Интересная квартира

               

            
1
Квартира, в которую я пошла после отпуска, находилась в Тель;Авиве, возле театра “Абима”, на маленькой тихой улочке, притаившейся за новыми высокими зданиями и спрятавшейся от шума оживлённой магистрали. Здесь все дома были трёхэтажные, вокруг каждого – небольшой палисадник. Я заглянула в записную книжку. Да, вот он!  Широкое крыльцо в три овальные ступеньки, каждая из которых была меньше следующей, массивная дверь с потрескавшейся краской цвета терракота, разделённая на множество маленьких прямоугольных окошек. Открываю. На полу дверью протёрт полукруг. В углу ; развесистый фикус. Пахнет старостью и тушёной с черносливом говядиной. Не той затхлой старостью, которой пахнут давно сложенные в шкафу вещи, а тёплыми воспоминаниями о прошлом, каким бы оно ни было. Я бывала в таких домах. Мне всегда хочется, чтобы живущие здесь люди оказались приятными интеллигентными старичками. Хорошо сидеть с ними за вечерним чаем и слушать их рассказы о молодости, о том, как они познакомились, поженились, как росли их дети…
Нужная мне квартира была последней на третьем этаже, под крышей. На лестничном марше перед ней – вазоны вразнобой на каждой ступеньке. Сбоку от двери на стене горшок с хойей, которая расцвела розовым восковым соцветием. Звоню. Внутри раздаётся переливчато;журчащая трель соловья и цокот собачьих когтей. Открывает очень высокий мужчина.
- Шалом, я Габи.
- А, шалом, Габи, заходите. Руди, Джери, не мешайте! – обратился он к подбежавшим знакомиться спаниелю и пинчеру. - Воду, лимонад, кофе?
- Лимонад. Спасибо.
Хозяина звали Ефим. Он жестом пригласил меня направо, принёс мне стакан минеральной воды с ломтиком лимона, веточкой мяты и кубиком льда, себе взял кофе в маленькой марокканской чашечке и сел напротив меня за стеклянным столиком на витых металлических ножках. Комната была настолько заставлена, что легко было представить, сколько синяков набили себе бывшие хозяева, протискиваясь между креслом, комодом, столиком и диваном. Она создавала впечатление лоскутного одеяла: комод синий, обивка на диване бордовая, скатерть на круглом стеклянном столике действительно сшита из бордовых, синих, зелёных, жёлтых и золотых лоскутов, настолько маленьких, что из-за множества толстых швов стакан стоял, как Пизанская башня. Шторы на окне из бордовой органзы с золотой бахромой, кресло с голубой обивкой. Но и это ещё не всё. На комоде, перед зеркалом красовалась зелёная пузатая ваза с искусственными полевыми цветами, покрытыми видимой невооружённым глазом пылью. Несколько стаканов с цветными свечами в них и фигурками из папье-маше. С дверных проёмов и оконных рам за нами наблюдали деревянные, выкрашенные белой потрескавшейся краской, ангелочки.
- Итак, какой Вы хотите видеть эту квартиру? – спросила я, - Нет, пожалуй, так: Вы действительно хотите что-то здесь изменить?
“Почему я задала этот вопрос? Конечно, хочет, если меня пригласил. Глупо. А, я же думала о том, что в таких квартирах живут интеллигентные старички, а они обычно ничего менять не любят, для них вещи дороги, как память.”
- Во-первых, давай сразу на “ты”, - перебил мои размышления Ефим. - Во-вторых, не что-то, а почти всё.
- Если это не секрет, почему?
“Какое моё дело, почему? Моя работа – узнать, чего хочет клиент, а не почему он хочет изменений.”
Но Ефим и на этот раз ничем не показал своего возмущения.
- Мне нужно больше простора и более спокойные цвета.
- Кто здесь будет жить кроме тебя и каковы твои пожелания к обстановке?
- Здесь буду жить я один. Мне важнее всего хорошо освещённый, удобный письменный стол и два книжных шкафа. Это главное, остальное будем обсуждать.
Я осмотрелась и прикинула кое-что в уме.
- Покажи мне вторую комнату.
Мы направились в ту, часть которой я видела от входной двери.
Да, цвета здесь действительно были, мягко говоря, необычные. Не то, чтобы плохие, но на любителя, постоянно жить среди них не каждый сможет. Стена напротив двери издалека, из коридора, показалась мне ширмой, за которой комната продолжается и заканчивается окном во весь торец. Ширма была двухцветная: нижний слой покрашен охрой, поверх охры -  ярко-жёлтым, а потом затёрт и размазан для эффекта старины, будто краска облезла. На фоне охры выглядывали две из трёх свечей нарисованного подсвечника. Я подумала, что это ширма, потому что она была не до потолка. Над ней было видно верхнюю часть окна. На самом же деле это была имитация. Настоящее окно было посередине стены, а вокруг него нарисована рама, в такие вставляли старинные зеркала. Впечатление ширмы создавала ещё одна имитация – три волнистых попугайчика, сидящих будто бы на её краюшке, свесив хвостики. Все части окна были закрашены в такой же технике лазурным и серым цветом. Делал ли это профессиональный художник или человек, взявший кисть в руку впервые в жизни, понять было трудно. Торцом к этой жёлтой и спинкой к другой стене стоял диван чуть темнее цвета нарисованного неба. На небесном диване, как солнышко, лежал тот самый рыжий спаниель и играл в гляделки со стоящим на полу иссиня-чёрным, чуть больше карликового, пинчером с рыжими лапками. У другой стены, боком к ней, прижалась полуторная кровать с такими же металлическими ножками, как у журнального столика и набалдашниками. Судя по тому, что она была здесь, эта комната считалась спальней. Посреди комнаты, как-то неуместно на мой взгляд, буквально втиснут небольшой прямоугольный стол точно в цвет стены-ширмы, который мешал открыть дверцу трёх дверного шкафа. На столе белая подставка в греческом стиле и на ней куст с белыми цветами, похожий на жасмин. В маленьком забавном горшочке какое-то небольшое растение с круглыми листочками и аглаонема с шевелюрой бордово-зелёных листьев на длинном стволе. На подносе, настолько в цвет стола, что его трудно было рассмотреть, лежали два плода инжира и декоративная тыковка. Рядом на белой ажурной, будто отороченной кружевом, конфетнице ; несколько фиников, лимон и пара-тройка изюмин. Зачем-то днём горели свечи на тройном подсвечнике, похожем на тот, который нарисован на стене-ширме. Мне даже показалось, что тот, что на стене – это его тень.
- Мда, теперь я понимаю, почему тебе нужно больше простора, - с улыбкой сказала я. – Давай присядем и посмотрим каталог цветов для начала. 
Потом я сделала с десяток фотографий с разных ракурсов, мы договорились о следующей встрече и попрощались.

2
Я с удовольствием работала весь остаток дня. Сперва описала в блокноте все свои впечатления о квартире. Описывать хозяина было трудно, да я его особо и не рассматривала. Высокий, стройный, лет сорок плюс, волевое лицо с отпечатком не то растерянности, не то разочарования. В этом неопределённость: так он волевой или мягкий? Он такой всегда или только сейчас? Да, и скрытое раздражение я тоже увидела. Это реакция на мои дурацкие вопросы или я тут совсем ни при чём? В тот момент, когда я сама себе объясняла, зачем их задавала, мне хотелось объяснить это ему, чтобы он не подумал, что я сую нос не в своё дело. Кому понравится, когда чужой человек пытается выяснить, почему ты хочешь изменить свою квартиру? Но, собственно, а что тут такого? Я же должна понять, что ему здесь не нравится, почему он её купил такую, которую надо переделывать? Как переделывать? Мы обсудили только цвета. Я люблю с такими работать: приглушённый зелёный, охра, тёплый коричневый и немного золота или меди (он скривился при этом моём предложении добавить золота, но согласился, будто уступил).
Затем я составила список вопросов, которые должна была задать при первой встрече, но не смогла. Почему? Скорее всего, именно потому, что за его почтительностью не почувствовала заинтересованности. Его мысли были далеко и мне было от этого неуютно. У него самого, скорее всего, не было конкретных желаний, а было безразличие, мол, сделай что-нибудь по-другому, не могу здесь находиться. 
Утром я позвонила и мы договорились о второй встрече сегодня в половине четвёртого. Когда я припарковалась в конце улицы и вышла из машины, Ефим окликнул меня, но сперва я не поняла, откуда. Оглядевшись, увидела его переходящим через улицу. Он возвращался с прогулки с собаками. В его лице была всё та же озабоченность и отчуждённость. Ефим открыл передо мной дверь, отстегнул собак. Они побежали вперёд, а он пошёл за ними, оставив меня позади, как и положено мужчине на лестнице.
- Это твои вазоны? – спросила я, проходя мимо полу засохших алоэ, герани и фиалок.
- Нет. Их пора выбросить.
- Ты не любишь вазоны?
- Я не люблю заброшенности. Во всём. В растениях, в отношениях, в работе, в жизни. В то, что любишь, надо вкладываться. Сами по себе растут лишь деревья, да и то каждое в своих условиях.
Мне понравилось эти слова.
Ефим открыл дверь квартиры, собаки ворвались первыми в кухню и стали жадно лакать воду. Я ушла в гостиную и слышала, что хозяин, на этот раз не спрашивая, снова уйдя в себя, насыпал кофе в турку, залил водой и поставил на газ. На журнальном столике стояла вазочка с жареными кешью и сморщенным драже, по-видимому, изюмом в шоколаде. Когда кофе вздыбился пенкой, Ефим снял его с огня (это слышно было по шипению, обожаю этот звук), размешал, разлил в чашки через ситечко и поставил их на стол.
Когда я вынула планшет, блокнот и ручку, Ефим посмотрел на блокнот внимательно и даже немного удивлённо.
- Вот, я уже кое-что набросала, но это на мой вкус. Мне надо задать тебе несколько вопросов, чтобы точнее понять, каких изменений ты хочешь.
- Спрашивай.
Каждый ответ я записывала в блокнот, а Ефим следил за тем, как я пишу, то и дело переводя внимательный взгляд на меня, как таможенник, сверяющий лицо с фотографией в паспорте. “Он что, проверяет, правильно ли я записываю или обращает внимание на то, на каком языке я пишу?” Я предложила ему посмотреть на планшете мои прошлые проекты, чтобы он, может быть, выбрал что-нибудь, близкое ему по вкусу, но при каждом слайде он отрицательно крутил головой. Тут зазвонил его сотовый. Ефим посмотрел на экран, моментально помрачнел, извинился, взял телефон и вышел в другую комнату. Дверей в комнатах не было, только проёмы и я подумала, что надо спросить его, устраивает ли его это. Ефим подошёл к большому окну очень близко, буквально уткнувшись в стекло. Я не могла разобрать ни слова, но слышала, что разговаривает он очень зло и раздражённо. Около пяти минут он молча слушал, а потом холодно и чётко проговорил: 
- Feci quod potui faciant meliora potentes! Ты сама всё решила, незачем теперь со мной советоваться!
Я почувствовала себя совершенно лишней. Ефим вернулся, резко сел на диван, опрокинул в рот остывший кофе, будто это была водка.
- Я не успел пообедать сегодня. Может, спустимся в кафе?
- Мне кажется, тебе лучше побыть одному, а я приду в другой раз. Может, у меня будут новые идеи.
- Ой, да не надо ничего придумывать! – безразлично и немного раздражённо ответил Ефим. ; Делай на свой вкус, но с учётом того, что я уже сказал и постарайся сделать расчёты, чтобы я смог распланировать расходы заранее. А сейчас составь мне компанию, потому что если я останусь один, то напьюсь, а у меня завтра ответственный день.
Я сомневалась. Мне не хотелось быть ни спасительницей, ни психотерапевтом или исповедником.
- Габи, не надо долго думать. Я голодный. Пойдём, - почти приказал Ефим.
Я нехотя закрыла планшет, сложила его в сумку с блокнотом и поднялась.
- Оставь, мы ещё вернёмся.
“Чёрт побери! Он уже всё решил за меня! И что я пойду с ним, и что потом вернёмся! Я здесь по работе, почему я должна сопровождать его? Голодный? Пусть сам идёт в кафе, я-то тут при чём?”
- Габи, ну же! Какие проблемы? Деловые люди часто назначают встречи в кафе.
Когда мы спустились, уже начал накрапывать дождь. Я хотела раскрыть зонт, но Ефим сказал:
- Моего достаточно, – и нажал на кнопку. Раскрылся большой крепкий синий зонт.
- Держись, – предложил он согнутую в локте руку.
“Почему мне неуютно? Я впервые после развода иду под руку с мало знакомым мужчиной. Он так свободно со мной обращается, прямо фамильярно.”
Кафе находилось за углом, но там была только кондитерская. Ефим предложил перейти через дорогу, в пиццерию. Он заказал пиццу с грибами и моцареллой и бутылку колы.
- Не Бог весть что, но сытно, - сказал он, подавая мне четвертинку на кусочке картона.
Я по-прежнему чувствовала себя скованной и Ефим это заметил.
- Я тебя подавляю? – спросил, внимательно взглянув мне в лицо.
Это прозвучало как-то свысока. От этого вопроса мне стало ещё хуже. Я и сама не понимала, почему вдруг исчезла моя уверенность в себе. Даже не уверенность, а свобода.
- Ну давай, что ли, чокнемся колой и представим, что это вино.
- Вообще-то я не люблю колу.
- А, ну что ж ты раньше не сказала! Взять воду?
- Да, без газа.
Ефим принёс бутылку минеральной, налил себе и мне и потянулся своим бокалом к моему.
- Давай выпьем за успех нашего проекта!
“Что-то он резко повеселел. Только что готов был рвать и метать, напиться, а тут такой рубаха-парень.”
Я глотнула воды, откусила пиццу и ответила:
- Исходя из того, что ты позволил мне делать всё по моему вкусу, это проект не наш, а мой.
Ефим лукаво посмотрел на меня.
- И как ты к этому относишься? Это даёт простор для фантазии или ты боишься мне не угодить?
- Первое. Если не понравится, сам будешь виноват. Если придётся переделывать, то за твои деньги.
Когда Ефим заговорил на тему работы, я сразу расслабилась и осмелела.
- Ты меня напугала. Я ненавижу переделывать.
- Да, я тоже. Поэтому и хотела обсудить всё подробно. Ведь во всё, что любишь, надо вкладываться.
Ефим посмотрел на меня с внимательным прищуром.
- Да. – вздохнул он. - Только отдачу не всегда видишь, - и задумался.
Было понятно, что это не о работе. Мне снова стало неловко. Повисло молчание. "Cейчас начнёт поверять мне свои тайны. Не хочу, не позволю! Я не психолог. Самой бы кто подал!”
- Да, ; будто очнувшись, сказал Ефим, - вкладываться надо хотя бы для того, чтобы быть честным с самим собой, а уж как эти старания проявятся – это не всегда от нас зависит.
Я подумала, что понимаю, о чём он.
- Ты давно этим занимаешься? – продолжил Ефим, а я, довольная тем, что он не начал изливать свою грусть-тоску, с радостью села на любимого конька.
Так, слово за слово, мы доели пиццу.
- Стемнело, - заметила я, - давай вернёмся и хотя бы что-нибудь прикинем, чтобы я поняла, в каком направлении двигаться.
- Согласен.

3
Вернувшись  к себе домой, я первым делом нашла перевод латинской фразы, которую Ефим так чётко и зло сказал женщине, скорее всего, бывшей жене, по телефону. “Сделал, что мог и кто может, пусть сделает лучше.” Красиво. Именно то, что он сказал в кафе про честность перед самим собой. Мне нравится такой подход. А ко мне можно применить эту фразу? А, даже не хочу рассуждать на эту тему!
Я составила список изменений в блокноте, а потом смоделировала это на компьютере.
Назавтра снова позвонил Ефим и сказал, что ему надо уехать на две недели за границу. Я настояла ещё на одной встрече, хотела рассказать ему о том, что конкретно собираюсь менять и дать приблизительную цену.
Собак в квартире ввиду предстоящего ремонта уже не было. Ефим был максимально сосредоточен на своих сборах. Слушая меня, он то и дело записывал что-то в блокнот, вставал, брал что-то из шкафа… После того, как он отвлёкся на телефонный разговор, я спросила:
- Мне уйти?
- Почему? – рассеянно спросил он, но до него тут же дошло. – А, извини. Поездка не была запланирована заранее, поэтому собираться надо срочно.
- Удели мне минут пятнадцать-двадцать, а когда я уйду, спокойно займёшься сборами.
- Да. Ты права.
Ефим сел напротив, но сел так, что чувствовались его нетерпение и готовность вскочить в любой момент.               
Я перечислила ему, что собираюсь делать и сколько это будет стоить. Единственный момент, когда он был более-менее внимателен, это когда я показывала образцы красок для стен и обивки мебели. По его лицу пробежала довольная улыбка. Одобрил. Всё остальное по-прежнему слушал рассеянно и безразлично. Выписал чек на завтрашнее число, дал мне ключи и попросил начать ремонт как можно быстрее.


4
На следующий день, сразу после отъезда Ефима, я пошла в его квартиру, чтобы в спокойной обстановке рассмотреть детали. Меня удивило то, как я себя почувствовала, когда сама открыла дверь и вошла. Впрочем, это ощущение началось ещё с улицы. Я припарковалась во дворе, вдруг заметила, что не присматривала место для парковки, а заехала сразу, как к себе домой. Удивилась, что одновременно присутствует во мне понимание того, что здесь я на работе с ощущением, будто мне здесь всё давно знакомо. Поднялась, вынула из сумочки два ключа и с первого раза свободно провернула оба в замочных скважинах. Открыла дверь, зашла, взяла два пакета для мусора, спустилась и собрала в него горшки с засохшими цветами. Тут хлопнула дверь снизу, заскрипели старые деревянные поручни и показалась маленькая старушка, смотрящая вверх. Она заговорила на иврите.
- Извини, ты кто?
- Я – дизайнер. Меня наняли для ремонта квартиры.
- А, значит, будет шум и пыль.
- Я сожалею.
-Вижу, вазоны ты уже выбросила.
- Да, они же сухие.
- Так за ними некому было ухаживать. Тут же соседи давно умерли.
- В обеих квартирах?
- Да. И тётя Ефима, и её соседи.
Мне стало неловко, что старушка разговаривает со мной, задрав голову и я предложила:
- Хочешь зайти? Попьём чаю или кофе, побеседуем.
- С удовольствием.
Старушка медленно, ненадолго останавливаясь и кряхтя на каждой ступеньке, поднялась на этаж.
- Что ты будешь пить?
- Нескафе.
Себе я тоже сделала растворимый, чтобы не возиться. Старушка была именно из тех, которых я любила – живая история. Она рассказала, что Ефим получил эту квартиру в наследство от одинокой тёти, сын которой живёт в Канаде, очень обеспеченный человек, а муж умер несколько лет тому назад. Она думала, что Ефим рассчитывает сдавать эту квартиру, потому что у него, вроде бы, есть семья, а эта квартира для троих человек маловата. Я не стала говорить ей, что он намеревается жить в ней один. Во-первых, это не моё дело, а во-вторых, я и сама не знаю, насколько это правда. Старушка немного рассказала о доме и его обитателях, о тёте Ефима, с которой они ходили в театр, в кафе, а их мужья любили поиграть вместе в нарды. Тем не менее, она не была слишком разговорчивой и, допив кофе, пожелала удачи, попросила, чтобы мастера убрали подъезд после ремонта и ушла.

4
В первый день я покрасила металлические ножки и набалдашники, зная, что сделаю это лучше ремонтников, у которых и так было много работы. Я объяснила им, что надо делать. Мы вместе поехали в строительный магазин, выбрали и закупили необходимое.
Через две недели позвонил Ефим, уже из Израиля и поинтересовался, как продвигается ремонт. Меньшая комната была почти готова, в ней надо было повесить шторы, снять плёнку с мебели и помыть пол. Мы начали с неё, потому что здесь было меньше всего работы, а потом закрыть её и делать более глобальные вещи. Я сказала, что завтра во второй половине дня я смогу показать ему результат и мы договорились о встрече.
Мастера укрепили карнизы, и я повесила шторы и вызвала уборщицу сделать влажную уборку. Потом поочерёдно села то в одно кресло, то в другое, потом отошла к двери, чтобы осмотреть комнату со всех ракурсов. “Всё-таки, я – молодец! Красиво получилось. Будет жаль, если ему не понравится, но цветовую гамму я выдержала, а остальное он отдал на откуп моей фантазии, так что пусть попробует фукать.” Я закрыла дверь, положила у порога влажную тряпку, чтобы в готовую комнату не проникла пыль и вышла купить пирог по просьбе дочери.

По дороге я зашла в магазин женской обуви и выбрала себе элегантные тапочки на танкетке под цвет домашнего костюма. Следом за ним был цветочный. Я бы прошла мимо, потому что одна рука уже была занята сумкой с обувью, а вторая нужна была для зонта на случай дождя, которым уже пахло в воздухе. Прошла бы, если бы не увидела внутри мои любимые ещё не раскрывшиеся белые лилии. Не устояла, зашла и купила три штуки. Так, с сумкой через плечо, пакетом в одной руке и лилиями в другой, я, наконец, зашла в кондитерскую чуть дальше по улице. Оно было уютным и запахами, и дизайном, и музыкой. Играл ненавязчивый джаз. Касса с витринами находилась напротив входа, а небольшой зал столов на пять – справа от неё. Лишь за несколькими столами сидели люди, насколько мне было видно боковым зрением. Я уже рассчиталась и хотела выйти, как вдруг услышала, что меня кто-то зовёт. Удивлённо оглянувшись, я увидела Ефима, который привстал и махал мне рукой. За одним столом с ним, пока что боком ко мне, сидели мужчина и женщина.
Странная штука – самообладание. Иногда приходится долго подготавливаться к ситуации, которая может сложится, проигрывать разные варианты, разные ответы. И вот ты, казалось бы, во всеоружии и готов к любому повороту событий, а самообладание подводит в самый решающий момент и все твои продумывания и репетиции ответов и реакций летят в тартарары. Но бывает наоборот: человек совершенно не ожидает неприятной ситуации, но когда попадает в неё. то ведёт себя так, будто он всё заранее продумал. Когда я подошла ближе, Ефим радостно сказал:
- Привет, Габи познакомься, это…
Но я уже увидела, кто сидел напротив него и продолжила:
- Алик.
Ефим растерянно посмотрел на своих собеседников. Фаина (новая жена Алика) повернулась ко мне и злобно посмотрела на меня. Алик вздрогнул и напрягся.
- Так вы знакомы? – растерянно спросил Ефим.
- Ещё бы! – к своему собственному удивлению легко и задорно ответила я, - Этот интересный мужчина совсем недавно предлагал мне стать его любовницей.
- Что ты несёшь! – возмутился Алик.
Теперь Фаина зло посмотрела на него. Я засмеялась красивым стервозным грудным смехом (это, наверное, от нервного спазма в горле), а потом обратилась к Ефиму:
- Я могу подождать тебя максимум полчаса. Сегодня моя дочь приезжает из армии на шабат, мы хотим поужинать вместе.


5
Запоздалую нервную дрожь я почувствовала только когда я вышла на улицу. Ноги подкашивались. Мне показалось, что я сейчас потеряю сознание, но вышла я спокойно и с достоинством, как смертельно раненый Меркуцио. Прохладный ветер и первые капли мелкого моросящего дождя привели меня в чувство. Зонт не открывала – руки были заняты. Вошла в квартиру и поставила лилии в пузатую вазу, которая раньше была занята серыми от вековой пыли искусственными цветами. Рабочий выглянул из почти готовой спальни.
- О, хорошо, что ты пришла! Мне тут надо кое-что уточнить.
- Сейчас должен прийти хозяин. Обсудим всё вместе.
Я включила чайник. Заглянула в комнату.
- Семён, чаю хочешь?
- А к чаю есть что-нибудь?
- Свежие булочки с творогом.
- Хочу.
Пока я заваривала и разливала чай, пришёл Ефим. Он вопросительно на меня поглядывал и не знал, что сказать.
- Ну заходи, осмотрись, - по-хозяйски сказала я, указав на спальню и крикнула в сторону гостиной:
- Сёма, мой руки, чай готов! – а потом обратилась к Ефиму, - я на тебя не готовила, ты же кофе пил.
Он угрюмо ответил:
- Не успел.
- Так сделать? – непринуждённо спросила я.
- Нет, совсем не хочется, - так же угрюмо ответил Ефим, не сдвинувшись с места.
Я подошла поближе к двери, театрально распахнула её и жестом пригласила:
- Ну, принимай первую часть работы!
Он увидел роскошную (без ложной скромности) комнату в мягких, но не скучных, пастельных тонах. Стены песочного цвета с молдингами, внутри которых были бра, потолочные карнизы под бронзу. Два кресла с гобеленовой обивкой в бежево-коричневой гамме. На окнах шторы бутылочного цвета, подхваченные бронзовым шнуром с кистями и тюль песочного цвета. Старый синий комод, кресло и диван я продала в комиссионку и купила два новых кресла, письменный стол и новый книжный шкаф, такой высокий и вместительный, что второго не понадобилось, да и места для второго не было. Люстра в том же стиле, что и бра. Стеклянный столик перенесла в другую комнату. Большой аристократичный письменный стол поставила напротив второго окна, выходящего в сад. Я купила его в той же комиссионке и сама реставрировала. Кофейного цвета, с выдвижными ящиками по обе стороны от стула. На нём – лампа под зелёным, поворачивающимся, абажуром. Таким образом свет был напротив стола и днём, и вечером. Было видно, что Ефим был восхищён. Он перевёл восторженный взгляд от стола на меня, потом подошёл к нему и сел, гладя его обеими руками, будто не веря, что это – его вещь, поочерёдно выдвигая и задвигая все ящики. Включил настольную лампу. Повернулся на стуле.
- Габи, прекрасная работа! Я в восторге! Стол – мечта!
- Рада, что угодила.
- Денег хватило?
- Пока да. Я покажу тебе все квитанции.
- Я тебе верю.
- Деньги любят счёт, а не доверие.
В приоткрытую дверь заглянул рабочий и обратился к Ефиму:
- Я прошу прощения. Зайдите ко мне, надо кое-что обсудить.
И тут же зазвонил мой телефон.
- Алло… Конечно, помню, роднуля!.. Да, маковый, как ты просила… Почти закончила… Думаю, минут через сорок, если пробок не будет.
Мы зашли в комнату, в которой уже были помыты стены, вставлены новые розетки и выключатели и зашпаклёваны трещины. Ефим огляделся, поговорил с Семёном. Через четверть часа я извинилась и сказала, что должна уйти.
- Мы поговорим завтра? – спросил Ефим.
- Так вроде на этом этапе мы всё обсудили, - удивилась я.
- Ну… я не только о работе хотел поговорить.
“Это ещё зачем?”
- Я думаю о том, что произошло в кондитерской.
-Ну, чтобы не ломал голову, Алик – мой бывший муж, а Фаина – его сотрудница и новая жена.
- Это я уже знаю. А то, что ты ему сказала – правда?
- Зуб даю! – с напускной лёгкостью сказала я и успела заметить, что по его лицу пробежала злость с лёгким оттенком брезгливости. -  Ну, я побежала. До свидания!

6
Дочка к моему приходу уже приготовила салат и испекла картошку в духовке. Я вынула пирог, налила вино в бокалы. Дочка рассказывала, как прошла неделя. Я смотрела с восхищением на свою солдатку, но спустя какое-то время она замолчала, вглядываясь в моё лицо. Я спохватилась.
- Почему ты замолчала? Я слушаю, рассказывай.
- Не слушаешь. У тебя всё в порядке?
- Да, сегодня меня очень похвалил хозяин квартиры, которую я переделываю.
- Не вижу радости в глазах. Папашка звонил?
Скорость мысли никто не измерял, но за одну минуту молчания в памяти может вплыть событие, на описание которого уйдёт полчаса. Сейчас, при слове “папашка”, сказанном пренебрежительным тоном, я вспомнила, тот день, когда дочка вернулась домой и, хлопнув дверью, сказала: “Я больше к ним не пойду!” Дело в том, что муж сотрудницы Алика работал на хлебозаводе. Им официально было разрешено брать одну буханку в день и однажды, когда мы были у них в гостях, он предложил делиться с нами. Я считала, что нам это совершенно не нужно, но Алик сказал, что надо принимать добро. Дочке было поручено ходить к ним за хлебом, иногда она задерживалась и играла с их девочкой. Так вот, я подумала, что отказ дочери – это лень или подростковый бунт, отругала её и сказала, что это – её обязанность, как у взрослых – ходить на работу. Она стояла на своём и наотрез отказалась, а я не стала настаивать, потому что для меня с самого начала это было ненужно.
В тот период у нас с мужем как раз начался пресловутый кризис среднего возраста. Однажды, на следующий день после очередной ссоры мы молча поужинали и пошли спать. Муж решил помириться в постели. Он сбросил на пол пуховое одеяло, потому что кровать была скрипучая. И вроде бы мы старались быть потише, но спустя несколько минут услышали за закрытой дверью раздражённый голос дочери:
- Вы мне мешаете!
На нас обоих будто опрокинули ведро ледяной воды. Утром каждый ушёл, кто ; в школу, кто ; на работу. Весь день я была злая, как мегера и не могла дождаться вечера, мне нужно было выговорить дочке за её беспардонность. Придя домой я, правда, постучав, зашла в дочкину комнату. Бедняга, видимо, ждала меня, сидела на диване, обнимая  поджатые к животу  колени.
- Ты ничего не могла слышать через две двери! Ты специально подслушивала? – начала я заводиться, как токующий глухарь.
Лицо у дочки стало совершенно беспомощным.
- Он так к тебе относится! Он кричит на тебя, ничего не делает из того, что ты у него просишь, он смеётся над тобой, а ты с ним… Как ты можешь?!
И она жалобно расплакалась. Осознание своей никчемности, бесхарактерности, безволия, стыд перед дочерью и невероятная нежность к ней заполнили моё сердце. Стыд не за то, что дочь услышала (а услышала ли?) вчера вечером, а за то, что четырнадцатилетний подросток понял то, что я, сорока шести летняя, хоть и чувствовала, но не имела смелости изменить. Я крепко обняла её, сказала:
- Ты права. Прости. – и ушла к себе.
Отношения с мужем я тогда не порвала, снова смалодушничала, и лишь спустя несколько лет он сам объявил, что хочет жениться на той самой сотруднице.

- Да ну его! Не за столом будет сказано. – ответила я ей, вернувшись к разговору.
- Значит, он. Чё хотел?
- Я их видела в кафе. Вдвоём. За одним столиком с моим теперешним клиентом.
- И что? Ты устроила сцену?
- Да Боже упаси! Но давай не будем об этом. Я в порядке. Лучше расскажи до конца свою историю.
Потом, когда я лежала в постели, мысли мои метались от прошлого к настоящему и обратно, будто кто-то переключал телевизор с одной программы на другую. Господи! Но какая же я сегодня была молодчага! Просто первоклассная стерва! Сама от себя не ожидала такой спокойной и точной реакции. Я не хотела вас обидеть, просто случайно повезло! Правда, перед Ефимом неудобно, да так уж вышло, извини. Но почему он был так подавлен потом после этой сцены? Ему-то какое дело? Почему насторожился, когда я сказала, что дочка в армии? Мне показалось, что он хотел что-то обсудить, но у меня нет сил на это. Я достаточно думала, злилась, плакала, обвиняла то Алика, то себя, и больше не хочу мусолить эту тему, тем более, с мало знакомым человеком.

7
Мы встретились с Ефимом после этого ещё раз. Он замялся и попросил разбить следующий платёж на несколько мелких, отсроченных, сказал, что у него небольшие финансовые трудности. Это меня удивило. Сначала он был таким уверенным в себе, самодостаточным, доверил мне распоряжаться мебелью, не торговался, не просил материалы подешевле, а расходы были серьёзные. Почему теперь этот опущенный взгляд, этот подавленный голос?
Ещё через две недели он впервые спросил, когда закончится ремонт и я поняла, что он хочет побыстрее въехать. Я ответила, что основные работы уже закончены и мы приступили к последним штрихам и уборке.
- Отлично, ; по-деловому сказал Ефим. – Так можно переносить вещи?
- Да. Обустраивайся потихоньку.
Ещё через несколько дней Семён сообщил, что работу можно принимать. Я приехала сперва сама, всё проверила, осталась очень довольна, и позвонила Ефиму. Спустя часа полтора он приехал с большим ранцем за плечами, двумя чемоданами в руках и собаками на поводках, которые явно были сбиты с толку новыми неприятными для их носов запахами. Вид у Ефима был усталый и понурый.
- Давай посмотрим другую комнату и я пойду. – предложила я. ; Напарница просила зайти поразмышлять над её проектом.
Я открыла дверь (кстати, двери Ефиму понравились) и отошла в сторону, давая ему возможность войти первому. Он переступил порог и остолбенел. Я не видела выражения его лица и сперва испугалась, что он совершенно недоволен. Проектируя эту комнату, я старалась решить её в более простом стиле. Я играла теми же тремя цветами, что и в гостиной, но здесь основным был приглушённо зелёный, а коричневый, охра и бронза слегка его украшали. Здесь не было завитков, молдингов и бра, но здесь была кровать изголовьем к окну, красивые шторы и ширма такого же цвета и фасона (та нарисованная на стене дала мне идею сделать настоящую). Ширма отделяла кровать от остальной комнаты. Сейчас эта ширма была раздвинута в обе стороны и были видны тумбочки по бокам, которые я покрасила на тон темнее, чем стены, а на них сенсорные ночники цвета охры. Ефим прошёл дальше, всё осмотрел, всё потрогал, открыл шкаф и понюхал запах внутри.
- Да, одежду пока складывать нельзя. – поняла я его мысль, ; двери надо оставить открытыми, пусть проветрится краска, потом можно положить душистые сухие травы.
- Габи, я очень доволен! Очень! Всё продумано и со вкусом.
- Приятно слышать. Мне здесь не хватает стола со стульями. Если это важно, можно купить раскладные.
- Сомневаюсь, что у меня будут гости. Пока что мне важно собственное удобство и уединение. Мне жаль, что под конец я подвёл тебя с оплатой, но я сам не ожидал, что так получится.
"Как – так? Он хочет, чтобы я спросила об этом или специально не говорит, что случилось, потому что не хочет, чтобы я знала?”
- Ничего страшного, я могу подождать. Когда дело касается переезда, ремонта или покупки квартиры, трудно рассчитать всё точно.
- Спасибо!
Я чувствовала какое-то многоточие, но я предупредила, что тороплюсь, поэтому решила попрощаться окончательно и направилась к двери.
- Габи! – чуть ли не прокричал Ефим, схватив меня за руку на пороге и с мольбой посмотрев в глаза. – Мы ещё встретимся?
Я растерялась, не зная, как себя вести. Его прикосновение мне было приятным. Вырывать руку и резко ответить мне совсем не хотелось, но и согласиться не могла. Я обещала подъехать к напарнице и обсудить её новый проект. Не понятно, почему в памяти сейчас пролетели моменты, о которых я думала, но на которые не нашла пока ответов: его наблюдения за тем, как я пишу ручкой в блокноте; его внимательный взгляд в ответ на то, что я повторила его фразу; странная сиюминутная реакция и печаль в глазах, когда я сказала, что дочка возвращается из армии; подавленность после сцены в кафе…
- Габи, пожалуйста! Мне очень надо поговорить или хотя бы просто выговориться. Я хочу рассказать это именно тебе. Не знаю, почему.
- Ну, вообще-то я обещала… - и в этот момент в сумке зазвонил телефон. – Вот, кажется, меня уже ждут.
Я ответила. Да, это была напарница. Она извинилась и сказала, что ей срочно нужно подъехать к маме в больницу и что она позже сообщит, когда мы встретимся. Я сказала об этом Ефиму,  он просиял и засуетился. Поставил на кресло сумку, поймал мой недовольный взгляд, опустил её на пол, присел и, нервно бормоча, начал вынимать из неё продукты.
- Понятное дело, серьёзной еды у меня нет, но есть вот коньяк, мартини, виски, печенье, яблоки, орешки и сухофрукты.
- Ну что ж, обойдёмся несерьёзной.
Я вышла в кухню, достала бокалы, блюдца и нож, нарезала яблоки, разложила сладости и мы, наконец, уселись в новые кресла.
- Тебе чего налить?
- Немного мартини.
Себе он налил виски. Мы подняли бокалы.
- Мне очень повезло с тобой, Габи. Спасибо, что создала мне новый мир.
Я улыбнулась, глотнула мартини и взяла дольку яблока.
Снова зазвонил мой телефон. Ефим посмотрел на меня с тревогой. Я взглянула на экран, увидела имя “Алик” и выключила совсем. Ефим достал свой, тоже выключил и положил на стол. Несколько секунд молчал, будто подыскивая слова. Потом вздохнул, подвинул своё кресло так, чтобы сидеть напротив меня, и начал говорить.

8
В том, что он рассказывал, не было ничего особенно нового. Таких банальных историй масса и по ходу его рассказа я даже кое-что предугадывала. Ему было важно выговорить мне свои чувства, а мне было важно эти чувства понять.
Наивный парень, он попал под обаяние красивой девушки, которая торопила его со свадьбой. Он ещё не любил её, ещё не решил, что хочет связать с ней свою жизнь, но поддался её искусному давлению. Настолько наивный, что не понял, что ребёнок, родившийся с нормальным весом через семь месяцев – не от него. Близкие и друзья были тактичны и ни словом не намекнули на это. Когда же и до него дошло, что в дочери нет ничего от него, сделать уже ничего не мог. Точнее, мог, но не захотел, потому что любил дочку и был ей хорошим отцом. Несмотря на то, что они с женой не любили друг друга, через три года родилась вторая дочь. Когда слушаешь такие истории со стороны, всё кажется таким нелогичным, оценки людям даёшь такие безжалостные! Этот - бесхарактерный дурак, эта - расчётливая стерва, но ведь они прожили вместе около двадцати лет и, по словам Ефима, прожили в согласии, значит, их это устраивало.
Старшая дочь, закончив школу, вышла замуж, а Ефим с женой и младшей дочерью решили уехать в Израиль. Вместе решали. То есть, знали, что надо будет начинать жизнь с нуля. Тем не менее, уже в Израиле, жена не могла долго задержаться ни на одной работе. Нет ничего плохого в том, что человек ищет лучшее место работы. Проблема в том, что ей не нравилось ничего. Раздражительность стала атмосферой семьи. Ни объяснения, ни советы, ни уговоры не работали. Для жены Ефима в Израиле было плохо всё: климат, люди, цены, язык... Ближе к окончанию школы дочка сказала, что не хочет служить в армии. Жена яростно поддержала её, их совместное недовольство полезло, как перебродившее тесто из миски. Наконец, Ефим понял, что изменить ничего нельзя, они просто не хотят здесь жить. Он собрал необходимые документы и отправил их назад. Я слушала его, но не заметила ни злости, ни осуждения. Голос лишь констатировал факты. Только лицо выражало потерянность и отчаянье.
- Они уехали. Я не имел права впадать в депрессию. Квартирный договор ещё пять месяцев оставался на мне и я должен был вкалывать по двенадцать часов в день. Когда я нашёл квартиру подешевле и смог сбавить обороты, пошёл на курсы, близкие к моей специализации. Потом и работу сменил по новому диплому, вылез из минуса, начал и морально успокаиваться, как снова нарисовалась на горизонте моя бывшая. Кстати, мы с ней не развелись. Меня так выбило их решение вернуться обратно, что про развод я напрочь забыл. Видимо, в моём сознании разлука означала развод. Забыла ли она, теперь не уверен. Возможно, она умышленно не напомнила мне об этом, чтобы иметь запасной вариант. Когда они вернувшись на Родину, их ждал облом. Они остановились у старшей дочери, но они с мужем уже привыкли быть хозяевами в нашей квартире, поэтому выдержали их присутствие всего два месяца. Естественно, что на прежнюю должность жену не взяли, а деньги нужны были срочно, поэтому и она, и младшая вместо школы пошли на работу. Короче, покрутились они, потыкались несколько лет, поняли, что ничего не светит, да в стране к тому времени начался бардак и решили вернуться в Израиль.
От этих слов я невольно сжалась. Оказывается, я не хочу её возвращения.
Ефим подлил себе виски и поднял на меня глаза.
- Правда, я болван?
- С кем не бывает?
- Да уж, понять, что ты был дураком, ты можешь только поумнев. Я не буду больше таким болваном.  Знаешь, отчего мне тошно? Не от того, как она со мной поступала, а от того, что я всё это принимал. Но хватит! Пальцем не пошевельну, чтобы в чём-то им помочь. Мне сейчас нужно только узнать, каким образом с ней развестись.
Я выдохнула.
Подошли собаки, Ефим вспомнил, что не насыпал им корм, а я вспомнила, что моя собака давно не выгуляна.
- Как же ты поедешь? Ты же выпила и дождь снова начинается.
“А он хитёр! Ведь знал, что я на машине, но предложил выпить! Зато я об этом не забыла.”
- Ничего не поделаешь. В дождь многие ездят, а выпила я буквально два глотка. Ну и собаку мучить не хочется.
- Да, конечно. Спасибо, что выслушала. Надеюсь, я не сильно тебя загрузил?
- Не сильно.
Ефим засмеялся.
- А ты мне расскажешь о себе?
- Может быть когда-нибудь, - неопределённо ответила я.
- Подожди, я возьму собак и выйду вместе с тобой.

 

9
Сев в машину, я включила телефон. От Алика было два непринятых звонка и сообщение: “Ну что, радуйся, гадина! Ты одной фразой разбила мне семью и лишила лучшего сотрудника!” Вот это да! Вот и ответ на вопрос об отсроченных чеках! Но что же это получается? Ефим уволился из-за того, что я сказала в кафе? Да ладно!”
Домой я ехала долго. Было много машин и ползли они по мокрой мостовой очень осторожно. К тому же метров за двести от моей машины занесло наглого мотоциклиста, который на большой скорости обгонял всех, как флажки на слаломе. Вернувшись, я надела на собаку болоньевый жилет, себе взяла зонт и вышла на прогулку, продолжая думать о рассказе Ефима. Телефон не взяла специально.
Воздух зелёной зоны очень отличается от городского! Здесь пахнет мокрой землёй, травой, озоном, впрочем, и запах мокрого асфальта мне тоже нравится. Дождь стал реже и мельче, сквозь дырочку в туче блеснул солнечный луч. Я собиралась ещё погулять, но собака нашла лужу и с наслаждением в ней вывалялась. Выкрикивать команды было поздно и бесполезно. Я смотрела на неё с пониманием её кайфа и тоской от того, что мне предстоит сейчас и жилет стирать, и купать собаку. 
Пока я проделывала дома все эти водные процедуры, несколько раз долго звонил телефон. Подойти я никак не могла. Когда я высушила собаку и протёрла пол от входа до ванной, телефон снова зазвонил. На этот раз я ответила.
- Габи, ну слава Богу! – возбуждённо заговорил Ефим. - Я уже разволновался. Дорога мокрая, скользкая и ты трубку не берёшь.
“Господи! Как же это приятно! Кто-то беспокоится обо мне. Когда такое было?”
И я рассказала ему, как доехала и что случилось на прогулке.
- О, у меня та же история! Руди вообще нельзя с поводка спускать, спаниели обожают воду. Я забыл об этом, посмотрел, что в сквере никого нет, пусть, думаю, разомнётся. Вот он и размялся.
Мы рассмеялись. Его голос был совсем не таким, которым он разговаривал со мной во время обсуждения ремонта. Тогда он слышен был лишь в моих ушах, а теперь я будто лежала в тёплой ванне его голоса. Мы начали легко и непринуждённо болтать о собаках, о поездках за город, о всякой приятной и забавной ерунде.
Потом как-то неожиданно темы для разговоров кончились и повисла пауза...
- Я хочу тебе ещё раз сказать, Габи. Спасибо, что выслушала меня. Мне стало легче оттого, что именно ты меня выслушала. Я наблюдал за тобой всё это время. У тебя очень внимательный взгляд, красивый почерк, продуманная речь.
- А почерк тут при чём? – и тут я вспомнила, что он смотрел, как я записываю свои мысли в блокнот.
- Ещё как при чём! Он же многое говорит о человеке!
- Например?
- Твой почерк говорит…
Дальше то, что он сказал, выглядело, как выписка из учебника по графологии.
- … о сдержанности, скромности, изяществе, аналитическом складе ума и стремлении к контролю. Заглавные буквы говорят об индивидуализме, стремлению к самовыражению и утончённости. Предполагается также закрытость при внешней общительности и любовь к эстетике.
- Ты разбираешься в графологии?
- Немного. Так вот, я наблюдал и всё яснее понимал, что доверяю тебе. А главное – я видел твоё лицо, когда ты меня слушала.
Я замолчала, продолжая улыбаться. Это было почти признание в любви, но я не знала, как мне на это ответить? 
- Мне очень жаль, что я не вижу сейчас твоего лица, ; продолжил Ефим, ; оно бы ответило мне без слов. Когда мы сможем встретиться?
- Возможно, завтра. Я позвоню, когда освобожусь, – спокойно ответила я, подавляя желание сесть в машину прямо сейчас.

                КОНЕЦ
11.10.25