осада 8

Глава 8
 Утро следующего дня застало Рассмуса в радостном возбуждении. Маленькая ферма на родине, весёлая жена, куча сопливой ребятни, обожающей своего удачливого папашу, становились ближе.
 Заноза мурлычет под нос незамысловатый мотивчик, неспешно обмозговывая воодушевляющие возможности, которые открыл перед ним подслушанный ночью тайный разговор.
 Можно перехватить франка с его шестьюдесятью серебряными фунтами. Этих денег хватит на всё. Но одному Занозе с его увечной ногой такого дела не потянуть. Придётся взять пару верных товарищей. С друзьями придётся делиться. Шестьдесят фунтов на троих — это каждому по двадцать! Двадцать фунтов в три раза меньше чем шестьдесят. К тому же, если Сигурд прознает, что его обнесли деньгами — нарежет из наших шкур ремней. Вожди не любят делиться. Из троих обязательно кто-нибудь проболтается, и тогда прощай родина.
 Нет, забрать деньги у конунга - слишком большой риск. Лучше забрать самого «высокородного и могущественного» франкского владетеля, после того как он передаст деньги Сигурду. На честную военную добычу ни один конунг не посмеет претендовать. Захотят отпустить знатного пленника - пусть выкупают. За парижского епископа франки заплатили хорошие деньги один раз, заплатят и другой. Это будут не жалкие двадцать фунтов, а сколько мы запросим!
 То что могущественный владетель - это старый парижский епископ, Заноза не сомневается. А кто ещё? Надо только надёжных помощников выбрать - рисковых и не подлых, на кого можно положиться. Хорошо, у Рассмуса такие есть на примете.

 Его Светлость проводил Эльфуса к госпоже Алейне. За столом приветливой хозяйки собрались все — толстый аббат Эбль, Леа, Фифи. Поужинали. Граф почти не пил. Мило поболтали. Когда стемнело, мужчины ушли, оставив юного пажа развлекать прекрасных дам.
 Ночь стоит холодная. В правобережной башне ждут. Брат Михаил, жилистый человек неопределённого возраста с серым невыразительным лицом и сутане священника, сидит на бодрой лошадке каурой масти. Проворный Кастор, незаменимый помощник в тёмных делах, держит под уздцы Ворона.
-Всё готово, милорд!- докладывает сержант. -Вот то что вы просили. Кастор передаёт графу две тяжёлые, седельные сумы из крепкой кожи. Балдуин взваливает груз на своего коня. Верный Ворон недоуменно косится на хозяина, словно безмолвно вопрошая: «Ты что ополоумел, Ваша Светлость? С каких пор благородный боевой конь должен мешки таскать?» «Ничего, потерпи»,- треплет по холке любимца Балдуин. «Тут всё?-спрашивает у Кастора граф. «Не сомневайтесь, Ваша Светлость,- отвечает Кастор,- мы с братом Аскрихом трижды пересчитали». «Ну, с Богом!»-говорит аббат.
 Мужчины коротко обнимаются. Кастор держит стремя. Граф привычным движением взлетает в седло. Ворота открываются.

 Прекрасная госпожа де Вилье всё делала, чтобы привлечь внимание красавца-оруженосца — соблазнительно выгибала спинку, заглядывала ему в глаза, призывно и заразительно смеялась, запрокидывая голову, демонстрировала шею и мягкие ямки возле ключиц, но всё было напрасно. Эльфус не сводил восторженных глаз с графини Эриланг.
 Балдуин и Эбль ушли по своим таинственным и неотложным делам, оставив юного поэта развлекать прекрасных дам.
 «Почему все мужики, стоит им завидеть Алейну, становятся полными идиотами? - грустно размышляет про себя маленькая женщина, - Что в ней особенного? Нет, конечно, графиня ещё хороша! Но разве не видно, что она уже старая. Пройдёт немного времени, и милые морщинки у глаз превратятся в морщины, груди обвиснут, на ногах вздуются уродливые вены. Графиня бесплодна и уже никогда не родит наследника. Кому нужна порченая женщина?»
 Фифи с обиженным видом отошла от оруженосца и села рядом с Леа. От грустной песни юного менестреля про несчастную любовь и разлуку сентиментальная подруга шмыгала покрасневшим носом и украдкой вытирала слёзы платком.
 «Этой дурище только бы поплакать. Что ты знаешь о настоящем горе?» - с ожесточением подумала о простоватой и доброй подруге Фифи. Маленькая женщина с досадой наблюдает, как посматривает на юного поэта Алейна, как живым огнём сверкают её глаза.
 «Господи, мне не о чем беспокоиться, - пытается успокоить себя маленькая женщина, - какая может быть связь между баронессой Эриланг и мальчишкой? Граф Балдуин не выпустит из рук прекрасный приз, что отвоевал у прежнего её любовника. На что бедняжка надеется, чего смотрит на Эльфуса, как кошка на мышонка?»
 Некоторое время госпожа де Вилье неподвижно сидит, печально опустив голову, слушает нежный голос юного поэта и воображает себя в его объятиях. Потом решительно встряхивает красивой головкой с упрямым лбом: «Пока графиня играет в возвышенную любовь, я буду действовать смелее. Все мужчины одинаковы, и всем от нас бедных нужно одного и того же. Попробуем мальчику это дать...»
- Прости меня, милая сестрица, я сегодня непременно должна вернуться к мужу. Он с ума сойдёт от беспокойства, если я останусь у тебя! - сказала Фифи прекрасной хозяйке дома.
- Как пожелаешь, дорогая моя! - Алейна удивлённо подняла чёрную бровь на подругу. До сих пор госпоже де Вилье ничего не мешало оставлять несчастного Жерома на попечение слуг сутками.
- Час поздний. Улицы для одинокой, молодой женщины небезопасны. Дозволь мне взять в провожатые нашего храброго пажа! - попросила Фифи хозяйку дома, отводя глаза от лица подруги и стараясь говорить будничным голосом. - Ты же не допустишь, милая сестра, чтобы со мною случилось несчастье?
 Госпожа де Вилье постаралась сделать честные-честные и невинные глаза и всё же осмелилась посмотреть в лицо графини.


 Вдоль дороги не нашёл ни одного подходящего укрытия. Пришлось лечь в придорожной канаве прямо в жидкую и вонючую грязь. Ночь — хоть глаз выколи, но всё же Рассмусу удалось разглядеть худого человека в сутане, неспешно и важно следующего впереди дюжего телохранителя на огромной лошади. Франков встретили пятеро конных воинов Сигурда и увезли во тьму на встречу с продажным конунгом.
 Чтобы «свои» не вмешались, Рассмус выбрал место для засады ближе к франкской башне. План простой. Подручные нападают на телохранителя, он берёт епископа.
 Простые планы самые надёжные. За себя Заноза не сомневался. Ему удастся справиться со стариком, не подвели бы ребята, уж больно грозный вид у франкского головореза. Понятное дело, не возьмёт могущественный епископ в защитники кого попало. Хорошо, что убить человека много проще чем пленить. Длинный Вак и Весельчак Харбард должны с этим справиться. Парни опытные.
 Лежать пришлось долго. Рассмус устал дрожать от ночного холода, когда послышалось неспешное постукивание подков по камням дороги. От тьмы отделились два чёрных силуэта. Длинный и Весельчак пропустили епископа мимо и напали на телохранителя.
 Услышав шум, священник, вместо того чтобы бежать, натянул поводья. Заноза воспользовался замешательством, запрыгнул на круп коня, охватил старика за шею и свалился вместе с ним в канаву. Несмотря на преклонный возраст, епископ оказался крепким и вёртким. Заноза закрыл замок из рук на жилистой, сухой шее и давил, пока тело жертвы не ослабло.
 Мимо, громко топая огромными копытами, промчалась лошадь. Рассмусу некогда рассматривать, один конь скачет или со всадником. Это уже не имеет значения. Плененный епископ лежит спокойно рядышком. Лишь бы не помер старый со страху раньше времени!
 Телохранитель епископа ушёл, раскроив булавой Длинному Ваку череп так, что мозги вывалились в канаву, а Весельчаку отбил нутро и сломал плечевую кость. Чёрная кровь течёт по губам Харбарда. Это жадная Хель — могучая хозяйка мира мёртвых пьёт горячее дыхание жизни. Закатил весёлый друг глаза. Не видят они этого мира. Страшное лицо Хель в них. Одна половина его чёрно-синяя, другая мертвенно-бледная. Руки и груди у неё как у живой женщины, а ляжки и ступни как у гнилого трупа. Забвение сулят её объятия или существование в виде жалкого, синерожего, вечно голодного, живого покойника — драугры, до тех пор, пока не наступит последний день этого мира. Волк Сколь проглотит солнце, и поведёт страшная Хель армию мертвецов, чтобы разрушить мир людей. Шепчут кровавые губы друга: «Не хочу...» «Чего не хочу, то ли помирать, то ли в объятия Хель?-думает Рассмус,- сказал бы яснее».
 Заноза, немного поколебавшись, прирезал приятеля. Пусть пирует с Одином. К тому же, кто знает, что успеет наболтать кореш, если его найдут живым? Теперь точно концы в воду!
 Рассмус возблагодарил могучего Тора, что франкский телохранитель со страху обделался и не отбил епископа. Занозе нипочём бы с конным не справиться. Епископа придётся тащить одному. Но Рассмус скорее был благодарен франкскому головорезу, избавившему его от опасных подельников, чем был на него в обиде. Всё сложилось, как сложилось, делиться ни с кем не придётся, никто не предаст, и Заноза этим был доволен.

 Эльфуса отправили сопровождать госпожу де Вилье. Час был поздний. Оруженосец хотел спать, потому торопился. Ночные дела хозяина порядком вымотали юношу. Эльфус широко шагал по тёмным улицам, держа руку на эфесе меча, но вряд ли бы бедолага заметил грозящую опасность, так сильно был погружён в свои мысли. Голова оруженосца целиком занята мыслями о прекрасной Алейне. Эльфусу показалось, что за обедом госпожа задела его ногу, теперь он напряжённо думал произошло это намеренно или случайно. Фифи изо всех сил старалась не отстать от задумчивого провожатого.
- Сжалься над слабой женщиной, храбрый мой паж, - взмолилась госпожа де Вилье, - я устала за тобою бежать. Позволь опереться о твою руку!
- Прости меня, прекрасная госпожа, - очнулся оруженосец от бесплодных мечтаний и остановился. Луны ещё не взошла, но на небе было светло от мягкого мерцания мириадов звёзд. Призрачный свет разливался по крышам домов, звонницам, куполам и шпилям Парижских соборов, оставляя глубину улиц в густой, непроглядной тьме.
 Маленькая женщина подошла вплотную к юноше. В ночной прохладе паж отчётливо ощутил близкое тепло её тела. От быстрой ходьбы лицо женщины раскраснелось, чёрные кудри выбились из под лёгкой накидки.
 Госпожа Фифи крепко взяла руку оруженосца, и они медленно пошли по тёмным, пустынным улицам. Эльфусу ещё ни разу в жизни не доводилось бродить по ночным улицам с молодой, красивой женщиной, и он был взволнован. Маленькая госпожа расспрашивала юношу о семье, внимательно слушала сбивчивые и уклончивые ответы.
 Эльфусу пришлось на ходу выдумать целый рыцарский роман про несчастного сироту из благородной семьи на службе у графа Парижского. Фифи участливо вздыхала, называла нашего лгунишку «бедненьким мальчиком», ласково заглядывала снизу вверх в честные глаза своего провожатого, наваливаясь на худое плечо юноши упругой грудью. Эльфус врал вдохновенно.
 Когда они дошли до огромного особняка шевалье де Вилье, с поэтом произошло, что обычно бывает с самыми хорошими вралями. Он сам почти поверил своим россказням. А почему и нет? Вполне могло случиться так, что настоящий отец оруженосца благородный граф или барон, а не нищий менестрель, случайно зарезанный в уличной драке.
 У порога особняка семьи де Вилье госпожа Фифи остановила оруженосца. «Вот мы и пришли», - сказала женщина тихим, нежным голосом, заглядывая юноше в лицо.
 На мгновение Эльфусу показалось, что госпожа хочет его поцеловать. Это было так невероятно, что бедный оруженосец испуганно отшатнулся. Можно, конечно, обмануть многих, но всемогущий Бог всё видит и не допустит, чтобы он - вчерашний, нищий мальчишка, целовался со знатной дамой и хозяйкой богатого дома. Если про это узнает её могущественный муж, его слуги кнутами запорют наглеца на конюшне и будут правы.


 Накануне Балдуин получил весточку из замка. Граф рассеянно просмотрел отчёт кастеляна. Всё как обычно: бла-бла-бла трудности, бла-бла, но мы справились, недоимки и штрафы собраны, виновные понесли суровое наказание, достойные отмечены. Слава императору!
 С нетерпением и душевным трепетом прочитал строки, написанные собственной рукой жены. Элинор писала, что очень скучает, дети здоровы, зима в замке прошла без потерь, только захворала и сдохла его любимая сука, ведь лет ей было немало. За зиму никто не умер. Начались работы в полях. Была задолженность по церковной десятине, но к сему времени и она, слава богу, погашена.
 В конце письма жена сообщала, что получила грамоту от императора с настойчивой просьбой явиться ко двору вместе с детьми и испрашивала на то разрешения от мужа. При дворе безопасней, Элионор не будет так одиноко, а дети могут завести полезные знакомства и завязать связи.
 К посланию прилагались маленькие трогательные посылки — криво написанные рукой сына слова «папа я тебя люблю», русая прядь Аннушки, перевязанная красной шёлковой нитью и контур маленькой ладошки младшенькой.
 Известие о повелении императора графа озадачило, но скорее удивило, чем встревожило. Его светлость поцеловал милые реликвии, открыл шкатулку, где хранил ценности и памятные его сердцу вещицы, такие как платочек, вышитый собственными ручками Элинор в тот год, когда они только поженились. Всё было на своём обычном месте. Исчез платок. Балдуин попытался припомнить, когда последний раз вынимал драгоценную реликвию. Это было до Алейны.
 Утрату платка граф счёл тревожным знаком, поэтому не удивился, когда норманны на них напали. Подлые трусы выманили его из замка и попытались убить, но верный Ворон вынес. В горячке боя потерялся человек Эбля. Жаль, конечно, малого, но на войне, как на войне…


 Пока знатный пленник был без сознания, Рассмус заткнул ему рот тряпкой и крепко связал по рукам и ногам. Потом долго тащил старика к реке. Епископ скоро очнулся, бился и мычал. Пришлось малость прибить старого. Почувствовав, что с ним не шутят, пленник примолк и перестал сопротивляться.
 У Занозы от напряжения дрожат ноги, пот течёт по спине. Нужно торопиться, потому что телохранитель может поднять тревогу, а бегать с тяжёлым стариком на горбу занятие для здорового человека утомительное, не то что Рассмусу в его нынешнем состоянии!
 На берегу спрятана лодка. Проклятая нога болит, но своя ноша не тянет. Не графья с конунгами, потерпим. Возможно это последняя тяжесть, которую он тащит собственноручно.
 Мокрый запах воды. Свалился вместе с пленником на землю. Где-то здесь лодка. Мостки. За мостками на воде длинная тень. Выбирал достаточную для четырёх человек. Теперь такая не нужна. Ничего, он справится.
 Вернулся за епископом. Какой прыткий старикан! Ползёт словно гигантская гусеница. Коль такой шустрый, ползи к лодке сам. Подкрепил свою волю парой пинков. Епископ понял. Умеючи, с любым человеком договориться можем. Врезать по сопатке, и нет языкового барьера!
 Рассмус оттолкнулся от вязкого берега и ввалился в лодку. От сильного толчка под бортом зашумело, длинная посудина заскользила по воде. Течение подхватило беглецов, вынесло на стрежень.
 Во франкской башне подняли тревогу. Поздно. Беспокойные крики всё дальше, всё безопасней, как далёкий лай собаки на другом берегу - беспокоит, но тебе уже не угрожает. Облегчённо выпустив из груди воздух, словно камень тяжёлый с души сбросил или вынырнул из чёрной опасной глубины, Заноза вытянулся на дне лодки рядом с пленником.
 Лодка чуть качается. Вода негромко плещется за тонкими досками борта. С неба льётся звёздный свет. Тепло постепенно уходит из разгорячённого тела в холодную ночь, становится зябко, но шевелиться не охота. Силы растворились в наступившей тишине вместе со страхом. Мир и покой снизошли на маленького воина. Больше не надо бежать, бояться, сомневаться. Его счастье, как пропуск в новую, счастливую, безоблачную жизнь лежит спелёнутое словно младенец рядом.
 Рассмус почувствовал даже что-то похожее на симпатию и благодарность франкскому епископу за безопасное будущее, уютную ферму, ласковую жену, сытую жизнь. Идёт жестокая война, горят дома, гибнут люди, но его это уже не касается. С него хватит, навоевался. Получит выкуп и сразу домой, на Родину. За будущее счастье жадным богам уплачено сполна! Весельчак Хабард, надеюсь, передал от меня моё почтение одноглазому богу.
 Про то как захрипел Весельчак под его ножом, как глядел на Рассмуса прежде чем умер, лучше скорее забыть. Надеюсь, и друг отправил бы меня без колебаний на пир Одина, если бы я не смог больше воевать.


 Фифи быстро взбежала по широкой, каменной лестнице своего особняка. Мальчишка струсил и умчался от неё в ночь, как чёрт от ладана. Она не решилась его удержать, и было жаль несчастного Жерома, неловко изменять в его доме, но воспоминания о том, как прерывался голос милого юноши, когда она касалась его плеча грудью, были приятны. Робкие прикосновения чистого юноши волновали больше, нежели грубые ласки вечно пьяного аббата.
 Фифи невольно улыбнулась воспоминаниям и вошла в комнату бедняги Жерома, заранее готовясь вдыхать тяжёлый запах лекарств и умирающего тела, сжимаясь внутри себя от брезгливой жалости к некогда любимому человеку.
 Госпожа де Вилье достаточно хорошо знала свой дом, чтобы обойтись без огня. В комнате мужа горела свеча, Жером не спал. Круг жёлтого света лежал на голой, деревянной столешнице, оставляя остальное пространство тёмным.
 Муж был не один. Две густые, чёрные тени, соединившись в одну, двигались по светлой стене. Молодая толстуха сидела на её муже, здрав сорочку на шею, так что Фифи хорошо рассмотрела голую спину и белые, рыхлые ягодицы женщины. Госпожа узнала свою служанку Эльзу. Жером тискал её за большие, словно коровье вымя, груди. Толстуха громко дышала и елозила по телу калеки.
 Госпожа де Вилье застыла на пороге. От увиденного в глазах потемнело. «Дура, какая же я дура!» - подумала про себя маленькая госпожа. От измены Жерома стало немного обидно и досадно, но одновременно, словно груз упал с хрупких плеч маленькой женщины. Чувство вины за собственное предательство исчезло. Фифи с облегчением вздохнула и незамеченной вышла из спальни. Женщине удалось догнать юного оруженосца…

 Госпожа де Вилье проснулась в постели мужа и сладко потянулась. На душе было спокойно. Её несчастный Жером не так и несчастен. Он способен получать удовольствие от любви!
 Фифи пошарила у мужа между ног. Нет, там всё такое же как прежде мёртвое и холодное. Но ведь глаза не могли её обмануть. Жером с удовольствием лапал толстую Эльзу, она по нему елозила, и им обоим это нравилось.
 Фифи повернула голову и всмотрелась в спокойное лицо спящего. Если не знать, что он без ног и всего остального, её муж очень даже видный кавалер. Жаль, что всё так произошло с ними.
 Фифи грустно размышляет, рассматривая родное и одновременно постылое лицо бедняги Жерома. «Почему ты меня не попросил, - думает женщина, - разве я бы отказалась потереться, если тебе это приятно? Зачем тебе понадобилась толстуха?»
 От греховных мыслей внизу живота молодой жены становится мокро. Женщина берёт руку Жерома, тянет к себе между ног и начинает двигаться, прижимаясь к горячей ладошке сильнее и сильнее.
 От шумного дыхания и движений жены несчастный калека просыпается. Видит рядом искажённое страстью лицо Фифи и в панике выдёргивает руку. Красивое лицо калеки искажает гримаса страха и брезгливости. «Что с вами, мадам? Вы не в себе. Успокойтесь!» - выговаривает муж резким тоном разгорячённой жене.
 Волна стыда заливает шею и щёки молодой женщины. Тело словно цепенеет. Жалость и желание сменяется яростью. Фифи словно разъяренная фурия соскакивает с семейного ложа. Чёрные волосы змеями по плечам, глаза сверкают, румянец пламенеет на высоких скулах треугольного, маленького лица. «Ну и подыхай один! - кричит женщина в ярости. - Я к тебе больше не притронусь, калека! Калека! Калека!» Фифи в одной сорочке вся в слезах выскакивает из семейной спальни.
 Через два часа успокоившаяся, чисто умытая и причёсанная госпожа де Вилье тихонько поскреблась у двери в спальню мужа. «Кто там? Это ты, Фифи? Входи!» - голос Жерома звучит приветливее чем обычно. Госпожа де Вилье с покаянным видом входит в спальню, всю залитую дневным светом. Окно приоткрыто, тяжёлый запах лекарств не так силён как обычно. Муж сидит, обложенный со всех сторон подушками, и ест кашу. Румяная, белокожая толстуха Эльза в чистом переднике, подвязанном под высокой грудью, стоит подле и с обожанием глядит на своего господина. Светлые, тонкие волосы служанки опрятно убраны под чепец, большие и мягкие руки сложены на округло выступающем животе. Эльза коротко взглянула на вошедшую хозяйку большими и кроткими, как у коровы, голубыми глазами и печально вздохнула. Большие груди обильными, молочными холмами поднялись в вырезе холщовой, чистой сорочки и вновь опали.
 -Здравствуй, милый! - сказала Фифи приветливо. - Здравствуй, Эльза! -Здравствуйте, госпожа, - голос у служанки грудной и тёплый.
-Ступай. Я сама помогу господину! - обращаясь к служанке, госпожа де Вилье постаралась сохранить в голосе приветливость. Эльза вопросительно взглянула на господина. Жером знаком показал служанке, чтобы она вышла.
-Прости меня, милый Жером, - проворковала Фифи и как ласковая кошка потёрлась лбом о лицо мужа, - я хотела сделать тебе приятное.
- Я понимаю, но больше так не делай. Это большой грех, - сказал муж тоном строгого учителя.
- Я больше не буду, - побожилась грешница и приняла вид раскаявшейся, маленькой девочки, - клянусь, я сегодня же исповедуюсь нашему духовнику милому аббату Эблю и вытерплю от него любое наказание, которое он сочтёт достаточным. При этой клятве бедняге Жерому показалось, что прелестные губки Фифи лукаво улыбнулись.
 Госпожа де Вилье дождалась пока муж закончит завтракать, сама вытерла ему кашу с губ и лица, стряхнула крошки с постели.
- Тебе позвать Эльзу? - спросила жена.
- Позови, - попросил Жером.
- Ну, я пошла, - сказала жена.
- Ты куда? - спросил муж.
- На исповедь, я должна получить наказание за недостойные хорошей жены и христианки поступок, - ответила госпожа де Вилье и скромно потупила глазки.
- Если будешь поздно возвращаться, возьми провожатого, - попросил заботливый муж.
- Хорошо! Фифи наклонилась к мужу и коснулась его щеки своею, громко обозначив губами поцелуй. В ямку у ключицы, о которую своим голым животом тёрлась служанка, она больше никогда Жерома не целовала.