Хорошо, когда тебя понимают

  Когда я был маленьким, мы, с родителями, жили в большой кубанской станице. На широкой и красивой улице, что называлась Новоселовской. Высокие, тенистые деревья шелестели листвой на фоне голубого неба. Трава зеленым ковром застилала улицу от края до края. В станице тихо и спокойно. Только иногда собачий лай или каркание вороны эту тишину нарушат. Да где-то далеко речка камушками по дну перекатывается.

  Тот случай, о котором я рассказать собираюсь, произошел в разгар лета. Знойное солнце нещадно палило землю весь день. Прохладнее становилось только тогда, когда сумерки опускались на станицу. Во всех станичных дворах виноградные беседки от солнца жаркого спасали. Солнечные лучи хотя и не проникали через беседку, но воздух горячий гулял в них по-хозяйски.

  В тот день к нам гости приехали издалека. Родственники отца. Мужчину звали Виктор Петрович, а женщину – тетя Маша. В те времена так принято было, что родственники ездили друг к другу в гости. Чтобы увидеться.

  Приехали на поезде. Мой папа их на вокзале встретил и домой привел. Искренне рады были встрече и гости, и хозяева. Радостно обнимались, улыбались сердечно. Друг-друга о житье-бытье расспрашивали. Потом позавтракали, и папа мой на работу пошел, по делам.

  Тетя Маша и моя мама начали обед готовить. А надо вам знать, что в кубанских станицах в теплое время года печь в доме не топят. Для этого летняя кухня есть. В каждом дворе, под навесом на четырех столбах, обязательно печь сооружали, на которой кушать готовили.

  И вот женщины обед готовят, папа с работы еще не пришел, а мы с Виктором Петровичем по двору слоняемся. Солнце припекает. Все жарче и жарче становится. Мы с Петровичем то на лавочке посидели, то на бревнах, что лежали за забором. О том о сем говорим. В основном он у меня спрашивает, а я отвечаю.

  И вдруг Виктор Петрович, так неожиданно для меня, спрашивает,
- А что, река у вас в станице есть?

  Тут я призадумался. Река то она вроде и есть. Метров триста от нашего дома. Только она мелкая ведь совсем. И не широкая. Шутили, что речка наша, Келермес, воробью по колено. Нет, осенью или зимой, особенно когда дожди пройдут, Келермес вполне себе полноводная река. Но сейчас разгар лета. 

  С другой стороны, Петрович ясно и четко спросил, есть ли у нас река?
- Да, - отвечаю Петровичу, - есть у нас речка.

  Петрович на этом не успокаивается,
- А в вашей речке купаться можно?

  Тоже как сказать. Есть место, где пацаны загату сделали. Загата, это плотина такая из нарезанного квадратами дерна. Реку плотина перегородила. Вода быстро набралась. Нам почти выше колена. Вот и купались мы, барахтались в этом искусственном водоеме. Так что купаться, вроде бы и можно, если постараться.

  Но Петрович спросил ведь, можно ли купаться? Ну, что же, врать я Петровичу не буду,
- Можно, - говорю. И на Петровича смотрю. Это он зачем спрашивает?

  И тут Виктор Петрович к жене своей, Маше, вдруг обращается,
- Машенька, а дай мне мое большое полотенце. У них тут река недалеко, мы пойдем окунемся! Поплаваем в прохладной водичке! А то так жарко здесь сидеть.

  Тетя Маша Петровичу полотенце вынесла,
- А почему бы и не искупаться. Чего вам в жаре мучаться? Только не долго. У нас обед скоро будет готов!

  Перебросил Петрович полотенце через плечо. И мы пошли. Я Петровича на речку веду. Сначала мы оживленно болтали. Но чем ближе подходим мы к речке, тем больше я затихаю. И напряженно думаю. Ой, вряд ли Петрович станет в нашей загате купаться!

  Совсем близко к речке подошли. Ой, чувствую я, что не станет Петрович в нашей речке купаться! Но делать нечего, раз пришли уже. И слышу, как на речке гуси гогочут, и утки крякают, в воде плещутся. Совсем мне стало нехорошо.

  Выходим мы с Петровичем на берег нашего Келермеса.  И что? Запруда наша в полном порядке. Но в ней радостные гуси с утками плещутся, веселятся, «гагакают». Время от времени они вниз головой ныряют. И тогда только белые треугольные попки на воде танцуют. Мелких рыбешек, наверное, ловят!

  Вода взбаламученная, грязно-коричневого цвета. На ней перышки птичьи плавают. Трава на берегу птицами вытоптанная, какашками гусиными да утиными усеяна. Видно, чтобы в туалет сходить, они на берег выходят. Нам с Петровичем стать на берегу негде!

  Вот, думаю, попал я. Всю ведь правду сказал Виктору Петровичу. Ничего не соврал. Что речка у нас действительно есть. И купаться в ней можно. Правда, не всем, и не всегда. Но Петрович подробностей у меня не уточнял! Ужасно мне плохо.

  Я испуганный, перепуганный. Вот, думаю, сейчас Петрович заругает. Ты куда это меня привел? Я, что, здесь купаться должен? А потом от родителей достанется. Нашел, куда гостя повести!

  И так, краешком глаза, на Петровича посмотрел. И с удивлением вижу, что Петрович тоже на меня посматривает и улыбается. Я тогда осмелел, и голову к нему повернул, тоже улыбаюсь. Петрович засмеялся доброжелательно. Своей рукой волосы мне на голове взъерошил.
- Ну, что же! Давай тогда домой идти!

  Идем по улице. А на него посмотрю – а он на меня смотрит. И улыбается мне так приветливо, что тревога моя прошла. Настроение плохое испарилось, будто и не было его. Мне так хорошо. А знаете почему? Потому, что Петрович и без расспросов, без разговоров все понял. И мне не нужно что-то ему объяснять, оправдываться. Мы просто идем себе по улице и улыбаемся друг другу.

  Я иду счастливый и радостный. Как хорошо, что Петрович меня понимает! Вот такое было у меня состояние души, что запомнил на всю оставшуюся долгую жизнь.

  Входим мы во двор, а там навстречу татя Маша,
- Ой, Петрович, ты что, передумал купаться?
- Да знаешь, Машенька, мы только подошли к речке, как я сразу почувствовал какой там холодный ветер от нее. Наверное, там и вода в реке такая холодная. А я же только недавно со своим радикулитом маялся.
- Вот и правильно. И не надо тебе было купаться. Нечего в холодную воду лезть. А то возись потом с твоим радикулитом.  Мойте руки. Обед уже готов!

  Петрович во время разговора на меня поглядывает и хитренько так улыбается.

  Смотрю, папа мой уже с работы пришел и хозяйки стол накрывают прямо во дворе, под виноградной беседкой. Кубанский обильный, хлебосольный стол. А главное блюдо – это кубанский соус. Только это не тот французский или итальянский. Которым готовое блюдо поливать надо. На Кубани соусом называли такое особенное рагу. В котором и картофель, и помидор, и кабачок, и стручковая фасоль, и болгарский перец и лучок с чесночком и много еще чего.

  А в основе блюда только что зарубленная и разделанная курица, что только утром бегала по двору. А теперь в чугунок к овощам попала. У каждой кубанской хозяйки свой секрет. И все в этом чугунке чугунном тушилось. В кастрюльке такого не приготовишь! А у вас дома есть чугунок? Ой, вряд ли!

  Кроме соуса еще огурцы и помидоры, квашенные, из домашней кадушки. Да грибочки соленые. А еще пирожки с пылу, с жару. С картошечкой и капустой. На сковороде поджаренные.

  А в центре стола стеклянная бутылка с белой головкой. Может вы уже забыли, что в то время бутылки с водкой укупоривали сургучом. Сначала наполненную бутылку затыкали картонной пробочкой. А потом ее окунали в сургуч. В коричневый сургуч – это водка попроще. А вот укупоренная белым сургучом – напиток элитный!

  Чтобы бутылку водки открыть, надо было взять ее в левую руку и ножом в правой руке аккуратненько сургуч оббить. А кончиком ножа потом картонную пробочку вынуть!

  И собрались гости с хозяевами за столом. Оживленно и радостно болтали. Папа мой водку по рюмочкам разлил. Мужчины выпили, покрякали и корочками хлеба занюхали.
 
  А женщины выпивали и обязательно вскрикивали,
- Ой, и крепкая какая! И как ее мужчины пьют!

  И началось застолье. Начался праздник. Я тоже сидел с ними за столом. И время от времени в сторону Петровича посматривал. Когда наши взгляды встречались, мы улыбались друг другу!

  Теперь вот думаю, что тогда не так и много надо было для радости. Вот встречались с теми, кого долго не видели, и радовались, как малые ребята.

  Всего-то, мой дядя Виктор Петрович меня без слов понял и улыбнулся. А как же я рад был и счастлив!