Несбывшееся
С тех пор, как я однажды побывала в Марианских Лазнях, мне хотелось туда вернуться. Этот город полностью соответствует моему вкусу, и после выхода на пенсию я решила сделать себе такой подарок. Мы планировали поехать туда с подругой, но когда билеты уже были куплены, её дочка сделала ей сюрприз – без предупреждения приехала с внучкой из Лос Анжелеса. К сожалению, одноместных номеров уже не было, удалось лишь отменить место подруги, и это значило, что ко мне подселят другую женщину. Это немного подпортило мне настроение. Всё же я решила не накручивать себя заранее и успокоила себя тем, что большую часть времени буду вне гостиницы.
Трансфер привёз нас на место на рассвете. От аэропорта до Марианских Лазень ехали довольно долго. Несмотря на то, что это была последняя остановка, я почему-то боялась уснуть и пропустить её, хотя время от времени засыпала.
Администратор дала мне ключ и сказала, что моя соседка вселилась час тому назад. Мой номер был на втором этаже. Я вернулась на несколько лет назад, идя по бордовым ковровым дорожкам с золотыми королевскими лилиями, держась за медные поручни, любуясь картинами с чешскими королями на стенах. Тихо открыла дверь, считая, что любой приехавший в такую рань сразу упадёт в кровать, но в ванной, на фоне шума воды, я услышала женский голос, который вполсилы пел арию мистера Икса. Я улыбнулась, вспомнив, как любила петь эту арию в пустых комнатах, где хорошая акустика. “Начало хорошее, возможно, мы обнаружим что-то общее и подружимся.” Я успела распаковать чемодан и разложила вещи по местам, и тут открылась дверь ванной и комната наполнилась тёплым и душистым паром.
; Ой, доброе утро, Аня! А я не слышала, как ты вошла. Я, как соловей, ; она рассмеялась, ; он тоже ничего вокруг не слышит, когда поёт. Я открою окно, чтобы пар выветрился, ; будто спрашивая, сказала она.
Я наблюдала за ней, на время утратив дар речи. “Хорошо, мое имя она узнала у администратора, но почему она обращается ко мне на “ты”? Она говорит со мной, как будто мы давно и близко знакомы. Соседка была мне очень симпатична и в то же время навевала необъяснимую тревогу и даже страх.” Вот она открыла окно и обратилась ко мне, выглянув во двор:
; Ты видела, какая красота?
Я пока не ответила, но знала, что она права. Там, в окружении старой ржавой крыши какого-то подсобного помещения, стоянок машин, тележек, были видны деревья на склоне горы. Листва на них раскрашена цветами осени: жёлтым, бордовым, оранжевым и разбавлена остатками зелени, наверно, какого-то хвойного дерева. С каменного забора зелёным водопадом свисали какие-то вьющиеся растения.
Она стянула с головы намотанное чалмой полотенце и мокрые иссиня-черные волосы рассыпались по плечам. В этот цвет ; “Лондестон номер 1” – я красилась в свои восемнадцать. Помню, мои сотрудники ругали меня, что испортила свои золотые волосы, но почему-то, когда волосы были золотыми, никто мне не делал комплиментов по этому поводу. Соседка держала рукой большую прядь и осторожно причёсывала её деревянным гребнем с редкими крепкими зубьями. Так учила меня причёсываться мама: чтобы не рвать волосы, их надо расчесывать с концов. И гребень такой был. Я купила его на Театральной площади, где художники и всякие рукодельники продавали свои работы. Красавица надела очки, посмотрела на меня внимательно и лукаво, в её глазах играли чёртики.
; Ну вот, ; сказала она тем же приветливым тоном, ; теперь ты освежись и вздремни, а то от недосыпа вид у тебя растерянный и смешной.
Растерянный вид у меня был не от недосыпа, а от того, что я не понимала, что происходит.
; Да, поспать нужно обязательно. А как тебя зовут?
Моя соседка пожала плечами и ответила удивлённо, будто это само собой разумеется:
; Аня.
“Интересно.” ; подумала я и пошла в ванную. Как только я разделась, в комнате зазвонил мой телефон. Один звонок, второй… Я обмоталась полотенцем и хотела выйти, но услышала:
; Ромашка! Привет, мой хороший!.. Да, всё путём… Без приключений… Очень красиво! Горю нетерпением выйти погулять по городу… Не хочу пока, после обеда посплю… Ну, я рада, я же тебе говорила, что всё образуется. Целую, звони.
Всё в том же состоянии недоумения я приняла душ, быстро высушила свою мальчишескую стрижку. В это время хлопнула входная дверь, а когда я вышла из ванной, моей соседки не было, остался лишь запах очень знакомых духов.
Первым делом я проверила входящие звонки (их не было), но всё равно поменяла рингтон на своём телефоне. Затем посмотрела на часы ; подходило время завтрака. Решила съесть что-то лёгкое и с часок поспать. Принципиально не зашла в лифт, чтобы пройтись по красиво оформленным лестницам. Подошла к администратору, взяла рекламки с экскурсиями и процедурами и пошла перекусить. Прямоугольный зал, по одну сторону которого располагались стойки с едой, посудой и напитками, а по другую, ближе к большим окнам ; столы на двоих и на четверых, был наполнен пока на треть. Некоторые гости стояли у стоек, указывая служащим, что положить в тарелку. Другие стояли у автоматов с напитками, третьи уже сидели за столами. Я взяла себе салат с ломтиком чёрного хлеба, чай с крошечным пирожным-корзинкой и присела за столик на двоих на мягкий стул с высокой спинкой, обитый тканью в бордовые и золотые полоски. От еды я разомлела ещё больше и вернулась в номер.
Мне никто не мешал. Тишина – одно из лучших впечатлений от этого города. Я проспала полтора часа под успокаивающий щебет птиц, проснулась отдохнувшая и лёгкая, оделась и вышла прогуляться. Снова увидев сквозь осеннее многоцветие деревьев старинные дворцы, я подумала, что понимаю, почему здесь так тихо. Вспомнила притчу о двух японских мудрецах. которые каждое утро гуляли вдвоём по живописному парку. Однажды один из них прислал своего ученика с запиской: “Я плохо себя чувствую. Пусть он составит тебе компанию, чтобы наша традиция была соблюдена.” На протяжении всей прогулки ученик смотрел по сторонам и восклицал: "Смотри, какая красота!” В итоге мудрец попросил этого ученика передать больному записку: “Больше его не присылай. Он испортил мне прогулку.” Да, это настолько прекрасный город, что слова излишни, надо восхищаться с широко раскрытыми глазами, но молча. Для начала я пошла по улице вниз от гостиницы и в первом же сувенирном магазине купила несколько маленьких бутылочек “Бехеровки” на подарки друзьям и два чешских кротика (героя любимого мультфильма) для внуков.
Конечно же, как и должно быть в курортном городе, чуть ли не каждая третья дверь вела в ресторан. Из одного из них слабо доносилась живая музыка. В окно я увидела, что в большом полупустом зале немногочисленные посетители смотрели в сторону пианино у колонны в центре зала. За ним сидела моя соседка. Её красивые руки будто ласкали клавиши. Я подошла к двери, чуть приоткрыла её и прислушалась. Тут же подошёл официант и пригласил меня войти. Я поблагодарила и сказала, что всего лишь хочу послушать и уйду. Это была грустная, как прощание, мелодия. Что-то из классиков. Есть музыка хорошая, есть плохая, а есть та, от которой плачут. Ещё одно чувство прибавилось к тем, которые вызывала во мне моя соседка – восхищение. Восхищение на грани зависти. Я шла дальше по улице, края которой были украшены клумбами с разноцветными растениями и подсвеченной фонарями и по моим щекам текли слёзы. От красивой музыки? От великолепной игры? От того, что я так не могу? Другая на моём месте зашла бы, аплодировала, сделала комплимент, а я пошла дальше, продолжая думать над тем, почему, а вернее, чем женщина, которая вызывает лишь симпатию, держит невидимую дистанцию. Или это я её держу? Что мне мешает? Мы были, как два однополярных магнита. Почему я не смогла открыто удивиться тому, как по-приятельски она со мной общается, отметить вслух, что нахожу в ней много общего со мной, почему ни она, ни я не пригласили друг друга прогуляться вместе? Я брела мимо жилых домов, которые были, конечно, намного скромнее дворцов, но прекрасны своей ухоженностью и бесконечными гирляндами разноцветной герани и настурций. Пешеходы никуда не спешили и я вспомнила монолог Карцева: “По Дерибасовской не спешат. По Дерибасовской гуляют постепенно.” Прохожие говорили на разных языках, фотографировали достопримечательности, заходили в магазины, сидели на белых лавочках под старинными фонарями и ели малину и чернику из пластиковых лотков. Я всё замечала, всем восхищалась, но мысли о соседке не выходили у меня из головы.
Вернулась я к обеду. Ани в комнате не было, но на её кровати лежала тонкая книга с распушёнными от времени краями. Не заглянуть в книгу было выше моих сил. Я перевернула её. Это был “Бросок на юг” Паустовского – одна из моих любимых. По спине побежали мурашки. Я из тех, кто верит, что совпадения не случайны. Наши кровати были разделены двумя прикроватными тумбочками. На её тумбочке я увидела раскрытую косметичку. Подошла, заглянула в неё и увидела духи, название которых не могла вспомнить. Ох, это были “Модо мио” от фирмы “Дзинтарс”. Неужели их выпускают до сих пор? В молодости я обожала их, но из-за того, что поссорилась с парнем, с которым тогда встречалась, за ними закрепилась неприятное чувство и я от них отказалась. Что происходит? Я ощутила дурноту ирреальности происходящего и села на кровать. Нет, я обязана выяснить, кто эта Аня, откуда она!
Спустившись в ресторан, я искала её глазами, но не нашла. После обеда я снова пошла гулять, но уже по противоположной стороне улицы и увидела соседку за столиком в бистро с другими женщинами. Она заметила меня и помахала рукой. За ужином мы не встретились. Я легла спать, когда она ещё не вернулась с прогулки. И так продолжалось больше недели. То одна из нас уходила на процедуры, но другая уезжала на экскурсию. Я мельком встречала её то в ресторане, то у фонтана с минеральной водой, то на концерте под открытым небом… Она никогда не была одна и никогда не была в одной и той же компании. Даже не присматриваясь, было понятно, что она в центре внимания. Вокруг неё всем было хорошо, все оживлённо разговаривали и смеялись. Я же, наоборот, всегда и везде была одна. С одной стороны, меня это очень устраивало. Конечно, если бы подруга поехала со мной, мне было бы уютнее, но новых знакомств я заводить не хотела. А вот со своей тёзкой я хотела бы сблизиться, но не получалось. Наконец, за день до отлёта мы встретились с ней в гостиничном ресторане за ужином. Она пришла так поздно, что осталось одно место за двухместным столиком напротив меня.
; Возле Вас свободно? ; пошутила она и поставила тарелку на стол, положив под неё стоящую парусом между ножом и вилкой, накрахмаленную салфетку.
На тарелке была точно такая же еда, как и у меня. На минуту расслабившись от её шутки, я снова провалилась в мистический страх. Аня посмотрела на меня так же лукаво, как тогда, когда я спросила, как её зовут.
; Ты хочешь спросить меня о чём-то?
; О многом, ; ответила я, но все эти вопросы сливаются в один: кто ты? Меня не покидает ощущение, что я тебя откуда-то знаю и знаю очень близко.
; Оно тебя не обманывает, ; ответила она, макая наколотое на вилку соцветие брокколи в грибной соус. – Ты хорошо меня знаешь, но основательно забыла, потому что стала совсем другой.
; Лучше или хуже?
; Я не буду давать оценок. Это был твой выбор. Правда, ты была зависима, но и в той ситуации при очень сильном желании сопротивления, ты могла сделать и другой, что я и сделала.
; Не понимаю. О каком выборе идёт речь и при чём ты к моему выбору?
Аня вздохнула, промокнула губы салфеткой и отпила глоток воды.
; Например, что ты сделала, когда мама запретила тебе заниматься музыкой?
; А что я могла сделать? За уроки же надо было платить!
; А я вот сделала. Не стала поступать туда, куда толкали меня родители, пошла работать и продолжила занятия музыкой. Потом из вредности мама продала пианино и я иногда занималась у знакомых, а иногда оставалась заниматься после урока, в пустом классе. Мои поздние возвращения вызвали у матери подозрения, что я шляюсь. Начались скандалы. На работе я выпросила себе комнату в общаге. Об этом периоде страшно вспоминать, но всё же я продолжала жить так, как я хотела, а главное – тогда я встретила своего Ромочку, Ромашку.
Я слушала и не могла вспомнить, кто из моих подруг занимался музыкой, но таких не было. Аня посмотрела на меня с грустью.
; Вижу, ты ещё не поняла. Даю другую подсказку. Вспомни, что было с тобой после окончания школы.
Это было сложно. С тех пор прошло пятьдесят лет. Я задумалась. Вспомнила, как мы решали, куда мне идти работать и как папа настоял, чтобы я работала вместе с ними, хотя мама была категорически против. Меня передёрнуло от воспоминания о том, в кого я влюбилась после школы. Это был период, о котором Пушкин написал: “Пришла пора, она влюбилась.” Да, потом мне казалось, что тогда мне просто необходимо было влюбиться и этот недоумок попался под руку. Вполне возможно, если бы я нашла работу сама, моя жизнь сложилась бы по-другому.
Аня доела пирожное и спросила:
; Хочешь, посидим в вестибюле?
; Да.
; Тогда заканчивай, а я на минуту поднимусь в номер.
“Мда, ; подумала я, ; загадок меньше не становится и ощущение мистического страха не уходит. Но хорошо, что хоть поговорить удалось.”
Я доела десерт и села на полукруглый диван напротив стойки администратора. Вскоре спустилась Аня. Она села рядом, открыла в телефоне галерею, нашла в ней что-то и дала мне в руку.
; Листай всё подряд вперёд.
Я увидела её гораздо моложе, потом её с мужем – высоким вальяжным мужчиной с глазами, которые называют ясными, потом её с одним сыном, потом мужа с двумя сыновьями, её с двумя сыновьями и дочкой, и, наконец, семейное фото с тремя сыновьями, дочкой и чёрной собакой с белой грудкой и носочками (точно такая была у меня в старших классах). И везде Аня была весела и счастлива. Я листала, а она наблюдала за выражением моего лица. Когда я оторвалась от телефона, она снова спросила:
; Ну, теперь поняла?
Я отрицательно покачала головой. Тогда она вынула из сумочки блокнот в кожаной обложке, из него достала фото и положила его передо мной. Мне стало дурно. Я испуганно посмотрела на неё. На фото была я в сером пальто с капюшоном с оторочкой из песца, с длинными тёмными волосами. Я смотрела вдаль и улыбалась. Я помню этот момент. Когда подруга меня фотографировала, я на что-то отвлеклась. Мне нравятся такие случайные фотографии. На них может не быть ни красивой причёски, ни косметики, поза может быть не очень фотогеничная, но такие фотографии всегда очень искренние. Да, я тогда была такая: лёгкая, смешливая, солнышко в любой компании, все хотели со мной дружить, поверяли мне свои тайны, даже иногда просили совета.
; Откуда она у тебя?
; Господи! Ну какие ещё подсказки тебе дать? Что с твоей логикой? Неужели столько совпадений ты не можешь объединить в одну цепочку?
Я пожала плечами.
; Я – это ты! Дуринда! Я – это тот вариант, который ты не выбрала!
; Нет, нет! Этого не может быть! Я не хочу! – забормотала я, закрыла лицо руками и разрыдалась.
Аня придвинулась ко мне, крепко обняла, гладила по голове и приговаривала:
; Вот и хорошо. Наконец;то. Плачь, плачь. Пусть всё это выйдет из тебя. Вся эта боль от несбывшегося. Освободишься и начнёшь новую страницу жизни.
“О какой странице она говорит? В шестьдесят семь лет? Вся жизнь – коту под хвост. Ничего не сделала, как хотела. Вечно была в чьей-то власти, под чьим-то контролем. Мечтала иметь много детей. Что может измениться после того, как выплачусь? Что может прийти на освобождённое от этой боли место?”
Когда я судорожно вздохнула, Аня вытерла мне слёзы, как маленькой и сказала:
; Бедная моя. Но помнишь анекдот, который заканчивается словами: “Кажется, жизнь налаживается?”
Анекдот я помнила, но в то, что моя жизнь может наладиться, не верила. Она улыбнулась и, будто прочтя мои мысли, сказала:
; Наладится и очень быстро. Буквально завтра. Не пропусти на этот раз свой шанс. Пойдём пройдёмся.
Мы немного полюбовались поющим фонтаном, а потом пошли по вечерней, хорошо освещённой улице. Никуда не заходили. Шли, держась за руки и по её руке, как из сообщающегося сосуда, я наполнялась какой-то светлой тёплой энергией и становилось грустно от того, что я больше её не увижу. Я знала это точно. Понимала, что мой Ангел хранитель специально прислал моей подруге дочку из Лос Анжелеса, чтобы мы с Аней встретились именно здесь – в месте, где отдыхает моя душа. Вернувшись в гостиницу, она предложила мне принять душ первой. Как я потом поняла, она хотела, чтобы я не видела, как она складывает вещи в чемодан. Я внимательно посмотрела на себя в зеркало и только сейчас заметила, насколько мы с ней похожи. Ведь мы видим себя либо на фото, либо в зеркале, а это взгляд со стороны. Сами себя мы никогда не видим такими, как есть на самом деле. Так же мы не узнаём свой голос, записанный на диктофоне. Потом искупалась она. Мы попрощались. Я поблагодарила её, она пожелала мне счастья.
Когда я проснулась, Ани в комнате уже не было, а на моей тумбочке стоял флакон тех самых духов. Я не смогла сдержать слёз, плакала долго и даже потом, когда я, казалось бы, успокоилась, неуправляемые слёзы текли и текли. В ресторане я села спиной к залу за угловым столиком, потому что не хотела привлекать к себе внимание и вызывать вопросы. Не могла остановить слёз и в такси, и в самолёте. В аэропорту, когда я снимала чемодан с вертушки, то зацепилась колёсиком за бортик и оно отвалилось. Мужчина, который сидел в самолёте в соседнем ряду (почему я его запомнила? А, когда он делал заказ стюардессе, мне понравился его голос), этот мужчина подошёл и спросил:
; Вы позволите, я помогу? Вам куда надо?
; В Бат-Ям.
; Отлично! А мне в Холон. Я Вас подвезу. Выходите на улицу и ждите меня, а я подгоню машину. Она у меня на стоянке.
Через несколько минут подъехала белая “Тойота”. Мужчина вышел, подошёл ко мне, взял мой хромой чемодан, уложил его в багажник, открыл передо мной дверцу, я села и пристегнулась.
; Ну что? В добрый путь! Меня зовут Роман, а Вас?
КОНЕЦ
01.11.25
Свидетельство о публикации №225120101989