О той, что стоит во главе всех дорог

     За окном — ночь длинная, клубится беспросветной тьмой... А дождь-проказник назло ей рисует на стекле удивительную историю…

     Когда мир был уже не так юн, но всё ещё молод, на его бесчисленных перекрёстках то тут, то там стали замечать одну старицу. Сидя вокруг своих костров, истинные дети дорог — рома, рассказывали редким путникам, коротавшим с ними ночь, о Владычице дорог, Кела-Вейке, меж собой называя её Дромэнгири.


     Дескать, вышла она из туманов Самбии и пристально следит за всеми тропами мира. И горе тому, кто посмеет попрать её законы. Клеветников, что из зависти порочат ложью чужую стезю, — клеймит позором всплывающей словно из ниоткуда правды. Зазывалам и прочим плутам, по злому умыслу заманивающих в сети простака, — расставляет ловушки, удачу отнимая. Менял, обманом отбирающих у страждущего последний грош, — лишает всего, что дорого. Не спасут ни горы золотые, превратившись в прах, ни заморские пристанища, став темницей для отверженных ей. И нести их роду — страшное бремя до седьмого колена, пока потомки их благими делами от грязи не отмоются. А нечестивцев, дерзнувших прервать предназначенный кому-то путь — карает несравнимо суровее. И обернётся в сей же час тот путник нерадивый застывшим стражем в камне молчаливом! Сколько же их по земле раскидано в назидание другим – не сосчитать. Но глупцов оттого не уменьшилось, а число камней тех растёт день ото дня….


     Являет себя Владычица скитальцам, да и то лишь избранным ею. А чтобы снискать её милости, надобно, не лукавя, искать света во тьме. 


     О её приближении неизменно возвещает таинственный звон колокольчиков. Не идёт по земле — парит над ней, скрытая под тёмным покровом, что из вечности соткан, звёздной пылью расшит и ветрами овеян. И прежде чем узреть её воочию, конь под седоком взвивается, а на пешего падает тень. В руках — посох, испещрённый развилками, что перекрыты все до поры. А ежели снизойдёт до беседы и после лик свой откроет, знать, выведет на верную тропинку, и мечущаяся в поисках душа вскоре обретёт то, к чему так долго стремилась…


     И будто бы раз в столетие, когда грань между днём и ночью истончается, а ведьмы на своих шабашах бахвалятся содеянным злом, Кела-Вейке приходит в Роминтенскую пущу. Там, среди ветвей древнего дуба, ждут её хранительницы корней Варни, коих она создала из трёх священных желудей, омытых чудодейственной росой, освящённой семью ветрами и светом тысячи звёзд.


     Вместе с Варни, ведающими прошлое, настоящее и грядущее, Кела-Вейке вопреки всему вершит таинство: сверяя ход Времён, прокладывает на скрижалях Судьбы новые дороги для тех, чьи помыслы чисты…


     И в каких бы краях ни кочевали таборы рома, они, владея сотнями языков, всюду нарекали Кела-Вейке по-разному. Как семена, разносимые ветром, падали те имена на благодатную почву разных народов, прорастая в иных образах, но с единым корнем. И пусть они кому-то покажутся лавиной незнакомых звуков, но в каждом из них бьётся один и тот же ритм — ритм Её шагов по Дороге мира.


     Потому и отшельники Поднебесной, блуждая в лабиринтах ущелий в поисках бессмертия, шептали имя Ту-Нян-Нян.  Самураи, дабы не растерять ясность в служении великим идеалам оставляли для Саэ-но Химэ монетки на заветных камнях. А просветлённые Бхарата, благословляя мудрость Марга-Дэви, устилали землю ковром из благоуханных лепестков, где пронзительная синева одних цветов сплеталась с огненными всполохами других.


     Воины имохаг — синие призраки Великой пустыни, внезапно застигнутые в зыбучих песках слепящим самумом, почитали Итри-Эсси, позволяющую им не задохнуться в песчаном аду. И никто не знал, какая из звёзд светила им сквозь сомкнутые веки, даруя надежду выбраться из смертоносной пелены — четыре ярких огня, слившихся в единый, или та, что сияет, подобно глазу небесного барса? А охотники абиссинского нагорья — амхара, забредавшие в знойные саванны, возносили хвалу Мэнгэд-Энат, оберегающей от, казалось бы, неминуемой встречи с ядовитой змеёй, притаившейся в траве.


     На изумрудном острове Эрин, где вересковые пустоши и золото дрока перемежаются с седыми валунами, эхо и поныне доносит из глубины минувших дней с вершин холмов голоса гэлов, что взывали к Бандэ Ротай, заклиная вложить им в руку путеводную нить. Проводя в дремучих лесах Альбиона обряды, друиды слагали гимны в честь Слигу-Текос, чья невидимая сила вела их к сердцу магии, скрытой от посторонних глаз в древесной коре. А франки, затевая очередной поход, уповали на Веж-Хайм, что вернёт их к родному порогу.


     Признавали могущество её и русичи, что издревле селились на землях от студёных поморских берегов до жаркого хвалынского взморья. Чтоб грозящая беда обошла стороной, выходя за порог избы, они оставляли на крыльце крынку молока, ломоть свежего хлеба и читали заговор: «Путеюшка-кудесница, подношение прими, от кривых стёжек отведи, а по прямой в белый свет выведи! Не дай на уговоры лиходеев поддаться, в поле к полуднице попасться, в топях у кикиморы остаться, в лешачьих силках оказаться, да у омута на зов водяного отозваться!» А затерявшиеся в Межозерье вепся полагались на Тэдьему, что не давала заблудиться там, где небо сливается с водой, а тропа может оборваться в чаще навсегда.


     И то лишь малая толика всех имён Кела-Вейке, но суть её не утратилась и не исказилась в веках.


     Поговаривают, что стараниями ведьм память о ней почти истлела. Да только не искоренить её до конца. В калейдоскопе сотен, а то и десятков тысяч своих имён и каменных столбах — немом предостережении живым от безрассудства, — Кела-Вейке восстаёт из забвения в тишине дорог. Ибо дороги есть везде, где бы ни ступала нога человека, а стало быть, и та, что над ними незримо властвует.

Здесь нет сложных загадок.
Нет ни правды, ни лжи.
Это лишь одна из догадок,
Как однажды рождается миф.



Автор с глубочайшим почтением относится ко всем культурам, чьи образы и языки вдохновили его на создание этого текста. Сам текст является художественным вымыслом, где каждый народ, упомянутый в нём, представлен автором как возможный носитель своего уникального видения почитания единого архетипа «Владычицы дорог». Все имена и образы архетипа являются художественной реконструкцией и стилизацией.
Автор ни в коей мере не претендует на точное отражение реальных исторических или религиозных практик и выражает искреннее восхищение богатством культурного наследия человечества.