История про Пашку, рубашку и совесть

Перед уроком музыки и генеральной репетицией всё пошло не так.

Утро было обычным: шумный коридор, суета перед занятиями. И только одно оставалось неизменным — Настя опять придумала играть в прятки, а Пашка, как всегда, повёлся на её «провокацию».
Настя прячется тихо, словно кошка: молча, ловко, будто растворяется в воздухе. А Пашка… ну, Пашка прячется громко — с топотом, сопением и звуками, как будто слон пытается кататься на коньках.
Но сегодня он решил быть хитрее. Если Настя смогла пролезть за старый книжный шкаф, то и он сможет! Ну, почти…
Рубашка на нём была не просто новая — особенная, настоящая коллекционная, как сказала бабушка. С вышивкой по этнографическим образцам — слово-то какое! Этнографические. Пашке оно казалось инопланетным, будто речь про марсиан. Потом мама объяснила: это значит «как у наших предков», со славянскими узорами. Рубашку эту ему надели специально — на праздник, который должен был быть завтра. А сегодня он в ней застрял за шкафом.
— Я пролез наполовину, — дрожащим голосом рассказывал Пашка, стоя посреди музыкального класса. Пуговица на рубашке треснула, а в руке он держал лоскут рукава. — Настя туда залезла, а я за ней. Она пролезла, а я… вот…
В этот момент в класс вошла Тамара Ивановна — музыкальная мама, как называли её дети. Она застала Пашку в самой середине трагедии.
Он испуганно сглотнул и выпалил:
— Я не виноват! Это Настя виновата! Она туда, и я туда! А шкаф узкий… и спина у меня... ну... не пролезла!
Тамара Ивановна долго молчала. Потом подняла с пола кусочек вышивки, посмотрела на него, потом — на Пашку. В её глазах была особенная тишина. Не злая — нет. Но взрослая. Та, от которой сразу хочется всё исправить.
— Это ведь коллекционная рубашка, Пашенька, — тихо сказала она. — Единственная такая. Ты знал?
Пашка кивнул. Конечно знал. Все ему об этом напоминали — и мама, и бабушка, и даже папа, который обычно вообще молчит. В груди стало тесно, будто он снова застрял за шкафом. И что-то горячее защекотало в носу.
— Я её зашью, — вдруг сказал он и поднял глаза на Тамару Ивановну. — Честно. Сам. Или... попрошу бабушку научить. Я не хотел. Правда.
Тамара Ивановна кивнула — так, как кивают только взрослые, которые всё понимают.
И Пашка вдруг понял: главное — не убегать. Ни за шкаф, ни от того, что сделал.
На следующий день он сам подошёл к бабушке. Рассказал всё — от начала до конца. И, к удивлению, бабушка не рассердилась. Только тяжело вздохнула, погладила его по голове и сказала:
— Ну что ж, теперь у тебя есть настоящая история про настоящую рубашку. Главное, Пашенька, запомни: вещи можно зашить. А совесть — нет.
И Пашка понял.
Наверное, впервые по-настоящему понял, что больше никогда не полезет за шкаф.
Даже если Настя придумает самую интересную игру на свете.