осада 5

Глава 5
 Прослышав, что малый мост смыло, Эльфус явился к графу с предложением отправить на правый берег лодку, но Его светлость сказал, что Его Святейшество ему сказал, что мост непременно исправят. Викториан про себя подумал - лодка мосту не помеха, но если начальство говорит «восстановят», значит начальству виднее, потому юный оруженосец успокоился и занялся неотложными делами службы — надо было срочно вычистить сапоги милорда, проследить за уборкой покоя, навестить в конюшне графского Ворона, передать устный приказ от графа к капитану шевалье де Раймунду явиться незамедлительно к его Светлости, найти брата Аскриха, передать ему грамотку от Его Светлости, получить от вышеназванного брата некую посылочку и немедля доставить её в большой дом, расположенный вблизи епископского дворца, и вручить хозяйке лично в руки.
 Граф недавно показал этот дом Эльфусу с наказом искать его там, если тому будет срочная надобность, и угрозой вырвать ему язык, если Эльфус будет его распускать. Вот ещё, сильно надо! Граф его за дурака держит что ли? Будто Эльфус не догадывается, в каких еженощных службах принимает участие хозяин, и что за «монашки» чистят графское платье.
 Было уже светло, когда Эльфус нашёл брата Аскриха. Молодой монах прочитал письмо графа, спросил: «Что, Его Светлость сам не мог явиться за деньгами? Сумма довольно велика». На что Викториан, не зная о какой сумме и каких деньгах идёт речь, но привыкший точно выполнять все повеления хозяина, заявил с присущим слугам приближённым к высоким персонам апломбом и наглостью, что не ему простому оруженосцу, и не брату Аскриху, обсуждать ясные приказы Его Светлости. Повеления хозяина нужно выполнять без промедления, точно и в срок.
 Брат Аскрих пожал плечами и выдал из железного сундука увесистый кожаный кошель, наказал: «Спрячь подальше. Головой ответишь!» Юноша кивнул, дескать, кого учишь!?
 Мешочек оказался увесистым. В нём приятно звякали тяжёлые кругляши. «Сколько медяков!»- подумал наивный оруженосец и перевязал кошель туже, чтобы деньги лишним звоном не выдавали своего присутствия. Засунул кошель в нарядную сумку на ремне, что носил для всяких нужных мелочей, сумку перекинул на живот, подальше от уличных воришек и отправился к таинственному дому.
 Дверь открыла высокая, пожилая женщина со здоровенными ручищами и седыми усами на верхней губе.
-Чего надо?- голос у бабы - копейщиками командовать или малых детей пугать.
-Посылка для госпожи,- стараясь держаться одновременно учтиво и независимо, отвечает посыльный.
-Давай сюда!- суёт усатая женщина лапу под нос оруженосцу.
-Велено передать в собственные руки!- Эльфус, слава Богу, не дитя, чтобы бабы бояться, не таких грозных видали. Пытается прошмыгнуть в узкую дверь мимо воинственной служанки.
-Куда! Кем велено?- великанша перекрыла дорогу обширным задом и встала на пути, как скала.
-Его Светлостью графом парижским Балдуином!- Эльфус привык, что ссылка на могущественного хозяина помогает устранить любые препятствия. Сработало и на сей раз.
-Ещё громче ори!- выговаривает баба юному оруженосцу. В таинственном доме по какой-то причине желают сохранить связь с могущественным хозяином в тайне.
 Эльфуса впускают. Привратница выглядывает на улицу. Никого. Удовлетворённо вздыхает, так что шевелятся седые волоски на верхней губе, запирает дверь.
-Следуй за мной!
 Широкая парадная лестница. Ступени скрипят под тяжёлыми шагами. За дверью уютная зала. Жарко натоплено. В кресле возле столика молодая дама в просторной тунике. На столе хлеб и фрукты, серебряный кубок. У женщины большие, карие глаза, чёрные волосы змеями по плечам.
 Протянула узкую руку. Эльфус оторопело пялит глаза на глубокую лощинку в длинном вырезе платья. Сзади больно щиплется и шипит стражница: «Целуй ручку...»
 Юноша неуклюже тычется губами в гладкую кожу. В горле пересохло, в ушах звон. Стоит оторопелым болваном, растеряв свою обычную бойкость. Красивая дама вопросительно изогнула соболью бровь: «Ты кто, прелестный паж?» Оруженосец бы назвал голос чувственным, если бы знал это слово. Жобер отдал Эльфусу платье из которого вырос, так что наш бывший оборванец выглядит теперь весьма импозантно, как молодой человек из хорошей семьи.
-От Его Светлости графа..,- начинает слегка запинаясь, юноша свою волшебную формулу, выручавшую его уже не раз.
-Ах, ты должно быть Жобер?- перебивает дама.
-Нет. Я новый оруженосец и паж его светлости Эльфус Викториан!-называет юноша с гордостью своё смешное имя, словно герцогский титул.
-Очень приятно,- говорит женщина, приветливо улыбаясь,- меня зовут госпожа Алейна,- а где Жобер? Про него говорят, что он милый и воспитанный юноша.
-Жобер воюет,- отвечает оруженосец,- я к Вам по поручению Его Светлости. У меня посылка,- самообладание частично вернулось к молодому наглецу, и он решается добавить,- прекрасная дама!
 Последнее юный поэт говорит искренне и пылко. Женщина довольно смеётся. Эльфус поспешно лезет в сумку, пытаясь скрыть смущение, достаёт увесистый мешочек и протягивает его даме, не смея взглянуть в её сторону, чтобы опять не уткнуться глазами в манящую глубину выреза на платье.
 От неловкого движения кошель падает. Женщина и юноша одновременно наклоняются за пропажей и сталкиваются головами.
-Простите, прекрасная госпожа Алейна,- лепечет сконфуженный паж.
-Крепкая голова у пажа,- смеётся дама, потирая ушибленный лоб. Небрежно бросает кошель на стол. Завязка лопается. На скатерть вываливаются монеты. Юноша оторопело смотрит на мягкий блеск жёлтого метала. Столько золота Эльфус в жизни не видел.

 Смуглый юноша напомнил Алейне брата, каким он был много лет назад — худеньким, большеглазым и робким, похожим на неуклюжего птенца в первом взрослом оперении.
-Передай графу мою сердечную благодарность! Ты, наверное, голоден. Позволь отблагодарить хозяина скромным завтраком для его верного посыльного! Лизетта, принеси ещё один прибор для господина Эльфуса,- приказывает госпожа служанке,- и захвати для нашего гостя с кухни что-нибудь посущественней фруктов и воды.

 Из дома красивой госпожи оруженосец выбрался в полном раздрае чувств. К нему, вчерашнему оборванцу, знатная дама отнеслась как к равному. На прощание одарила одним из жёлтых кругляшей и милой улыбкой.
 Меж собой оруженосцы решили, что хозяин поступает подло, посещая дом, где живёт чужая женщина, но увидев Алейну, Эльфус хозяина оправдал.
 Вспомнив о Жобере, юноша заторопился. В доме госпожи он провёл немного времени. Стараясь не чавкать, торопливо запихал в себя паштет и хлеб, запил вином, и сославшись на дела службы, выскочил из-за стола. «И этот спешит спасать мир»,- грустно подумала женщина. Когда юноша ушёл, Алейна тщательно пересчитала деньги, убрала в шкатулку и радостно закружилась по комнате.

 Февральское солнце светит через прозрачные облака. Сыро и ветрено. Людей на улицах мало. Эльфус бежит к южной стене. «Мост, конечно, исправили, их спасли,- думает оруженосец, предвкушая встречу с другом,- мне столько надо ему сказать».


 Жобер очнулся от дыма и криков, и ещё от того, что с него тянули ремень. Поймал похитителя за руку. Ардр. «Отдай, малыш»,- говорит старый солдат.
 «Скорее!»- просит испуганный голос. В клубах дыма кричат и мечутся люди. «Вяжи, крепче вяжи!… Да не так! Ничего не можете». Ремни прикрепляют к медному котлу. Юноша хочет сказать, что его старый ремень может порваться, хватает ртом воздух. Едкий дым рвёт лёгкие. Приступ мучительного кашля, больно отдающего в раненую ногу, складывает его пополам.
 «Чего разлёгся? Давай за мной. Ползи к мосту!»- кричит на него Ардр. Жобер ползёт к лестнице. Ардр уже внизу гремит медью котла. Жобер видит, как шевалье де Сёй торопливо отвязывает и выпускает ловчих птиц. Соколы стремительными молниями взлетают над гибнущей в огне башней, кружат, прочерчивая небо острыми крыльями в поисках добычи или хозяйской, заботливой руки. Под ними только чёрный столб дыма. Улетают в поля живыми, стремительными стрелами.
 Эх, соколы, мне бы ваши крылья!
 Лестница. Жар бьёт в лицо. Жобер сползает вниз. Здесь дыма ещё больше. Навстречу Ардр с обрывком ремня. «Воды!- заполошно кричит Госсуэн,- ещё воды!» «Не будет больше воды, упустили котёл»,- говорит Ардр и помогает юноше выбраться из огня.
 Кашляя и плюясь, защитники выползают на остатки моста. Здесь уже почти все наши. Последним из башни выбирается, раненый в бедро рыцарь Арно.
 Обычный серый день. Тусклый медяк солнца за облаками. Чёрная река, чёрный дым. Высокие стены Сите. На берегу норманны бьют в щиты и красиво поют.

 «Вот, я раба Господня; да будет Мне по слову твоему. Господи, тебя молю. Смилуйся. Сохрани жизни защитникам Твоим, укрой их плащом твоей благодати, чтобы ни острое железо, ни жестокий огонь не причинили им никакого вреда. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей; молю, донеси просьбу сердца несчастной грешницы Мариз де Карруж до сына твоего любезного, Господа нашего Иисуса Христа»,- губы девушки чуть шевелятся, проговаривая про себя слова, нет ни слова, вопль одинокого сердца.
 Люди теснятся, толкаются, она не замечает. От башни идёт дым. Тяжёлые, чёрные клубы вначале словно нехотя окутывают бревенчатые стены, лепятся к земле, затем яркие, весёлые язычки прорываются на шатровую кровлю из потемневшего от времени тёса.
 Чёрный дым светлеет, становится белым. Пламя гудит, вздымается к небу, далеко разбрасывая искры и головни. С неба падает белый пепел. Быстрое течение Сены кружит его в водоворотах, уносит к морю.
 На жалких остатках моста двенадцать неподвижных мужских фигур тёмными силуэтами на фоне живого, изменчивого дыма. Ветер тянет столб на мост, силуэты растворяются в белёсом мареве.
 «Господи, сделай так, чтобы дым исчез и они вместе с дымом, а потом оказались рядом со мной целые и невредимые»,- девушка сама не верит в свои мечтания, но не может, всемогущий Господь Бог быть таким жестоким, чтобы отняв отца, забрать ещё и ЕГО.

 Навстречу расстроенный Лоуп. «Мост восстановили? Подмога на месте? Жобера не видел?»- обрушивает на знакомого мастера Эльфус град вопросов. Здоровенный малый только беспомощно машет рукой, отводит глаза и пытается улизнуть от расспросов.
 «Нет, ты морду не вороти! Скажи что с мостом?- обеспокоенный оруженосец клещом вцепляется в жертву,- обещали быстро исправить. Слышал своими ушами!» «Я не обещал. Мост сейчас восстановить невозможно»,- смущённо бормочет старший сын хромого Эберульфа.
 Известие повергло в шок молодого оруженосца. «Я же им говорил!»- в голове несчастного юноши ярость, крайняя степень досады. Эльфус зол на болтуна епископа, растяпу графа, но более всего на себя. «Утешайся мыслью, что ты предупреждал!- думает малый,- почему всегда за решения, которые принимают большие люди, отвечают простые смертные? Что делать? Бежать к Его Пустоголовой Светлости? Зря потеряю время! Надо срочно найти лодку».
 Мысли вихрем несутся в голове. «Лоуп, помоги достать лодку! Ты знаешь кто может помочь?»- теребит Эльфус мастера. «Зачем тебе лодка?»- задаёт идиотский вопрос Лоуп. Эльфус от злости сразу не может найти слов, только шипит, как кусок раскалённого железа в холодной воде.
 У недалёкого здоровяка, наконец в глазах появляется понимание. «Бежим, я знаю знакомого рыбака с лодкой!»- говорит Лоуп. Они бегут по узким и кривым улицам города, пока до Эльфуса не доходит, что они приближаются к западной стене. Отсюда к мосту он не попадёт!
-Стой!- орёт в ярости оруженосец на Лоупа,- ты куда меня тащишь?
-К рыбаку. Сам же просил!- удивляется детина.
-Баран!- продолжает бушевать Эльфус,- как мы мимо норманнских кораблей пройдём?
-Чего разорался?- обиделся кузнец. Здоровяк не привык, чтобы с ним так разговаривали,- Сам ищи свою лодку!
 До юноши доходит, что он перегнул палку.
-Ну извини,- говорит он примирительно,- а выше моста у тебя знакомого с  лодкой нет?
-Нет! - решительно заявляет Лоуп, - и вообще, мне некогда с тобой возится. Своих дел полно!
-Не оставляй меня,- просит оруженосец,- без тебя я не справлюсь!
-Это твои дела!- бросает на прощание мастер и уходит. Эльфус с тоскою смотрит вслед.
 «Лодка,- думает он,- где бывают лодки? Лодки бывают на берегу! Мне срочно надо на берег». Юноша разворачивается и изо всех ног бежит к восточным воротам, в часть Сите, расположенную выше Малого моста.

 Мы стоим на уцелевшей части моста. Пламя пожара жжёт кожу. Моя нога никогда не будет прежней. Позади чёрная вода. Живым не дамся. У меня шесть стрел. Шесть стрел — шесть жизней. Шесть жизней за одну — хорошая цена! Наши городят баррикаду. Без ноги я не боец. Интересно видят ли нас из города?
 Горожане со своей стороны моста оставили попытки завести на уцелевшую опору бревно. Горящая башня рушится внутрь себя, взметая к серому небу столб искр. Красиво и жутко!

 Караул у восточных ворот. Два десятка солдат под командованием молодого, рьяного служаки, высокого поста достигшего не связями, а усердием. Прибегает запыхавшийся паж и заявляет, что ему тот час необходимо выбраться из города и требует открыть ворота. Ага, счас! Бежим, подковы теряем. Так скоро любая кухарка или непотребная девка будет городскими стражниками распоряжаться. Задаю ему резонный вопрос: «Кто велел? По какому праву? Предъявите ваши полномочия?» Малец хлопает глазами и воздух ртом хватает, как рыба без воды. Так и отметим: «Самозванец пытался покинуть пределы города. Держи его, ребята, узнаем кто таков. Ах, ты ещё лягаться!»
 Успокоили буяна древком пики под дых. В суме ничего подозрительного. Вопрос: «Обломать бока и отпустить или задержать до выяснения? Подозрительный тип. Одет как благородный. Зачем ему за стену? Для сношения с врагом?»- думаю я и решаю для начала допросить. Избить всегда успеется.
-Кто таков?
-Эльфус Викториан!
-И что? Ты вообразил, что все должны знать твоё поганое имя?
-Я оруженосец Его Светлости графа парижского Балдуина!
-Что? Оруженосец Его Светлости? Ага, а я император Карл III. Видал я и Его Светлость, и его оруженосца. Тот поздоровее тебя будет и волосы, что твоя солома, а ты чёрный, как жук.
Упрямец сопит: «Я Эльфус новый оруженосец Его Светлости. Жобер, которого ты видел, в башне Пти Пона».
-Горит твоя башня. Наши на остатки моста отступили. Хана им!
-Я хотел их на лодке вывести, а вы мешаете!
 Малец почти плачет. Может и не врёт. Вроде и был второй оруженосец у графа. Наверняка был.
-Помоги достать лодку,- слёзно молит пацан,- я замолвлю за тебя словечко Его Светлости!
 Словечко в нужные уши завсегда хорошо. Ну, есть у них лодка. Лодка на острове нужная вещь. Всегда можно за жратвой на тот берег смотаться или за немалую мзду вывести нужных людей, кому надоело сидеть за каменными стенами. Сидючи в обороне, не очень-то разбогатеешь. Невесёлые мысли командира стражников отражаются на его лице.
-Давай лодку! Я хорошо заплачу,- яростно шепчет чернявый.
-Сколько?
-Золотой!
-Золотой? Врёшь. Покажи.
-Покажи лодку!
 За воротами в кустах старая посудина. На золотой можно купить десять таких.
 Остатки моста за поворотом стены, но звуки хорошо слышны. Даны бьют в щиты. Столб синеватого дыма стоит в сером небе.
-Вёсла давай!
-Не ори. Покажи деньги и ступай к воде! Я принесу вёсла.
«Интересно, где монету утаил? Ребята хорошо умеют обыскивать»,- думает начальник. Пацан открывает рот. Между зубов золотой кругляш. «Так и знал - за щекой! Надо всегда рот проверять»,- мотает на ус стражник.
 Начальник караула, не скрываясь, тащит вёсла. «Чего стесняться? Скажу ребятам, что лодку по приказу графа Балдуина отдал. Пусть проверят. Лишь бы не видели, как беру деньги!»
 Настроение молодого начальника улучшается. День прошёл не зря. Помогает оттолкнуть оруженосцу тяжёлую лодку от берега. Греби пацан, может у тебя получится!


 Ах, сокол, ты мой сокол легкокрылый! В каких лесах-полях летаешь? Чей взор радуешь быстрым полётом? Мне бы, сокол, твои крылья. Улетел бы в далёкую рощу, где гуляет моя любимая, сел на её ловчую перчатку с кожаной кистью. Пусть снимет с меня путы любви. Сегодня отправлюсь в  дальний полёт, в страну откуда ни один не возвращался. Что ждёт меня там — райское блаженство в доме отца небесного или вечные муки? Скоро узнаю. Ждать недолго осталось. Догорит башня, и явятся по наши жизни свирепые, безжалостные враги. Умирать страшно. Как хочется жить!


 -Эй, на мосту, сдавайтесь! Датчане не сделают вам вреда. Хватит лить кровь, мы же христиане!- соблазняет защитников громкий голос из-за стены дыма. Речь без акцента на чистом франкском языке. Так говорить могут только урождённые парижане.
-Пошёл в жопу, христианин! Так мы и поверили. Твои хозяева хотят дёшево взять наши жизни? Пусть попробуют. Нам терять нечего!- орёт Ардр. Баррикада вышла на славу. Просто так не взять. Удара три ногой она точно выдержит. А что доброе построят до смерти усталые, раненые люди из обломков моста? От стрел и дротиков укроет, на большее она не рассчитана.
-Покоритесь судьбе, дети мои! Христос заповедовал кротость,- продолжает увещевать невидимый голос.
-Иди на осине повесься, Иуда!- отвечают с моста.
-Мне не верите,- говорят из дыма,- послушайте, к вам лично обращается великий конунг севера Роллон.
-Храбрые франки, сдавайтесь, клянусь Одином, что поступлю с вами, как следует поступать со смелыми, отважными людьми!- говорит конунг с чудовищным, варварским акцентом, будто в язык пчела ужалила,- даю время на размышление, пока огонь горит. Потом пощады не будет.
 Ветер относит дым на воду. За дымом огромный датчанин и плюгавенький священник в окружении норманнов.


 Ветхая лодка, как решето. Чтобы не утонуть, временами приходится бросать вёсла и вычерпывать воду. Стремительное течение подхватывает неуклюжую посудину и выносит на стрежень.
 На берегу догорает южная башня. Берег обрывист. Мост. Деревянные опоры с воды кажутся высокими, как городская стена. Бешеное течение опрокинуло третью опору, уронив в воду два пролёта моста. Образовалась дыра в двадцать шагов.
 Два десятка шагов отделили тех, кому суждено погибнуть сегодня, от тех кто умрёт потом. Ниже моста хищные силуэты норманнских кораблей.
 Враги всё ближе. Чтобы не заметили с судов, приходиться лечь на дно лодки прямо в зловонную воду,  и тихонько править веслом. Это даже хорошо, что старая посудина набрала воды — меньше торчит над поверхностью.
 «Мне нужно причалить ко второй опоре. Глаза норманнов заняты пожаром. Может не заметят. Нам с ребятами под прикрытием дыма удастся уйти. Только бы успеть...»,- когда выживаешь, мысли не отличаются глубиной и разнообразием.
 Лодку несёт мимо намеченной цели, в дыру, прямо на вражеские корабли. Приходится вывалиться за борт в чёрную, холодную воду, бултыхать ногами и изо всех сил толкать тяжёлую посудину перед собой, укрываясь за бортом. Пусть враги думают, что пустую лодку несёт течением.


 А может ещё погоняем соколиков? Когда Роллон предложил сдаться на почётных условиях, в сердце шевалье де Госсуэна вспыхнула надежда. Он посмотрел на лица друзей и прочёл в них, что они с ним согласны. Зачем храбрым дворянам умирать? Можно в плену спокойно дождаться, когда осиротевшие родители выкупят родную кровинушку. В том нет ничего зазорного. Вон и Его Святейшество отсидел в норманнском плену кроткой овечкой, и никто его в том не упрекает.
 Помнится в монастыре рассказывали про царя Соломона, который говаривал соплеменникам, что живая собака, лучше дохлого льва, потому что живым есть ещё надежда, а мёртвым — увы. Лишь бы графские не принялись геройствовать. А они могут. Простолюдина никто выкупать не будет! Их жалкое будущее — рабство до смерти.


 «Пятнадцать шагов от сгоревшей башни до провала за спиной. Убогая баррикада из досок. Шесть десятков стрел на всех. Подмоги ждать не от кого. Пятеро ранены тяжело. Позиции не удержать,- машинально оценивает обстановку старый солдат,- но дорого дадутся норманнам эти пятнадцать шагов». В благородство врагов Ардр не верит и готовится к последнему бою. Он давно свыкся с мыслью о смерти, но всё же надеялся, что она придёт позже.

 «Из-за одного старого, упёртого придурка нас всех перережут, как баранов!- думает шевалье де Госсуэн,- надо его кончать. Молодой Жобер не в счёт. От боли ни черта не соображает. Дёрнется - прикончим и его. Всё равно, в плену с такой раной ему не выжить. Бедняга де Арно, пожалуй, тоже отвоевался и красавчик Аймар. Графские Эрменфуад и Ги может выкарабкаются. На простолюдинах заживает, как на собаках. Остальные просто наглотались дыма. Всё-таки хороший доспех на войне - первое дело.

-Вы сдаётесь?- наседают из дыма.
-Клянусь святым Германом, ещё раз крикнешь о сдаче, пущу стрелу!-свирепо орёт Ардр искусителю. Головни подёрнулись белым пеплом. Жар отступил. С реки тянет холодом.


 Привязал лодку к опоре. Здесь не залезть. Рядом уцелевшая балка пролёта моста, один конец которой упал в воду, другой удержали наверху стальные скобы.
 Дерево от близости к воде осклизло. Придётся снять обувь. Бревно под его весом качается. Вцепился, как младенец в материнскую шею в минуты опасности. Полез вверх словно гусеница, за которой они наблюдали с Мудрецом в беззаботные, счастливые дни мира. Зажимаем бревно ногами, вытягиваем тело, охватываем руками, прижимаемся изо всех сил грудью, подтягиваем ноги.
 Бревно качается, скрипит. Высоко. Тело трясёт от напряжения, страха и холода. Мутная от дождей река крутит опасные водовороты и грозит гибелью. Господи, помоги!
 Совсем близко крашенная красным голова норманнского корабля глядит на юношу чёрными, круглыми глазами. Эльфус замирает, вцепившись намертво в бревно, но даны смотрят выше, туда, где мост, где его друзья. Потом вдруг норманнский корабль разворачивается и быстро уходит на вёслах вниз по течению. За ним другие.
 Эльфус облегчённо вздыхает и лезет выше. Теперь враг его не увидит. Наконец, толстые доски настила. Сердце выбивает радостный марш.
 Подтянулся. Никого. Ветер гонит белый пепел. В луже крови труп маленького человека с перерезанным горлом. Ардр. Доспехи с него уже сняли.

 Балдуин увидел Мариз на стене и больше не смог отвести от неё взгляда. Горе выпило весеннюю зелень глаз, стёрло с губ милую улыбку. Холодный ветер зло дёргает светлые пряди волос.
 «Девочка моя,- думает взволнованный граф,- как бы я хотел взять на себя твои беды». Граф догадывается, что между молодым Жобером и девушкой что-то происходит, но не ревнует. «Боже, пусть она будет всегда счастлива!»- просит Балдуин равнодушные небеса.
 Южная башня провалилась внутрь себя, подняв к небу столб злых искр. Красное пламя сменилось чёрным дымом, плотные клубы которого, поднимаясь к равнодушному небу, светлели, истончались.
 Три корабля сторожат реку. На берегу толпа норманнских воинов. Огонь словно могучий, древний бог заколдовал всех людей вокруг— тех, кто смотрит на беду со стены и тех, кто стоит на берегу рядом с неистовым пламенем.
 Девушка сложила тонкие руки у груди, губы едва заметно шепчут молитву. Его Светлость граф парижский складывает лодочкой свои здоровенные ладони и повторяет раз за разом слова, что идут из глубины его сердца: «Господь всемогущий, Отец наш небесный, ты читаешь в моём сердце как в открытой книге, ничего для себя не прошу. Сохрани эту девочку, укрой от беды. Подари ей счастье и надежду!»
 Слышит ли Господь просьбу грешника, то ему одному ведомо, но с каждым искренним словом душа графа становится покойней и чище.