочитал Адам корочку книги.
- Точно. Прекрасный философ.
- Не знаю. Я не верю в философию... и в философов.
- А во что ты веришь?
- Я верю в силу поступков, а не в силу слов.
- Достойно, - Рамзес садится на свою кровать и пару раз устало хлопает в ладоши. - Нет, правда. Ты серьезный малый. Это мне нравится.
- О чем пишет твой Ницше?
- Пишет о таких как ты, - ухмыльнулся Рамзес. - О тех, кто может стать сверхчеловеком.
- А твой Ницше сам-то стал этим сверхчеловеком?
- Я с ним не был знаком, не знаю.
- О том и речь. Болтун он. Как и многие, как все почти.
- А я? - выдержав паузу, Рамзес спросил у него.
- Пока не знаю.
- Хороший ответ, - кивает тот в ответ, доставая из-под матраса самокрутку. - Дунуть хочешь? Пробовал небось…
- Конечно, пробовал. Меня особо не цепляет.
- Да?.. Мне среди всех прочих препаратов прописывают и эту штуку. Единственный плюс. Это единственный плюс, - парень закуривает выпуская Адаму в лицо клуб дыма. - Но её мне дают так мало… жаль, очень жаль. Смотри какой сильный ветер!
- Да, и правда.
- Я вижу, как он рвет листья деревьев… но не могу почувствовать. Понимаешь? Мне так этого не хватает.
Адам молча берет косяк, глубоко втягивая в легкие дым.
- Да… я тоже ненавижу свою мать.
- Вот как?
- Угу.
- А что не убил? Ну, да понимаю, дело такое…
- Да что ты понимаешь… я не хочу сюда надолго просто, да и… не так сильно ненавижу.
- Забавный ты малый.
- Забавный? Ты считаешь меня забавным?
- Спокойно. Я в хорошем смысле. Ты не обычный парень… мы с тобой имеем что-то общее, я чувствую.
- А я что-то нет… кроме ненависти к матерям.
- Я вообще баб не переношу. Знаешь… они как расхожий материал, вообще не люди. Может, тебе это и не понятно, конечно…
Адам лишь пожал плечами. Рамзес молча лег на бок, подложив руки под голову:
- Эх, парень… каких можно наделать дел на свободе. Выпишусь, будет и алкоголь, и трава, и девки!.. Ты пробовал когда-нибудь?
- Я выпил немало за свою короткую жизнь, - понтовито и несколько смешно заключает Адам, глядя в потолок.
- Да нееет… ей Богу, как маленький, с девушками!
- Нет.
- Не было?!
- Нет, и что с того? Может насчет лица еще меня подколоть попытаешься?..
- Да что ты… что ты, - глядя в сердитое лицо Адама, Рамзес как бы невзначай перевернулся на другой бок. - Пойми. Я не враг тебе. Мы должны держаться вместе. Сообразил?
- Я могу о себе позаботиться.
- Не зарывайся… здесь, если ты заметил немало извращенцев. И лично я их ненавижу.
- Я тоже.
- Вот уже ради того, чтоб прикрыть друг-друга с тыла в душевой неплохо бы быть товарищами. Ты не обязан мне верить на все сто. Просто пойми: я такой же человек, как ты. Просто парень, который выживает здесь. Да я и привык выживать.
- И я…
- Ночевал на улицах?
- А то… убегал, спал в разбитых тачках.
- Зимой?..
- Осенью. Зимой я не убегал из дома.
- Ха…- с налетом пренебрежения мотнул головой Рамзес. - Зимой мне как раз и приходилось сбегать из дома. Я прятался в канализационных люках. Бегал от легавых и бомжей. Отморозил ноги… пальцы на руках благо удалось спасти, но они всё равно не так хорошо гнутся, как раньше.
- Да уж… тебе досталось.
- Да. Так что не думай, что я ничего не знаю о жизни.
- Я так и не думал…
На какое-то время воцаряется молчание, часов в палате нет. Сигналом о полуночи служит угасающий прожектор.
- О… смена санитаров, - воодушевленно говорит Рамзес, и даже во мраке понятно, что он улыбается.
-  И что с того.
- А сейчас узнаешь.
Почти сразу открывается дверь ярким световым прямоугольником в стене, в котором стоит полная рослая фигура.
- Ну, что, Рам? - прозвучал несколько высокомерный флегматичный голос.
- Привет, Алекс.
- Эх… - произнес полный санитар, парень примерно его ровесник. Он проходит и лениво садится на койку Адама, вяло протягивая ему пухлые пальцы. - В карты сыграешь?
- Денег нет.
- Не беда. Сыграем на сигареты или… спички?
- Ты вольный. Нахрена тебе спички?
- Рамзес... это кто вообще?   
- Это Адам.
- Может его в изолятор отправить? А то какой-то слишком деловой…
- Остынь, остынь… - отвечает Рамзес, тасуя карты, переданные им санитаром. - Он свой. Он ровный парень. Мы играем в покер, Адам. Ты знаешь, как играть?
- Не доводилось пока…
- Пустяки, сейчас походу разберешься. Две сигареты на кон - за меня и Адама. Ставки чур не повышаем…
- Это как это? - дернул головой Алекс. Его пухлое лицо с глазами устало-дебильного выражения выражало детское недоверие, будто его хотят обмануть.
- Вытри рот, Алекс, - брезгливо бросает Рамзес. - Не повышаем, значит, играем с теми же ставками.
- Тогда какой смысл? - мычит санитар.
- Блин… хорошо, спокойной ночи всем. Будем спать.
- Черт с тобой. Раздавай… Кстати, Адам… ты водишь машину? Ну, хотя бы умеешь?
***

Через полчаса его пикап подъехал к тому самому мотелю, где находили себе временное место маргиналы разных мастей, в особенности проститутки, квартировавшие здесь подолгу. Унылое и грязное место. Ему и подобало таким быть. Адаму отчего-то очень не хотелось встретиться сейчас с какой-нибудь бабой, с коей он проводил здесь время. Благо это было довольно давно. Тот же тусклый свет, тот же прелый запах коридоров. Все как всегда. Роксана идёт уверенно и быстро, обгоняя его. Она уверена, что они уйдут отсюда вместе, так же как и пришли, уйдут навсегда, и одним вопросом станет меньше.
- Этот, - останавливается у двери Рокси, теребя ключ.
- Постой. Я войду первым, - Адам удерживает её и достает оружие.
- Да знаю, что он там. Не волнуйся…
- Не спорь.
Дверь открывается. Со стула резко встает фигура. Тот самый человек, хорошо знакомый им обоим. За окном закат и свет скользит по лысой голове, он стоит против солнца, но его, тем не менее, можно узнать сразу. Сутенер быстро понимает, что к чему, и садится на место, задрав ладони к ушам.
- Мы тут за кое-какими вещами… - произносит Адам небрежно, взводя курок. – Пересядь-ка в угол, пожалуйста. Да, вот туда.
Рокси ходит по занюханному номеру, шаря в шкафах и на полках. Всё как полагается. Дешевая мебель, грязные полы с выцветшими ковриками. Было неприятно думать, что она жила здесь постоянно.
- Итак… какие дела? Привстань-ка, так… ох, дернешься – потолок не отмыть будет, – Адам пододвигается и упирает ствол под подбородок своему оппоненту, обыскивая его, но находит лишь кастет, опускает его в карман и садится в соседний угол, смотрит пристально на череп, казавшийся ему всегда столь примечательным. Дистанция между ними не более трёх метров.. – О… а я то думал, ты серьезный человек.
- У меня есть ствол так-то… просто не думал, что увижу вас вместе. Думал, ты уже с ней позабавился и грохнул. Он рассказал тебе, кто он?
- Я сейчас с тобой позабавлюсь… - плотоядно улыбнулся Адам.
- Может, я опущу руки?
- Не опустишь.
- Ты… вообще не боишься с этого проблем поиметь?
- А ты думаешь, ты кому-то сильно нужен?
- Она должна еще немало денег, Адам. Она тебе не сказала?
- Эта девочка ничего и никому не должна.
Видно, как пот выступает на коже головы и на лице Лысого, он тяжело сглатывает.
- Ты боишься, - тихо произносит Адам. – Как же ты боишься за свою дрянную жалкую жизнь. Но знаешь… умирать и, правда, страшно. Меня чуть не стало сегодня представляешь. Хотел выстрелить в висок из вот этого.
- Что же не выстрелил?
- Тебе, вижу, жалко, что я этого не сделал… но она меня спасла. Жить хотят все, я понимаю… да уж. Мир уже не будет прежним для меня после такого, наверное, никогда.
- Зачем тебе это, идиот? Что ты, вообще, творишь?!
Выстрел звучит оглушающе в тесном пространстве, пуля врезается в стену недалеко от головы Лысого. Рокси выскакивает из ванной, догадываясь о происходящем:
- Адам, не надо, пожалуйста!
- Ничего. Мы просто говорили… подойди к нам. Ты! Открыл глаза… открыл и посмотрел сюда! Смотришь? – Адам теряет уравновешенность, он рывком поднимает край её футболки, обнажая большой кровоподтек на ребрах. – Вот, видишь… только за это тебя можно убить. Если б ты ей что-то сломал, я бы тебя просто в упор изрешетил бы. Думаешь, нет?
Человек молчит, забившись в угол как-то боком, закрываясь обеими руками, будто ими можно остановить пулю.
- Ты веришь в Бога, скажи?
- Не знаю… наверное, немного верю… но не особо.
- Поверь. Поверь… это было бы правильно. В конце-концов, всем надо во что-то верить.
- Господи, Рокси, убери его от меня! Ты видишь, что он сумасшедший!
- Он не сумасшедший.
- Ты же знал, что она не виновата! – Адам буквально сует ствол ему под нос, заводясь всё больше, с гневом процеживая каждое слово. – Знал, что её просто подставили!
- Нет, нет… я ничего… я.
- Не ври мне. Не надо врать… только не надо… видишь, как тебе страшно? А она вот, эта девочка, в отличие от тебя не боялась, когда я вчера наставил на нее эту штуку…
- Вы больные, я понял… вы оба больны.
- Не бойся. Говори честно, - Адам встает, и делает пару шагов в сторону кровати, все также держа в поле зрения возможную мишень. Белая, облупившаяся от времени рама кровати, стала почти желтой. Когда он садится, пружины издают отвратительный жалобный скрип. – Мда… и вот сюда ты приводил всяких уродов.
- Хорошо, мне, конечно, говорили про ее дела, да… там сложная история в целом.
- И они просто насиловали ее, так?
- Ну… что я могу?! Что я могу сейчас?!
- Ответь-ка мне. Приводил, да? На эту кровать, где она спит?
- Ну… ну, да! Адам, а ты чего ожидал?! Со всеми так и с ней так!
- А сам, а?.. Ты делал с ней что-то?
- Я?.. Нет… Нет-нет, я женат!
- Да неужели?
- Точно тебе говорю. У меня принцип…
- Да какие у тебя могут быть принципы?!
- Такие, - он будто даже нашел место для обиды в данной ситуации. - С проститутками не связываюсь. Мне здоровье дороже… да и жену люблю.
- О, вот оно, так ты семейный человек. Рокси, я могу ему верить?
- Он говорит правду, Адам. Он не домогался меня… только бил. 
- Да?.. И что же? – Адам переводит взгляд на девушку. – Ты простишь его?
- Я-то?.. знаешь, может, не прямо сейчас и не сразу… пожалуй, да, прощу, - колеблясь какие-то секунды, говорит Рокси.
- Уверена? – Адам уже и сам трясся от волнения, он был не в себе явно. – Подумай! Сколько дерьма он тебе сделал! А сколько еще может сделать? А другим?..
- Не дави на меня, пожалуйста.               
- Слушай. Не стреляй… - просит человек, он и сам удивляется собственной беспомощности в этот момент. – Рокси… я ведь временами бывал добр с тобой, разве нет? Я старался хоть иногда вести себя по-человечески!
- Да, возможно, было дело…
- Видишь… вот видишь, меня же можно простить. Обещаю – больше меня не увидишь. Никогда. На пушечный выстрел не подойду даже.
- Пошли отсюда… - говорит она спокойно, но всё же не выдерживает. – Твою мать! Да оставь его в покое! Ты уже даже меня пугать начинаешь!
- Ну, будь здоров… - обретает самообладание Адам, не убирая оружие. - Но посиди еще и подумай, не вставай. Можешь встать потом, конечно, но досчитай до ста… только потихоньку, ладно?.. Ты собралась?
- Давно уже, - кивает Рокси на пару спортивных сумок.
- Начни… начни верить, слышишь? Потому, что… видимо Он меня сейчас удерживает. Кто же иначе? Он и она… Понимаешь?.. И не вздумай сунуться ко мне домой.
- Да-да…
Они поспешно уходят, оставляя позади это место, где никогда не происходило ничего положительного, оставляя промозглое прошлое Роксаны. Едут практически молча до самого дома. Тем временем закат переходит в сумерки. Быстро, как и подобает в это время года в этих краях.
- Ты и, правда, с легкостью убил бы его, да? – спрашивает она, наконец.
- Не знаю. Наверное…
- Если бы меня не было рядом?
- Эх… если бы не было тебя, я бы туда не приехал сегодня… это всё сложно, слушай, лучше поставь чайник. Что-то знобит, - Адам ходил по кухне, ломая руки.
- Да тебя кумарит будто…
- Всмысле?
- Ты… колешься чем-то?
- Дура что ли?
- Мало ли… не обижайся, ладно тебе, - Рокси обнимала его, стоя сзади.
- Я и, правда, странно себя чувствую… не очень хорошо. Да и там… тогда что-то недоброе творилось у меня в башке.
- Да уж, совсем недоброе… может, спать лучше пойдешь?
- Не знаю, отчего так сейчас со мной… не знаю.
- Пойдем. Тебе правда лечь лучше...


***

- Я думала, твои родители умерли.
- Нет, с чего ты взяла?.. - отозвался Адам, не отвлекаясь от дороги. – Мать бросила отца, вскоре после того как я сбежал. Когда вернулся в город, нашел его в одной убогой больнице. Пациенты там гниют заживо. Во всех больницах моего города так, по сути – лечатся дома, в больницах лишь умирают. Поэтому я и определил его в нормальное место. Где его хотя бы вымоют, где он не загнется от голода.
- Радуется, когда ты приезжаешь, наверное?
- Если это можно назвать радостью… он и несколько лет назад был уже полусумасшедший. Со временем такие вещи становятся только хуже. С этим ничего сделать нельзя.
Светло-серое небо виднелось из окна автомобиля. Осень обесцветила траву и листья деревьев, некоторые, вообще, стояли уже голыми. Как проседь, въелись где-то желтые краски и в кустарники. Сырость пронизывала воздух – сильным, видимо, был тот дождь две ночи назад.
- Что тебе снилось сегодня?
- Не помню толком. Мерзость всякая, как обычно.
- Ты плакал во сне. Тихо, как ребенок, плакал. Я пыталась успокоить или разбудить, но не смогла.
- Бывает и такое… снилось. То что случилось семь лет назад.
- Да уж… пыталась тебя успокоить или разбудить, но ничего не помогало.
- Поспала сама хоть?
- Да, немного. Почитала молитву одну… я их мало знаю, вообще-то. Только тогда ты затих. Прохрипел что-то и затих.
Адам ничего не ответил. Он включил музыку, чтобы отвлечь и себя, и её. На какое-то время это помогало.
- Как-то раз… то ли приснилось мне, то ли я, правда, увидела ее на ночной улице… девушка очень похожая на меня внешне. В дорогом авто, в дорогой одежде. Она прошла и села за руль. По-моему, она тоже заметила меня. Холодная, безразличная. Как кукла. Она очень не понравилась мне, хотя и была красивой, честно говоря…
- Когда её красотой наиграются, натешатся… что будет? Останется привычка, а, может, просто надоест. Красота подкупает, да. И можно ей пользоваться, играя на тех, кто впечатлен. Что до меня, то не так-то просто впечатляюсь, я всякое видал. И знаешь, видал немало красивых женщин, которые продавали свою красоту. Кто дешевле, кто дороже. Я говорю это к тому, что не думай, будто я падок на красоту. А её, ту куклу, о которой ты говоришь… может, её будет кто-то любить любовью жадной и эгоистичной. Чаще всего такой любовью и любят. Обратной стороной этой любви будет уродство. А как тебе кажется… это же довольно уродливо, когда один человек считает, что владеет другим, что имеет на него право. Держит его в своей жизни, как дорогую игрушку в кармане. Достает ее время от времени и, как налюбуется, кладет её обратно, убедившись, что всё в порядке, что она на своём месте. И так проходит жизнь людей, реальных людей… а если эта «игрушка» перестает быть его собственностью, знаешь, что тогда? Тогда он, этот обладатель, разобьет вдребезги того, кого якобы любил. Разобьет его жизнь иногда с ликованием и почти спокойной совестью. Потому что за этой любовь только больное эго и ничего, ничего больше.
- Знаешь, - усмехнулась Рокси, забирая себе наполовину выкуренную сигарету из его рта. - Красота может быть проклятием. Никогда не думал об этом.
- Красотой я не страдаю, как видишь. А об абстрактном думать не вижу пользы.
- Да, понимаю, ты прав. Но сколько раз внешность осложняла мне жизнь, в частности когда искала работу. Либо женщины смотрят с ненавистью, либо мужчины пристают. Нет, конечно, я не хотела бы быть уродиной или что-то типа того… это другая крайность. Чего уж там…, и характер, подводил – я гораздо грубее раньше и резче себя вела.
- Да, я помню, как она орала мне в лицо: “урод", “нелюдь", “упырь"... И многое другое куда похуже.
- Ты опять об этой бабе… - напряглась она. - Забудь ее. Она в прошлом. Ее вообще больше нет.
- Мне не нравится то, что происходит внутри последнее время. Бывало раньше всякое, но не так, как сейчас. По-другому как-то. А какое-то время, вообще, все тихо вроде как было. Страшно мне… вообще, эти сны стали сниться тогда, давно, после того подвала. Да я же вроде рассказывал.
- Как же ты в итоге выбрался оттуда?
- Вроде как нашли меня бредущим вдоль дороги, если я ничего не путаю. Сам этого не помню. Лежал в больнице, потом какое-то время был дома… когда пришел первый день в школу, сразу привлек внимание – один недоносок полез ко мне, как сейчас помню эту холеную упитанную морду. Он подставил мне ногу в столовой и я прям с подносом полетел на пол. Начал смеяться над моим лицом. Тогда шрамы были свежими – зрелище в разы и разы хуже, чем сейчас.
- Зачем ты об этом?.. – Рокси положила руку на его плечо, но тут же убрала.
- Я этому сучонку загнал карандаш сантиметров на пять около ключицы, - спокойно продолжал Адам, закуривая снова. – Крови было… прости, вспомнилось.
- Тебя сильно обижали до этого?
- А то как же… ни дня без этого не проходило… набожный забитый дурачок, чего еще ожидать.
- Меня тоже не любили. Я хорошо училась в отличие от большинства, да… тот человек, наш учитель, с которым впоследствии и было у меня, ну… это… он очень меня хвалил, обещал помочь с образованием, ну, и прочее дерьмо.
- Пустое, - Адам перебил её, глядя краем глаза. Он улыбнулась впервые за день. Снисходительно и мягко. – Сама говоришь, зачем об этом?
- Мы похожи с тобой, - Рокси улыбнулась в ответ. – Оба почти всегда были предоставлены самим себе, оба наделали ошибок, одинокие…
- Вот мы и приехали считай.
Они остановились прямо у корпуса больницы стоявшей в пролеске. Картина достойная рекламного щита. Выхолощенная, и тем самым вызывающая недоверие своей стерильностью, веющая каким-то безнадежным благополучием, стабильностью, которая похожа на летаргический сон.
Прошли приемный покой и двинулись по коридору белоснежной чистоты, почти так же, как  вчера шли по коридору мотеля. До смешного похоже. Только на этот раз Адам идёт вперед быстро и Рокси едва поспевает за ним. Далее лифт… и вот уже открылись двери палаты на одного человека. В койке, среди трубок и проводов лежал благообразный старик. Не смотря на ухоженный вид, он напоминал чем-то тающую свечу. Находясь рядом, будто чувствовалось, как жизнь медленно покидает это изможденное тело, так же, как капает раствор в его капельнице.
- А… Адам, - старик слегка улыбнулся, поднялись седые с желтизной брови. – Гляди-ка… какой-то хвостик дурацкий заплел.
- Здравствуй, - сухо отозвался Адам, добавляя после шепотом. – А он сегодня на редкость вменяемый.
- Вы очень похожи с ним, - так же шепотом говорит она ему.
- Кто там с тобой, а?
- Это Роксана… подойди к нему, не бойся.
Она сделала пару шагов и робко кивает его отцу.
- Да… - расплылся в улыбке тот. – Какая у тебя молодая жена.
- Она мне не жена.
- Ну, что ты споришь, - устало вздохнул тот. – Вечно ты споришь… какая хорошенькая. Дай-ка мне руку… ручку дай, не бойся… вот. Он, знаешь, ведь ненавидит меня.
- Прекрати, папа.
- Да-да… ненавидит, я знаю, - совсем тихо говорил старик. – Попроси его, чтобы он простил меня… ладно?
- Ладно… конечно, попрошу, - отвечала так же шепотом она, склонившись над койкой.
- Осторожнее с ним. Будь внимательнее… не оставляй его ни в коем случае, слышишь? – немощные пальцы сжимали руку девушки, как бы и моля, и настаивая.
- Не брошу. Обещаю, что не брошу.
- Он очень у меня больной мальчик… очень несчастный. Я только недавно понял, насколько мы всё делали не так…
- Концерт окончен, - зло произнес Адам и буквально выбросил Рокси за шкирку в коридор. Она не решилась пробовать войти, непонятный страх сковывал её и продолжал нарастать. Из-за закрытой двери она слышала лишь громкую ругань. Наконец Адам вышел, точнее, был выдворен врачом и парой медсестер, понурив голову, ноги его будто не гнулись.
- Ты что творишь, а?! Зачем ты так с ним?..
Адам не отвечал, лишь сжимал лицо руками…
- Поехали… - наконец произнес он, тяжело дыша, и направился к лифту. Рокси смотрела ему вслед. Такое ощущение, что в палате был вовсе не он сейчас, а кто-то еще. Его ссутуленный силуэт брел по мало освещенному помещению. Зловеще тихо, слышны были только редкие скрипы каталок.
Рокси едва успела войти за ним в кабину, нагнав его в последний момент.
- Скажи ради Бога, что происходит? – уже сидя в машине, спросила она. – Да перестань курить без конца! Ответь же!
- Куда ты лезешь? – устало и раздраженно произнес Адам, откидываясь в водительском сидении. – Он обосрал мне жизнь, понимаешь?
- Чем? Разве отец не любит тебя?
- В таком случае, лучше бы некоторые родители не любили своих детей, меньше бы вреда было.
- Что ты мелешь?
- Да пошла ты… - бросил он, кладя руки на руль.
Пикап тронулся с места. Ненадолго оба замолчали.
- Вместо того чтобы объяснить мне, что делать в этой жизни, как вести себя, они не давали мне до самой школы водиться с кем-либо из детей. Когда меня там били, говорили всякую чушь про другую щеку, что я сам виноват, как всегда, и прочее… но я смотрю, ты меня не слушаешь.
- Ты же послал меня, - тихо ответила Роксана, глядя в окно.
- Давай не сейчас, слушай… сил нет.
- А у меня есть, да?
- Ты говорила, что мы похожи… да, сиротой можно быть и при живых родителях и, знаешь, может, это даже страшнее. После того заточения в подвале, они таскали меня по психушкам, долбили таблетками, от которых я становился на какое-то время заторможенным, сонным, но спокойным, апатичным ко всему. Это было удобно. Им просто надо было, чтобы я не создавал проблем. И так было всегда, понимаешь? Чтоб я был удобен.
- Хорошо, прости… я, может, и правда не знаю, о чем говорю, - сдалась Рокси.
- Они месяцами не навещали меня там. Я был заперт либо в одиночке среди звенящей тишины, либо среди невменяемых уродов: один гадит прямо на пол, второй постоянно пялится на тебя и пускает слюни, и ты не знаешь, что у него на уме, что он сделает в следующую минуту, а третий лезет к тебе с таким бредом, что лучше был бы немым… а все эти разговоры о моей подростковой агрессии – так слишком многих можно было бы запереть в дурку. Они знали, что я там мучаюсь, но, всё же, я ему относительно благодарен – мать с легким сердцем отдала бы меня хоть на трепанацию черепа, хоть вообще на вскрытие заживо, если б только можно было. По жизни папаша был размазней, но тут проявил твердость и даже взял ответственность на себя… ох, и несладко ему, наверное, пришлось, когда полезли эти разговора, после моего бегства.
- Твой отец раскаивается. Я видела, что сожалеет…
- Знаешь, я признаю, что Он есть, - нервно и быстро говорит Адам. – Бог есть. Есть. И я даже верю, что Ему похоже есть какое-то дело до меня. Да-да, даже так. Но зачем он дал мне переплывать эту реку крови и дерьма, я так и не понял… и не уверен, что пойму.
- Некоторые вещи, увы, приходится просто принимать.
- Я даже сейчас, спустя много лет, если сплю хоть по пятнадцать часов в сутки – всё равно не высыпаюсь.
- Ты очень мало спишь…
- А разницы нет.
- Ты слышал, о чем мы говорили с ним?
- Нет.
- Что же тебя тогда разозлило?
- Не знаю… я не знаю.
- Всё равно хорошо, что я поехала с тобой.
- А смысл?
- Так надо было… а, вообще, очень мило, - улыбнулась она вдруг.
- Что мило?
- Он принял меня за твою жену.
- Он маразматик. Я уже говорил.
- Не в этом дело.
- А в чем?
- В том, что я вдруг представила, что это правда так.
- Что за бред…
- Для тебя всё бред, Адам, - с досадой вздохнула она, глядя, как отражалась земля в боковом зеркале, пока они сворачивали к дому.
- Еще скажи, что это всерьез ты сейчас говоришь.
- Да, всерьез! – не выдержала Рокси.
Машина остановилась, но они продолжали сидеть, ни один, ни другой не открывали дверей.
- Для меня всё в серьез, пойми ты наконец! Не надо воспринимать мои слова, как блажь…
- Да… блажь – это удел людей относительно благополучных. Не таких, как мы с тобой… ну, а дальше-то что? Семья, дети, идиллия…
- Вот уж можешь не парится на счет детей! - зло перебила она.
- В смысле?
- В том смысле, что детей я иметь не могу! Что непонятного-то?!
- Ты так уверена?..
- На это есть соответствующие врачи.
- Печально… но, знаешь, я детей ради их же блага и не хотел бы. Какой из меня отец…
- Прекрасно! Рада, что в очередной раз всё по-твоему, - произнесла Рокси, поджав нижнюю губу, пара слезинок сорвались с её ресниц.
- Успокойся… я не говорил, что…
- Пойду, пройдусь, - вдруг, резко дернув ручку, она вышла. – Ты… ты можешь быть иногда таким гондоном… 
   
 
***

Дверь открылась как никогда широко за последние дни и пожилой надзиратель, ткнув дубинкой в Адама, наигранно грубым голосом объявил:
- Ты! На выход…
- Мне вроде как рано… – хмыкнул Адам, устало оглядываясь на длинные ряды сокамерников, которые прокатили по помещению волну несмелого хохота, некоторые начали перешептываться.
Охранник насупил брови, раздраженно выдав струю воздуха прямо в свои усы с проседью.
- Всё-всё… - с наигранной покорностью, буркнул Адам, застегивая синюю робу, и закидывая руки за затылок.
- Не паясничай, сученок… - просипел старик и вытолкнул его в коридор, освещенный рядом мерцающих ламп.
- Ну, хорошо, хорошо… - вздохнул парень, изображая спокойствие. – А можно узнать, по какому поводу прогулка?
- Заткнись, - показывал тот свой характер, старый и уже почти что не нужный в силу приближающейся пенсии. – Придешь – узнаешь.
- Как скажешь.
Они прошли еще несколько метров, пока не попали в комнату для свиданий. За стеклом сидел он. Человек, который не стриг ни лицо, ни голову. Он пронзил его взглядом и, неспешно подняв руку, велел жестом подойти ближе. Под его плащом была надета красная рубашка с китайскими драконами.
Вначале немного оторопев, но сразу поняв, что, в общем-то, терять нечего, Адам улыбнулся и неспешно подошел к окошку, снял трубку:
- Ты кто?
- Привет, - тот лишь бесстрастно смотрел на него. – Скажи, с тобой хорошо тут обращаются?
- Тебе-то какое дело?
- Ну, раз спрашиваю, есть дело… - человек обладал довольно приятным музыкальным голосом.
- Чего тебе надо, а?!
- А тебе?
- Всмысле?..
- Во-первых, - пожимает плечами незнакомец, отводя взгляд куда-то в сторону. – Я задал вопрос: хорошо ли здесь с тобой обращаются… - он дает понять указывающим жестом ладони, что хочет слышать ответ немедленно.
- Эх… - Адам отвалился на спинку стула, опустив глаза. – Ну… я думаю, весьма сносно. Доволен? Что дальше-то?
- Так-то лучше. Кто я не имеет значения. Меня по-разному зовут.
- Меня тоже.
- Ну, да. Да… Псина, Маугли, Животное и под какими прозвищами ты еще дрался?.. Ну, да неважно, будем считать, что знакомы.
- Не знаю. Мне всё равно… ты закончил?
- Нет, я как раз только начинаю.
- Ну, прости. Слушаю…
- Если ты дашь слово, а глядя в твои глаза, я всё-таки верю, что понятие «слово» для тебя что-то значит…
- Глаза?..
- Да. Глаза говорят за человека многое… но не суть. Я тут, чтобы немного помочь тебе, Адам… что? Я знаю даже, почему другим именем назвался… Неожиданно, да? Так кто я? Гадай дальше, если хочешь, – человек улыбнулся и закурил.
- Полицейский в отставке, которому нечем заняться? И что дальше?..
- Да нет, просто человек со связями… но ты не переживай, это только для меня. Только.
- Здесь нельзя курить, если что...
- Это тебе нельзя, - добродушно засмеялся человек сквозь стекло. – Мне – можно.
- М… я видимо тебя должен боятся, да? Судя по твоим нарочитым намекам.
- Нет, совсем нет. Но тебе стоило бы меня уважать.
- Мне не хочется, извини…
- Гордый… но ты, вроде, не дурак. Или всё же?..
- Я здесь за убийство, если ты не в курсе. Как тут можно помочь…
- Ну, ты же в курсе, какие подробности всплыли недавно. Все в шоке, заваруха будь здоров и под этот шумок, я и навожу мосты. Считай уже навел, если быть точным…
- Ясно. Короче… ты большая шишка, да?
- Это довольно грубо звучит, знаешь…
- Ясно. Но неясно, зачем весь тебе это.
- Просто я считаю, что ты не должен здесь сидеть, за то что убил того, кто и воздухом дышать не достоин… ты хоть в курсе, что на тех фото, что у него нашли? Сейчас ищут тела этих детей, фотографии дали какие-то зацепки. Половины не нашли еще. Какие-то фрагментарно. Жена его чуть с собой не покончила…
- Слабо верится, что ты сможешь.
- Не сомневайся. Запасись терпением, это, конечно, не на раз-два делается, я не волшебник, но все будет впорядке.
- Я не понимаю подвоха…
- Подвоха нет, Адам.
- А зачем ты палишь моё имя, скажи?..
- Его никто не узнает, поверь мне… пока я держу всё под контролем. Я примерно в курсе, в каком дерьме ты оказался дома.
- Так расскажи всем, почему бы нет?!
- Потому что не хочу… Дело в том, что я почитал и о тех людях, которые с тобой были ввязаны в эту историю… ты у меня вызываешь больше доверия, знаешь…
- Это они меня ввязали… я никого и пальцем не тронул, - шипя сквозь зубы произносит Адам.
- Успокойся, успокойся… я тебе верю и, надеюсь, ты тоже веришь мне. Адам, - уставши вздохнул человек, встряхивая обросшей донельзя головой. - Ты никому особо не будешь так уж нужен.
- Так и мне не нужен никто.
- Серьезно? А мне кажется, ты бы хотел отсюда выйти…
- Хотел бы.
- Считай, что первое из твоих желаний исполнено.
- Скажи, кто ты такой?..
- Имя тебе нужно? – смеясь спросил длинноволосый человек.
- Да, твоё имя…
- Зачем тебе? – он неспешно встал с кресла. – Думаю, незачем - я сам тебя найду, когда понадобится… а теперь ты почти свободен. Подожди еще немного, а потом освободят тебя, даю слово, и даже проводят… ну, а дальше видно будет. Еще увидимся, поговорим. Ты же не против?
- Ок. Я тебя услышал… - с каким-то странным видом проигравшего Адам кивнул и повесил трубку на рычаг.
***


Он жалел, что позволил ей уйти. Прошел не один час перед тем, как он вышел из дома, не особо надеясь найти её – Роксана могла быть, где угодно. Адам до сих пор видел, как она уходит, и закат освещает её спину. Теперь он ходил среди костлявых деревьев, и звал её время от времени. Казалось, порой кто-то даже отзывался, но не хотелось принимать всерьез этой надежды. Она вернется, если с ней ничего не случилось… а, может быть, конечно, просто не захочет.
Лес уже наполнился шорохами и скрипами, какие обычно имеют место в сумрачное время суток. Пачкая ботинки в грязи, Адам гадал, как она ходила по этим тропам на  каблуках. Безвыходность, досада, горечь… всё это мешалось внутри, пока он бродил в сгущающейся темноте, рискуя сломать себе шею, свалившись в какой-нибудь овраг.
- Господи… Господи… - повторял он уставшим голосом, сам того не замечая, чувствуя лишь нарастающую тревогу. – Почему все так?
Немолодой, но приятный мужской голос обратился к нему, когда он, сидя на валежнике, курил, готовясь позвать её снова:
- Это Вы кричали?
- Ты ещё кто такой?.. – удивился Адам, вставая с места.
Седой человек, в длинном одеянии спустился к нему с пригорка невероятно ловкими для своего возраста скачками. Он был коренаст, почти лыс. Испитое лицо, однако чем-то всё же располагающее к себе, обрамляла короткая, но густая борода.
- Мне показалось, что Вы звали Роксану… Вы знаете её? Совсем молодая девушка… и, да, извините! Я – священник, Иоанн… или отец Иоанн.
- Адам.
- Ха… как интересно. Ударение на первый слог, да?
- Произносить можете, как Вам приятнее. Мне всё равно.
- Хорошо. Значит, это Вы и есть.
- В смысле?
- Она была у меня сегодня. Буквально-то пару часов назад, но довольно быстро ушла.
- И что делает священник в этом проклятом городе?
- Выживает, друг мой. Теперь, увы, выживает и только, - ответил Иоанн и прервался, чтобы втянуть ноздрями сырой воздух. – Здесь ни одной церкви не осталось, ни одной. Я и сам живу в подвале одного полуразрушенного храма… всё разрушено и забыто. Как думаете, этому месту долго осталось стоять?
- Не могу этого знать.
- А я вот думаю, что очень немного…
- Будете сейчас пророчествовать?
- М… нет. Не буду, просто, когда больной не приходит в сознание слишком долго, то его отключают от искусственного жизнеобеспечения. Спорить не будете, наверное?
- Нет.
- Вот и тут похожее… но мы не врачи.
- Вы можете мне помочь найти её?.. а то уже извелся весь.
- Она дорога Вам, - легкая улыбка пробежала по губам священника, и он задумчиво опустил глаза. – Я вижу это, вижу.
- Так что?
- Конечно, я даже могу предположить, где она может быть. Тут, если углубиться дальше, лес переходит в некое подобие парка. Пойдемте вместе, быть может?
- Да!.. Да, да. Спасибо, - Адам, забывшись от подаренной ему надежды, протянул ему руку, которую тот стиснул, не рассчитав силы, весьма неожиданной и несвойственной для человека его лет.
- Прошу прощения.
- Ничего, бывает…
- Что делать… приходиться много трудится самому, - рассказывал отец Иоанн на ходу. - Небольшой огород разбил возле развалин. Больше кормиться и нечем. Рублю дрова, зимую. Но ничего… я благодарен Богу и за это. Да, еще бывает и рыбу ловлю!
- Значит, живете недалеко.
- Куча камней на широкой тропе здесь… знаете?
- Да.
- Вот от нее минут пятнадцать налево никуда не сворачивая.
- Ясно.
- Роксана говорила, Вы много сделали для нее.
- Не знаю… ей виднее.
- Вы нужны ей не меньше, чем она Вам… не унывайте. У нее непростой характер, непростая и жизнь. Приходится носить немощи друг друга.
- Да уж.
- Она же рассказывала о себе, о приюте… она никогда не видела родителей.
- Я знаю. И про бедность, и про работу стриптизершей, и про изансилование, и про подставу с деньгами… собственно, и она обо мне рассказывала же? Говорила, наверное, как мы встретились?
- Да… она Вам, наверное, больше, чем мне доверяет. Очень благородно Вы поступили - вот так запросто взяли и вступились за девочку, об которую все ноги вытирать готовы.
- Вы бы не вытерли, думаю.
- Я это я… О Вашей жизни тоже рассказывала… она переживала о том, что черство вела себя сегодня. Не знаю всех подробностей, конечно.
- Не без стервозности она, если честно.
- Так в том и чудо, чтоб принимать человека в его несовершенстве… или в чем же любовь?
- Не знаю… странно это всё. Мы и знакомы-то с ней считанные дни.
- Да-да… она говорила о разнице в возрасте. Она комплексует, а Вы заставляете её еще сильнее переживать, когда эту разницу подчеркиваете.
- На месте её отца, Вы бы мне ноги переломали, верно? – усмехнулся Адам, внезапно остановившись.
- Я не на месте её отца, - с неожиданной суровостью произнес священник. – И Вам, Адам, не советую пытаться играть эту роль в отношении к ней. Это не будет правильно.
- Обидел что ли?
- Нет, не волнуйтесь, - вновь добродушно бросил он, продолжая шагать вперед. - Я просто… рад что ли за неё. Не знаю почему. По логике вещей, конечно, Вы человек страшный. Но… а кто из нас не страшен? Кто здесь не страшен, скажите? Да и к чему судить… по крайней мере, Вы – единственный человек, который может о ней по настоящему позаботиться. Не просто помочь, а войти в её жизнь. Иначе она погибнет, я уверен…
- Как бы я её не погубил, - сказал Адам, возобновляя шаг.
- Ну… ну, риск всегда есть… прошу прощения, а это правда, что между вами с ней ничего не?..
- Нет, я с ней не спал, если об этом речь.
- М… - многозначительно протянул отец Иоанн. – Вы молодец. Хорошее самообладание видимо.
- Какое еще самообладание…
- Ну, да ладно – это я так к слову. Слава Богу… поймите, она не пренебрегает Вами и она не просто благодарна – она, можно сказать, восхищается Вами по причинам только ей ведомым.
- В Вас ей Богу что-то аристократическое сквозит… так изъясняетесь. Книжки бы писали, - усмехнулся вдруг Адам. - Да я... просто понимаю, что происходит что-то серьезное и глубокое. Вы тут говорите о самообладании… а мне просто страшно. Страшно, вот и всё. Видели же, как цветы растут? Ну?.. Такие маленькие, уязвимые.
- Конечно.
- Вот и я боюсь, что это все пожухнет, испортится, поблекнет. В моих руках со многим так и происходит. Если понимаете, о чем я…
- Конечно… потому что Вы уже любите, - умиленно шепнул он на ухо Адаму, снова остановившись.  – Скажите, Вы верите в Бога?
- С Богом у меня сложные отношения…
- А у кого из нас простые?
- У святых.
- О… не уверен.
- Понимаете… Как я обычно говорю: долгое время Бог был для меня просто парнем, смотрящим на мир из окна. И всё…
- Бог как пассивный зритель?
- Да… а недавно я хотел застрелиться, но Рокси помешала мне… успела.
- Что же сподвигло Вас?
- У нее был тот же вопрос. Меня, возможно, скоро убьют. Убьют и ее заодно. А при раскладе с моим самоубийством она была бы в относительной безопасности. К тому же получила бы крышу над головой, да и…
- Не рассказывала этого.
- Ну, вот тогда как раз что-то мне и приоткрылось. Всё начало меняться, да и продолжает… хотя меняться все начало как только мы с ней столкнулись.
- Ну… надеюсь, Вы на верном пути.
- А бесы веруют?
- Ну… да, мало того – трепещут.
- Вот и я могу стать таким же верующим бесом, наверное, если повезет.
- Не надо утрировать… но, что в Вас что-то… или вернее над Вами какая-то злая сила… я будто ощущаю, и еще по разговору с Роксаной понял.
- Одержимость?
- Или беснование. Как угодно можно называть. Формы тоже разные. Я видел немало бесноватых. К сожалению ли, к счастью ли… но только видел. Экзорцистом не был, Слава Богу.
- А о детстве моем рассказывала?
- Да. Об истязаниях, которым Вы подверглись в семь лет, и нескольких убитых Вами в этом году, и о этих странных снах тоже говорила мне… да и о многом-многом другом.
- Вот так я и перестал Ему доверять… совсем. А как можно доверять, если меня всё время запугивали Богом, говоря, что он справедлив и, дескать, если что-то со мной случается что-то дурное, то это только от того, что я паршиво себя веду. Что должен подумать, ребенок, которому полосуют лицо? Может ли он понять, чем заслужил такое? И как это ему принять, как?!
- Это довольно распространенная модель отношений с Богом: баш на баш… впрочем, многих она устраивает. Жалко, что Вам так не повезло – детям, вообще, вместить некоторые вещи сложно. Вываливать весь их груз на ребенка – это может быть чревато…
- Они просто хотели, чтобы я ходил по струнке. На основе ли Божественного авторитета или чего-то еще – было не важно, лишь бы был порядок, покой и никаких проблем. Но в итоге я всё равно стал-таки их головной болью.
Незаметно для себя они подошли к старому парку и двинулись по аллее. Редкие фонари, подгнившие доски лавок. Оба еще помнили это место другим.
- Город умирает… - задумчиво произнес Адам.
- О том и речь.
- Пойдете дальше со мной?
- Да-да, пойду… так вот, мало того, что Вас лечили жестоко – Вас еще и не от того лечили.
- Я уже не знаю…
- Зато я знаю. Знаю точно, что нечистый дух не изгоняется психиатрами. Вам там продолжали калечить и без того поврежденную душу, а бес, сидящий в Вас, лишь радовался. Вам в детстве не дали верить, Адам, Вам не показали Бога, а дали уродливую карикатуру. От такой карикатуры и, правда, скорее побежишь, чем ей поклонишься – вот Вы и побежали…
- Но теперь-то что… я пуст, понимаете? В моей жизни Его по-прежнему будто бы нет, был этот всплеск недавно, но совсем ненадолго. Проходит день, и всё тухнет, меркнет, теряется смысл.
- Я не хочу быть адвокатом Бога, Адам, - устало вздохнул священник. – Сам разочаровывался, падал, но снова натыкался на Него или Он меня находил. В моей собственной жизни не всё было так просто… да и не будет, наверное.
- Да я не сомневаюсь. Верю Вашим словам…
- Поверьте Богу – это куда важнее, - ласково улыбнулся отец Иоанн. – Не просто поверьте, что есть где-то Старик Смотрящий в Окно, а доверьтесь, пойдите за Ним, попробуйте.
- Как?
- Заповеди. Даны же заповеди! Их непросто держатся, но это ориентир верный. И, начав, Вы поймете, что в них-то и раскрывается Бог. Да и на страницах Евангелия можно прочесть, что скорее мир бездарно и пассивно смотрел на Него, когда Он умирал в муках, плевках, поношениях, после тех-то чудес и благодеяний… и если бы мир просто равнодушно смотрел, но он люто ненавидел Его. Да, Он так же, как и Вы, был один, страдал и терпел искушения. Все же кричали, чтоб Он сошел с Креста. Помните?
- Смутно.
- Желаю Вам раскаяться, Адам, не как моралист советую… просто, по-человечески, желаю добра Вам. Вам и ей…
- Я бы попробовал. Но умом мало понять, что натворил…
- Это уже кое-что. Попробуйте… и расстаньтесь с тем кошмаром. Учтите, ведь бес однажды растерзает и Вашу собственную душу… чувствовали? Он же в убийствах черпает силу.
- Да, я чувствовал… но надо решится… надо. Я, честно признаться, боюсь.
- Можно понять.
На одной скамье он, наконец, увидел её. Она была сильно пьяна и не одна, - какой-то совсем зелёный парень сидел, прижавшись к ней,что-то горячо и весело обсуждая со второй парочкой, закинув руку на плечо, которую Рокси тщетно пыталась стряхнуть. Видно, все были здесь достаточно давно.
Адам сам удивился той ревности, какая разгорелась в нем. Он чувствовал, как лицо начинало гореть.
- Спокойно. Главное держите себя в… - начал было священник, но тот уже не слушал, приблизившись достаточно близко, чтобы свести на нет всё веселье.
- Ну, здравствуй… – произнес Адам, едва сохраняя самообладание.
- Ты кто такой, вообще? – брезгливо бросил парень, жавшийся к Роксане, которая пыталась сфокусировать взгляд на сигарете в пальцах, которую силилась поднести ко рту, но не могла.
Адам не отвечал. Он сверлит глазами присутствующих. Её джинсы в обтяжку были в потеках грязи, не говоря уже об обуви. Время от времени её глаза закрывались, будто девушка проваливалась в полуминутный сон, затем вздрагивала и просыпалась.
- А я его знаю, - оживился толстощекий сосед в бейсболке, держащий на коленях светловолосую подругу. – Это ж сумасшедший барыга! Ломбард держал, помню…
- Замолкни - процедил Адам сквозь зубы, глядя лишь на Рокси.
Девушка, услышав знакомый голос, и, словно чувствуя сквозь всю эту муть тяжелый взгляд, сделала усилие:
- Я.. Адам… я не… не знаю их… они потом… они пришли.
- Что с ней?.. Ну?!
- Да напилась она, что же еще? - сказала блондинка. – А что этот друид тут делает?
- Я священник, - мягко поправил ее отец Иоанн.
- Ну, и какой самоубийца напоил её?.. Я у вас, суки, спрашиваю!
- Полегче со словами, - напрягся тот, что держал руку на плече Рокси.
- Убери… от нее… руки, - тихо попросил Адам, понимая, что держится из последних сил, понимая, к чему идёт дело.
Парень молча плюнул и белая пена слюны повисла на его штанине :
- Вали отсюда по-хорошему… давай, давай! 
- Я… я не… не хотел… - задыхался Адам.
- Что ты мямлишь там всё?.. да он дрожит весь, посмотрите!
Как в замедленной съемке он наблюдал: губы, плюнувшие в него, тянутся к лицу Роксаны. Он не сделал шага вперед -  он преодолел расстояние прыжком и навалился всей массой. Колено Адама смачно приземлилось прямо в пах сидящего, левая рука сдавила нижнюю губу – парень был парализован, в правой  мгновенно возникло лезвие. Роксана смотрела на происходящее с земли, частично протрезвев от испуга.
- Нет! – пытался вмешаться отец Иоанн.
- Только попробуй подойти! – рявкнул тот, прижимая бритву ко рту юноши. – Вас двоих это тоже касается…
Дергаться никто не рисковал.
- Я еще раз спрашиваю, кто?..
- Да никто! – кричала блондинка, не слезая с колен своего ухажера, который только осторожно кивал, выпучив глаза. - Мы пришли – она уже была нажратая! Вон, посмотри… там бутылка валяется…
- Допустим… этот какого хрена с ней обжимался?
- Ты же видишь, что она ватная - подходи и делай, что хочешь. Понравилась она ему, видимо.
- М… ну, губа не дура. И много успел? Не ври только, я чувствую, когда лгут…
- Да просто положил на нее руку, всего-то делов! Ты что, папаша её что ли?! Отпусти уже его…
- Так… Вы, двое – побежали отсюда, а с ним еще поговорим… Быстро! Иначе, подарю тебе его верхнюю губу, а твоему хахалю - нижнюю.
- Пошли, пошли… походу, правду про тебя говорят, - засуетился второй парень, скидывая с колен подружку.
- И что же говорят?
- Что зверюга ты.
- Не удивлён.
- Всё. Уходим… ну, пошли же, пошли!
Пара быстро удалилась. Адам внезапно понял, что гнев почти утих. Он догадывался, в чем дело:
- Отец Иоанн?..
- Да, Адам.
- Спасибо… сами понимаете за что, - Адам обернулся и несколько растерянно посмотрел на священника, оглядываясь кругом, будто приходя в себя. Он обращает внимание на абсолютно перепуганный вид этого повзрослевшего мальчишки.
- Уберите бритву, ради Бога. Я уверен, что он всё понял.
Парень держал руки поднятыми, совсем как тот сутенер в номере грязного мотеля на днях, всё еще боясь пошевелиться.
- Я мог бы сделать тебя таким же уродливым, как я сам… Как? Хочешь?
Лишь отрицательное мычание. Бритва исчезла. Губы почти не были поранены.
- Убирайся… Быстро, пошел!
Сначала Адаму, показалось, что он бросится на него, но тот лишь, с трудом оторвался от скамьи и, прихрамывая, держась за гениталии, побежал в ту же сторону, что и его знакомые. Он остановился через пару десятков метров, чтоб издать злобный, беспомощный крик: «Псина!.. Псина!.. Чтоб ты сдох!»
Но это уже ничего не весило…
Тихо. Только ветер налетал временами. Только они трое и рядом ни души.
- Давайте поспешим, - предложил священник.
- Вставай же, ну… - Адам с легкостью поднял с земли Роксану, она почти не сопротивляется. – Держись за меня, как следует. Пойдем.
Они шли на ощупь, спотыкаясь о кочки и корни. Её тошнило несколько раз по пути, и Адам старательно придерживал её волосы, слушая странную смесь извинений, проклятий и глупых причитаний о чем-то. Вряд ли она сама смогла бы вспомнить наутро, о чем. Наконец, он взял её на руки, когда стала более сносной дорога. Не оставляло чувство какой-то потаенной обиды и непонимания. Но, по крайней мере, она была жива и невредима.
- Не знаю… не знаю, как благодарить даже. Сам бы я не нашел, наверное.
Они сидели со священником вдвоем на кухне. То один, то другой ходили проверить, не тошнит ли ее снова.
- Пива?
- Нет… приглядитесь. По лицу разве не видно, сколько я выпил в жизни? Я был одно время хроническим алкоголиком… – печально и стыдливо вздохнул отец Иоанн, одергивая одежду, покрытую заплатками. Его лицо и, правда, было багрового оттенка, но глаза удивляли своей ясностью и проницательностью, совсем не такие, как обычно бывает у ханыг.
- Тогда не знаю… чай вот могу заварить. Я курить буду, ничего?
- Чай – другое дело. Курите! Вы же дома у себя… а то, что без меня не нашли бы. Мы и вдвоем могли бы не найти. На всё воля Божия, как бы банально это не звучало.
- Но ведь, если бы я был один…
- Все закончилось хорошо, потому что так было угодно Ему. Неужели не ясно.
- Ясно, но не слишком-то…
- Не было бы меня рядом… ну, не знаю… Вы в конце-концов помолились бы и нашли её. Так бы и было.
- Я не умею молиться. Я далек от этого всего…
- Так кажется. Иной раз человек обращается к Богу в отчаянии, сам того не замечая…
Адам умолк на несколько секунд.
- Не знаю… к чему мы об этом?
- Да всё к тому же, - опустив глаза, священник водил пальцем по ручке побуревшей от налета кружки.
- …надо бы оттереть ее содой.
- Слава Богу, Вы не изуродовали его.
- Вы ведь молились тогда, да?
Отец Иоанн молча кивнул.
- Я так и понял. Почувствовал. Вчера вот тоже с трудом сдержался… угрожал одному типу. Оружием. Убить ведь готов был.
- В курсе. Она и это рассказывала… потом, говорит, у Вас наступило какое-то странное состояние.
- Да, наступило. Сейчас, кстати, его нет.
- Сейчас была молитва, видимо… А вчера – это от того, что бес злился. Ему просто не дали поесть – подразнили и всё.
- Знаете, отец, мне… мне хочется Вам доверять.
- Почему бы не попробовать доверять… но, я не пример для подражания. Я пил много одно время, отчаялся, что храм опустел, а потом и крыша обвалилась – стоит полуразрушенный. Меня это потрясло, может, даже знак какой-то увидел в этом. Хотел заложить или продать священные сосуды… вот же безумие, а! Но во сне мне был голос, он не осуждал меня, а, может, даже обнадежил, но и пригрозил вместе с тем, чтобы я бросал валять дурака.
- И что же он такого говорил?
- Точно не могу вспомнить. Но я проснулся и понял, что пить уже не буду. Стал искать средства к жизни из того, что имел вокруг… что-то для своего быта даже на свалке находил.
- Да уж… у меня, вообще, есть деньги, я мог бы помочь, наверное.  Я просто собираюсь уехать отсюда, начать где-то что-то типа новой жизни или, как принято говорить…
- Хорошо, если взаправду новую. Но… Роксану Вы ведь не оставите здесь одну, верно?
- Я буду хранить ее и оберегать везде, пока жив…
- Звучит достойно.
- Она для меня… всё. Ей боюсь говорить, но Вам скажу: и дочь, и жена, и сестра, и мать, как это ни парадоксально звучит,  все одновременно и все чего у меня не было ранее и никогда не будет…
- Верю. И вы верьте ей. Она не из влюбчивых особ, но к Вам привязалась моментально… я не буду передавать всего нашего диалога с ней. Но у нее есть страх.
- Какой страх?
- Что Вы не видите в ней женщину.
- Вижу, но… чувства противоречивые. Наблюдаешь за ней – балансирует, будто между взрослой и подростком, на какой-то зыбкой границе. Я говорил ей самой.
- Сложно с ней, да? Может характер и не подарок местами, но зато и совесть, и сострадание ей знакомы. А это далеко не всегда встретишь, далеко не всегда…
- Разберемся как-нибудь.
- Уже решили, куда держать путь?
- Нет… еще нет.
- Могу подсказать место.
- Да ну?
- Да. Могу. Заброшенный поселок далеко отсюда. Прямо возле него большое озеро. Я был там давно… там тихо, довольно красиво. Жалею, что не остался тогда, очень жалею. На автомобиле примерно сутки, без остановок если.
- Как вариант. На самом деле, значения большого не имеет, куда. Лишь бы подальше отсюда.
- Вот в этом Вы и можете, мне помочь. Это будет ценнее любых денег, поверьте. 
- Всмысле?
- Позвольте поехать с вами двумя туда. Тем более, что дорогу сами не найдете, да и трудиться придется серьезно на той земле, значит нужны лишние руки – места одичали скорее всего.
- Не против.
- Выживать – это, вообще, по моей части.
- И по моей. Мамаша сказала мне как-то раз, что выживать – удел слабых, а сильные умеют просто жить.
- Человеку так хочется чувствовать себя сильным, правда? Ерунда всё это… слышали про Давида и Голиафа?
- Читал в детской Библии давно… откуда Вы знакомы, лучше расскажите.
- Случай. Примерно, как и с вами столкнулся… Она была подавлена, в отчаянии, не хотела жить. Стояла у дороги и собиралась шагнуть под грузовик. Собиралась. Но я обратился к ней, позвал. Она сначала перепугалась, но по одежде разглядела, что я священник, да и стар уже. Я ее успокоил, как мог. Поговорили с ней. Она будто ожила… это не передать словами, когда кого-то удается вернуть хотя бы немного к жизни, к вере.
- Она очень хотела, чтобы я поверил.
- Конечно, и тот эпизод с пистолетом у виска – это не зря. Опыт умирания – ценный опыт порой.
- Частично, я хотел это сделать, наверное, так как и сам опасен для нее…
- Что ж… - поднимаясь с места, вздохнул отец Иоанн. – Я буду молиться за вас обоих. Бог не оставит. И сегодня Он не зря столкнул нас вместе. Верю… и прошу, не будьте с ней слишком строги завтра.
- Постараюсь.
- А я пойду.
Уже выйдя за дверь, он обернулся.
- Но было?.. Было такое, что бес как бы давал Вам себя почувствовать сильным? Ощущение эдакой легкости?
- Не совсем понимаю…
- Думаю, понимаете. Подумайте, вспомните.
- Ну… пожалуй, что-то и было. В конце концов, я много лет с этим прожил… но, да. Знаете, Вы, правы. Было.
- Сильным. Как там говорила Ваша мать?.. И я о том же – каждый человек, хочет чувствовать себя сильным. Хотя бы время от времени. Сильным, независимым, самим по себе, и вроде как защищенным. И все без Бога…

***

Она подкралась сзади, пока Адам умывался, и застыла в паре метров, держась за дверной косяк, не рискуя подать голос, пока тот сам не увидел её в зеркале – похмельную, бледную, с припухшим лицом, но которое не теряло даже сейчас своего очарования. По крайней мере, для него.
- Ну, что?.. – произнесла она тихо.
- Выпороть бы тебя, - вяло отозвался Адам, не поворачиваясь, неспешно вытирая лицо. – Но ты уже не ребенок… да и кто я такой, чтоб воспитывать. Тем более всё равно ничего не поможет.
- Значит, идти собирать вещи?
- Продолжаешь в своем духе? – когда Адам оторвал лицо от полотенца, она уже копошилась где-то в комнате.
В одном нижнем белье она вяло ходила вокруг сумки, бросая туда какие-то свои тряпки.
- Ну, это вот ты моё забрала…
- О, извини.
- Тут по сценарию я должен схватить тебя за руки? – спросил Адам, ложась на диван лицом к ней.
- Не знаю… честно.
- Прекрати эти манипуляции, пожалуйста. Думал, ты хоть после вчерашнего образумишься… я вчера тебя весь вечер искал в этом мразотном лесу. Затем, чтобы ты собралась и ушла вот так просто, да? Хочешь - иди, если это твоё обдуманное решение… или тебе просто нравится, чтобы тебя останавливали, уговаривали и прочее? Этого добиваешься, так ведь? – говорил он всё это неторопливо, спокойно, лежа без движения с опущенными веками.
- Ну… да, вообщем, - растерянно и со стыдом кивнула она. – Именно, чтоб ты остановил меня, сказал, что не сердишься, что простил и что мне не надо никуда идти… это глупо и некрасиво – вести так себя, понимаю, тем более, после того, что вчера выкинула. Но иногда так хочется слов, а ты мне ничего не говоришь такого, почти ничего… тоже пойми, постарайся: мне было очень тяжело, обидно, запуталась что ли в себе… бывает такое, знаешь, когда очень тошно и что-то не так, и не знаешь толком что и вдруг находится какой-то повод и всё летит к чертям.
- Да знаю-знаю… напиваться-то зачем? Зачем было уходить неизвестно куда?
- А тебе разве никогда не хотелось временами напиться?
- Хотелось, сама знаешь, и не только хотелось… но, что было бы вчера, не появись я?
- Предполагаю… ты прав, прости. И за это, и за то, что вчера увлеклась мечтами своими, вообще, увлеклась собой, - Роксана склонилась над ним, волосы задели лицо Адама, голос прозвучал почти возле уха.
- У тебя хоть что-нибудь не черное из одежды есть? – спросил он, наконец, открыв глаза. – Даже исподнее и то темнее ночи…
- Не помню, честно говоря… наверное, нет. Я люблю черный. Он успокаивает меня.
- Прикройся, пожалуйста, - попросил Адам, отворачиваясь лицом к стене.
- А что?.. Я ж перед тобой вообще, считай, голая тогда в ванной сидела, помнишь?
- Я попросил.
- Надо же… Ну, хорошо, сейчас, - Рокси ушла в соседнюю комнату на пару минут, - Я правда зря говорила с тобой так вчера. Мне не пришло на ум, что твои отношения с отцом слишком сложные, чтоб мне делать какие-то выводы. Он умирает и от этого, что ни говори, тебе всё же непросто…
- К чему об этом сейчас?
- К тому, что то, случилось с тобой в семь лет – не было твоей виной, а я в двенадцать сама испортила себе жизнь.
- Не драматизируй.
- Нет, зря… это серьезнее, чем кажется.
- Пора простить себя, а меня не нужно жалеть.
- Я хочу понимать, а не жалеть. Потом, ведь это и правда, что у меня просто не было родителей, и в этом была, по крайней мере, определенность, а твои родители тебя сторонились и даже хуже. Я по жизни общалась с неблагополучными детьми, но это были адекватные люди. Меня не запирали в одиночестве или с сумасшедшими, как поступали с тобой. Я должна была это взвесить и не требовать от тебя того, чего тебе и самому-то почти не давали… посмотри, так нормально?
- Нормально… - ответил он, чуть повернувшись, глядя через плечо. - Опять мою рубашку?..
- Ну, да.
- Единственные не черные вещи на тебе, те, что ты берешь у меня.
- Тебе жалко? – Рокси легла рядом, обнимая его сзади, прижавшись животом к спине. – Да, я могла хоть чему-то учиться, мой мир был шире, интереснее, как ни крути… прости меня, тебе гораздо сложнее, чем мне. Но всё же мы похожи с тобой, похожи… и это важно.
- Я много чего чувствую и переживаю… сейчас в том числе. Просто не умею красиво говорить. Каждое твое резкое движение меня тревожит.
- Почему?
- Вдруг ты исчезнешь.
- Я же сказала, что иду пройтись, а не то, что ухожу… - она обхватила его шею и прошептала. – Ну, прости! Обещаю, что больше никогда не уйду вот так… и вообще, не буду уходить.
Он лишь поцеловал её ладонь, не отвечая ничего.
- Ты вчера опять не спал из-за меня, да?
- Я лежал рядом, но после ухода этого твоего знакомого, тебя снова стало рвать… мне было страшно, что ты можешь захлебнуться.
- Да… жаль, что и ты, и он видели меня в таком состоянии. Нет, конечно, он не будет меня осуждать, ничего не скажет даже. Просто это расстроило его, я уверена. Ты в лесу его встретил?
- Где же еще?
- Ну, да… Ты жутко заботливый… даже не верится.
- Случайно… приятно поговорить с ним было. На редкость приятно.
- Он хороший, очень хороший человек. Наверное, рассказал, как я с собой не покончила?
- Да, не без этого.
- Он убедил меня не убеждая, знаешь. Что всё может измениться. Будто сам Бог говорил мне через него… а в конце вдруг ни с того ни с сего заплакал. Представляешь? Такой огромный мужик, стоит передо мной и плачет и говорит: «такую красоту сотворил Господь, а люди ее просто напросто растоптали».
- Эй… ты сама-то плакать не начинай.
- Прости… прости, я пытаюсь, но… как вспомню.
- Да уж. Давай лучше поспи еще немного. И я тут рядышком вздремну, может быть…


***

- Если хочешь, зови меня, Философ… большинство зовет меня Гуру, но мне это не очень нравится, честно говоря, - перевел на Адама взгляд, тот самый мужчина мессианского вида. - Как ты поживаешь? Как работа?
- Да так… - Адам вяло протянул руку оппоненту. Отмытый и одетый в чистое, он всё равно сохранял какую-то неприкаянность бездомного, эдакого человека-перекати поле. - Опять уволили. Но деньги пока есть.
- Ха-ха… - Философ бросил кусок из пачки хлеба стае чаек, летавших над широкой рекой.
- Ну, и зачем?
- Что зачем? Влез, достал тебя из тюрьмы?
- Да нет…
- Про хлеб-то?.. Да так, есть причина. Да по той же причине… не парь мне мозг, ладно?
- А то что? Вернешь меня обратно?
Философ скривил губы, одевая будто ритуальный атрибут черные очки:
- Ну, что ты вечно ударяешься в радикализм… понимаешь, я уяснил одну простую вещь, лучше творить благо, чем зло. Понимаешь?
- Ой, я тебя умоляю…
- Не умаляй. Я сам стараюсь умалиться… Помнишь, как в Библии?
- Ты сектант что ли?
- Да нет… - выдержав долгую паузу, человек снял очки и пристально глубоко посмотрел в глаза Адама. - Просто… есть аксиомы внутренней жизни. Вот и всё. Я их увидел. Ты - не знаю…
- Ну-ну, болтай… как мои учителя по математике.
- Ну, без математики ты бы не смог посчитать деньги, которые нужны тебе на жрачку, комнату… или на что там… логично же?
- Слушай… - весь напрягся Адам. - Я через такое в жизни уже прошел. Жил на улице. Умирал от голода, глядя, как эти мрази ходят довольные…
- Они все тебе-е-е... ничего не должны-ы-ы-ы, - насмешливо пропел Философ, запихивая в рот сигарету, и чиркая спичками. - Понимаешь?
- Никто никому не должен. Согласен.
- Значит понимаешь… я не хочу говорить долго и нудно. Бессмысленно кого-то в чем-то винить… это относительно тихий город, я не знаю, как в твоих местах там принято. Но дело даже не в этом… зло разрушительно, оно разрушает нас изнутри, я это прочувствовал. Это не пустые слова, поверь.
Адам промолчал, но поверил. Солнце скрылось за темными облаками и пальцы сразу ощутили холод бетонного ограждения.
- Вот… - Философ выпустил густые клубы дыма в безветренный воздух. - Люблю смотреть на дым.
- Ты всегда так темы меняешь?
- Если бы ты проторчал с моё… ты б понял. Но что толку. У меня глаз алмаз, я сразу увидел, что ты чист от всего этого. Но у людей разные наркотики. Понимаешь?
- Не знаю. Тебе виднее…
- Твой наркотик это разрушение. И тебе стоит соскочить… иначе беда.
- Да что ты говоришь.
- Я знаю, что говорю, как писал Магомет...
- Не надо про это… я верю только в себя.
- А в меня?
- Да и в тебя… если тебе от этого сколь угодно легче, - хохотнул Адам.
- Пойми… я не хочу тебе ничего доказывать. Просто если уж без разницы тебе, во что верить, то делай благое, а не всякую дрянь, хотя бы чувствовать себя будешь лучше, как минимум. А может быть и к чему-то большему придешь... Будда вот… хотя нет, Будде было на всё такое по барабану. Не убедительно?
- Я не хочу об этом говорить.
- Ну, если угодно… - Философ достал вторую сигарету, что делал крайне редко, так как не любил курить по две подряд. Это значило, что он вышел из привычной зоны комфорта - Я делал массу злых вещей. Масштабно злых… понимаешь? Такими связями не обрастают просто так, если не догадываешься…
- Думал сначала, ты какой-то музыкант известный или типа того.
- Угу… та еще музыка. Слушай... думаю, нам стоит обойтись без подробностей.
- А сейчас?
- А сейчас… сейчас уже теперь, - засмеялся Философ.
- Загадками всё говоришь… ну, не отвечай, если не хочешь.
- У меня всё хорошо сейчас. Я не имею проблем с законом, не имею дела напрямую с какой-либо грязью. Ну, по крайней мере напрямую… Понимаешь? Но у меня остались связи. Связи и бесконечный отпуск.
- Не думал, что так бывает.
- Мне выпал счастливый билет… я правда для этого кое-кого убил, но, яичницу, как говорится, не разбив яиц, не приготовить.
- М… а еще морали меня учить пытаешься.
- Так дело не во мне. Мы из разных миров. Те, кого я убил, не своими, конечно, руками… они знали, на что идут. Они, знаешь, как самураи, у которых всегда заготовлен коротенький меч на случай ритуала сепукку.
- Как?
- Живот себе вспарывают когда… ну, не суть. Ты ведь пойми. И я, и те люди, мы играли по одним правилам. Выживал сильнейший. И я это понимал, и они это понимали… что тут не ясного?
- Понимаю. Прекрасно это понимаю.
- Ну-ну… - кивнул Философ, выплевывая окурок в черную воду, опять надевая очки на глаза, будто самоизолируясь от всего мира. - Только вот я в один какой-то прекрасный момент усомнился, что всё должно быть так, понимаешь? Я взвесил свою жизнь. Или… будто кто-то мне нашептал. Как в Библии, помнишь? Бог сказал этому… Валтасару, вроде, что он взвешен на весах и найден очень легким… Легким в плохом смысле этого слова. Т.е. дела мои тяжкие, а благого я не сделал ничего. И… я не знаю, конечно, есть ли по ту сторону весы или Тот, Кто взвешивает всё, но я ощутил свою легкость. Прикинь… и я начал что-то менять.
- Да уж…
- Ощущал, что-то подобное?
- Было дело.
- Не сомневаюсь, - улыбнулся Философ, похлопав Адама по плечу. - Иначе… я бы сейчас не стоял с тобой здесь.
- Скажи, Философ, - произнес негромко Адам. - Ты веришь в Бога?
- Ну… - пожал плечами тот. - Ты знаешь… Я много прочел за жизнь. Библия - самая мудрая книга, которую я читал. Не, всё я там понимаю, конечно, и далеко не во все верю.  Но Библия - это вышка!..
- Ты не ответил…
- Честно? Я не знаю.   
- А я верю.
- Что ж… ты молодец.
- Но я Ему не верю.
- Ну, это твоё право. Верить или нет.
- Он, как наш смотрящий там, знаешь… который был в той моей камере. Он вроде есть, но он особо ничего не делает и от него мало что зависит. Понимаешь?
- Понимаю, но не соглашусь…
- Почему?
Философ, опустил взгляд сквозь черные стекла на воду и будто испугался чего-то незримого:
- Потому, парень… лучше вообще не верить, чем верить, так, как ты говоришь.
- Ну… тебе виднее.
- Да. Виднее… Если Бог есть, я очень хотел бы его встретить. Очень…
- Зачем?
- Как зачем… Он сделал бы меня свободным.
- Ты вполне свободным выглядишь.
- Ха… ты ничего не знаешь о свободе. Прости, но ничего...
- Как скажешь.
- Скажи… если, конечно, это не тайна. Что случилось с тобой? - спросил Философ, указывая на шрамы на лице.
- Ха… - мотнул головой Адам, усмехнувшись. - Все мы имеем право на тайну, разве нет?
- Справедливо… прости, что спросил.




***

Они стояли на мосту, глядя, как по черной воде ползет небольшое судно. Продолжало холодать, края реки покрылись льдом, и крупные хлопья снега уже закружились в воздухе, создавая ощущение чего-то предпраздничного.
- Кто бы мог подумать. Всего час с небольшим – и вот мы уже в приличном городе, - он стоял за спиной Рокси, то и дело, передавая ей свою сигарету, вдыхая запах духов от её вязаной шапки, сдвинутой на затылок.
- Ты очень много куришь, тебе не говорили?
- Не спорю. Долгое время это было единственным утешением.
- Удивляюсь, как ты еще не начал спиваться в одиночестве.
- Изоляция – вещь привычная, а напиваться просто не люблю… в виде исключения только.
- И не зависал не на чем никогда?
- К наркотикам отвращение всегда имел… да и видел к чему люди приходили, как сгорали. Но не в этом дело, наверное… я как-то не особо стремился чего-то опасного избежать, не трясся сильно за свою жизнь, просто временами будто кто-то меня берег что ли, останавливал, как слепого поводырь.
- Ты же слышал об ангелах-хранителях?
- Конечно. Всё может быть. А ты? Употребляла?
- Не особо… баловалась травкой и прочей мелочью, но втянуться, Слава Богу, не успела.
- Трава меня, вообще, не берет. Сколько ни курил…
- Тебе тут нравится, значит?
- Да, неплохо… но я не знаю, что бы здесь делал. Да и слабо представляю свою жизнь тут.
- Куда мы поедем в итоге? Мы же уедем?
- Обязательно… я не рассказывал, вчера кто-то размалевал дверь.
- Не рассказывал.
- Всякую чушь: оскорбления, угрозы и тому подобное. Собачьей кровью писали – добрые горожане дают мне три дня. Нам хватит, но до упора я время тратить здесь не собираюсь.
- Как ты понял, что именно собачья?
- Освежованную тушу повесили на заднем дворе.
- Боже…
- Угу. Я закопал уже… а по поводу места. Священник, говорил о каком-то опустевшем поселении. В любом случае у меня нет на примете ничего лучше, а ему я почему-то верю. Надеюсь, что не зря.
- Не зря. Я тоже ему доверяю. Он мудрый человек и, на самом деле, жутко добрый. А помимо прочего он несчастен, как и мы. Его все оставили, а он всё равно всех жалеет.
- Выглядит не таким уж несчастным… но знает, что такое боль, знает. Хорошо знает, это видно. Умеет быть один. Мы тоже чем-то с ним похожи, наверное. Он из той исключительной породы людей, рядом с которыми я чувствую себя говном, но мне хочется оставаться и слушать их. Очень хочет с нами.
- А ты что?
- Не против, конечно.
- И чудесно.
Оба умолкли. Пар изо рта мешался с табачным дымом. Адам положил свои ладони на её пальцы, унизанные серебряными кольцами, и Рокси привалилась к нему спиной:
- О чем думаешь сейчас? Только не говори, что ни о чем…
- Красивые пальцы и ногти гладкие такие.
- Это просто прозрачный лак, - улыбается она, глядя на него через плечо и почти сразу отворачивается обратно. – Знаешь… ты почему-то умеешь меня зацепить всего парой слов. Это не постоянно, конечно… но поверь это ценнее, чем пышные надуманные фразы. По крайней мере, для меня.
- Тебе их, наверное, часто говорили.
- Нередко… но им верить не хочется. Сам догадываешься, что мне уделяли немало внимания. Кто-то наверняка был искренен, но что толку, когда самой никто не нужен. Мне до сих пор кажется лучшим пройти заново через всё это, чем связать свою жизнь с кем-то вот так вот – ради решения всех проблем, ну, понимаешь… глупо, может, звучит и дико. В противном случае, конечно, могла бы выйти замуж вполне удачно.
- Так рано?
- Если ради того, чтобы ни в чем не нуждаться, какая разница когда?..
- Никакой, наверное.
- Когда я пришла к тебе, помнишь, ты сказал мне, что я бы осталась с каждым, кто был бы со мной добр… или как-то так.
- Обидно было?
- Обидно… Это ведь по сути тоже немного проституция была бы, разве нет?
- Не знаю.    
Роксана повернулась лицом, прижимается к его рту губами, обхватив шею руками. Кольцо в её ноздре слегка царапает щеку Адама.
- Ты всё ещё думаешь, что я с тобой в надежде на благополучие, на защищенность?.. посмотри – твой мир трещит по швам и… сам ты тоже весь расшатанный какой-то. Я… я так бы хотела сама защитить тебя от всего это.
- От чего же? – тихо спросил Адам, уткнувшись в её волосы. Они стояли на мосту, крепко обнявшись, будто опасаясь, что нарастающий ветер может их разлучить.
- От самого себя хотя бы… - сдавленно, будто готовясь заплакать, отвечала Рокси.
- Это верно подмечено. Знаешь, - внезапно оживился он, подняв глаза к небу. – Мне почему-то в кой-то веки кажется, что всё будет хорошо. Что всё решится чуть раньше или позднее, но довольно скоро.
- А ты умеешь улыбаться оказывается, - она провела пальцем по его губам. – Не ухмыляться, а именно улыбаться.
- Место, где мы живем, наверное, тоже было когда-то таким, как это. Неужели и тут всё запустеет, заглохнет…
Довольно яркий свет осветил город, придавая ему цвет и делая четче очертания.
- Солнце появилось, ты смотри, - заметила Рокси. – Да уж… эдакий город, где не происходит ничего дурного. Место, где хорошо экранизировать рождественские сказки. Живи мы здесь, конечно, всё это распалось бы и пропало очарование.
- Везде живут не святые люди. Конечно, пропало бы… да и стоит ли искать такое место, где не будет печали?
- Нет, конечно… но тут красиво. Тени ложатся так, прямо-таки с какой-то картины.
- Я не рисовал никогда пейзажей… вообще не рисовал почти ничего реалистичного.
- Ты мне не показывал ничего из своих картин. Совсем.
- Что может рисовать человек торчавший столько в дурке?
- Хм… да что угодно? Это еще ни о чем не говорит.
- Мое творчество во многом и подтолкнуло родителей на то, чтобы лечить меня активней, если можно так выразиться. Вообще, знаешь, довольно мучительно, когда тебя закрывают в палату, потом выпускают обратно в большой мир, чтоб понаблюдать за тобой, затем опять упекают. И так несколько раз. И вот живешь страхом и ожиданием. Страхом вернуться в сумасшедший дом, страхом, что останешься там навсегда.
- И ожиданием, что тебе дадут еще шанс?
- Не было там никаких шансов, если разобраться… но, да, живешь, рассчитывая на некую призрачную возможность.
- Когда тебя последний раз закрывали?
- Лет в семнадцать, вроде. Совершеннолетие свое там встретил. Продержали чуть ли не девять месяцев. Одна из худших отсидок, как я их называю. Это, по сути, и было заключение… ты никогда не убегала из своего приюта?
- Куда бы я побежала?
- Мне тоже, по сути, некуда было бежать. Но я убегал в начале, когда режим содержания был помягче. В фильме «Побег из Шоушенка» герой выбирается на свободу из пожизненного заключения и чувствует себя на вершине мира. Я могу его понять. За это чувство свободы, когда ты, наконец, добираешься до своего берега, до своей стороны, пусть оно длится недолго, но многое можно отдать… и однажды, знаешь, я ощутил себя действительно свободным. Я бежал вдоль шоссе, пока не устал совсем и перешел на шаг, но потом и идти устал. Была глубокая ночь, ни единой машины не проехало мимо, и вот я подошел к мосту и лег на асфальт. Хорошо, что было лето, и небо казалось чище обычного. Все в звездах. Я лежал на спине и будто не было ни времени, ни пространства, и я не был маленьким беглецом, которого скоро вернут назад. И даже моя непонятная даже мне самому ярость временами захватывающая меня ушла куда-то далеко-далеко, меня можно было, наверное резать живьем… так странно. В эти моменты, хочется умереть, чтоб они длились всегда.
- На самом деле ты очень беспомощный, - провела Роксана по его щеке ладонью. – Господи, какой же ты беспомощный… и ты опять не бреешься.
- Побреюсь. Обещаю.
- Я должна попросить тебя о чем-то… только сразу попрошу тебя не сердиться. Прости своего отца. Он больше всего на свете хочет, чтоб ты его простил.
- Отец умер, - спокойно произнес Адам и опускает взгляд вниз к воде, опершись на ограждение обоими локтями.
- Как? Тебе позвонили?..
- Да, пока ты спала дома еще... да я и до звонка почувствовал незадолго, проснулся, между нами всегда была некоторая метафизическая связь…
- А похороны?
- Зачем? Он хотел, чтоб его кремировали… так что, просто прийти посмотреть на горстку пепла или на урну… не вижу смысла. Может, это тебе кажется грубым, но что делать.
- Скажи, ты плачешь хотя бы когда-нибудь?
- Не помню. Но могу сказать точно, что главное уметь делать это так, чтобы никто не видел. Слезы иногда приносят облегчение, говорят. Я не считаю себя сильным уже давно, но не могу почему-то позволить их себе.
- Жаль, что так всё вышло… он, наверняка, хотел бы с тобой попрощаться. Теперь-то ты его простишь?
- Уже простил, - отвечал он, выпуская дым от очередной сигареты, оглядываясь на Рокси. – Почему так легко прощать покойников? Может быть, потому что игра окончена – он уже не предаст и ты не сможешь предать его. Всё земное между вами сводится к памяти о прошлом, что-то вроде архива старых бумаг и фото, который просто дань воспоминаниям, не будет ничего нового.
- Но есть прощение, раскаяние со стороны того, кто остается жить. Я не думаю, что покойным всё равно…
- Не знаю.
- Хорошо, что ты простил… я вот до сих пор не могу.
- Кого?
- Смотри, - Роксана вынула из-за ворота кулон из двух створок, в каждой маленькое фото: в одной ее собственное, но гораздо младше, чем сейчас, в другой – какой-то девушки, стриженной под мальчика, её ровесницы. – Видишь? Она была моей единственной близкой подругой, сколько себя помню.
- В том приюте вы были вместе? – Адам бережно принял эту ценную безделушку в свои руки.
- Да. Когда нас отправили на все четыре стороны, я предложила ей держаться вместе. Мы были, как сестры там, знаешь… но она предпочла уехать далеко, у нее были свои планы, обещала писать, звонить, приехать при первой возможности и прочее, что обычно обещают. Хотелось верить, хотелось… но быстро стали сокращаться звонки и письма. Она просила денег в долг, я отсылала ей. Ну, много ли я могла послать? Потом совсем потерялась связь. В итоге я сорвалась и приехала в её город. Живой я её уже не застала. Так и не выяснила, чем она толком занималась, где жила…
- Убили?
- Передозировка, вроде как. Врала она мне в письмах от начала до конца, это и так понятно. Но я её всё равно люблю. Вспоминаю часто, молюсь. Ей это нужно, я знаю… и в номер мотеля вернулась-то главным образом, чтоб забрать это. Кроме её маленького фото ничего не осталось. 
- Оно того стоило, я думаю, - Адам осторожно закрывает две тонкие створки и возвращает кулон под одежду. - Мне тоже горько о тех, кого я не смог сберечь.
- Кого?
- Знаешь, - вздохнул Адам. - Я никогда не говорил, но одна девочка давным-давно, еще в старших классах интересовалась мной… симпатичная, но больная немного на голову, хотя и из очень приличной семьи. Тогда еще в нашем городе были такие семьи... Она не выдавала это даже за какие-то серьезные чувства – это просто отчасти был повод позлить своих родных и отчасти стремление к саморазрушению.
- О, так часто бывает, да, - усмехнулась Рокси. - Хорошие девочки любят плохих ребят.
- Я не о том. Те парни, с которыми я катался вместе - она, так уж случилось, попала к нам в машину… то есть к ним.
- И они прямо при тебе её убили?
- Ну, а ты как думаешь?.. у меня к ней не было ничего, но все равно - это стало последней каплей, чтоб я пошел с повинной, чтоб я всё рассказал, как было. Понимаю, что я должен был там же на месте вступится за нее, теперь точно уж понимаю… пусть вероятнее всего, это мне и стоило бы жизни.
- Главное, что понимаешь хотя бы сейчас.
- Она и в машину дерзнула сесть только потому, что я сидел за рулем. Понимаешь? Она была уверена, что, если рядом я, то всё будет нормально, всё превратится в шутку. Но нет…  можно было крикнуть ей, что надо бежать, бежать со всех ног. Но я струсил, смалодушничал.
- Адам... - Рокси смотрела на него с большой нежностью. - Как сказал, отец Иоанн, на каждый грех есть все покрывающее милосердие Божие.
- Да… только до него еще нужно дотянуться.
- Адам, мы оба кучу всего натворили… но у тебя теперь есть я и я верю, что ты сделаешь всё, чтоб защитить меня.
- Да уж. Я даже знаю, от кого...
- Ты же патологически заботливый папаша!.. Ты посмотри. Как ты умудрился отмыть их? – резко меняет тему она, глядя на свои сапоги.
- Грязь не так уж тяжело отмыть. Тем более с гладких поверхностей.
Среди редких людей, проходивших по мосту, Роксана заметила некоего человека - в нескольких метрах от них остановился высокий араб в синем костюме.
- Это что за тип? – напрягается Адам.
- Вадид?! – радостно крикнула она. – Здравствуй!
Араб поднял обе руки в приветствии, расплывшись в улыбке, и медленно подошел к ним.
- Познакомься. Это Вадид – был вышибалой в том заведении, где я танцевала…
Адам вяло протянул руку арабу, тот дружелюбно, но внимательно рассматривал его.
- Приветствую тебя, приветствую… ну, что? Дела наладились?
- Да, вроде… Вадид был единственным человеком, который поддержал меня, кто поверил, что я не виновата. Он и до этого постоянно за мной наблюдал, чтоб ко мне не приставали.
- Красиво смотритесь вместе, жалею, что нарушил идиллию. Это ведь твой мужчина, как я понял?
- Да. Адам заботится обо мне, терпит меня, защищал не раз… он меня и вытащил из всего этого.
- Рад… я очень рад. Береги её, Адам. Сколько мужиков вокруг нее вилось там! На колени вставали! И я не удивлен… ты бы видел, как она танцевала. Самая молодая и самая лучшая.
- Хватит… пожалуйста - с брезгливой усталостью перебила она араба . – Я очень не люблю это вспоминать.
- О… ну, прости тогда.
- Твои как?
- Маме лучше, вроде. Братья тоже неплохо. Средний тоже пойдет скоро работать – будет полегче.
- Ты всё там же?
- Нет. Место прикрыли, хозяин же мертв. Не слышала что ли?
- Да?!. Не интересовалась как-то, но не удивлена почему-то…
- Знаешь сама, как такие люди заканчивают. По-моему, зарубили топором… вот ведь забавно как, да? Ну, а я побегу. Удачи вам, удачи.
- Прощай.
- Но, когда я видел её танцующей там, Адам… даже жалел порой, что я голубой, - быстро проговорил араб напоследок, стрельнув глазами по сторонам, и тут же почтенно поклонился. – Ну, всё! Всё… ухожу.
- Да уж… и тут лица из прошлой жизни. Неожиданно прям таки…
- Прекрасно… - покачал головой Адам, глядя вслед бодро удаляющейся фигуре, брезгливо вытирая пожатую ему руку о штаны. – Голубой вышибала-араб из стриптиз-бара.
- Как ни крути, но он относился ко мне по-человечески. Искренне желал мне добра. Знаешь, иной раз одно доброе слово одного человека дает силы жить дальше.
- Да… тут ты права. Но я всё равно гомиков на дух не переношу, хоть убей.
- Адам, – вздохнула Роксана. – Я… я люблю тебя. Понимаешь? Но иногда ты просто невыносим.
- Ладно. Проехали…
- И это всё, что ты можешь сказать на мое «я тебя люблю»?
Адам молча взял её за пальцы, уводя с моста. Уводя вниз, где зажигаются витрины и фонари, знаменуя наступающий вечер.
- Странное дело. Я должен быть рад, счастлив по идее… а я теряюсь, боюсь чего-то.
- Но чего? – остановилась Рокси, вопросительно глядя ему в лицо. – Скажи мне, чего?
- Да многого… хотя бы даже обычной привязанности.
- Не поздно ли? – спросила она насмешливо.
- И то верно.
- Я не оставлю тебя, слышишь? Тем более, что я обещала твоему отцу…
- Даже так?
- Да… пойдем быстрее.
- Что еще он тебе сказал?
- Что он мог бы успеть сказать за минуту?.. Он очень сожалеет о том, как поступал с тобой.
- По сути, мы с ним в расчете. Я тоже ему досадил неслабо… уже рассказывал.
- Разве уместны счеты? Ты сам говорил… давай зайдем куда-нибудь. Кофе хочется или чего-нибудь такого. Замерзла просто.
- Как скажешь.
- Ты всё мрачнее и мрачнее… я уже жалею, что мы его сегодня встретили.
Дверь открылась. Дверь типичного чистенького бара в старом духе, с красными диванами друг напротив друга и шахматным полом. Усевшись у окна, оба замолчали. Такое чувство, что тишина становилась всё тяжелее с каждым ударом сердца.
- Не отдаляйся только, - тихо попросила Рокси, глядя в свою чашку.
- …постараюсь. Я, правда, постараюсь… пойми, мы никогда не говорили всерьез об этом, но ты и сама понимаешь ведь по сути, что я одержимый… не знаю, как это лучше называть. Хотя я всегда нащупывал что-то такое в себе... Но не думал об этом всерьез, боялся, наверное.
- Даже не знаю, что и сказать.
- Да… наши демоны не любят быть обнаруженными.
- Давай просто не будем сейчас об этом?.. Я вот сижу и сколько ни смотрю, не могу понять, что у них происходит, - кивнула она на телевизор, висящий под потолком.
- Умеешь ты всё-таки менять тему… Это арт-хаус.
- Чего?
- Такой жанр в кино… ты не собираешься спать сегодня?
- В смысле?
- Ну, который кофе уже пьешь…
- Не беспокойся… - усмехнулась Рокси, меняя тему. - Они уже давно болтают там, на экране, и ничего не происходит. Хоть бы звук был.
- Да. Тут весь смысл как раз в словах.
- Как в жизни?
- М… да нет. Смысл жизни – вещь слишком неоднозначная… Я был в разных городах и наблюдал за жизнью, за тем, что творится вокруг. Самодовольные и заочно перепуганные люди, перепуганные из-за собственного помешательства на защищенности. Девиз обывателей всех времен: «Только бы ничего не случилось!» Все их молитвы, если они молятся, уверен, только об этом. А если этого нет?.. нет убаюкивающей, как теплое болото, стабильности? То и на что им Бог, верно? Богатые и не очень, но отчего зараженные таким сытым хамством и равнодушием… что ненависть переполняла временами. И даже малые дети перенимали это… да, правда, очарование этого города пропадет, поселись здесь. И здесь всё так же, везде всё так же. А изнанка страшна, ох, страшна… Изнанка – это и есть мой родной город. Город с рухнувшими декорациями. И я тот, кто застал их падение… Что ж. Так тому и быть. Скажи вот лучше мне, зачем молиться, если Он и так знает, что тебе нужно?
- Ну… зачем вообще говорить с тем, кого любишь? – произнесла Рокси, немного помедлив. – Может, потому что тому, кто Его любит хочется к Нему обращаться, потому, что хорошо быть с тем, кого любишь… разве все может сводиться до одних просьб?.. Да и просьбы – мы просим и вспоминаем, что зависим от Него, что мы всего лишь дети…
-  Я всё равно не обращаюсь к Нему. Как будто смущаюсь чего-то или не вижу смысла… просто не знаю, что говорить и о чем просить. Жаль, что то восприятие ушло… когда я разминулся с пулей,  всё стало глубже… таким глубоким, осмысленным. Чудесное ощущение, было.
- Говорить к Нему часто непросто, как непросто быть искренним. Я уже говорила, что была бы еще хуже… хотя успела напускать в свою душу такого, что… вытравить не знаю как. Видишь, и во мне веры мало. К тому же, я часто бываю грубой.
- Да. Я уже успел побывать и гондоном, и козлиной, и кем еще?.. – спрашивает Адам, усмехаясь.
- Да ладно тебе, - попросила Роксана, кладя ладонь на его руку. – Знаешь… незадолго до того, как мы встретились, я натолкнулась на мысль, что самое подлое в проституции то, что довольно незаметно для себя привыкаешь к своему положению. Ужасно понимать, что тебя всё меньше коробит быть кем-то использованной… ты не понимаешь, что вырвал меня из этого окончательно за один вечер, за какие-то пару часов. И, даже когда ушла от тебя и эти двое полезли ко мне, я просто послала их и схватилась за нож, может быть, защитится я и не смогла, но хотела себя защищать любой ценой. Я решила, что больше со мной никто этого не посмеет сделать. Это все, потому что появился ты…
- Да? Что ж… если я сделал что-то, что придало тебе сил – это радует… вопрос, надолго ли.
- Надеюсь, навсегда.
- Что ж… отрадно знать, что способен на что-то благое.
- Конечно, способен.
- Интересно, встреть ты меня, когда я был в твоем возрасте, чтобы ты подумала.
- Не знаю даже, - засмеялась она. – Судя по твоим рассказам, вряд ли бы ты мне понравился, если об этом речь, скорее бы я испугалась. Тем более, что мне ровесники вообще кажутся детьми. Да и ровесницы… как послушаю, о чем они разговаривают, просто смешно. Но ты, наверное, любопытство бы вызвал как минимум… Ты необычный человек – этого не отнять. Ну, а ты, что скажешь?
- Я б не позволил себе влюбиться скорее всего. Наверное, за твою недосягаемость и красоту тебя бы возненавидел. Да и вообще бы, старался бы держаться подальше, не рискнул бы и заговорить с тобой.
- Интересно.
- Да не очень. Шрамы тогда были заметнее даже после операции, сейчас они побледнели, сгладились хоть как-то. Все равно, так себе я был. Когда зубы сломали, вообще, красавчик стал…
- Я хочу увидеть твои рисунки, твои фото, хочу больше узнать тебя.
- Хорошо… я покажу, только вряд ли это поможет. И вряд ли тебя обрадует то, что ты увидишь.
Глуповато улыбающийся парень в переднике, застыв, держал кофейник и пялился на них.
- Ты чего там?.. - сурово спросил Адам, глядя через плечо.
- Простите… - парень, будто придя в себя, сделал несколько длинных шагов к их столу, на ходу выдавливая из себя слова. Вблизи он оказывается куда старше, чем казалась. - Просто… никогда не видел, чтоб папа с дочкой так мило общались.
Воцарилась пауза и по глазам девушки, официант понял, что сказал лишнее.
- Она… мне… не дочь, - медленно процедил слова Адам, не поднимая глаз, не поворачиваясь. - Понятно?.. Счет принеси. 



***

Он не заходил в свою комнату не один год, и где-то скреблась надежда, что вот, сейчас ключ застрянет и не придется открывать дверь, но нет – замок был будто новый, будто кто-то его заботливо смазывал не один раз перед сегодняшним днем.
Под слоем пыли лежали вещи, пластинки, журналы, клочья бумаг, прилипшие к пятнам. Из мебели была лишь кровать и шкаф. Необыкновенно яркий лунный свет падал сегодня на землю, лился в окно, освещая Рокси с ног до головы, стоящую посередине в очередной рубашке, как она уже привыкла ходить по дому.
- Ну, и бардак… и мрачно как тут, - замечает она, осторожно ступая босыми ногами.
- Выключатель на стене.
- Похоже лампочка перегорела…твои? – указала она пальцем на пару картин, стоявших в углу.
- Да, взгляни, если хочешь… - Адам и сам озирался здесь, как пришелец, как чужой. Заглядывал ли он сюда, вообще, после той многолетней отлучки? Скорее всего, да, иначе кто же повесил в шкаф его старую кожаную куртку, ту самую доставшуюся ему в подарок. Она сопровождала его все годы странствий. И сколько было тех лет.
- Ты чего замер?
- Воспоминания нахлынули вдруг от этой вещицы…  - он стоял, как завороженный, в тот момент будто не воспринимая ничего вокруг, его пальцы скользнули по черной кожаной поверхности, зачем-то проверили молнию.
- Тяжелые они чувства вызывают… Я, конечно, мало в этом понимаю. Что еще есть?
- Думаю, остальное не легче будет… - Адам достает из-под кровати чемодан, набитый рисунками и старыми фото.
- Ничего себе! – Роксана схватила первую попавшуюся охапку листов, садясь на край кровати. – Это всё каких лет?
- Разных. Эти примерно лет тринадцать -шестнадцать мне было… точно сказать не могу.
- Здорово рисовал для такого возраста. Хотя и дико несколько это всё…
- Видишь? - пояснил он. - Женские тела образуют череп… розы вот, вороны.
- Да вижу.
- Дико?      
- Ну, женщинами ты рано стал интересоваться, как видно.
- Не то, чтоб очень рано, как по мне… есть более ранние рисунки, но они тяжелее.
- Эти?
- Да.
Она молча смотрит на меняющиеся картинки. Человеческий торс с растущим из шеи деревом со множеством дупл, из которых торчат глаза. Чей-то портрет с дебильным отсутствующим взглядом и непропорционально большими зубами.
- Это акварель, - тихо сказал Адам, но девушка как-будто не слышала.
На другом листке – собака похожая на тяни-толкая, рвущая сама себя на куски. Пылающий город, над которым мечутся мотыльки… мотыльки, вообще, были неизменной деталью каждого рисунка, хотя бы несколько маленьких белёсых насекомых зачем-то были будто специально спрятаны где-нибудь в уголке или еще какой-то незаметной части рисунка.
- Ну, как?.. Ты бы тоже закрыла меня в дурку.
- Ужасно, - вздохнула Рокси, опуская содержимое в чемодан. – Этим вот и была забита твоя детская голова? Господи…
- Рисовал – становилось легче. Но в психушке мне не позволяли.
- Зачем хранить всё это? Ну, фото, конечно… - она взяла старую карточку, с которой глядит взъерошенный мальчик с бешеными глазами и едва затянувшимися ранами, действительно обезображивающими лицо; другое фото – ребенок апатичен и в полулежачем состоянии… Рокси передернуло. – Прошу… Убери это. Я не хочу больше смотреть… 
- Понимаю… это мне потом еще благо сделали операцию годам к восемнадцати, опять де отцу спасибо, после чего лицо стало поприличнее выглядеть. Сначала и правда кошмар был… я и сам забыл, какое оно было, - тихо сказал он, гладя её по спине.
Роксана сидела молча, обхватив себя руками:
- Закрой. Задвинь обратно и всё…
- Что, жутко?
- Да. Я и правда не знаю... не могу представить, как тебе было… и эта комната.
- Комната, как комната.
Она откинулась на спину, уставившись в потолок, Адам ляг рядом на бок, рассматривая черты её профиля. Он как бы невзначай провел пальцем по её подбородку, шее, груди…
- Одно знаю точно… я не стал бы рисовать тебя искаженной – рисовал бы, как есть.
- Мне понравилось, как ты ответил ему сегодня… - говорила негромко Роксана, глядя серьезно, сквозь полумрак. - Что я тебе не дочь.
Она повернулась к нему лицо, Адам внезапно присосался к её губам и она отозвалась, обхватив его голову руками, не замечая сама, как оказывается придавленной тяжестью его тела. Поцелуи покрывали её лицо и шею, пальцы уверенно легли на грудь.
- Адам… - тяжело дышала Роксана. – Адам… постой.
Но он не останавливался. От ветхой рубашки отваливались пуговицы. Адам провел ладонью по внутренней стороне её бедра.
- Не поступай со мной так… пожалуйста. Не становись одним из них, - вдруг попросила она его тихо, но настолько уверенно и твердо, что это отрезвило. Особенно последняя фраза.
Он медленно отступил, вставая с кровати, и на секунду Рокси стало жутко, будто это кто-то чужой перед ней. Зловещий и совсем незнакомый.
Адам стоял молча, проводя по лицу руками, будто приходя в себя после тяжелого сна. Молча взял чемодан и вытащил в коридор:
- Пожалуй, я сожгу всё это дерьмо…


- Спасибо, что остановился вчера, - еле слышно говорила Рокси ссохшимися губами, стоя у кухонного окна.
- То ты ходишь по дому почти голая, то…
- Думала, тебя это не беспокоит особо.
- Думай лучше в следующий раз, - Адам сидел за столом, лицом в противоположную сторону, нервно и глубоко втягивая дым, будто мстя кому-то этим, глядя на остывающий чай
- Больше не буду.
- Если это какие-то женские игры, советую тебе их прекратить, как можно скорее.
- Нет никаких игр, успокойся, - серьезно ответила она. – Подумай… кем бы мы были друг другу сейчас, если бы всё вчера случилось.
- Откуда мне знать?
- Ты не боишься что-либо испортить?
- Временами бояться устаешь. Временами просто ни о чем не думаешь… сама знаешь прекрасно, как это бывает.
- Да я и не обвиняю тебя.
- Скажи мне, чего ты хочешь? Чего ты хочешь в целом, в итоге?
- В итоге?.. – переспросила она, садясь напротив, заставляя смотреть ей в глаза. - Для начала я хочу, чтобы у нас наступила новая жизнь. У нас обоих – вместе. Думала, ты тоже этого хочешь.
- Хочу.
- Ощущение, будто ты прячешься от меня, скрываешься.
- Всего лишь ощущения.
- Пусть так. Пусть… - Роксана говорила отрывисто от волнения, - Мы не станем святыми, мы никогда не станем святыми. Я не требую этого… да ничего не требую. Просто, если мы можем не сделать чего-то дурного, то…
- Что дурного? Разве мы не вместе? Или времени прошло еще мало?
- Причем здесь время?! Вместе, да… но я хочу, чтобы всё было по-настоящему!
- А сейчас что, твою мать? Понарошку?
- Не злись… понимаешь, есть брак…
- То есть, ты хочешь… чтобы я на тебе?..
- Скажем так, если бы ты предложил, то я бы подумала и сказала бы «да».
- Подумала бы?
- Ну… для приличия что ли. Так принято.
- Смешная ты. Ну, если для тебя это важно, хоть сегодня.
- Для тебя-то самого, что важно?! – не выдержала Роксана, вся подавшись вперед, вцепившись в углы стола.
- Просто не вижу смысла. Если люди вместе, как по мне, то вместе и всё. Если нет, то никакие обещания, клятвы, слова ничего не исправят и не удержат никого.
- Вопрос намерения. Хотя бы намерения… вот, что имеет смысл. Для меня имеет. Для Бога имеет… и то, что могло произойти вчера, тоже бы имело. Не сомневайся.
- Наверное, у меня просто не такие доверительные отношения с Богом, как у тебя, – вздохнул Адам. – Ты уже убедилась, что я не здоров. А тут дело не в банальной проблеме с головой, тут всё сложнее…
- Временами мне кажется, что рядом с нами кто-то другой… кто-то третий, чужой.
- О том и речь… ладно, пойдем. Я собирался показать тебе, как обращаться с ружьем.
- Если считаешь нужным.
- Нужно. Очень может пригодиться.
- Думаешь, придется стрелять?
- Вполне вероятно.
- Адам.
- Что?
- Ты думаешь, я буду стрелять в тебя?
- Откуда такая проницательность?
- Спроси, что попроще…
- Но не совсем в меня.
- А в кого?
- В того, кто тебе мерещится время от времени…
- Предположим, я поняла… ты что? В коробку с зонтами дробовик поставил?!
- Ну, да. Это на случай настырных гостей.
- Слов нет.
- И не надо. Пошли на задний двор.
Они вышли под холодный свет особенно сырого, пасмурного дня. Маленькое ружье без приклада помповой системы перешло в руки Рокси.
- Лёгкое такое… откуда оно у тебя?
- Из глины слепил, - засмеялся он. - Это моё, даже легальное. Долгое время держал под кассой. Нравится? Черное – прям для тебя как будто подбирал.
- Пускал в ход?
- Доводилось. Пытались ограбить разок.
- И что же? Убил?
- Ранил, только ранил и дал уйти… может быть, зря. Короче, видишь, шина висит на веревке?
- Ну, вижу… на ветке.
- Вот по ней давай. Отойди подальше.
Раздался выстрел. Шина подпрыгнула и завращалась, теряя куски резиновой плоти.
- Умница, просто талант, - он стоял рядом, заботливо накинув своё полупальто ей на плечи. – Еще?
Роксана молча повернулась к нему. Мелкая изморось оставляла следы на футболке Адама.
- И не холодно так?
- Нет, не чувствую.
- У тебя лицо горит…
- Занятно. Дерево растет прямо по центру… - он смотрел отстраненно вокруг, будто заворожено. – Только дерево и эта плешивая трава. Зеленеет она вообще хоть когда…
- Что же?.. Ты будешь лежать продырявленный мной? И кровь будет течь из ран, да?
- Типа того.
- А не жестоко ставить меня перед таким выбором?
- Лучше не делать выбора?
- Иногда – лучше.
- В том-то и дело. Не выстрелишь. Я знаю, - произнес Адам разочарованно, забирая ружье.
- Ты прав.
- Я подумал тут. Может, снимем тебе комнату до момента, пока это не прекратится, чтобы я не знал, где ты… или на это ты тоже не согласна?
- А когда это прекратиться, скажешь, может?.. нет? Вот и я не согласна.
- Но почему?
- Потому что, нет.
- Ну, не дура ли… - плюнул он себе под ноги и уходит в дом.
Рокси вошла следом, глядя, как тот сидит в кресле, прижав руки к губам, будто молясь. Она присела рядом на корточки.
- Это не выход, поверь мне.
- Тебе когда-нибудь казалось, что твои мысли и чувства на самом деле не твои, а будто чьи-то еще?
- Не задумывалась как-то…
- Говоришь, лицо горит?
- Ну, да. Хотя и не выглядишь больным…
- Прилягу я лучше.
- Видишь, как тебя одного тут оставить?!
- А что толку сидеть рядом?
- Неужели совсем нет?
- Не знаю… поговори со мной. Мне страшно почему-то…
- Почему?
- Не знаю, просто чувствую страх. Чувствую, что могу заснуть вдруг. Но нельзя…
- А в детстве? В детстве было не так?
- Я… я не помню, слушай, - отвечал Адам, ложась на диван, складывая руки на груди. – Неконтролируемый гнев… я выходил из себя, иногда это сопровождалось провалами в памяти, а иногда случалось, я что-то делал непроизвольно. Вроде лунатизма, понимаешь? Не знаю, как это описать. Да и зачем?.. Это было давно на самом деле, потом почти сошло на нет, я не знаю… ремиссия это или что-то еще.
- В бесновании бывают ремиссии?
- Не знаю… может быть, все мы несколько одержимы.
- И правда, - согласилась Рокси, садясь у изголовья, кладя холодную ладонь на его сцепленные руки. – У кого из людей не было такого, чтоб он совершал что-то и, вспоминая позже, ему казалось, что действовал, будто не он… ты ведь об этом спрашивал?
- Да… только если это растягивается на более долгое время.
- Ужас.
- До чего же уродливый дом… так и чувствую запах старости. Недавно так хотелось выволочь всю мебель из него и отвезти к какой-нибудь поганой-поганой яме, - его голос звучит всё глуше.
- Не переживай. Мы уедем, - успокаивала она, чувствуя по рукам, что жар становится лишь сильнее. – Слушай… с этим надо что-то делать! Это же ненормально в конце концов…
- Завтра. Надо ехать уже завтра.
- Когда скажешь. Тебе хуже?
- Слабость какая-то…
- А если ты умрешь, что тогда?!
- Успокойся… ты удивилась, что я хотел, чтоб ты была готова по мне стрелять?
- Не знаю… я не знаю, чему удивляться.
- Так часто… нам приходится защищаться от тех, кто, вроде, охотнее всех нас готов защищать… грустная ирония, грустная…
В какой-то момент Адам провалился в сон. Сон столь глубокий, что казалось, будто и правда он умер. Желание уйти из комнаты мешалось с беспомощным детским страхом. Каким-то единым усилием Рокси заставила себя перебраться на кухню. Помещение, где лежал Адам напоминало сейчас склеп и, казалось, могильный дух наполнял его.
Она опустилась на стул, искренне радуясь, что под рукой есть сигареты. Хотелось только курить, хотя время от этого не стало бы лететь быстрее. Она вдыхала, глядя на ползущую вверх серую змейку дыма. За окном никакого движения воздуха, тихо так, что слышно шипение сгорающей бумаги при каждой затяжке.
Возвращалось то хорошо знакомое, пусть и несколько забытое за эти дни чувство безнадеги. Снова вспомнился, не пойми с чего, тот проклятый бар, где она танцевала у шеста. Те вечера проносились сейчас перед её глазами, возвращая ощущение горечи. Словно, кто-то прокручивал перед глазами слайды и заставлял смотреть. Она помнила музыку тех вечеров, все треки, что выбирала когда-то сама и, кажется, что кто-то насвистывает одну из них совсем рядом с ней. Кажется, но не верится до того самого момента, пока на кухню не вошел человек в старой кожаной куртке Адама. Он и сам точь-в-точь похож на него, он сел напротив, и что-то древнее и невероятно свирепое исходило от него. Ей не хотелось верить, что это и правда может быть Адам.
- Перестань… - просила Роксана. – Я не переношу эту песню… Их все, до единой. Да как… как ты мог узнать?!
- Я знаю… всё знаю… - произнес Адам как-то утробно, прервав свист, облизывая губы почти по-звериному. - Я был там. Я всегда там, где грех, - человек осклабился и вдруг издал несколько глумливых высоких смешков, от которых у девушки внутри всё похолодело.
- Господи…
- Я видел, как натянулась петля на шее Иуды Искариота, - раздался страшный шепот, похожий на шипение змеи.
- Нет… нет…
- Я стоял за плечами Калигулы, слушая музыку его безумных речей.
- Это не ты, Адам…
- Он мой… как и тысячи других - я каждый день чую запах крови на руках убийц… будь то садист-душегуб или глупая мать-детоубийца.
- Помоги… помоги нам, избавь…
- Да кого ты… перестань звать Его, - небрежно говорит демон в теле Адама.
Она ловила себя на том, что её мысли и правда сплелись в некое подобие молитвы, что заставляет вцепиться в них еще сильнее. Понимая, что отпусти она их, и будет растерзана. Руки страшного человека медленно вращают бритву, то открывая, то закрывая.
- Адам… это ведь не ты. Ты никогда бы не тронул меня…
- Перестань Его звать, говорю… я же слышу…
- Тебя пугает это?.. – спросила она, будто набравшись смелости. – Да? Ведь вижу, что пугает…
Он сорвался с места, готовясь броситься вперед, но осекся от боли. Кровь капала на поверхность стола. Рана пересекающая фалангу кровоточила.
- …Сыне Божий, помилуй нас. Господи, Иисусе Христе… - произносила Рокси уже вслух, стоя, прижавшись к кухонному шкафу.
И внезапно глаза Адама встретились с Ним. С небольшой, по виду старинной, иконы в углу под самым потолком на него смотрел Спаситель. Глаза Бога были наполнены и любовью, и строгостью, и какой-то тихой печалью. Эти глаза отрезвляли моментально, и будто всё вокруг заполнялось этим образом.
Адам стоял словно ребенок, разбуженный внезапно и не успевший понять, что вокруг происходит. Обвел глазами кухню, рану на руке и бритву в крови, остановив взгляд на еле живой от страха Роксане, которая до сих пор не переставала шептать слова молитвы, но была цела… кровь на бритве – его собственная.
Он сдавленно проглотил слюну и с удивленным отвращением стащил с себя черную куртку, которую не надевал давным-давно, не понятно зачем, вытащенную из его захламленной комнаты сейчас.



***

Отец Иоанн дремал, видел обрывки каких-то тяжелых снов в своём убогом углу, который устроил в подвале рухнувшего храма.
Он проснулся в испарине, взглянул краем глаза на огонь в печи. Пламя в печи всегда умиротворяет его.
- Это я! – послышалось отчаянные крики из-за двери. – Откройте!
Резко выпрямившись на койке, священник метнулся ко входу. Перед ним стоял Адам, испуганный, испачканный в грязи, загнанный, как лошадь, всевозможный лесной сор прицепился к его одежде. Каким-то образом священник догадался, от кого тот бежал.
- Свяжи мне руки! Скорее!
- …хорошо, - не задавая лишних вопросов, священник набросил веревку на его запястья, сделав узел по возможности крепкий.
- Это возвращается… я чуть не убил Рокси.
- Ясно. Я почему-то знал, что ты рано или поздно придешь, - абсолютно спокойно ответил тот.
- Выгони его, если можешь.
- Такой священник, как я, этого не может…
- Больше некому! Она стала читать молитву и оно отступило. Ты тем более… я помню, ты молился тогда.
- И, правда, некому… ну, будь, что будет. Время, вижу, терять нельзя. Боишься?
Адам лишь кивнул, устало прикрыв глаза, все еще тяжело дыша, чувствуя, что бес терзает его всё сильнее.
- Я тоже боюсь… ладно, молчи, - и отец Иоанн выволок его наружу, визжащего и извивающегося, протащил по лестнице небольшой кирпичной церкви с провалившейся внутрь крышей, не имеющей ни единого купола, но не оскверненной. Едва справляясь, священник втолкнул беснующегося в пыльный мрак и запер тяжелые старые двери, привалился к ним спиной. Вдруг всё затихло на мгновение, так что стал слышен шорох листвы высоко над головой. Отец Иоанн широко перекрестился и громко произнес, почти что пропел, слова, которые разнеслись эхом среди деревьев:
- Да воскреснет Бог! Да расточатся враги Его!..
И сильный удар изнутри пошатнул старые створки, скрипнули петли.
- Помоги нам немощным… - шепнул священник и продолжал так же громко. – Да бегут от лица Его все ненавидящие Его!..
Одному Ему и было известно, сколько прошло часов этой странной борьбы…
Адаму казалось, что он где-то безумно высоко, таким звездным было небо. Все тело болело так, что было страшно пошевелиться. Недалеко был разложен костер, у которого сидел отец Иоанн, усталый, сгорбленный и будто состарившийся, вороша сучком горящие поленья. Место было всё то же. Тот же храм, вид которого казался столь же диким из-за отсутствия куполов, сколько был бы дик вид идущего по улице обезглавленного прохожего… но, казалось, всё было позади. Сделав усилие, Адам встал на ноги и сделал пару шагов, тело всё же отдавало болью.
- О… - не глядя в его сторону, произнес священник. – Ты проснулся? Прости, что оставил на земле – не было сил тащить тебя в коморку.
- Ты… сделал это, да?
- Это делает только Бог. Запомни.
- Будто грузовик сбил… а с тобой что? На тебе лица нет…
- Это тело. Ну, а как на душе?
- Пока что не понял… спокойно, знаешь, от чего-то спокойно, как никогда.
- Хорошо, если так.
- Стало легче… в каком-то смысле.
- Не обманывайся только. Легче станет на время. Не расслабляйся. Бесы вышли, но это не значит, что они оставят тебя в покое.
- Бесы? То есть не один?
- Нет, не один далеко…
- Сколько? Легион, как в том месте в Библии?
- Если не легион легионов. Извини, не считал.
- Почему, думаешь, что они не отстанут от меня?
- Как и от всех нас. Так что не бойся, - отец Иоанн наконец улыбнулся и поднял глаза. – Ты и, правда, переменился… подойди-ка… посветлел что ли как-то, глаза прояснились, может. Не придавай значения, в общем, это так, внешнее. Готовься к другому, к трудному.
- А именно?
- Не могу ничего наверняка сказать, я же не провидец. Подумай, окинь взглядом свою жизнь… о чем ты сожалеешь, в чем раскаиваешься? Не отвечай сейчас, это я так…
- Я понимаю, - согласился Адам, садясь рядом. Он думал о чем-то. Сосредоточенно, глубоко. – Скажи… как это было?
- А ты совсем ничего не помнишь?
- Нет… но есть какой-то неприятный осадок, знаешь. Будто видел мерзкий сон… впрочем, другие мне и не снятся почти.
- И будто о чем этот сон?
- Не помню.
- Ясно… зато я видел. Такое забыть непросто, - теряет привычное спокойствие священник. - Видел когда-нибудь, как человек вывернув все суставы ползает по стене?
- Нет… нет, не доводилось.
- Удивлен? Я тоже, в окна поглядывал иногда… это ничего, что ты чуть не вынес эти двери, которые неизвестно, сколько весят. Это всё ничего… и что нечеловеческие звуки издавал, вопил, выл, ревел. К этому-то всему я готов был более или менее.
- А дальше?
- А дальше, как говорится, больше – представь себе насекомое с человеческий рост.
- Представляю с трудом.
- А я вот увидел воочию. Пытаюсь забыть, но пока безуспешно. Боже, помоги…Сейчас, если честно, затрудняюсь сказать точно, как всё было… то ли рядом с тобой это находилось или даже, может, даже вместо тебя… сложно сказать, но что я видел одно из обличий дьявола - это вне сомнения… еще у этого нечто были крылья. Уродливые такие... они издавали шум ни на что не похожий.
- Я сотни раз этот шум слышал…
- Да?
- Во сне. И какое-то время после.
- Бедняга, что сказать… Мне было страшно, признаю. Слава Богу, что через окно зарешеченное наблюдал, иначе бы удар хватил от ужаса.
- Ты долго молился обо мне… да? – кротко улыбнулась Адам.
- Конечно. Все время, что ты был там… пойми, я всего лишь читал подходящие на мой взгляд псалмы. Я не знаю специальных канонов, сводов, правил для изгнания нечистых духов… но Господь милостив. Думаю, Роксана тоже молилась о тебе… так вот.
- Ну, а потом?
- Потом всё прекратилось… внезапно. Я даже сам не знаю как, но гул этот. Гул стоял еще долго. Сотни стай насекомых как-будто жужжат.
- Моль.
- Что?
- Я так их называл… Это и не так важно. Долго был без сознания, да?
- Солнце зашло пару часов назад.
- Слушай, мы решили уехать завтра. Ты с нами?
- Да… - кивнул отец Иоанн безучастно, всё так же глядя в огонь. – Да, как и договаривались.
- Что с тобой?
- А лицо… лицо у него было человеческое.
- Моё?
- Да нет, что любопытно… ладно, забудь.
- Тебе все еще страшно.
- Страшно. Бесы имеют обыкновение мстить. Теперь я должен быть строже к себе и внимательнее. Ничего. Велика милость Божия, верю… а ты?
- Как после такого не верить…
- Молодец… вспомнились мне слова о том, что бес ходит по безводным местам… читали тебе Евангелие в детстве?
- Читали что-то, но я не помню.
- Я дам тебе. Читай каждый день. Так вот… Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит: Тогда говорит, возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого. Конечно, откуда бесу найти покой… Понимаешь? И вот он возвращается, если человек ничего не меняет.
- Понимаю… знал бы ты, как давно я хочу изменить хоть что-то.
- Знаю. Иначе бы мы сейчас не говорили. Я видел, что ты сопротивлялся этому, видел.
- Ты про тот случай, когда губы чуть не отрезал тому парню?
- Да.
- Может быть, и отрезал бы, не появись ты. Кто знает.
- Не обижайся, может, праздный вопрос задам, но скажи, каково это – носить в себе?..
- Знаешь, это слишком долго продолжалось. К своим демонам привыкаешь порой, как к родным. Ты правильно тогда сказал – он давал мне почувствовать подобие силы временами, чтоб привязать к себе, наверное…
- Или, чтоб глубже осесть, укорениться в тебе.
- Но одно точно скажу тебе, когда ты становишься марионеткой – это действительно страшно.
- Не сомневаюсь… всё думаю, как скоро не станет этого города. Люди всё больше напоминают зверей. Во что верят здесь люди? Это даже не язычество… ты говоришь, завтра?
- Да. Утром. Может быть, днем.
- Я приду к половине одиннадцатого… паковать мне особо нечего. Вы ведь по-прежнему с ней вместе, так?
- Надеюсь, что так… чуть не зарезал ее, может быть, ей теперь страшно будет оставаться со мной дальше, это можно понять, - вздохнул Адам, разглядывая при свете костра порезанный палец. Рана только недавно подсохла.
- Промой это как следует и продезинфицируй… мало ли. На твоем месте. Я бы не ждал здесь, а поторопился домой. Уверен, что она ждет. Надеюсь, вы оба понимаете, что место, куда мы едем пустынно. Будет тяжело, придется работать серьезно. Кто знает, что нас, вообще, ждет там…
- Да, ты говорил в тот раз.
- Раньше, насколько помню, там на склонах были разбиты сады, в том озере водилась рыба. Возможно, и сейчас что-то вырастить, выловить… самое главное я забыл тебе сказать! В городе поговаривают, что тобой скоро займется-таки полиция. Это будут не здешняя апатичная ленивая пьянь, а очень серьезные люди. Кто-то позаботился об этом.
- С другой стороны, может, порядок тут наведут, наконец. Что-то изменится к лучшему, возможно.
- Едва ли, - покачал головой отец Иоанн. – А если и так, то ненадолго. Жизнь не изменится здесь, пока не изменятся люди.
- Странно… почему бы им просто меня не убить?
- Не знаю, но явно не удовлетворены тем, что ты просто исчезнешь из города. Да и пропажа местного шефа вызвало резонанс, знаешь ли…
- Да… моих рук дело.
- Знаю. К тому же на тебя точно повесят убийства тех девушек. Понимаешь о чем я?
- Прошло почти двадцать лет.
- Боюсь, им всё равно. Приплюсуй к ним два трупа твоих приятелей.
- Они и были убийцами. А я просто… я вёл машину, - заметно волнуется Адам.
- Смотри правде в глаза. Ты – соучастник. Я не виню, знаю, что тебе было страшно…
- Да, но в итоге я сдал их. Выложил всю правду.
- Знаю. Стало тогда легче?
- Да, стало, но вскоре они пришли за мной и…
- Роксана мне всё рассказывала в общих чертах. Говорила, как ты уехал из города, скитался, как тебе помог какой-то человек.
- Это был странный малый… прямой, открытый, со своей философией. Но вряд ли он верил в кого-то или даже кому-то. Жизнь он видел забавной, нелепой игрой, в которой, как сам говорил, видел искры разумного. Не могу назвать его добрым, но он был добр со мной. Он как-то сказал в начале нашего знакомства: «Я помогу тебе встать на ноги, если хочешь, но не буду решать твои проблемы по жизни… мне не жаль тебя, но ты мне интересен. Не приятно ли видеть, что крыло редкой птицы срослось? Срослось с твоей помощью».
- И гордые люди способны на красивые, щедрые жесты, - вздохнул священник.
- Я и не то, чтоб восхищался им, но его поступок сделал меня чуть человечнее… уравновешенней что ли.
- Быть может, человечнее ты стал, еще придя в участок, будучи не в силах молчать?
- Может.
- Ведь ты знал, что как соучастника тебя посадят. И плевать на явку с повинной, сотрудничество со следствием и прочее. Срок вышел бы солидный в любом случае.
- Да, но вряд ли бы посадили за решетку, скорее упекли бы в психушку до конца дней.
- Многим лучше?
- Да нет, не многим.
- А могли и признать вменяемым. Но дело в том, что идя в участок, ты об этом не переживал тогда. Угрызения совести не дали тебе молчать.
- С запозданием… а жертв могло быть и меньше.
- Или больше, или не быть совсем… оставь, это пустое теперь. Пустые рассуждения. Ты покаялся, я знаю.
- И ты не настаиваешь, чтобы я сдался?
- А кто я, чтобы настаивать?
- Священник.
- Это ничего еще не значит. Ты сам должен решить этот вопрос, не перекладывая на меня. И не только этот, возможно…
Они еще недолго посидели у костра, свет его прыгал по уставшим лицам, касался широких стволов деревьев. Адам снова поднял глаза – вершины деревьев, как всегда, раскачивались.
- …хотя внизу ветра нет.
- Ты о чем? – спросил отец Иоанн.
- Деревья… там наверху.
- Я пройдусь с тобой. Ты как-то неважно выглядишь, - он встал с места, помогая подняться Адаму. – Пора. Я принесу фонарь…


***

Рокси всё еще не спала, когда входная дверь открылась. Она вышла навстречу с некоторой настороженностью, но увидев знакомое лицо священника, вошедшего вслед за Адамом поняла всё.
- Привет, - улыбнулся Адам, делая пару шагов на встречу, растерянно протягивая руки вперед.
- Значит, это ушло? – тихо спросила Роксана, обнимая его, несколько помедлив.
- Да.
- Слушай… я виновата очень, должна тебе рассказать. Я бродила по дому и наткнулась на отстающую доску… случайно совсем, не нарочно, она просто вылетела.
- Ты о деньгах, которые были в тайнике?
- Да… мне пришлось бросить их в камин, сжечь, прости.
- Зачем?
- В какой-то момент мне так сильно захотелось бежать отсюда. Взять эти деньги и бежать. Если бы я не сделала того, что сделала, то именно так и случилось бы…
- Тогда всё правильно, - успокоил её Адам, прижимая к себе. – Всё верно. Тем более, что это еще не все средства далеко…
- Хорошо, если так. Но я не знала, как ты отреагируешь.
- Деньги всё равно нам слабо помогут там, куда мы поедем.
- Всё равно… дай на тебя взглянуть. Ты будто и впрямь изменился.
- Не нравится перемена?
- Да что ты…
- Возможно, я стану теперь еще скучнее прежнего.
- Знаешь, раньше, будто только твоя тень была рядом, а теперь пришел ты сам. Ну, а скука… мне кажется, скучать нам не придется.
- Уверяю, - подал голос отец Иоанн.
- Простите, отец. Даже не поздоровалась с Вами, - попросила Роксана, выглядывая из-за плеча Адама. – И спасибо за все.
- Да я сам не вовремя, понимаю… так, хотел убедиться. Теперь пойду.
- В чём убедиться?
- В вас обоих.
- Я бы хотел чтоб Вы были тем человеком, который нас повенчает… - негромко произнес Адам.
- Ты серьезно?! - Рокси вытаращила на него глаза.
- Конечно… тебе надо подумать? - не переставая улыбаться, спросил Адам.
- Только не стоит делать это ради меня, - остановила она.
- Я хочу, - говорил он уверенно. – Я. Сам.
- Слава Богу, - подытожил священник, он был по-прежнему задумчив. - Я только рад буду.
- А можно?.. можно не ждать завтра? – спросила вдруг Рокси, с детским нетерпением и непосредственностью.
- Всмысле?.. Прямо сейчас? – вопрос  его озадачил.
- Да, я бы очень хотела.
- Итак… посмотрим, что у нас для этого есть.       

Рассветные лучи только начали касаться подоконника, когда они были готовы тронуться в путь. Сборы накануне были недолгими, как недолгим был и их сон в эту ночь. Адам думал о том, стоит ли говорить о дурных новостях, начинающейся охоте на него полицейских, которые скорее всего пустятся следом…
- Надо обязательно взять ту странную икону.
- Какую? – прозвучал вопрос Рокси на фоне шума воды.
- Ту самую. Она висела в углу на кухне вчера, тогда, когда я еще порезался…
- Но… Адам, там нет ничего. И не было…
- Как?
- И сейчас нет. Я не поняла тогда, с чего вдруг ты остановился и смотришь в пустой угол вдруг.
- Да уж. Всё же еще могу удивляться.
- Пойди. Проверь сам.
- Я верю, - согласился Адам, но проверил и убедился – пустой угол был занят паутиной. И больше ничем.
Отец Иоанн еще издалека почувствовал запах гари, подумав, что случилась беда. Сердцу стало спокойнее, когда он увидел их невредимыми возле горящего дома, стоящими лицом к огню. Он не спеша подошел к загруженному пикапу Адама, уже готовому проделать начертанный путь в многие-многие мили.
- Завораживает… - произнес наконец священник, постройка полыхала, как картонная коробка, готовая развалиться в любое мгновение. Он не понимал, зачем понадобилось устраивать пожар, но не стал задавать вопросов. – Слава Богу, ветер дует в противоположную сторону, иначе бы задохнулись.
- Прекрасно выглядите, - улыбнулась ему Рокси. На отце Иоанне была хорошая черная ряса, поверх которой на груди гордо лежал крест. Пламя отражалось в стеклах его очков, становясь еще ярче.
- Я как раз берег эту одежду на такой вот особый случай, – и всё же спросил, не удержавшись. – Скажи мне, тебе не жаль, что горит?
- Чего жалеть-то? Нет… этого, точно не жаль. Слишком мало тут было хорошего.
Дом столь же привычный, сколько и ненавистный терял очертания. Привычный, как старый недуг, как хроническое заболевание.
Но чувство вины, бывшее раньше призрачным и не столь ощутимым, начинало давить всё сильнее. Ложась всей тяжестью ноши на сердце, доводя мгновениями до отчаяния.
Роксана взяла его за руку. Он поднес ее к лицу – снаружи мягкая, нежная, с внутренней стороны кожа была чуть огрубевшей, видимо еще со времен жизни в приюте. Оно было в будущем и к лучшему.
На пальцы каждому из них вчера пришлось надеть обручальные кольца, принадлежавшие когда-то его родителям. Глядя на них, становилось легче. Губы Адама коснулись ее руки и замерли.
- Теперь мы уже точно вместе…
- Да, теперь едины. И телесно тоже. Прости, что не дала тебе сегодня ночью выспаться… - чуть стыдливо произнесла Рокси.
- Но отчего мне так тяжело внутри теперь?.. – еле слышно спросил Адам, стоя неподвижно.
- О чем ты?
- Я о всех тех, кого убил… они будто смотрят на меня из огня. Хотя, быть может, отчасти и заслужили…
- Убийство есть убийство, - спокойно сказал священник. – Даже самый озверевший и взбесившийся несет в себе образ Божий. К сожалению ли, к счастью ли – это так. Ударяя по безумному, ты не попадаешь по безумию, ведь так? Банально это всё говорить… довольно. Давайте ехать.

 
***
…7 лет спустя (вместо эпилога)


Двое в лодке смотрели на фигуры людей, снующих по берегу, и крупных собак, что куражились и лаяли. Они возникли внезапно в этот солнечный день, который совсем не предвещал беды. И среди этой суеты почти безмятежная, будто скульптура, на насыпи стояла Роксана.
Адам с тоской смотрел в сторону суши. Он заметно постарел. Обильная седина усыпала отросшие волосы, которые он привык носить в косе, расплетая лишь изредка. Лицо его также не знало ни бритья, ни стрижки. Настоящий дикарь.
А над отцом Иоанном время было будто бессильно. Он ничуть не изменился со стороны, но только со стороны. Священник чувствовал, как год за годом силы покидают его и это пугало. Пугала, впрочем, не собственная смерть, а судьбы других.
- Плывите! – велел он подросткам, сидящим в соседней лодке. – Сматывайте сети и плывите как можно дальше от берега. Я дам вам знак.
- Ты же знал, - спокойно произнес Адам. – Знал, что этот день рано или поздно наступит.
Они ненадолго умолкли. Ветер трепал подол выцветшей одежды отца Иоанна, смешно взъерошивал редкие волосы. Пара отечных глаз смотрели сквозь очки на Адама:
- Все должно было быть по-другому…   
- Ты священник и говоришь такое?
- Да знаю я. Знаю… ты нужен здесь. Ты нужен этим детям! Пусть они не твои родные, пускай… но вы с женой заботились о них, как немногие смогли бы.
- Они не такие уж дети… я нужен тебе, чтоб помочь устроить общину, - усмехнулся тот в ответ печально и беззлобно, желчи в нем давно не было.
- И это тоже, не спорю, но…
- Ты говорил, - Адам взглянул на небо. Волны усиливались, раскачивая лодку. – Помнишь? Ты говорил, что будет со временем легче.
- И что же?.. Совсем не стало?
- Нет… мне хочется умереть временами, просто не быть… конечно, с одной стороны – хорошие годы, я благодарен за это незаслуженно счастливое время… Ты всё негодовал, что я тебе исповедуюсь в одном и том же, да вот прощения видно нет. И это не стоит на месте. Снежный ком нарастает.
- Бог милостив. Он даст прощение, как же иначе?..
- Он дает его. Да я видимо взять не могу пока.
- Думаешь, тогда сможешь?
- Да… ведь ты же и говорил мне, что я должен сам прийти к этому. Теперь отговариваешь?
- Прошли годы…
- И что? Вина не меряется временем, а я виновен. Боишься, что дела без меня пойдут не так? Ведь, правда?
- Правда... а думаешь легко всё это?
- Где твоя вера, старик?.. – Адам с укором взглянул на священника и вновь сосредоточился на полицейских, стоящих возле воды. Слышалось щелканье карабинов. Роксана о чем-то пыталась договориться с ними, не меняя позы, стоя там же в своём ярко-голубом платье, доходившем почти до пяток. Всё же трудная жизнь в этом забытом людьми месте не смогла лишить её красоты.
- Верую, - твердо произнес отец Иоанн, при этом с трудом сдерживая слезы. – Но… я же человек. Слаб человек, эх… я буду скучать, слышишь?
- Знаю. Я тоже.
- Они заряжали оружие. Тебе лучше поспешить, если хочешь доплыть живым.
- Тем более, если что, вдруг они причинят ей вред.
- Да… или детям.
- Конечно… я пойду. Прощай.
Мужчины обнялись, и священник, благословляя его, отчего-то чувствовал тяжелой свою руку, будто чугунной.
- Ты понимаешь, надеюсь, что пожизненное – это минимум, что тебя ждет? Минимум!
- Так надлежит нам совершить всякую правду, - как никогда тепло улыбнулся Адам, он наконец-то выглядел по-настоящему счастливым. – Прости, если не к месту цитирую, просто вспомнилось. Просто…
И он бросился в воду, почти не подняв брызг. Тут же на берегу грянул выстрел.
- Не стреляйте! Отзовите собак! – крикнул отец Иоанн изо всех сил. – Он сдается! Слышите?! Он плывет к вам! Отзовите собак!