К 100 летию гибели Есенина

Два было Солнечных Поэта.
Один ушёл в 37-ом-
в мои, через век, рожденья лета.
И век , как кончил жизнь Второй,
оставив людям столько Света-
в треть жизни обретя покой...

***
Последние  письма Сергея Есенина
В.И.Эрлиху
24.12.1925
Вова! Захвати вещи ко мне в гостинницу. Сергей

27.12.1925
Доверяю присланные мне из Москвы 640р.(шестьсот сорок рублей)
получить Эрлиху В.И.
С.Есенин

Из интернета
...............
 roman_rostovcev
Subscribe
January 28 2025, 11:01

ТАЙНА ГОСТИНИЦЫ "АНГЛЕТЕР". ПУСТАЯ ПЕТЛЯ
Мне, как и всякому любознательному человеку, доводилось в разные годы своей жизни с интересом читать книги, статьи и публикации в интернете, посвященные гибели великого русского поэта Сергея Есенина 28 декабря 1925 года в ленинградской гостинице «Англетер». Версии гибели Есенина в них рассматривались самые разные: от официальной, то есть самоубийства, до конспирологических об убийстве поэта сотрудниками ОГПУ. И всё это время у меня оставалось ощущение какой-то недосказанности во всех этих версиях.
Создавалось впечатление, что  авторы всех этих версий пропускали мимо своего внимания некую деталь, вроде бы незначительную саму по себе, но крайне существенную именно в данном случае. Давайте попробуем рассмотреть эту деталь вместе.
Итак, утром 28 декабря 1925 года около 10—11 часов горничная гостиницы Е. Устинова пошла в номер Есенина за оставленным там самовром. Она и Эрлих, пришедший по поводу доверенности на получение денежного перевода, попытались войти к Есенину, но дверь была заперта и на стук никто не отвечал. Позванный на помощь управляющий гостиницей В. М. Назаров с трудом открыл замок, «так как ключ торчал с внутренней стороны», и пошёл обратно. Вошедшие в номер Устинова и Эрлих обнаружили мёртвого Есенина в петле, привязанной к трубе центрального отопления.

Они вернули Назарова, и он позвонил в отделение милиции, сообщив о происшествии. Устинова, по словам Эрлиха, побежала на верх сообщить мужу. Осмотр места происшествия и трупа Есенина проводил участковый надзиратель 2-го отделения ленинградской городской милиции Н. М. Горбов, о чём был составлен акт следующего содержания:

«Мною был обнаружен висевший на трубе центрального отопления мужчина, в следующем виде, шея затянута была не мертвой петлей, а только одной правой стороной шеи, лицо было обращено к трубе, и кистью правой руки захватился за трубу, труп висел под самым потолком, и ноги от пола были около 1; метров, около места где обнаружен был повесившийся лежала опрокинутая тумба, а канделябр стоящий на ней лежал на полу. При снятии трупа с веревки и при осмотре его было обнаружено на правой руке выше локтя с ладонной стороны порез, на левой руке на кисти царапины, под левым глазом синяк, одет в серые брюки, ночную белую рубашку, черные носки и черные лакированные туфли. По предъявленным документам повесившийся оказался Есенин Сергей Александрович, писатель, приехавший из Москвы 24 декабря 1925 г.» Акт подписали  подписали: управляющий гостиницей В. Назаров, понятые В. Рождественский, П. Медведев, М. Фроман, В. Эрлих и сам участковый.

Вопрос заключается в том, кто из них снял тело Есенина с верёвки.

Указанные в качестве понятых В. Рождественский, П. Медведев, М. Фроман, В. Эрлих были известными литераторами, собратьями Есенина по творчеству. Однако никто из них позднее не вспоминал, как вынимал  погибшего поэта из роковой петли.

А ведь именно в случае с Есениным этот вопрос из малозначительной, чисто технической детали приобретает крайне важное значение. Сергей Есенин был совершенно уникальным явлением в русской поэзии, во всей русской культуре ещё при жизни.  Для Рождественского или Эрлиха это было бы сродни снятию с креста, никак не меньше!

Высказывается предположение, что тело Есенина из петли вынул санитар «Скорой помощи» К.М. Дубровский, в будущем известный советский медик. Однако он в любом случае не смог бы сделать это в одиночку. Для того, чтобы снять и переместить тело требовались усилия минимум трёх человек. Один из них должен был забраться на тумбу или стол и перерезать верёвку, второй — бережно подхватить тело внизу и с помощью третьего отнести на свободное место на полу гостиничного номера. Иначе никак не получается.

Даже, если переставить себе, что Дубровскому помогал участковый Горбов, страхующий тело от падения внизу, кто-то из присутствующих  в номере понятых должен был помочь Горбову переместить тело на середину комнаты.

И уж в любом случае вся эта скорбная процедура должна была найти отражение в воспоминаниях её участников. Тем не менее, найти её описание в свидетельствах участников я так и не нашёл. При этом Всеволод Рождественский вообще не помнит, чтобы видел Есенина в петле:

Прямо против порога, несколько наискосок, лежало на ковре судорожно вытянутое тело. На маленьком плюшевом диване, за круглым столиком с графином воды, сидел милиционер в туго подпоясанной шинели и, водя огрызком карандаша по бумаге, писал протокол. Он словно обрадовался нашему прибытию и тотчас же заставил нас подписаться как свидетелей. В этом сухом документе все было сказано кратко и точно, и от этого бессмысленный факт самоубийства показался еще более нелепым и страшным.
Иными словами, когда В. Рождественский, П. Медведев и М. Фроман приехали в «Англетер», тело Есенина уже было вынуто из петли. Но кем? Допустим, это действительно сделал сам Горбов с помощью каких-то сотрудников гостиницы и того же Дубровского. Однако сразу же возникает вопрос: почему в качестве понятых не фигурируют именно эти люди, которые действительно могли видеть Есенина в петле? И почему никаких воспоминаний об этом трагическом, но достопамятном эпизоде не оставил околачивающийся с самого утра в номере Эрлих?

Ведь публичное признание своего участия в «снятии с Креста» ничем рассказчику не грозило. Напротив, такое признание работало бы на официальную версию самоубийства поэта, поддерживало бы её дополнительной деталью, яркой подробностью трагедии в «Англетере».

Проблема ещё в том, что «санитар Дубровский», которого совершенно облыжно называют в качестве единственного участника этой скорбной процедуры, не сгинул в хаосе гражданской войны, не погиб на фронтах Отечественной  или сталинских лагерях (которые он тоже сумел пройти живым). Казимир Маркович Дубровский не просто пережил все времена и события, а стал в итоге вполне светским советским ученым-медиком, автором методов директивного группового внушения и  одномоментного снятия заикания. И он о своём участии в этих событиях отзывался впоследствии довольно неоднозначно. «Я уже один раз отсидел не за что, второй раз сидеть уже за что-то не хочу», — говорил он.

Да и  видел ли действительно кто-то из них Есенина в петле, включая и самого участкового? Ведь если Рождественский и прочие подписали протокол, не будучи очевидцами, просто со слов Горбова, то и сам Горбов вполне мог его с чьих-то слов написать. И именно поэтому никто не помнит самого процесса «снятия с Креста» и не упоминает о нём в своих воспоминаниях.

Вот, например, протокол опроса Эрлиха:

«Я, Эрлих в Ленинграде познакомился с писателем Есениным. Сергей Александрович  приблизительно был здесь около полутора лет  тому назад; со дня нашего знакомства мы друг друга навещали. В последнее время он проживал в г. Москве на Остоженке, Померанцев пер., в доме Толстых.  Недели две тому назад я получил на своё имя телеграмму от  Есенина с города Москва, подыскать не медленно две три комнаты т.к. он обещал в 20 числах приехать на жительство. Я, не зная с кем он приезжает, комнаты ему не нашёл и предложил ему телеграфно приезжать ко мне на квартиру. 24 Декабря Есенин приехал ко мне на квартиру, он меня дома не застал  поехал в гостиницу , по приходе домой я узнал, что он остановился в гостинице, и он мне оставил записку. Я поехал к нему и у него в означенной гостиницы находился знакомый Устинов журналист и со дня его проживания в означенной гостиницы я ежедневно бывал у него, в беседе сним он мне сказал что он, уезжая с Москвы у него оставалися деньги у знакомого его Наседкина 640 руб.  и означенные деньги должны прибыть по переводу на мое имя, и просил мне их получить 27 Декабря.  Я узнал, что деньги с Москвы пришли, но не на мое имя, но на имя его. Я ему позвонил по телефону, вызвал его на почту, чтобы он получил таковые сам, он приехал без документов в сопровождении товарищей из означенной гостиницы и вернулся ни с чем. 27 XII днём он написал необходимую доверенность на получение денег, которую я заверил у Секретаря Ленинградского отделения Всероссийского союза/ поэтов. 28 XII утром я пошёл на почту, хотел получить деньги, но это не удалось за отсутствием на доверенности гербовой печати, с почты я пошёл в гостиницу рассказать Есенину, что деньги не выдают. По приходе в гостиницу около №5 я застал гражд. Устинову, которая стояла у №5, занимаемого Есениным и стучала. К нам пришёл служащий и мы увидели, что ключ от кабинета торчал с внутренней стороны кабинета. Я и Устинова по просили открыть двери запасным ключом; когда открыли кабинет, то служащий в кабинет не вошёл, а вошла Устинова, за нею вошёл я, не видя ничего в кабинете, на кушетку бросил свою верхнюю одежду и портфель, Устинова вскрикнула и оттолкнула меня я увидел, что в углу на трубе от парового отопления висел Есенин,  выбежали с кабинета и Устинова побежала на верх, чтобы сообщить мужу и сообщили Администрации гостиницы которая сообщила в отдел милиции, уголовный розыск. Есенин, как я хорошо знал, что он был болен, не однократно, а порою подолгу лежал в поликлиниках, больницах и я как это и подобает друзьям замечал, что он, когда бывал один и не вменяем, всё время стремился cвести свою жизнь к самоубийству. Близких родственников у него в Ленинграде не имеется, но имеются в г. Москве. Показать по данному делу ни чего не могу к чему расписуюся. В. Эрлих
 Если эту галиматью написал Эрлих, который окончил Симбирскую гимназию, участвовал в деятельности гимназического журнала «Юность», учился в Казанском университете вначале на медицинском, а затем на историко-филологическом факультете, то я расписуюся в своей излишней недоверчивости к источникам и по прошу у читателей прощения. «Уезжая с Москвы у него оставалися деньги» это прямо по Чехову. Проезжая мимо станции с меня слетела шляпа...

При этом, считается, что само объяснение и подпись Эрлиха под ним написаны одним и тем же лицом, что якобы свидетельствует об аутентичности этого документа. Но скорее всего  это-то как раз свидетельствует об обратном, то есть о том, что Эрлих этого объяснения даже не видел.

Опять-таки о «снятии с Креста» даже в этой объяснительной от имени Эрлиха ничего не написано. А ведь мы все люди взрослые, все мы знаем Эрлиха и можем себе легко представить, как он расписал бы эту сцену, если бы хоть рядом стоял, да и не стал бы он стоять столбом в такой момент. Но нет, ограничился тем, что его друг был «не вменяем, всё время стремился cвести свою жизнь к самоубийству»....

А почему?

А потому что товарищам Горбову, Дубровскому, Устиновой и Эрлиху  просто невозможно было сговориться между собой по столь острому и деликатному вопросу. Все они принадлежали к разным социальным слоям, никак не пересекались в быту или по работе, не имели причин встречаться и обсуждать увиденное.  Слишком много подробностей нужно было выдумывать, причем независимо друг от друга: когда всё это происходило и кто присутствовал, кто забирался на стол (или тумбу, опять-таки возможны несовпадения в версиях), кто поддерживал тело, как относили на середину номера. В общем, выработать согласующуюся версию они не могли, а выдумывать отсебятину опасались.

И поэтому все они, не сговариваясь, каждый в отдельности, решили просто помалкивать о том, что впервые увидели мёртвого поэта уже лежащим на полу пятого номера  гостиницы «Англетер».