чувство всех чувств

Два человека, Анастасия и Павел.
С разницей в возрасте, но в духовном
плане не имеющие отличий,
их тянуло друг другу, силой тысяч дождей
и самых горячих магнитов. Они лежали на подоконнике, смотря на набережную реки Фонтанки. И вместе, они находились в одном и том же моменте, когда Петербург в середине ноября накрыло потрясающим снегопадом.

Это было чувство всех чувств, искусство в глазах, сердце без тормозов. Павел обратил внимание на её удивительный голос,
который был похож на лепесток луны.
И этот шафран, словно бы шарф, его обволок и пришёлся ему по душе. Этот голос чертовски сильно, незнамо как – хотелось поцеловать. Разум Павла был околдован этой всеобъемлющей красотой.

Их любовь жила на кончиках пальцев, в пространстве между кожей друг друга.
Это был отдельный, тихий язык. Павел узнавал, что Настя обожает, когда он проводит большим пальцем по линии её брови, от переносицы к виску — медленно, словно стирая абсолютно всё пространство вокруг.

Она же, в ответ, могла часами рисовать спирали на его ладонях, и Павел чувствовал, как эти круги проникают под кожу, заставляя биться его сердце как можно быстрее.

Они любили тактильно, как слепые, для которых прикосновение — это и зрение, и речь. Поцелуи были не только губами,
но и плечом, прижатым к плечу в толчее метро, и стопой, нашедшей под столом его ногу. Тепло его щеки, прильнувшей к её спине, когда она готовила завтрак, говорило ей «доброе утро» красноречивее любых других слов.

Соприкосновение их кожи было не просто физическим актом. Это был непрерывный диалог. Шероховатость мозоли на его пальце, встречающая бархат её щеки. Мурашки, бегущие по её руке, когда он просто проводил рукой от запястья до локтя — и он чувствовал, как эти мурашки отзываются эхом в его собственном животе.

В этих прикосновениях не было жадности,
была жадная внимательность. Павел считывал её настроение по тому, как её ладонь лежала в его — расслабленно и доверчиво или цепко и требовательно. Она понимала его усталость по тому, как его плечи поддавались под её массажем. Они строили общий мир из ощущений: из запаха волос, смешанного с запахом дождя за окном, из ритма дыхания, синхронизирующегося во сне, из того неповторимого тепла, которое рождалось точно в середине, в точке соприкосновения их спящих тел.

И прекрасное для них заключалось не в идеальных чертах, а в этой живой, дышащей картографии друг друга. Прекрасным было то, как он считал и выискивал родинки
своими руками на её невероятно эстетическом теле.

Ох, эти родинки и ямочки на щеках,
которые он созерцал каждый раз, как будто впервые. Прекрасной была тяжесть его руки на её талии — якорь, не дающий улететь в тревожные сны. Их любовь была гимном осязанию, медленным, осознанным танцем двух кож, узнавших, что они — не граница, а место встречи. И в этой встрече рождалось чувство всех чувств: покой, безмятежность,
искренность и доверие. Те самые настоящие чувства, которые невозможно также сыграть или подделать.