Адреса Распутина в Петербурге
Распутин пришёл в Петербург в 1903 году, когда ему было 30 с небольшим лет. Здесь же спустя 13 лет он был убит и похоронен, а затем эксгумирован и сожжён. До сих пор многие места в Петербурге, связанные с Григорием, окружает мистическая аура.
В Петербурге Распутин сначала жил в монастырских страннических кельях, затем в меблированных комнатах, которые оплачивали ему «поклонницы».
Первая квартира Григория находилась по адресу Караванная улица, 11. Здесь он снимал комнату в квартире Иоанна Восторгова. Затем была Кирочная улица, 12.
Одно время Григорий жил у инженера Лохтина на Литейном, 37 и у издателя Сазонова на Николаевской улице, 70 (ныне улица Марата). Жил он достаточно скромно — занимал всего одну меблированную комнату.
Первая встреча Распутина с Николаем II состоялась 1 ноября 1905 года. Императорскую семью «старец» в основном навещал в Александровском дворце, куда Романовы перебрались из Петербурга после Кровавого воскресенья.
В 1910 году к Распутину переехали из родного села Покровское две его дочери — Матрёна и Варвара. С помощью своих покровителей отец устроил девочек в частную гимназию.
Осенью 1913 года у Распутина появилась первая отдельная четырёхкомнатная квартира на Английском проспекте в доме 3 генерала-майора Веретенникова, где Григорий прожил до 1914 года.
Сохранилось свидетельство дочери об образе жизни отца: «Свой уклад он не изменил и после приближения к царской семье. Ходил в русской рубашке, шароварах, заправленных в сапоги. Мяса не ел до смерти. Обед всегда состоял из одной ухи, любил редиску и квас с огурцами и луком. Вставал рано, шёл на службу в церковь, возвратившись, пил чай с чёрными сухарями или кренделями. Строго соблюдал пост, ел одни сухари».
Именно в этой квартире были сделаны известные снимки, на которых «старец» восседает за чайным столом в окружении женщин.
Иногда Распутин сажал «учениц» на колени, гладил их по волосам и что-то нашёптывал на ухо.
Среди его «учениц» были и аристократки, и простолюдинки. Никто из них не гнушался лично мыть посуду и обслуживать хозяина квартиры. Иногда он начинал петь, а дамы устраивали вокруг пляски. Многие уединялись с хозяином в его личном кабинете.
Некоторые историки утверждают, что Распутин продвигал идею соединения молитвы и секса и убеждал женщин, что, вступая с ним с половую связь, они отдают ему свои грехи и становятся безгрешными, освобождаясь от плотских желаний.
Он и сам говорил: «Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – Бог не простит, не простит Бог – не станешь к нему ближе, и Он не увидит душу твою».
Но помимо квартир о Распутине помнят и другие адреса в городе.
Казачий переулок, д. 11: Ермаковские (бывшие Егоровские) бани — Распутин часто ходил сюда париться.
Другой адрес — это любимый Распутиным в последние годы ресторан «Донон», располагавшийся на набережной реки Мойки, 24. Сам ресторан находился во дворе и здесь кипела жизнь. В «Донон» ездили гвардейские офицеры, чиновники высших рангов, министры, великие князья, артистическая богема. На втором этаже располагался кабинет для особо важных гостей, где собственно и бывал Григорий.
С 1914 по 1916 год Распутин с дочерьми жил в пятикомнатной квартире на Гороховой, 64, занимая квартиру № 20 на третьем этаже. Построенный архитектором Л.А. Фащевским в 1901-1902 гг., этот дом в то время принадлежал графине Анне Евгеньевне де Лесс.
Как выяснили вскоре вездесущие газетчики, квартиру Григорий Ефимович нанял на своё имя, заключив контракт на год. Найм подобного жилья в столице обычно обходился чуть более 10 тысяч рублей в год. Содержалась она за счет казны. Плату за неё вносил управляющий Императорской канцелярией А.С. Танеев, отец А.А. Вырубовой.
Парадная в квартиру Г.Е. Распутина находилась во дворе. «Здесь уж совсем другой тон, другая атмосфера, – передавал петербургский журналист свои впечатления от посещения квартиры Григория Ефимовича. – Тихая лестница во дворе, скромно обитая красным дверь без карточки. […] Тёмная пустая передняя, за ней крохотная приёмная, уставленная вдоль стен дешёвыми стульями. Никакой помпезности, никакого шика».
«В квартире не было никаких признаков роскоши, – писал побывавший у Г.Е. Распутина весной 1915 г. англичанин. – Ничего, кроме голых крашеных досок, жёстких стульев и простого стола».
«Наша квартира, – вспоминала Матрёна Распутина житьё на Гороховой, 64, – состояла из пяти комнат. Роскоши никакой у нас не было. Всё это враньё, что писалось тогда в газетах про нас. Комнаты наши и обстановка их были самые простые. В столовой стоял у нас стол, обыкновенные венские стулья и оттоманка, самая роскошная вещь из всей обстановки, подарок какого-то Волынского, освобождённого из тюрьмы по ходатайству отца; в спальне отца – кровать железная, американский стол, в котором хранились у отца под замком многочисленные прошения разных лиц, гардероб и умывальник; в кабинете отца – письменный стол, на котором ничего не было, кресло и диван; в приёмной были одни стулья. Только одну нашу детскую мы обставили по своему вкусу: у нас были в ней кровать, кушетка, столик, диванчик, кресла, туалет, гардероб».
«Его дочери, – отмечал очевидец, – имели особую комнату и никогда не заходили в помещения, в которых находились гости. Комната дочерей Распутина была хорошо меблирована и из нее вела дверь в кухню, в которой жили племянницы Распутина, Нюра и Катя, наблюдавшие за его дочерьми. Собственные комнаты Распутина были почти совсем пусты и в них находилось очень немного самой дешёвой мебели. Стол в столовой никогда не накрывался скатертью. Только в рабочей комнате стояло несколько кожаных кресел, и это была единственная более или менее приличная комната во всей квартире. Эта комната служила местом интимных встреч Распутина».
Хорошо знавший квартиру старца Н.Ф. Бурдуков, будучи уже в эмиграции в Париже, замечал: «Пресловутый “деловой” кабинет Распутина, где будто бы принимались сильные мiра сего, был простой маленькой комнаткой в одно окно, выходившее во двор, а из мебели, кроме нескольких венских стульев и маленького, чуть ли не кухонного, стола, ничего больше и не было. Никаких светильников, драгоценных бюваров, богатых чернильниц! […] А ведь, по рассказам, квартира была роскошна, а шуб было несметно – и все собольи!».
Это самый известный распутинский адрес в Петербурге, а сам дом так и называют «Дом Распутина». В доме не было кап ремонта, а на месте его квартиры сейчас коммуналка.
Именно отсюда 17 декабря (30 декабря по новому стилю) 1916 года он уехал во дворец Феликса Юсупова на набережной Мойки 94, откуда больше не вернулся ни живым, ни мёртвым. Рассказывают, что время от времени в бывшей распутинской квартире видят призрак чернобородого мужчины.
Князь Феликс Юсупов
На рождественской вечеринке в доме Юсупова 17 декабря 1916 года Распутину преподнесли пирожные и вино, отравленные сильнейшим ядом. Однако они не подействовали.
Спустя двадцать лет доктор Лазаверт, к чьим услугам прибегали убийцы, признался, что вместо цианистого калия подсыпал Распутину аспирин. А возможно, цианистый калий вступил в реакцию со сладким кремом, и это ослабило его действие.
В течение нескольких часов после приема яда Григорий был все еще жив и не ощущал ни малейшего недомогания. Тогда Юсупов умело отвлек внимание Старца и выстрелил ему в бок из револьвера.
Распутин упал, рана казалась смертельной. Но когда князь вернулся в комнату вместе с сообщниками, «труп» исчез. Как выяснилось, раненый сумел на четвереньках выбраться во двор. Депутату Государственной думы Владимиру Пуришкевичу, присутствующему на вечеринке, удалось догнать Распутина и выстрелить в спину.
Бездыханное тело заговорщики завернули в шубу, положили на заднее сиденье автомобиля, привезли на набережную Малой Невки и сбросили с Большого Петровского моста в прорубь. Когда труп впоследствии вытащили, врач определил, что Распутин, очутившись в воде, какое-то время ещё жил.
Распутина похоронили 21 декабря 1916 года на территории Серафимовского лазарета в Царском Селе, в имении Анны Вырубовой, с которой он был дружен при жизни.
После Февральской революции по приказу Керенского солдаты выкопали гроб с телом Распутина, чтобы тайно перезахоронить его. На ночь гроб спрятали в ящике из-под фортепиано в углу императорской конюшни и 10 марта вывезли на грузовике из города.
С чем была связана причина такого решения в самый разгар масштабных исторических событий однозначного ответа нет. Может лишь предположить, что Керенский считал, что место захоронения популярного старца может стать местом массового паломничества, а где собирается толпа – жди неуправляемого развития событий.
Что случилось с телом затем доподлинно не известно. Существует две версии.
Согласно первой, возле поселка Лесное машина попала в аварию. Гроб вскрыли, извлекли полуразложившийся труп, облили бензином и подожгли.
Гроб вскрыли, извлекли полуразложившийся труп, облили бензином и подожгли
Рассказывают, что, едва тела великого старца коснулся огонь, он привстал в гробу, помахал рукой толпе, собравшейся вокруг, и скрылся в пламени.
В 1995 году между станциями метро «Лесная» и «Площадь Мужества» произошел прорыв подземного плывуна как раз на том месте, где сожгли тело Распутина.
По другой версии, тело несколько дней пролежало в вагоне, а затем было сожжено в топке парового котла Политехнического института. Вскоре на стволе березы, росшей у здания котельной, появились две надписи: «Здесь погребена собака» и «Тут сожжен труп Распутина Григория в ночь с 10 на 11 марта 1917 года».
Третья легенда утверждает, что сожгли не Распутина, а некого мещанина Щетинина, очень похожего на Распутина внешне — это понадобилось для того, чтобы скрыть истинную могилу старца.
Однако на месте бывшего захоронения «старца» в Царском селе до сих пор установлен крест и место считается «особым».
Хлысты;, или христововеры, — одна из старейших русских внецерковных религиозных сект, экстатическая разновидность духовных христиан, возникшая в середине XVII века среди православных крестьян. Самоназвание — «люди Божьи», «Христова вера». В современной религиоведческой литературе как равнозначные используются термины «хлысты» («хлыстовщина») и «христововеры» («христовщина»). Наименование «хлысты» происходит от встречавшегося в их среде обряда самобичевания или от видоизменённого слова «христы», так как официальные духовные лица считали неприличным в названии секты употреблять имя Иисуса Христа.
По мнению П. И. Мельникова-Печерского, хлысты существовали уже при Иване Грозном. Несмотря на то, что в песнях хлыстов есть указания на деяния их учителей ещё во времена Дмитрия Донского и Ивана Грозного, основателем секты ими же считается крестьянин Костромской губернии Данила Филиппович (Филиппов). Предание гласит, что в 1645 году в Стародубской волости Муромского уезда Владимирской губернии, в приходе Егорьевском, на горе Городина, сошёл на землю сам Господь Саваоф, вселился в плоть Данилы Филипповича и дал людям 12 новых заповедей. В дальнейшем Данила Филиппович жил в Костроме и умер на сотом году жизни 1 января 1700 года. Так как по учению хлыстов Господь Саваоф сошёл на землю лишь однажды, то преемники Данилы Филипповича были уже «христами» (помимо «христов»-преемников в каждой общине также были свои «христы»). Первым «христом» стал Иван Тимофеевич Суслов, проживавший в селе Павлов Перевоз Нижегородской губернии. Второй «христос» — Прокопий Данилович Лупкин, живший сначала в Нижнем Новгороде, а позднее в Москве. При «христах» были и «богородицы»: имя первой неизвестно, а вторую звали Акулина Ивановна. В 1716, 1721 и 1732 годах были возбуждены первые судебные дела о хлыстах. По указу императрицы Анны Иоанновны от 7 июня 1734 г. можно судить о популярности христоверия не только среди крестьянства, но и среди «разных чинов людей». В этой «ереси были многие князья, бояре, боярыни и другие разных чинов помещики и помещицы; из духовных лиц архимандриты, настоятели монастырей». Там же отмечается, что имелись целые монастыри, мужские и женские, поголовно уклонявшиеся в хлыстовщину. Существуют гипотезы о связях с хлыстами православных архиереев Досифея Ростовского и Питирима Нижегородского. В 1739 году Сенат постановил выкопать и сжечь тела Ивана Суслова и Прокопия Лупкина, ранее похороненные в Московском Ивановском женском монастыре, в котором они пользовались влиянием среди монашествующих.
Вероятно, движение хлыстов с самого начала не было жёстко централизовано, являясь своего рода ассоциацией независимых общин. Но, начиная со второй половины XVIII века в среде хлыстов появляются обособленные течения, признающие «христом» лишь своего единственного руководителя и чётко отделявшие себя от иных общин:
Примерно в 1770 году возникла секта скопцов, первыми проповедниками которой стали Андрей Петров Блохин и Кондратий Иванович Селиванов. Влияние Селиванова проникло и в дворянскую среду: в 1817 году в петербургском Михайловском замке проходили радения «Духовного союза», созданного Екатериной Филипповной Татариновой.
Отдельные общины хлыстов назывались «кораблями». Они понимались в качестве «внутренней», тайной церкви, в отличие от «внешних» православных церквей.
Корабли были совершенно независимы друг от друга. Во главе каждого стоял «кормщик», называемый также «богом», «христом», «пророком», «апостолом» и т. п. Каждый «кормщик» в своем «корабле» пользовался неограниченной властью и громадным уважением. Также в общине могла быть «кормщица», которая называлась также «восприемницей», «пророчицей», «богородицей», «матушкой» и т. п.
В целом хлысты провозглашали строгий аскетизм, пищевое и половое воздержание. Человеческое тело, согласно их воззрениям, греховно и является наказанием за первородный грех. По некоторым свидетельствам, признавалось переселение душ.
Чиновник и писатель Павел Мельников (Печерский), помимо антисектантских исследований, написал о быте хлыстов в романе «На горах». Исследователи народнического и социал-демократического толка искали в религиозных диссидентах, в том числе хлыстах, опору для борьбы с самодержавием. Философ Василий Розанов написал книгу «Апокалиптические секты: хлыстовство и скопчество» и сам участвовал в хлыстовском общем чаепитии. О своих хлыстовских годах рассказывал поэт Николай Клюев. Описание хлыстовского радения присутствует в третьей части романа Максима Горького «Жизнь Клима Самгина».
Свидетельство о публикации №225120101823
